Путь миротворца Павел Николаевич Александров Седьмой миротворец #1 Будь осторожен с мечтой: она может исполниться! И уставший романтик, простой, ничем не примечательный парень по имени Марк, попадает в загадочную страну — мир рыцарей и магов, где в жестокой борьбе вера схватывается с магией, отвага со страхом и милосердие с ненавистью. Марк не должен спасти мир, и от него не так уж много зависит, но, согласившись стать Седьмым миротворцем, он сталкивается с безжалостной силой, которая словно злой рок преследует каждого, кто избирает путь миротворца. Существует ли что-то, кроме роковой необратимости, и возможно ли победить судьбу, начертанную содеянным грехом — ответ может дать лишь разгадка страшной тайны Проклятия миротворцев. Роман написан на стыке аллегорического фэнтези и психологической прозы: монстры здесь соответствуют определённым человеческим чувствам, настроениям и убеждениям, а боевая магия и мастерство владения мечом проистекают из неведомых и порой непредсказуемых стихий человеческой души. Павел Николаевич Александров Путь миротворца Пролог Епископ проснулся еще до рассвета, с ощущением сильного сердцебиения. Здоровье в последнее время начинало сдавать. Он все чаще замечал, что просыпается по утрам с какой-то усталостью в теле и неспособностью сосредоточиться. Не так-то легко странствующему проводнику миротворцев вжиться в сидячую жизнь дворцового священника. Епископ устал от придворных интриг, грудь его томилась по чистому воздуху странствий, глаза — по звездам ночного неба. С какой радостью отправился бы он в новый поход, невзирая на старость и гнетущие воспоминания! В том, что такая возможность появилась, епископ был уже уверен. Несмотря на взволнованно бьющееся сердце, мысли текли ясно. Приснившийся сон не оставлял сомнений: Седьмой миротворец явился в Каллирою! А с ним — и новый шанс все изменить. Возродить титул миротворцев — давний символ примирения и свободы. Эта мысль вдохновляла и придавала сил, но в то же время пугала, как надвигающийся мрак. «Ты, правда, веришь, что сможешь что-то исправить, епископ? Прошлого не изменить. Слишком много пролито крови. Озлобленные сердца не примирить, не успокоить. Посеянные семена вражды взошли ростками ненависти. И образ несущего мир стал образом несущего смерть». Епископ не боялся нового похода и всех его опасностей. Его страшило и мучило нечто иное, чему он не мог дать объяснения. Старик, не раз встречавшийся на дикой дороге с лютыми разбойниками, видевший набеги лесной нечисти на беззащитные селения, слышавший вой надвигающейся орды даймонов, боялся сейчас исполнения своей мечты. Мечты, о которой столько молился, шанса, о котором столько просил Всевышнего! Он боялся. И даже не разум, а какое-то интуитивное чувство подсказывало, что этот страх — всего лишь одно из щупалец, вытянувшееся из той потаенной ниши его сердца, где плодятся чудовища сомнений. Их выкармливает чувство отчаяния от собственной беспомощности перед волей другого человека, избирающего нечистый путь. Смерть всегда страшна, но даже этот страх меркнет перед слепым ужасом того, что близкий, почти родной человек способен избрать сторону зла. «Семена вражды посеяны. Путь миротворца окрасился в путь крови. Вспомни лесную усадьбу, епископ». Усадьба загорелась с четырех сторон — огонь побежал по плетеным стенам, стремительно охватывая кровли. Перепуганные люди выбегали из горящих домов, наспех хватая оружие. Ими овладели ужас, смятение и отчаяние — они не ждали врагов. Врагов расчетливых и беспощадных. Ночной мрак осветили росчерки горящих стрел. Полураздетая растрепанная женщина успела закричать: «Прекратите! Что мы вам сделали?!» но ее голос оборвался; рука судорожно схватилась за оперение длинной стрелы, пронзившей горло. Мужчина рядом с ней, понимая, что пощады не будет, яростно вскинул самострел, после чего в его лицо и горло вонзились сразу четыре стрелы. Другая пара, парень и девушка, бросились в темную чащу, но оба пали, пораженные стрелами. Ничто не приносило спасения — свистящие стрелы разили людей в дверях, в окнах — гибель надвигалась упорно, четко, неотвратимо как рок. Когда на смену лукам пришли мечи, сопротивления никто не оказывал. Угрюмые, молчаливые воины ордена, именуемого Мечом справедливости, добивали ползающих или шевелящихся людей. В каменный дом хозяйки лесной усадьбы, обставленный внутри стеллажами с зельями, меченосцы ворвались как смерч. Хозяйка оказалась не одна. Старый горбатый слуга, зажимая пронзенное стрелой плечо, хрипло прокричал: «Собаки! Собаки-аделиане! Так вы чтите ваш Путь истины?!» — и тотчас чья-то лихая секира уняла его крик. В ту же минуту в дом вошел предводитель меченосцев, не глядя резанул мечом прижавшегося к стеллажу юношу и глянул кругом. Холодный взгляд, стальные черты лица, широкие плечи с могучей грудью, будто вылепленной специально для доспехов — это был бессменный глава Меча справедливости, князь, не имеющий ни княжества, ни даже родного дома, но которого боялись и враги, и союзники. В глазах его и в каждом движении было что-то необычайно властное, какая-то непоколебимая сила, которой невозможно перечить, которой можно лишь беспрекословно подчиняться. Противников больше не осталось. Две девушки-служанки лет по шестнадцать каждой, испуганно жались к стене, закрывая собой маленькую черноволосую девочку. Предводитель взмахнул мечом, отдавая приказ остановиться. Брызги крови слетели с лезвия, попав в лицо черноволосой девочке: девушки рядом с нею вздрогнули, но она даже не шевельнулась, лишь глаза открылись чуть-чуть шире. Взгляд ее, как и взгляд главы меченосцев, был устремлен на хозяйку усадьбы, уже поверженную на колени со скрученными за спину руками. Юноша-слуга медленно оседал, прижимаясь спиною к стеллажу с магическими зельями. Изумленные глаза, как будто все еще не верили, что эту кровавую расправу совершают люди, почитающие милосердного Спасителя аделиан. Пальцы тщетно пытались зажать хлещущую из горла кровь. Скорчившись под ударами сапог, женщина даже не пыталась молить о пощаде. Глаза ее вспыхнули гневом осужденного на казнь узника, у которого не осталось надежды. — Убийцы! Вы пришли убивать ночью беззащитных людей, прикрываясь справедливостью. Палачи! Вас ждет суд богов! Лицо предводителя сохраняло ледяную жестокость. — Твои слова смешны, колдунья. Кто обвиняет нас? Род, который и человеческим-то не назвать. Вы насылаете болезни на наши селения, отравляете наши колодцы, похищаете и приносите в жертву наших детей. Вы проклятые. А удел проклятых — смерть. — Неправда! — выкрикнула женщина в отчаянии. — Ни я, и ни один из моих слуг не делал такого! — А твой муж? — холодно спросил предводитель. Лицо женщины вдруг побледнело. Стоя на коленях, она хрипло задышала. — Его здесь нет. Предводитель чуть заметно кивнул. Его здоровенный помощник наотмашь ударил перчаткой женщину по щеке, выкрикнув в лицо: — Так призови его, змея! И не вздумай врать, что не сможешь, знаем мы ваши колдовские штучки. Быстрее, ведьма! Или тебе не дорога твоя дочка?! В это время предводитель подошел к двум жавшимся друг к дружке девушкам, резко схватил за руку маленькую черноволосую девочку и швырнул на пол перед хозяйкой. Девчушка застыла на коленях, глядя на окровавленный меч. Веки ее дрожали. Обрызганное кровью личико было неестественно бледным… — Мне не нужна ни ты, ни твоя дочь. Мне нужен твой муж. Дай ему знак, пусть он придет. Тогда сохранишь жизнь себе и своей дочке. Женщина мучительно закатила глаза. Лицо исказилось ужасом и болью страшнейшего выбора. — Не надейся на быструю смерть, — произнес глава меченосцев. — Ты будешь умирать медленно, глядя на такую же смерть своей маленькой ведьмочки. Столпившиеся меченосцы молчаливо ждали, с безучастными лицами. И в глазах лишь одного из них блеснул живой огонек. — Что, уже и пытки стали позволительны воинам Меча справедливости? — молодой меченосец выступил вперед и остановился, встретившись со стальным взглядом предводителя. — Мы вершим справедливость. Мечом. И поступаем с ними человечней, чем они с нами. — Ты миротворец, — произнес воин уже гораздо тише, — и твое призвание… — …Там, где вражда, сеять мир. Который невозможен, пока живут такие как муж этой ведьмы. — Но при чем здесь они? — Выйди вон! Этому повелительному голосу никто и никогда из воинов Меча справедливости противиться не мог. Меченосец молча отступил и вышел из дома, который уже начинал окутывать дым. За спиной раздался истошный крик женщины, за ним — визг тех двух юных девушек. Молодой рыцарь сжал зубы, сердце его сжалось, но вернуться назад было выше его сил. Он не боялся смерти, да и многие его соратники за годы войн перестали ее бояться. Но страх перед главой Меча справедливости — это было нечто иное. Только сейчас молодой воин понял, что его предводитель стал для него каким-то божеством. Чужим божеством. Молодого воина звали Эфай — один из самых преданных сторонников главы Меча справедливости, разделивший с ним опасности боевых походов против лесной нечисти, радости побед и скорби о погибших друзьях. Но с того дня, когда его лидер ступил на путь крови, Эфай изменился. Изменился его внутренний мир. И сегодня, глядя на пожары лесной усадьбы, он стоял перед пропастью, куда канули все его устремления и надежды. Куда делись идеалы Меча справедливости, в которые он верил? Где эта справедливость? Где милосердие? Это означает нести мир? Это — служить Спасителю? Это — следовать Пути истины? Эти мысли жгли и преследовали его с каждой минутой все сильнее. Вдруг в доме раздалось резкое шипение и из окон рванулось пламя. Огонь, подбиравшийся к стенам, полыхнул с новой силой, охватив жилище до крыши. Из дверей спешно выбежали меченосцы со своим предводителем во главе. Семью врага оставили сгорать заживо. К этому моменту Эфай уже был на грани. Ему казалось, что в его черепе не мозг, а раскаленные угли. Происходящее ужасало, душа молила, чтобы все это оказалось просто сном. Но настойчивый, призывающий стук сердца убеждал, что это явь, и если он не послушается этого призыва, если не отзовется на чужую боль, то совершит преступление худшее, чем его предводитель. Эфай больше не мог этого выдержать. С той минуты, как началась резня, предчувствие непоправимого рока душило его как ночной кошмар. Эфай вскочил и помчался в горящий дом. Он знал, чем ему грозит этот поступок — предводитель не терпел ослушания. Но страх перед ним совершенно исчез. Вышибив окно, Эфай влетел внутрь, побежал по комнатам, задыхаясь от удушливого дыма. У стены лежали в лужах крови те самые девушки-служанки. Глянув на эту картину, Эфай не заметил растекающиеся по полу горящие зелья, над которыми поднимались ядовитые испарения. Поскользнувшись, он упал, угодив ладонью в кипящую жижу. Рука моментально вздулась от ожогов. Эфай сжал зубы, но бушующее чувство в груди уже не могла остановить никакая боль. Он бросился к столу, отбросил его в сторону. …Черноволосая девочка с обрызганным кровью лицом по-прежнему сидела на полу. Широко раскрытые застывшие глаза, как два ярких изумруда, были прикованы к телу женщины, медленно поглощаемому растекающимся горящим зельем. Тело еще шевелилось. Эфаю показалось, что женщина еще произносит какие-то предсмертные слова. Дышать стало совершенно невозможно. Едва не теряя сознания от ядовитого дыма, Эфай подхватил девочку на руки и, разбежавшись, прыгнул в охваченное пламенем окно. На лесную траву он упал больно — набок, оберегая девочку от удара. Поднялся. — У тебя в эту ночь были более достойные поводы для геройства, Эфай, — глаза предводителя смотрели с ледяной насмешливостью. За его спиной стояли меченосцы — с тем же холодным выражением лица, как и прежде. — Это не геройство, а жалкая попытка искупления нашей жестокости, — ответил Эфай, прижимая девочку к своему железному нагруднику. — Ты ослаб, Эфай. Я давно заметил, что ты слабеешь. — Если спасение ребенка ты называешь слабостью, то я счастлив быть слабым. — Ты спас ее, а что дальше? Отдашь ее в приют при храме? Чтобы колдуны сожгли из мести невинных детей? — Я отдам девочку ее отцу. Лицо главы меченосцев вмиг побагровело. — Ты не просто ослаб, Эфай, ты лишился рассудка. Дай ее сюда. Воин не шелохнулся. — Второй раз за ночь нарушаешь приказ? Ты знаешь наши законы, рыцарь. Эфай знал. Знал он и то, что предводитель не повторяет приказы — на том и держится железная дисциплина его Меча справедливости. Пронзительный холодный взгляд — и в руке предводителя вспыхивает обоюдоострый меч. — Ты не получишь ее, — сдавленно прошептал Эфай, поднимая правой рукой свой меч. Левой, опухшей от ожогов, он покрепче прижал девочку к нагруднику. Высокий широкоплечий предводитель держал меч лениво и, казалось, неловко. Но все знали цену этой небрежности. Эта ленивая стойка являлась прелюдией смертоносного приема, именуемого «Оскал барса». Сам Эфай был не новичком, и мало кто из меченосцев Меча справедливости рискнул бы сойтись с ним в поединке. Но своему лидеру он был явно не ровня. Девочка обнимала руками шею Эфая, и ее растрепанные черные волосы шевелились на лесном ветру. Изумрудные глаза неотрывно смотрели на широкоплечего предводителя. На этот взгляд, взгляд ребенка, чья жизнь искривилась и перевернулась в один миг, не обратил внимания никто. Но вдруг глаза девочки раскрылись шире, и в этот миг будто раздался страшный безмолвный крик. По телу Эфая пробежала дрожь. Он взглянул на девочку, и чуть было не выронил ее, но тут же еще крепче прижал к себе. В детских глазах застыла не только страшная боль и слепой ужас пережитого. В них было что-то еще. Что-то холодное и неизбежное, роковое, как мечи, истребившие в эту ночь жителей лесной усадьбы. Глава Меча справедливости тоже увидел этот взгляд. Холодное лицо его не изменилось, но меч в руке, казалось, чуть дрогнул… — Сейчас ты опьянен силой и не понимаешь того, что совершил, — отчетливо произнес Эфай. — Зло сошлось со злом, породив только новое зло. Ты взрастил поколение врагов, которые будут ненавидеть весь твой род. — Ты угрожаешь мне, князю Меча справедливости? — Не в моей власти угрожать тебе, миротворец. Я доношу до тебя голос твоих деяний, который совесть твоя уже не слышит. — Моя совесть слышит только голос справедливости. Во имя которой я и был призван, — предводитель сделал почти неуловимое движение. Тот, кто это движение заметил, уже знал, что Эфай обречен. — Там, где ненависть, сеять любовь? — Эфай не отрывал взгляд ни на долю секунды. — Там, где вражда, сеять мир? Там, где тьма, сеять свет? Мы все помним твою присягу, миротворец. Холодная ярость стальных глаз предводителя столкнулась со спокойной уверенностью Эфая. Жестокость ударилась о хладнокровную смелость. И в это сплетение взглядов вмешался еще один — зеленоглазой девочки, прижимаемой к железному нагруднику. Предводитель второй раз увидел эти глаза… …Епископ заворочался, отгоняя наваждение. Что произошло потом — не ясно, епископ терялся в догадках. Почему предводитель отступил? Почему так просто оставил Эфая со спасенной дочерью врага? Что за сила остановила его? Неужели и впрямь он увидел в глазах несчастного ребенка свое будущее падение и гибель? Епископ задумался. Давно нет в живых этого миротворца, принесшего новую войну, нет и его Меча справедливости, а Эфай, прозванный позднее Фосферосом, живет отшельником в далекой пустыне Фаран. И вот уже двадцать лет народы Каллирои пожинают горькие плоды деяний того, кто был призван принести мир. «Готов ли ты, епископ, встретить Седьмого миротворца? Готов вести в путь того, кого совершенно не знаешь?» «Да, мои сомнения». Кое-что о Седьмом миротворце епископ все же знал. Знал то, что Седьмой миротворец появится у развалин Башни разбитых надежд. А это означает, что у этого человека не осталось мечты. Он разочарован и сломлен, ни о чем не мечтает и ничего не ищет. Епископ тяжело поднялся с кровати. Ну и пусть! Не ему решать, каким должен быть Седьмой миротворец. Не он избирает несущих мир. Он всего лишь их проводник. И сделает все, чтобы помочь Седьмому миротворцу совершить то, для чего тот призван в Каллирою. Глава первая. Исчезновение До чего приятно наблюдать за холодным моросящим дождем из уютной квартиры! Глядя на стекающие с зеленых каштанов струйки воды, Марк надеялся, что пройдет минута и за окном разразится настоящий ливень. Тогда появится уважительная причина остаться дома, так как его зонтик давно нуждается в ремонте. Но минута шла за минутой, а дождь только убывал, словно нарочно принуждая Марка покинуть квартиру, где можно было еще часок полежать на диване, посмотреть по телевизору утреннее шоу. Марк поднялся, понимая с досадой, что обманывать себя хоть и приятно, но неэффективно. Совесть всегда поставит тебя на место, напомнив, что в воскресный день преграда к церкви — не дождь и не поломанный зонтик, а простая человеческая лень. «Еще одно нудное дождливое утро. Новый день, который не принесет ни плохого, ни хорошего — ничего. Пройдет впустую, как и предыдущие шесть, — рассуждал Марк, натягивая легкие ботинки. — А лето только начинается». Он поглядел на себя в зеркало: высокий, немного сутулый от постоянного сидения в университете, в библиотеке или дома; густые светлые волосы, серые задумчивые глаза — нормальный парень, обыкновенный студент. Почему же он не может найти общий язык со сверстниками? Он был студентом, недавно ему исполнился двадцать один год. Он считал себя разочаровавшимся романтиком, а отец говорил, что это неизбежно сопутствует его возрасту. Марк знал, что это не так: его ровесники живут другой жизнью и думают о других вещах. Больше того, он чувствовал себя среди них совершенно одиноким, хотя считал себя ничем не хуже других и всячески пытался быть интересным и общительным. Но робость, стеснительность, боязнь показаться дураком, взращенная еще со школы, сковывали его по рукам и ногам. Был он одинок и дома. Родители, люди занятые, редко интересовались его жизнью, полагая, что он уже достаточно взрослый и сам знает, как ему жить. К тому же, в последние две недели Марк жил один. Его мать, получившая в кои-то веки возможность навестить родственников в США, уехала к ним на полгода. Отец, работавший в туристической фирме, каждый год исчезал на все лето. Брат Марка, после того как женился, переехал в другой город, и виделись они теперь крайне редко. Воспитанный в христианских традициях современности, суть которых сводилась к тому, что придерживаться христианской морали желательно, но необязательно, три года назад Марк решил бросить вызов самому себе. Он твердо пообещал себе исправиться и жить так, чтобы жизнь стала увлекательной с одной стороны и плодотворной с другой. Он начал с мечтаний. Живущий в нем романтик рисовал ему необычайные подвиги в загадочных, невероятных мирах. Мечтая, Марк загорался то одной идеей, то другой. Его влекли приключения, опасности, джунгли юго-восточной Азии и африканские саванны, таинственные горы и темные подземелья. И обязательным условием во всех приключениях было его желание помогать людям. Именно эта особенность делала его в мечтах не кладоискателем или охотником, а сотрудником гуманитарной миссии, врачом, учителем, миссионером. Последнее его настолько захватило, что стало уже не мечтой, а целью. Его могло зажечь что угодно: репортаж по телевидению, заметка в газете, рассказ однокурсника или воскресная проповедь в церкви. Желание разгоралось настолько, что казалось, ещё чуть-чуть — и он пойдет в посольство, найдет гуманитарную миссию, будет всеми способами искать возможности осуществить свои мечты. Однако мечты оставались мечтами. Сил хватало только на фантазии и чтение книг. Причиной тому была не только лень. Он жаждал перемен всем сердцем, но всем сердцем их и боялся. Всегда и везде, куда бы он ни сунулся, какой дорогой бы ни пошел — перед ним непреодолимой преградой возникал страх. И сегодня, только выйдя из дома, Марк его ощутил. Сначала он подумал, что, несмотря на раннее лето, его, в сером пиджаке и легких брюках пронял холод. Прошагав по лужам несколько метров, он почувствовал сильный взгляд в спину, вызвавший дрожь в ногах. От неожиданности Марк обернулся, но за спиной никого не было, кроме нескольких угрюмых пешеходов, спешащих, словно в будни, по своим делам. Не успев удивиться, Марк вздрогнул снова от присутствия неведомого ока, уже спереди… затем сбоку… затем снова сзади! Завертев головой по сторонам, Марк неожиданно почувствовал сильный страх. Это был страх ожидания, боязливое суеверное ощущение надвигающейся бури. Так бывало не раз: он слышит приближение грозы, кругом стоит напряженная тишина, и вдруг ощутимо меняется давление. Воздух давит на уши, и душа натягивается как струна, тело охватывает дрожь, и волосы чуть-чуть шевелятся на голове. Так было и теперь. Придя в себя мгновением позже, Марк удивился, что все это продлилось не более секунды. Что произошло? Ничего, ровным счетом. Последствия ночных страхов и измученной одиночеством жизни. Живя эти две недели один в трехкомнатной квартире, он переживал всякие страхи. Какие только жуткие тени и образы не подстерегали его в пустой квартире поздним вечером! Сколько раз он замирал, испуганный ожиданием монстра! Сколько раз вздрагивал, услышав ночной шорох, и вжимался в подушку, боясь поднять голову и обнаружить у изголовья страшное существо! Единственное средство, к которому он прибегал в таких случаях — это шептание некоего бессвязного подобия молитвы. Все это были, однако, не более как обыкновенные, порожденные одиночеством ночные страхи, конец которым приносил дневной свет. И не раз Марк обзывал себя болваном, когда оказывалось, что ночь напролет его пугала собственная скомканная одежда и шелестящая за окном листва. Но сейчас стояло пасмурное утро, а страх его был не боязнью ночных фантомов, а неизвестности — предвестником беды. «А если это — знамение свыше! — с восторгом подумал он, но тут же разочарованно признал. — Нет. В этой серой жизни чудес не бывает». Идя к остановке, Марк равнодушно миновал какого-то старого пьяницу, клянчившего якобы на хлеб. На ступеньке одного подъезда сидела и плакала девушка: совсем юная, лет четырнадцати. Наверное, поссорилась с родителями или с парнем. — Боже, я молюсь за всех, кому я не могу помочь, потому что не умею, — прошептал Марк. Он часто говорил эти слова и часто лукавил, понимая, что помочь он может, если сломает свой страх. А страх охватывал его при одной мысли подойти к незнакомому человеку и попытаться помочь. Чтобы сломать страх — нужны большие усилия, а для усилий — горячее желание. Желание было, но почему-то не вдохновляло к действию. Получался какой-то заколдованный круг, без надежды на выход. Сев в автобус, молодой прихожанин благополучно добрался до церкви. Уже у церковных ворот мимо Марка пронёсся какой-то лихач на темном джипе, окатив его брызгами из придорожной лужи. Сквозь зубы обозвав водителя «козлиной», Марк бесшумно пробрался в задние ряды, уселся на скамью, пытаясь сконцентрировать внимание на словах проповеди. Церковь, богослужения которой он посещал по воскресеньям, оставалось той отдушиной, где Марк чувствовал, что не все в жизни потеряно и все еще можно изменить. Душевный кризис начался в его жизни примерно через год после судьбоносного решения измениться. Одна за другой его тщедушные попытки осуществить хоть на йоту свои мечты рушились. Убедившись, что он ни на что не способен, а серая и унылая жизнь не становится ни увлекательной, ни плодотворной, Марк в короткий срок погряз в тоске и унынии. Он быстро похоронил свои мечты стать миссионером и помогать людям где-нибудь в южной Африке, обозвав себя неисправимым мечтателем. Как он будет помогать другим, если себе помочь не в состоянии? Марк хлопнул себя по карману, вспомнив, что забыл ключи от квартиры. Это озадачило, но не расстроило. Ломать дверь не придется, он уже как-то забирался по большой березе на балкон своего второго этажа. Правда был риск свалиться и сломать себе ногу, но предстоящее казалось ему приключением и скорее забавляло, чем настораживало. — …Познаете истину, и истина сделает вас свободными, — говорил священник и в продолжение рассказал притчу. — Молодой человек, которого охватила жажда познать истину, оставил все и отправился на ее поиски. Он посетил много стран, плавал по многим морям, покорил не одну вершину. В дороге ему приходилось преодолевать большие трудности, избегать опасности и терпеть немало страданий. Проснувшись одним утром, неутомимый путешественник вдруг осознал, что прошли годы, он уже далеко не молод, а истины он так и не нашел. Разочарованный и печальный он решил, что пора возвращаться домой. После долгих месяцев он добрался до родного города. Какого же было его изумление, когда, открыв двери своего дома, он нашел истину, которая терпеливо ждала его все эти годы. Помогли ли ему странствия найти истину? Нет, но они приготовили его к ее познанию. «Может, и мне куда-нибудь уехать? — призадумался Марк. — А потом вернуться и найти то, что ищу. Эх, но в отличие от этого путешественника я не знаю что искать». — Нам совсем не обязательно ехать на край света, чтобы найти то, что ищем, — продолжал священник. — Истина настолько проста, настолько близка к нам, что ее очень сложно увидеть. Порой найти ее можно, лишь отрекшись от самого себя: от своих предрассудков, страхов, привычек, от своих узких желаний. «Если истина, которую я найду, сделает меня свободным, то я готов хоть сейчас отправиться на поиски, — решил Марк. — От чего мне отрекаться? У меня ничего нет кроме моего одиночества». — Ты уверен, что хочешь сделать это, Марк? — неожиданно коснулся разума чей-то незнакомый голос. Марк резко обернул голову. Голос шел, несомненно, из дальнего полутемного коридора, ведущего из церковного зала, но, судя по спокойным и серьезным лицам прихожан, никто кроме Марка его не слышал. Этот коридор не раз привлекал его внимание: Марк всегда садился в задних рядах, а только из них этот коридор и был виден. Вход в него перекрывала дверная решетка, всегда закрытая на замок, а что-либо разглядеть за ней было невозможно. Марка не раз распирало любопытство. Что там? Комната священника? Церковный склад? Порой и вовсе мистические фантазии возникали в его голове. Воображение живо рисовало ему некую тайну, скрывающуюся там, за решеткой. И вот сейчас, в кои-то веки, решетка была открыта. Царящая там темнота манила тайной, призывая воспользоваться уникальным случаем. В то же время Марка охватило беспокойство. Но на сей раз, и это было чудом, то, чего он жаждал, пересилило то, чего он боялся. Глубокое, неподвластное разуму чувство повлекло туда, откуда слышался таинственный голос: — Если хочешь сделать свой выбор, не откладывай его на завтра. Завтра не приходит никогда. Беспокойство усилилось настолько, что Марк был готов вскочить на ноги и броситься прочь из церкви. И все же непонятное чувство подсказывало, что если он не пойдет навстречу манящему голосу, то совершит страшную ошибку. Не совсем понимая, что делает, Марк поднялся и медленно пошел в полутемный коридор. Искушение остаться на месте или покинуть церковь он преодолел с благоговейным трепетом: что там? Чей это голос? Сколько лет он мечтал увидеть невидимый мир! Коридор быстро закончился небольшим полутемным залом. Марк удивился: ему показалось, что он не сделал и трех шагов, а уже оказался в конце коридора! Он остановился, ощутив, что перед ним стоит кто-то невидимый. Он не успел испугаться, как почувствовал вокруг какое-то марево, какое-то сонное спокойствие, притупляющее странным образом его самый сильный страх — неизвестности. — Ты готов искать и найти истину, которую жаждешь, даже если тебя ждут большие испытания? — Кто ты? — спросил Марк, тщетно пытаясь разглядеть в полутьме невидимую фигуру. — Я вестник. — Ангел? Или демон? — Я вестник, — повторил невидимый. — Твои молитвы услышаны… — Но услышан и твой ропот, — вторил ему второй голос у Марка за спиной, сухой и полумертвый. — Твое желание служить другим — замечено… — Но замечено и твое желание быть выше других. — Твоя стойкость явна… — Но явна и твоя боязнь. Голоса говорили быстро, почти сливаясь, но их слова Марк слышал с удивительной ясностью. Каждое слово отчеканивалось и в разуме, и где-то в глубине души. — Ты готов пройти по грани между жизнью и смертью..? — Между благословением и проклятием… — Чтобы найти, чего жаждешь… — …И сверх того! — Да кто вы такие? — прошептал Марк. — Я голос твоего призвания, — ответил тот, что стоял перед ним. — Я голос твоей судьбы, — ответил тот, что стоял за спиной. Марк ощутил, как на его плечи взваливается тяжелая необъяснимая ответственность. Грудь наполнилась бурей волнений, сердце учащенно забилось. Ощущение было таково, что от его ответа зависит вся жизнь. Он понимал, что нужно хорошо поразмыслить, но стоило ему лишь на миг представить себе постылую жизнь, которая продолжится через пять минут, как он решительно прошептал: — Да… я готов. Голоса одобрительно вздохнули, но тот, что за спиной вдруг жутко зашептал: — Ты сам сделал свой выбор. И ты обманулся! Потому что в цепях безликого ты бессилен, бессилен! Марка охватил леденящий страх. Полумертвый голос сорвал ту сонную пелену, которая приглушала тревогу. Марк испугался этих голосов, этих безликих фигур, испугался своих слов, своего согласия непонятно на что! Но тут еще более страшная догадка пронеслась в его голове. Никакого коридора и никакого зала здесь быть не могло! Только теперь с удивительной ясностью в памяти всплыло здание церкви: там, где должен быть этот коридор — была только стена, а за ней — газон и больше ничего! Почему он не подумал об этом раньше? «Что я наделал! Нужно бежать!» Ноги не слушались. Словно во сне Марк развернулся, готовый помчаться назад к спасительной двери, как вдруг перед ним выросла уже видимая фигура в толстом черном плаще, шевелящемся как на сильном ветру. Лица он не увидел, оно скрывалось под пыльным капюшоном, но готов был поклясться, что правая и левая половины этого лица были абсолютно разными, будто принадлежали разным людям… или существам. Фигура не двигалась. Она просто стояла на пути к отступлению, излучая огромную сверхъестественную мощь и непреодолимый ужас. Марк почувствовал, как его глаза выкатываются из орбит, волосы поднимаются дыбом. Сделав судорожный вздох, он поперхнулся трупным воздухом, пропитанным сырой землей и костями. Попятившись, он сделал один шаг, второй и… провалился в бездну. Стало абсолютно темно. И как ни странно — не страшно. * * * «Приснилось», — мелькнула радостная мысль в первые мгновения перехода от сна к яви. Однако, открыв глаза и обнаружив, что находится он в совершенно незнакомом и странном месте, Марк пришел в ужас. Он лежал среди потрескавшихся камней в древних развалинах могучего сооружения: не то замка, не то крепостной башни. Строение было разрушено, по-видимому, много лет назад. Каменные обломки покрывали желтые лишайники, отесанные валуны постепенно превращались в пыль. Единственное, что пока держалось — каменная арка, да и та была изъедена ветром и дождями. Среди развалин густо росла крапива, буйная и высокая. — Не может быть, — прошептал Марк, холодея. — Не может быть. Как? Если раньше он только пугался, то теперь испытал настоящий шок! Как он здесь очутился? Где он, что с ним? Его охватила паника. Бежать! Бежать! Вскочив на затекшие ноги, Марк в нерешительности остановился. Куда бежать? Вокруг все незнакомо и дико. Никаких признаков людей. Он один, совершенно один непонятно где! Он упал на колени и опустил голову. Какие-то секунды он отчаянно заставлял себя поверить в то, что все это — страшный сон, и он вот-вот прервется. Однако давящая со всех сторон реальность не допускала такого шанса. Он находится в реальном осязаемом месте, один на один с неизвестностью. В таком состоянии Марк просидел недолго. Страх разжал свою хватку и постепенно его оставлял. Да, вокруг все незнакомо, но ведь ему ничего не угрожает. Если здесь никого нет, то и бояться некого. «А может, все нормально? — подумал он. — Может, всему этому есть объяснение?» Он хорошо помнил диалог со странными голосами в зале, которого не могло существовать, но сейчас старался об этом не думать. Пусть это останется страшным сном. Марк считал себя верующим, но страдал от суеверий. В то же время он был реалистом и легко поддавался скепсису, нередко ругая себя за глупые поверья. Однако сейчас все его попытки объяснить свое перемещение рациональным путем заходили в тупик. Невдалеке виднелись лесистые холмы. По другую сторону плыли в дымке тумана мутные очертания сельских изб, кривых и несуразных, словно их занесло сюда из древней эпохи. «Что это за село такое убогое?» — подумал Марк, не смея помыслить, на каком конце света он находится. Ждать помощи нет смысла, нужно как-то выбираться самому. Хочешь не хочешь, а придется идти к этим избам. Марк робко выглянул из развалин и сделал глубокий вдох. Какой здесь чистый, необычный воздух! С минуту, пока он рассматривал окрестности, его легкие наслаждались чистотой и ароматом свежего воздуха. Душа прислушивалась к упоительной тишине окружающей долины. Но нужно действовать, нужно идти к поселку, спрашивать людей как добраться до города… И тут он заметил человека, быстро приближающегося к нему издалека. Человек выглядел чересчур странно: молодой, давно не бритый мужчина, облеченный в жесткий ворсяной плащ, из-под которого выглядывали кожаные штаны, скроенные по какому-то древнему и совершенно дикому образцу. Незнакомец подошел к нему, и Марк из предосторожности отступил назад. Вблизи человек выглядел еще более странным, чем показался сначала. Его лицо было подобно странствующему рыцарю из средневековья: прямые и неудержимо храбрые черты лица, решительные голубые глаза, уложенные в благородную прическу грязновато-светлые волосы. На ногах — кожаные сапоги с железными застежками. Задать вопрос первым Марк не решался. Незнакомец его пугал, хоть и был, возможно, его единственным спасением. — Как твое имя? — спросил незнакомец. — Марк. — Марк? Хм, значит, Маркос, — незнакомец оглядел его как будто с разочарованием, а затем странно сверкнул глазами и с воодушевлением произнес. — Прочь всякий страх! Пойдем со мной. Марк тряхнул головой. Ему показалось, что незнакомец говорит на непонятном, неразборчивом языке, а он, тем не менее, все понимает, будто мозг сам переводит странные слова и выражения. Впрочем, Марк постарался выбросить из головы эту странность, сославшись на последствия шока. — Куда? — несмело спросил Марк. — В город. Неужели ты думаешь, что я позволю гостю епископа Ортоса ночевать среди этих сырых камней? Нет, тебя ждет благодатный прием и сытная трапеза. Ты гость Морфелона, а я твой защитник, потому пусть тебя ничего не страшит. Мой меч на страже твоего покоя. Вся эта речь сопровождалась настолько дружественной и простодушной улыбкой, что Марк был приятно тронут. Незнакомец говорил с такой простотой, что казалось, раскрывал душу начисто, не тая в ней никаких нехороших умыслов. Если же незнакомец что-то утаивал, то, сколько бы Марк ни видывал разных людей, никогда еще ложь не прикрывалась так искусно искренностью. Поразмыслив и решив, что лучшего выхода у него нет, Марк последовал за ним, все же сохраняя дистанцию в пять шагов, готовый в случае чего дать деру. Незнакомец ступал грузно, будто тащил тяжелую ношу, было очевидно, что бегун из него никакой. Они направились к лесистым холмам, ступая по влажной глинистой земле туманной долины. Солнце скрывалось где-то за мрачным небом, затянутым дождевыми тучами. Марк напряженно думал, как начать разговор и, наконец, узнать, где он и куда его ведут. — Как тебя зовут? — начал Марк с самого простого. — Харис. Почтенный Харис, сын Аристарха, — отрекомендовался незнакомец, заметно оживившись. — Живу в Морфелоне, состою в Ордене молодого льва. — Понятно, — как можно мягче согласился Марк. — А куда мы направляемся? — В Морфелон, — ответил Харис, удивленный таким вопросом. — Морфелон? Никогда не слышал такого названия, — опасливо покосился по сторонам Марк. — Оно и понятно. Епископ Ортос говорил, что тебя следует ждать с севера, из страны Дальних земель… — Дальних земель? А… — Марк открыл рот, не зная, что спрашивать. Зачем его ждал этот странный парень, не знающий даже его имени? — Епископ Ортос поручил мне встретить тебя и сопроводить в город целым и невредимым, — сообщил Харис, и бросил взгляд на оставшиеся позади развалины. — Эх, красивые здесь места, да гиблые. Унылая долина хороша для подвигов, но жить тут я б ни за какие почести не согласился. Тоска смертная, печаль и настойчивое желание утопиться в болоте — вот постоянные спутники местных жителей. Одни упиваются вином, другие ищут помощи у колдунов, третьи грабят и убивают, чтобы сделать жизнь хоть как-то разнообразней, а иные ищут приключений в лесных болотах, где достаются на обед гидрам и драконам. Словом, идет обычная мирянская жизнь. Харис говорил и говорил всякую чепуху, которой Марк не понимал, но простецкий добродушный говор удивительным образом располагал к себе. «Такой не умеет лукавить, — подумал Марк. — Если бы у него на уме было что-то недоброе, я бы это заметил. Болтает всякую чушь, но явно при мозгах. Чудаковатый парень, но не псих». Начался крутой подъем и Харис болтать перестал. Восхождение на лесистый холм оказалось нелегким. Марк то и дело хватался руками за ветки и корни деревьев, чтобы не съехать с крутого склона. Спрашивать своего попутчика, для чего они полезли в гору, Марк не решался. Утешала лишь доверчивая интуиция, подсказывавшая, что странный парень не врет и не безумствует, а действительно ведет его в город. Добравшись до вершины холма, они остановились передохнуть. Марк присел, обернувшись назад к месту, названному Унылой долиной. Присмотрелся, и первое, что бросилось в глаза: куда ни глянь, сколько ни смотри, ни одного дерева. Этот край будто сам себя покарал — сырая глинистая почва была пригодна лишь для мха и лишайников. И только холмы, огибавшие туманную долину, покрывались редкими молодыми деревцами. Перейдя холм, они начали спуск через лес. Настоящий густой лес, не редкий куцый лесок, оставшийся по ту сторону холма. Здесь возвышались могучие деревья, огромные, пышные, с буйной листвой, шелестящей на ветру — самые разнообразные: дубы и осины, клены и липы, кипарисы и секвойи, кедры и эвкалипты. Деревья из разных климатических условий удивительным образом росли так, будто их насадили рядом много лет назад. — Невероятно, — прошептал Марк, чувствуя, как страх снова нарастает. А воздух! Отовсюду, как живой поток струился свежий воздух, источаемый зелеными деревьями. Марку почудилось, что он переливается в небе над лесом хрустальными волнами. — Что невероятно? — поинтересовался Харис. — Деревья… — Марк зачарованно глядел вокруг, даже не пытаясь понять, в каком уголке страны он очутился. — И воздух… где мы? — Мы в Каллирое, — ответил Харис и усмехнулся. Они вышли на маленькую полянку, которая заканчивалась крутым обрывом. Тропа уводила в сторону, но Марк бросился к краю, желая узнать, что же это за город, куда его ведут? — В Каллирое, — повторил он рассеянно. — Это где? Какой это город? — Друг, вижу ты из очень дальних земель. Перед нами Морфелон. Марк вздрогнул и остановился в метре от края обрыва. Увиденное ошеломляло, изумляло, он просто оцепенел! Все странности, с какими он столкнулся в последний час, стали ужасающе объяснимы. Горел оранжевый закат. Перед ним, как неумолимая судьба, стояли стены и башни древнего города. В городские ворота заходил караван верблюдов, а по широким стенам ходили стражники-копьеносцы. За стенами, насколько видел глаз, тянулись древние улицы античных зданий, огромные храмы, дворцы, обнесенные каменными заборами с бойницами, и башни, башни, башни. — Господи… что же это..? — обессиленно забормотал Марк. За городом до горизонта простирался невероятный исполинский лес, какого никогда не было и не будет в мире. Диковинные многовековые деревья, казалось, возвышаются над самыми высокими строениями города как великаны над карликами. Порой круглые, порой плоские кроны деревьев-гигантов образовывали обширное поле, на котором вполне можно было строить дом. Если бы не скалы, прорезавшиеся из диковинного леса, кроны деревьев образовали бы зеленую висячую долину. — Это не Земля. О, нет! — прошептал Марк. Это был другой мир. Впадать в ужас у Марка попросту не было сил. Шок он уже пережил в развалинах. Оказывается, он был подготовлен к тому, что увидел, и это спасало от нервного срыва. Он поднял голову в трепетной надежде, что этот мираж все-таки рассеется, и он увидит родные милые многоэтажки, но мрачные крепостные стены и великанский лес обдали обреченностью. — Господи… — Марк поднял глаза к мутному небу. На его плечо опустилась сильная рука Хариса. Теперь Марк доверял этому человеку без всяких подозрений. А больше доверять было и некому. — Не падай духом, Маркос. Путь истины привел тебя в Каллирою, а значит, ты идешь верно. Хвала Спасителю! Тебе предстоит великая миссия, Маркос. Миссия, о которой многие славные воины могут только мечтать. Но ее невозможно заслужить. Если рука Всевышнего избрала тебя, значит, ты имеешь дар сотворить нечто великое в нашей стране. Ибо ты миротворец. Марк уселся на мягкую траву, сжав руками колени, чтобы унять дрожь. Слова Хариса больше не настораживали, наоборот, утверждали в простой истине: и в этом мире есть Бог, а значит, есть на кого уповать! — Расскажи мне все, — попросил Марк. * * * Из малосодержательного повествования Хариса, больше похожего на героический эпос, Марк заключил следующее: он находится в стране, именуемой Каллироей, расположенной между двумя длинными горными хребтами. Некогда единое государство, Каллироя была разделена на удельные королевства и провинции, истерзанные многолетними войнами. Нынешний зыбкий мир находился под угрозой, исходящей, главным образом, из земель юга, где простиралось королевство Амархтон — область, контролируемая силами тьмы во главе с Темным Владыкой Хадамартом. Харис с воинственной бравадой рассказывал о битвах с какими-то даймонами и архидаймонами, которых чаще называл нечистью. По словам Хариса, Морфелон, который простирался перед ними, был хоть и могучим, но исключительно мирным городом. Епископ Ортос, а ему Харис служил с большим почтением, жил при дворе короля, слыл человеком добрым и к тому же мудрым. Это обстоятельство подарило Марку небольшую надежду. Если он гость человека влиятельного и доброго, значит, ему ничего не угрожает. А если этот епископ Ортос ко всему прочему и мудрый, значит, сможет помочь Марку в его несчастьи. Из истории войн с силами тьмы Харис имел только отрывочные сведения, поскольку книг не читал. Но по его словам можно было понять, что власти Амархтона питают самые агрессивные намерения к здешним землям, постоянно засылают воинов тьмы и жаждут оккупировать Морфелон. Какой сейчас век и на каком континенте находится Каллироя, Марк так и не узнал. В истории Харис был не силен, в географии тоже. На юге были враги, с ними нужно было драться, а зачем, для чего — странствующий рыцарь не задавался такими вопросами. — А при чем здесь я? — попытался уточнить Марк самое главное. — Ты должен принести мир в этот край. Ты миротворец. Седьмой миротворец. — Седьмой? А что, были и другие? — Их было шестеро. Шесть миротворцев, ставших символом победы над злом. Спустившись с лесистого холма, они очутились в пшеничном поле, пересеченном несколькими узкими дорожками. До городских ворот оставалось совсем немного. Двадцатиметровые крепостные стены казались снизу величественными и неприступными. — Ворота Морфелона не закрывают уже два года, — пояснил Харис. — Власти хотят показать, что в стране мир и угрозы новой войны нет. Но война все равно будет. Эх, жду, не дождусь, когда снова мой меч встретит жестокого врага! — А что, здесь в Морфелоне врагов нет? — Как же нет, как же! — воскликнул Харис. — Нечисть гнездится не в самом городе, а вокруг. Чего стоят болота Унылой долины! А леса Спящей сельвы? А Мутные озера? Нет, врагов много, но не могу я воевать в одиночку. Орден молодого льва, в котором я состою уже немало лет, что-то медлит, чего-то ждет. Советники короля говорят, что время войн закончилось и наш удел — сидеть спокойно. Вот меня и отослали на службу к епископу Ортосу. Но он обещал, что скоро мы отправимся на юг. А там вскоре разразится битва с армией Хадамарта… — Ты так сильно желаешь сражаться? — спросил Марк, погружаясь в апатию. — Слышишь ли, Маркос? — воинственно вскинул голову Харис. — Не будь я так зависим от ордена, да от епископа, я не сидел бы сложа руки — нет, не сидел бы! Я бы пошел из края в край, собирая таких воинов как я. Не было бы такой войны против Хадамарта, в которой я бы не стоял в рядах его врагов. Я сражался бы за свободу как лев, я не оставил бы дела даже если бы меня никто не поддержал. Огню и мечу предал бы я всякую обитель нечисти! Эх, как бы я бился! Голос его прерывался, он потрясал сжатыми кулаками, так что из всей его речи Марк вынес впечатление только воинственной бравады, затмевающей здравый смысл. Тут Харис смолк, напряженно всматриваясь в дорогу, ведущую к городским воротам. По ней двигалась маленькая повозка с впряженным ослом и сидящими сверху двумя крестьянами — бородатым и лысым. Следом, покорно понурив голову, шла худенькая юная девушка в неприметном платьице, а за ней, словно конвоиры, шагали здоровенный детина и маленький паренек, оба в грубых рубищах. — Беззаконники, — прошипел Харис. — Везут в рабство новую жертву. Несчастная девушка! — В рабство? — переспросил Марк, тяжело адаптируясь к здешним обычаям. — Во всей Каллирое рабство запрещено. Но людей все равно продают и покупают. Власти ничего не могут сделать, если жертва сама желает оставаться в рабстве. Идем! Отобьем и спасем ее во славу Всевышнего! Подбежав к повозке, Харис схватил осла за уздечку и принудил остановиться. — Именем короля, я приказываю вам, беззаконники, отпустите девушку! — Зачем кричишь, бродяга, я ее дядя, — сказал бородатый горбоносый крестьянин, слезая с повозки. Вылез и его попутчик — крепкий молодой парень, абсолютно лысый и так же неприветливо представился, сильно заикаясь: — А й’я й’ее двой’юродн-н-ый бр-р-рат. — И это дает вам право продавать ее в рабство? — вскричал Харис, обуянный гневом. — Какое рабство? Рабство запрещено! Мы отдаем ее на учебу в Мелис. — Кому? — еще громче закричал Харис и схватил девушку за руку. — Кому тебя отдают? Смуглая черноволосая девушка-подросток с шустрыми шальными глазами приветливо улыбнулась: — В Гильдию серых магов. Дядя ведет меня в город, где отдаст высокочтимому Яннесу. — Яннесу! Произнесенное имя окончательно вывело Хариса из себя. Блеснул короткий меч, но на его руке тут же повис маленький паренек. Харис попытался высвободить меч, но тщетно. Паренек вцепился в рукоять мертвой хваткой, как злобный хорек. Кончилось тем, что Харис не удержал меч и выпустил его вместе с пареньком на обочину. Пришел черед здоровенного детины. Харис ударил его в зубы, но, не увидев ожидаемого эффекта, принялся колотить его руками и ногами, не особо выбирая места для ударов. Здоровяк в долгу не остался и через мгновение они кубарем покатились по дорожной пыли, намереваясь оставить друг другу побольше синяков. Марк растерянно стоял рядом. Боевыми искусствами он не владел, а в последний раз дрался еще в школе, да и то несерьезно. Повторять действия своего нового друга не хотелось, перед ним, как-никак, было двое взрослых мужчин. Лезть в драку не было желания и по другой причине. Миловидная девушка лет четырнадцати была явно не в восторге от своего заступника, отвернувшись от него как от пьяницы, устроившего драку из-за глотка выпивки. — Красивый кафтан, — ткнул пальцем дядя в серый пиджак Марка. — А, да, хороший, — согласился Марк, не зная, что и отвечать. — Сколько динаров за него дал? — Не знаю, мне подарили, — непринужденно ответил Марк. — Наверное, богатый купец подарил? — Вообще-то, мне его подарил отец. Дядя с лысым родственником понимающе переглянулись, придя к заключению, что отец обладателя красивого кафтана и есть богатый купец. В этом Марк увидел благополучную развязку конфликта и, быстро сняв пиджак, протянул им. — Вам нравится? Возьмите. Родственники снова переглянулись, на сей раз с деловой озабоченностью. — Кафтан на девку? Гм, гм, — наиграно побурчал дядя, как бы торгуясь. — Хорошо, я согласен. Отвяжи ее, — приказал он лысому. Только теперь Марк заметил, что левое запястье девушки сжимает молочно-серый браслет, прикованный цепочкой к повозке. Родственник дернул браслет и озадаченно почесал затылок. — Ок-к-ковы с-серых м-м-магов. Эт’ то, че Яннес гы-г-говорил. К-кто с-сам пр-ринял й’их, н-не с-сможет с-снять, ес-с-сли н-не из-зберет др-руг-гой п-путь. Марк посмотрел в черные глаза девушки: неужели все тщетно? Однако ее глаза горели восторгом. Она смотрела на него как на героического рыцаря, спасшего ее от кровожадного дракона, словно перед ней герой из ее давних мечтаний. — Я… конечно же, я не пойду к Яннесу. Я пойду с ним, — проговорила она доверчивым детским голосом. Лысый родственник потянул браслет на ее руке, и он растянулся как резина. В то же время, дядя уже успел натянуть пиджак Марка на свои грязные замусоленные одежды. — Вот так-так! Все соседи помрут от зависти! Поворачивай, едем домой! Пусть Яннес ищет кого другого. Поединок странствующего рыцаря с деревенским верзилой разрешился сам по себе, когда противникам стало очевидно, что драка уже не имеет смысла. Харис поднялся и раздосадованно сплюнул. Ворсяная накидка была покрыта дорожной пылью и треснута в трех местах. Из благородной прически был вырван изрядный клок, а лицо приобрело багрово-красный оттенок. Верзила тоже был в плачевном состоянии, однако, припустил за хозяином на редкость резво. Марк перевел взгляд на спасенную девушку. Она была на голову ниже его. Смуглое лицо с шальными глазами сияло детской миловидностью. Черные волосы были заплетены в две косички, опускающиеся чуть ниже лопаток. Одета она была по-домашнему, в легком платьице, застегнутом на правом плече и свободно прикрывавшем грудь и спину, проходя под левую руку. Левое плечо было обнажено, очевидно, по здешней моде. — Как тебя зовут? — снова начал с самого простого Марк. — Флория, Флора, Флоя, меня по-разному называют. А тебя, почтенный? — Марк, — ему немало польстило обращение «почтенный». — Хотя мой друг Харис почему-то называет меня Маркосом. — Конечно, ты Маркос! Маркос звучит благородно! Ты почтенный рыцарь! Девушка продолжала восторженно рассматривать его с головы до ног, отчего ему стало неудобно. С детства мечтавший о подвиге, Марк был не так уж доволен своим благородным поступком. Не так, не так он представлял себе в мечтах спасение невинной девушки! — Это твои родственники? — махнул головой Марк вслед удаляющимся четырем крестьянам с ослом. — Мой дядя и его родня. Жадные подлые твари! — презрительно сжала губы Флоя, мгновенно изменившись в лице. — А где твои родители? — У меня нет родителей, — внезапно помрачнела девушка, как будто обидевшись. — Понятно, дядя — твой опекун. — Грязная свинья! Варвар! — А почему он решил тебя продать? — перебил ее Марк, подозревая, что характеристика дяди вот-вот приобретет более грубую форму. — Серые маги обещали этому мерзкому торгашу амулет удачной торговли! — вскричала Флоя, посылая жестами какие-то странные проклятия в спины удалявшимся родственникам. — Я бы сама ушла с Яннесом, но нет, гнусный скряга захотел заработать и здесь! — Ты! — закричал Харис, подпрыгнув с подобранным мечом. — Ты сама хотела уйти со служителем зла? — Почему зла? — возмутилась Флоя и затараторила с удивительной быстротой. — Серые маги не служат ни добру, ни злу. Они нейтральны. Они где-то посередине. Они познают знание и силу, а знание и сила выше, чем добро и зло. Они мудры, сильны, смелы и отважны, они изучают магию, а магия дает возможность раскрыть свою душу, найти себя, уберечь себя и близких от опасностей мира. «Знания — сила, а магия — власть, слушай меня, я не дам тебе пасть», — говорит Яннес. — Какая жуткая ересь! — прорычал Харис. — Я всегда мечтала о магических способностях, — продолжала Флоя, не обращая внимания на разгоряченного рыцаря. — У меня есть задатки. Однажды я так посмотрела на горшок с отрубями, что он взлетел на голову дяди, когда он хотел отлупить меня за маленькую шалость. Ох, и влетело же мне! — Ты ведьма? — рыкнул Харис. — Нет, что ты, я только учусь. — Харис, пойдем, — Марк положил руку на плечо рыцаря, надеясь отвлечь его от бескомпромиссного спора. — Вы в Морфелон? Я иду с вами! — подхватила Флоя и весело засмеялась. Марк покачал головой. — Не думаю, что это хорошая идея. Тебе следует вернуться домой. — Меня только что тебе продали, и я буду следовать за тобой, куда бы ты ни пошел. — Я освобождаю тебя. Ты свободна. — Свободна? — глаза Флои загорелись восторженным блеском. — Значит, я могу по своей воле следовать за тобой! — Боюсь, это невозможно, — проговорил Марк, которому вовсе не улыбалось нянчиться с несовершеннолетней девчонкой в чужом мире. — Почему? — А потому, что, извини за нескромный вопрос, сколько тебе лет? Четырнадцать? Пятнадцать? — Мне шестнадцать! — возмущенно выкрикнула Флоя. — Будет, — добавил Харис. — И очень скоро! Иначе Яннес не согласился бы взять меня у этой продажной свиньи. В Гильдию серых магов не берут тех, кому меньше шестнадцати. — Ладно, ладно, но скажи мне, что ты будешь делать в городе? — Я буду следовать за тобой. — Этого не будет! — гаркнул Харис. — Ты останешься в городе сама. И что ты там будешь делать? Бродяжничать? — Кто бы говорил! — фыркнула Флоя возмущенно. — По твоей одежонке не скажешь, что ты почтенный странствующий рыцарь. Ты простой бродяжник, скитаешься по тавернам и ночлежкам для нищих… — Я… — возразил было Харис. — Все равно я к дяде не вернусь! Все они жадные подлые твари! — решительно заключила Флоя и добавила несколько непонятных Марку ругательств. Пыл разгоряченного рыцаря понемногу остывал. Смирившись, что девушка пойдет с ними, он махнул рукой и повел их к городским воротам. Солнце только скрылось за лесом, а город уже погрузился в сон — показалось Марку. Но присмотревшись, он увидел, что сонное состояние является нормальным для большинства горожан. Сонно тряслись в седлах и в повозках разъезжавшие рыцари и купцы, зевали, разбредаясь по домам, торговцы и ремесленники, кто-то спал стоя, прислонившись к стене дома, кто-то ухитрялся спать на ходу. Резво бегающие люди встречались редко, в основном, как сообразил Марк, это были посыльные. — У горожан был нелегкий день? — спросил Марк. — А? — отозвался Харис, думающий о чем-то своем. — Я говорю, что горожане что-то слишком сонные. — Да они всегда такие, — угрюмо отмахнулся Харис, все еще расстроенный неудачным подвигом. — Думаешь, этот город всегда назывался Морфелоном? Нет, были иные времена. Люди жили и радовались жизни, пока не предались суете. А уж она и высосала из людей все силы, приговорив к пожизненной сонливости. Как говорит епископ Ортос, люди бывают настолько глупы, что для того, чтобы быстрее достичь цели, прибавляют шаг. Тогда как нужно остановиться и призадуматься: а все ли я делаю правильно? — Что-то не заметно, чтобы ты задумывался перед тем, как свернуть кому-нибудь челюсть, — едко вставила Флоя. — Слушай, помолчи, а то позову стражников и попрошу отвести тебя к родственникам. То-то дядя будет рад! Харис попал в самую точку. Флоя смолкла и поджала губы, из чего следовало, что худшего наказания, чем возвращение домой, быть не может. Понимая ее чувства, Марк впервые ненадолго задумался: а стоит ли сокрушаться о том, что он не может вернуться домой? Кто его ждет? Кому он нужен? Мать отдыхает у родственников в Америке, отец водит туристов где-то в Турции. Вернутся они нескоро. А когда вернутся, подумают, что он таки уехал из дома с гуманитарной миссией куда-нибудь в Азию или Африку, как и грозился в последние годы. Близких друзей нет, в университете до него нет никому дела, а в церкви, тем более. Его исчезновения никто не заметит. Миновав сонные кварталы высоких каменных домов в три-четыре этажа, серой и унылой раскраски, Марк со своими спутниками оказался на громадной городской площади, вымощенной темно-коричневой брусчаткой. Посреди площади красовались семь высоких фонтанов, сооруженные в форме скальных водопадов, но вместо стремительных потоков с них текли тоненькие струйки. Однако даже если бы фонтаны действовали на полную мощь, они бы все равно остались незаметными перед огромным королевским дворцом. Величественные башни, стремящиеся вверх остроконечными верхушками, мраморные балконы и мосты, ведущие из одной башни в другую, золотистые храмовые купола — величие дворца захватывало дух. — Иерон, храм священников и дворец королей. Нам сюда, — усмехнулся Харис, поглядев на изумленные глаза Флои. — Ты… ты там живешь? — не поверила девушка. — Нет, я там бродяжничаю. Овальные ворота дворца, высотой в три человеческих роста были наглухо закрыты, но Хариса это не смущало. Подмигнув Марку, он громко, по-хозяйски, постучал рукоятью меча. Скрипнуло решетчатое окошко и в нем появилось заспанное лицо усатого стражника. — Открывай быстрее! — приказал Харис. — Иди, гуляй, бродяга, ты опоздал. Я никого не впущу до утра, — сонно отозвался стражник. Флоя прыснула со смеху. Стражник хотел захлопнуть окошко, но Харис ловко ухватил его двумя пальцами за ус. — А ну-ка быстро доложи епископу Ортосу, что в Иерон прибыл Седьмой миротворец! Он вынужден ожидать епископа под воротами, поскольку какой-то усатый бездельник не желает ему открыть! Понял? Стражник испуганно отдернул голову и захлопнул окошко. Было слышно, как он бежит вверх по лестнице. — Что теперь? — поинтересовался Марк. — Одно из двух: либо к нам спустится епископ Ортос, либо нам придется ждать до утра под воротами. Ну что, несчастная племянница злого дяди, теперь видишь, что Маркос идет туда, куда тебе нет дороги? Флоя, прекратив смеяться, ошеломленно пялилась на Марка: — Ты сказал, Седьмой миротворец? Это Седьмой миротворец? Седьмой миротворец выкупил меня у дяди? Седьмой миротворец… — Да, да, да! — подтвердил Харис, довольный ее смущением. — Но в отличие от обожаемого тобою Яннеса он не претендует на тебя как на рабыню. Ты свободна. Иди куда хочешь. — Ну, уж нет! Я остаюсь с Седьмым миротворцем. — Еще бы! Попасть во дворец короля мечтает каждый, да только это дано не всякому рыцарю. Что уже говорить о тебе, приемная дочь мелкого торгаша? — Ладно, Харис, пусть идет с нами, — устало прошептал Марк, мечтавший, чтоб они поскорее замолчали. Худшие предположения Хариса не подтвердились: щелкнул механизм ворот и пред ними открылся вход во дворец. Помимо усатого стражника здесь стоял пожилой гладко выбритый священник с чуть склоненной головой, которую изрядно затронула седина. Кругловатый нос задумчиво глядел в землю, а вот взгляд серых глаз, в которых выражалась какая-то беспокойная надежда, был направлен Марку в лицо. Священник будто был и безмерно обрадован появлением Марка и обременен им. — Приветствую вас, брат Ортос! — торжественно сказал Харис. — По вашему повелению, Седьмой миротворец по имени Маркос явился во дворец. Епископ молча подошел к Марку, и тому показалось, что он хочет обнять его, но тот лишь приветственно приподнял руки: — Мир тебе. Я благодарю Всевышнего, что Он призвал тебя в эти тягостные дни к нам в Каллирою. Блаженны миротворцы, ибо им надлежит примирить народ, враждующий и ненавидящий. Да будет гореть в тебе свет Пути истины, Седьмой миротворец Маркос, во все дни твоей жизни. Да будет так. После этих слов епископ подозрительно покосился на плачевный наряд Хариса и его помятое лицо. — Что-то случилось в дороге? — Д-да, были обстоятельства, — заметно смутился рыцарь. — Не иначе как причиной этих обстоятельств оказалась эта юная особа? — догадался епископ, поглядев на девушку. — Меня зовут Флория, Флора или Флоя, — весело отрекомендовалась она. — Седьмой миротворец спас меня от жадного дядюшки, который хотел продать меня серым магам. Конечно, я сама хотела… Харис кинул на нее гневный взгляд, не позволив продолжить. Флоя виновато смолкла. — Миротворец совершает подвиги уже с первого дня пребывания в Каллирое, — заметил епископ, и добродушно улыбнулся. — Пойдемте, во дворце найдется место для всех. Величественный приемный зал королевского дворца встретил гостей роскошными гирляндами свечей и огромным удивительным фонтаном посередине. Марк поначалу не поверил глазам: мощный поток кристально-чистой воды падал с двухметровой высоты из голубого облачка, подвешенного в пустоте. Словно, кто-то ухитрился стащить с ясного голубого неба маленький кусочек и подвесить его здесь. Поражала и необычная тишина: стремительный поток фонтана не создавал никакого шума и, лишь хорошо прислушавшись, Марк едва-едва уловил тихое журчание. Из зала епископ вывел гостей по широкой устеленной коврами лестнице на следующий этаж, потом еще на один, и очень скоро Марк полностью дезориентировался в необъятном дворце, не понимая, на каком этаже он находится. — Спасенная тобою девушка может переночевать в спальне для служанок, — сказал епископ и, подозвав какую-то женщину в коричневых монашеских одеждах, шепотом попросил провести Флою. — Мы завтра увидимся, да? — весело и звонко обратилась Флоя к Марку, горящая восторгом уже от того, что попала во дворец. — Т-с-с, — прошептал епископ, приложив палец к губам. — Увидитесь, только говори тише: ты не просто во дворце короля, ты в храме. Флоя смущенно замолчала, но вскоре из другого конца коридора до них донесся ее звонкий голосок; она выспрашивала у служанки, как подняться на смотровую башню, чтобы увидеть весь город. Следом за ней их оставил и Харис, отправившись приводить в порядок свое обмундирование, лицо и подпорченную прическу. Епископ же вел Марка в дальние закоулки дворца, в которых затеряться было минутным делом. Постепенно Марку начинало казаться, что он свыкается со своей новой ролью в новом мире. Рассудок медленно поддавался необъяснимому чуду. Он чувствовал, как усиливается стук сердца в упоительной надежде на счастье. Но в то же время холодный туман неизвестности охватывал его тело и вызывал неприятную дрожь, когда Марк пробовал представить себе свое будущее хотя бы на день вперед. Желая отвлечься от этих мыслей, Марк стал рассматривать стены широких коридоров. Расписаны они были волнистыми узорами, выполненными настолько искусно, что, казалось, они движутся, набегают подобно морским волнам, навевая сон. Дойдя до конца коридора, Марк ощутил, как убаюкивает его созерцание этих росписей. — Здесь твое временное жилище, — сказал епископ, открывая плотную дубовую дверь в маленькую спальную комнатушку. На столе стоял ужин в глиняном горшке и серебряный семисвечник, освещающий комнату. Широкая кровать с кривыми ножками была задернута прозрачной шторкой, как и окно, открывавшее вид во внутренний двор, засаженный зеленью. — Спасибо, — ответил Марк, присаживаясь без приглашения на дубовый стул, тоже с кривыми ножками. Епископ сел напротив. — А теперь я буду рад услышать, Маркос, откуда ты прибыл в Каллирою. — Я… — начал Марк с длинной паузы, не зная как объясняться в таких случаях. — Я с Земли. — Из страны Дальних земель? — Планета Земля… — неожиданно Марка охватило отчаяние. Мысли запутались, захотелось громко разрыдаться, холодная неизвестность надавила на него как никогда раньше. — Я не знаю, как вам объяснить! Мы ведь на Земле, да? Это какой континент? — Умоляю тебя, не кричи, — тоном упокоенного монаха сказал епископ. — Мир нашего Творца так разнообразен, что я могу и не знать твоей страны. Но Творец знает. Он вездесущ. Как ты попал в Каллирою? Марк посмотрел на лицо епископа: на него глядели строгие и в то же время добрые глаза — допытывающиеся, но вместе с тем выражающие искреннее желание помочь попавшему в беду юноше. Марк убедился, что это покрытое морщинами лицо неизменно сохраняет ясное и спокойное выражение. «Такому можно доверять», — решил он. — Я был в церкви, когда странный голос призвал меня, — осторожно начал Марк. — Ты пребывал в храме? — Ну да, в храме. Я пошел за голосом и… — он запнулся, не зная, можно ли рассказывать столь мистические переживания в мире, с обычаями которого он не знаком. А вдруг здесь на кострах сжигают? — И что? — …И провалился во тьму. И оказался здесь. Епископ причмокнул губами и с пониманием посмотрел на его измученное лицо. — Полно с тебя на сегодня. Отдыхай, придет новый день и станет легче. — Но я смогу вернуться домой? — чуть не вскричал Марк, зная, что не ляжет спать, пока не услышит ответ. Ему вдруг захотелось броситься назад к развалинам старой башни. Если там был вход в этот мир, то там же должен быть и выход! — Где я могу найти путь в мой мир, портал или что-то вроде того? — Портал? — нахмурился епископ. — Не слышал ни о каких порталах в иные миры. Но знаю точно, что если ты призван по воле Всевышнего, то и вернуться сможешь тогда, когда совершишь свое призвание. — Свое призвание? Откуда мне его знать?! — Его нужно найти. — Но как? — Прежде всего — поверить, что ты избран для великой миссии. «Это сложно», — подумал Марк. — А дальше? — Когда твоя рука коснется обоюдоострого меча Логоса, ты увидишь свой путь миротворца. — А где этот меч? — Здесь, в Иероне. Марк задумался: «Все не так уж безнадежно!» — А что потом? — Нужно идти на юг. Каждый миротворец должен услышать пророчество, изреченное о нем пророком Эйреномом. Пророчество откроет глаза на твою миссию. Ты познаешь свое призвание. Ты познаешь истину, узнаешь кто ты, зачем родился, зачем пришел в этот мир. — Но простите, я в вашей Каллирое всего один день, я не знаю ваших законов, я не знаю ваших обычаев, я не знаю… ваших врагов, — Марк пропускал мимо ушей речи епископа, путаясь в мыслях, не зная, о чем спрашивать, и что сейчас самое важное. — Харис говорил о каких-то даймонах, какой-то нечисти… — Нечисть не причинит вреда тому, кто чист сердцем. Храни чистоту, не ступай на нечистую дорогу греха, отвергай страх — вот главное правило для того, кто хочет исполнить свое призвание. Что касается законов, то с благословением короля Морфелона, Сиятельнейшего Патриарха Агапита Теодония тебя примут в любом храме адельфов. — Меня благословит сам король? — Да. Но прежде ты должен пройти испытание. — Испытание? — вздрогнул Марк от плохого предчувствия. — Это зачем? Епископ искренне посмотрел ему в глаза. — О твоем призвании Седьмого миротворца говорит мне только мой вчерашний сон. Именно сон побудил меня послать Хариса, встретить тебя у развалин Башни разбитых надежд. Однако моего сна недостаточно чтобы убедить Совет епископов в том, что ты действительно Седьмой миротворец. Тебе нечего опасаться. Ты пройдешь испытание с честью. Марк почувствовал: еще минута такого разговора и он начнет сходить с ума. Его валило с ног от усталости. К счастью епископ заметил это и удалился, пожелав спокойной ночи. За окном уже горели звезды. Не глянув на ужин, Марк рухнул на кровать и быстро уснул, пытаясь поверить, что проснется в родном доме и все это приключение окажется странным сном. Глава вторая. Неведомая страна Но наутро Марк проснулся в той же широкой кровати, куда лег накануне вечером. Все это не сон! Он все еще здесь, в далекой стране иного мира и останется в ней неизвестно сколько. Почему? Что он такого натворил, какие вселенские законы нарушил? Внезапно Марк поймал себя на мысли, что, оказывается, всю жизнь мечтал о приключениях, а теперь, когда они начались, совсем не рад. «Знать бы, суждено ли мне вернуться домой? И когда? — подумал он. — Стало бы намного легче». Неожиданно одна гадкая мыслишка больно уколола его под сердце: «А что изменилось бы, если б я сейчас вернулся домой?» Конечно, поначалу бы возрадовался спасению, но что дальше? Тот же город, тот же университет, церковь, битком набитые маршрутки, машины, окатывающие грязью, и люди, спешащие по своим будничным делам. «Пять раз в неделю буду ходить на скучные лекции, готовиться к семинарам, — давая волю потоку невеселых мыслей, рассуждал Марк. — На переменах — поддерживать все те же пустые разговоры, у кого какая девчонка, кто с кем встречается, кто кому изменяет, и кто каких уровней достиг в компьютерных играх. Пару раз в день можно сходить в буфет, где говорливые ровесники поглощают все те же булочки. После занятий однокурсники будут развлекаться по барам, а я самоотверженно предпочитать одиночество их компании: меня тошнит от их выпивки и курева, от их пошлых шуток! По субботам буду напряженно сидеть над книгами и конспектами, чтобы в понедельник не осрамиться на семинаре. По воскресеньям — приходить в церковь, протирать штаны на проповеди, подпевать хору, а после служения, с натянутой улыбочкой ходить от друга к подруге, от знакомого к знакомой и задавать самый равнодушный, до омерзения банальный вопрос „как дела?“. И глядя на ответную натянутую улыбку, отвечать на тот же вопрос штампами типа „нормально“, „классно“, „супер“ или „все в порядке“, что, по сути, является наглой ложью. Суета сует и все суета! Экклезиаст, как ты оказался прав! Через несколько лет закончу учебу, устроюсь по знакомству, но не по специальности, в какой-нибудь офис, сидеть за компьютером и возиться с бумагами. Чтобы пробиться по специальности, нужны решительность и сила воли, а у меня нет ни того, ни другого. К тому же я страшно ленив. В свободное время буду валяться на диване с детективом в руках или перед телевизором, где будут все те же плоские передачи и тупейшие фильмы. Папа и мама будут думать, какой у них замечательный сын, так как всегда будут настолько заняты своими заботами, что не заметят моей беспробудной депрессии. К тридцати годам, по наставлениям родителей, я, наверное, женюсь на какой-нибудь девушке, с которой буду знаком еще с университета. Первый год буду строить планы о новой квартире и всем рассказывать, какая у меня чудесная жена. Потом у нас родится ребенок, и жена будет донимать меня, что нам не хватает денег. Буду бегать по городу в поисках дополнительного заработка, постоянно терзая себя мыслями о том, что не могу прокормить собственную семью и винить во всех несчастьях только себя самого. Деньги станут моим смыслом жизни, и совесть уже не позволит мне кому-нибудь сказать, что я живу для исполнения своей мечты. В конце концов, мне удастся найти нормальную работу и семья моя будет в достатке, ценой ежедневной усталости, от которой хочется умереть: к тому времени мне будет лет сорок. Жена будет гордиться мной, уговаривать сделать выходной, чтобы выехать с семьей на пикник в лес. Каждое воскресенье она будет тянуть меня в церковь, не подозревая, какой пыткой для меня станет эта мертвая, занудная традиция. Сидя на церковной скамье, я буду прилагать все усилия, чтобы думать о работе, о телевизоре, о детективах и не напоминать себе о том, о чем мечтал в молодости. Но чувство одиночества и вины все равно станет памятником, напоминающим о разбитых мечтах, убивающим всякий раз мыслью, что время потеряно, и уже ничего не вернуть. Хорошо, если меня собьет машина или случится что-нибудь с сердцем. Но этого не будет. Жизнь будет висеть на мне тяжелым ярмом, еще, как минимум, лет пятьдесят. О, Экклезиаст, ты тысячу раз был прав! Так что терять нечего, и даже если мне придется здесь погибнуть, что ж, все равно лучше, чем заживо гнить в четырех стенах пустой квартиры». Воодушевившись этими мыслями, Марк утер слезу и решительно поднялся с кровати. Как оказалось, спал он в одежде, даже не сняв обуви. За окном весело светило солнце, а на столе стоял остывший завтрак — тарелка каши, похожей на овсянку, и какие-то подозрительные салаты. Вспомнив, что в последний раз он ел ещё дома, Марк с жадностью набросился на еду и быстро с нею покончил, не распробовав как следует. «Интересно, который час?» — подумал он и вспомнил, что часов на руке нет, забыл дома. Хотя, вполне возможно, что они здесь и не нужны. «Однако, однако…» — задумался Марк, подойдя к окну. Если вчера на небе были звезды, а сегодня солнце, значит это все-таки планета Земля. Или планета уж очень похожая на Землю. Судя по солнцу, сейчас был полдень, кто-то приносил завтрак, когда он еще спал. Почему же никто не заходит за ним? Марк начал волноваться, но выйти в незнакомые палаты было страшно: кто знает, может, ему запрещено выходить? Да и как он будет выглядеть среди рыцарей и монахов в своих брюках, джинсовой рубашке и легких молодежных ботинках? Тут Марк заметил сложенную на стуле одежду, приготовленную не иначе как для него. Кожаную жилетку он отложил в сторону: слишком тяжеловата, наверное, она служит боевым нагрудником. Гораздо больше ему понравился темно-зеленый плащ-накидка, легкий и прочный. Марк вспомнил, что некоторые здешние рыцари носили такие поверх доспехов. Примерив одеяние, Марк убедился, что его можно носить как накидку на плечах, а можно полностью завернуться, как в халат. Посмотрев в зеркало, Марк оценил новую одежду: в таком и по дворцу пройтись не стыдно. Благородной осанке, наверное, учиться необязательно — ее соблюдали здесь далеко не все. Выскользнув из своей комнаты, Марк пошел по коридору, стараясь придать себе непринужденный вид. Он всерьез опасался, что его остановят, и будут расспрашивать, кто он и что здесь делает. Он даже заранее приготовил ответ, дескать, ищет епископа Ортоса. Но вот мимо прошагал высокий рыцарь, слегка побряцывая доспехами, прошли, перешептываясь, два монаха — никто не обращал на него внимания, если не считать приветственного кивка головы, на который Марк почтительно ответил. Осмелев, Марк принялся рассматривать узоры на стенах, но они быстро наскучили, к тому же навеяли дремоту. Вспоминая, что за окном он видел внутренний двор, Марк отыскал ступени и спустился в самый низ. Стеклянные ворота оказались открыты, видимо, доступ был свободен для всех. Марк вошел в роскошный сад. В голову ударил приятный аромат цветов и свежих фруктов. Стройные ряды декоративных деревьев уводили далеко вглубь, судя по всему, сад был огромен. Деревца — самые разнообразные, даже диковинные, из всего увиденного Марк узнал только яблони с маленькими райскими яблочками. Попробовать плоды Марк не решился. Вокруг ходили садовники и цветоводы, а спрашивать разрешения было как-то неловко. Пройдясь по выложенной мрамором дорожке, Марк восхитился цветочным богатством сада. Большие белые нарциссы с лепестками размером с ладонь, черные, белые, лиловые и другие лилии, алые бутоны роз. Рассмотреть еще более удивительные растения Марк не смог: их отделяла оранжерея с мутными стеклами. В некоторых следующих оранжереях Марк увидел людей в белых одеждах, бережно собирающих лепестки и листочки. По обрывкам фраз он понял, что здесь выращивают растения с целебными свойствами, потому туда посторонних не пускают. Миновав оранжереи, Марк недоуменно остановился. Увиденное здесь никак не сочеталось с идиллическим многообразием сада. Большой участок покрывала голая глинистая земля. На ней произрастало растение явно не из рода садовых культур — довольно высокий кустарник с темными листьями, похожими на листья плюща, и маленькими острыми шипами. Скорее всего, это был какой-то дикий терновник, но зачем его культивируют, было неясно. — Тебе интересны аканты? — спросила, улыбаясь, маленькая пухлая женщина, ухаживающая за кустами. — Как они называются? — переспросил Марк. — Темные аканты. Их еще называют «опустошители». Опасные растения. — Они ядовиты? — Нет, в их шипах совсем нет яда. — Чем же они опасны? — Служители тьмы сеют их близ храмов или целых селений. Если люди забывают о том, для чего пришли в мир, или не знают и знать не хотят, то темные аканты растут очень быстро и создают непроходимую стену. Повырастают вокруг храма, да так, что к нему никто не подступится. Или вокруг селения… Уничтожат все, что используется в пищу. Потому их и называют «опустошителями». Они питаются человеческим равнодушием. — Зачем же вы их выращиваете? — спросил Марк, не поверив, полагая, что женщина шутит. — Мы изучаем, как с ними бороться. Мы должны знать, как искоренять темные аканты, и пригодна ли будет земля после них для засева добрыми семенами, — женщина указала рукой в сторону высоких и пышных каштанов. — Там тренируются рыцари. Тебе, наверное, хочется их увидеть. Марк направился к каштанам, откуда слышался негромкий лязг мечей, по дороге дивясь странным кустам-вредителям. Как такое может быть, чтобы их росту способствовало равнодушие людей? Или в этой стране и растения живут по моральным законам? За каштанами действительно оказалась тренировочная площадка со стриженой травой. В стороне группа рыцарей упражнялась в фехтовании, а стоящий посреди крепкий молодой рыцарь сжимал в одной руке короткий меч, в другой — круглый щит, обтянутый кожей. Шлем его был подобен голове льва; желтая грива ниспадала рыцарю на спину. — Сильнее, Гурд, сильнее! — прикрикивал он своему противнику. Противник — круглоголовый здоровяк в панцирных доспехах с шипованой булавой, казалось, боялся расшибить рыцаря, и всякий раз придерживал оружие, смягчая силу удара. Но все равно удары были сильны: при каждом попадании рыцаря отбрасывало назад, но тот только усмехался и снова бросался в бой. — Бей сильнее, Гурд! Покажи свою силу! — Гадес меня сожри, если я покалечу принца, — прорычал из-под своего железного забрала здоровяк. — Хе-хе, думаешь, так просто поранить молодого льва? Рыцарь перешел в наступление, ловко отбивая щитом булаву. Его короткий меч гулко заколотил по железному щиту здоровяка. Тот отшатнулся и короткий меч чиркнул по его доспехам. — Довольно, Гурд. Ты слишком щадишь меня сегодня. Это, право же, неинтересно. Соперники опустили оружие, отдыхая. Это был дружеский поединок, но Марка он неприятно впечатлил. Вспомнились вчерашние слова епископа об испытании. Что если его заставят драться с настоящим рыцарем? Он же и с крестьянином не справится! Марк хотел двинуться дальше, но рыцарь заметил его и резко окликнул: — Эй, брат, иди-ка сюда! Вздрогнув, Марк постарался напустить на себя непринужденный вид и подошел к тренировочной площадке. Молодой рыцарь с такими же резкими чертами лица, как и его голос, воткнул в землю меч, отбросил щит и тяжело хлопнул Марка по плечу. — Приветствую, Седьмой миротворец Маркос! Я принц Афарей, сын короля Агапита Теодония, глава Ордена молодого льва. А это Гурд, наш славный военачальник морфелонских булавоносцев, — рыцарь указал на здоровяка, а тот широко заулыбался. — Если захочешь научиться владеть булавой — иди к нему. Гурду нет равных в Каллирое в этом оружии. Здоровяк довольно загоготал и отправился сбрасывать с себя тяжелые доспехи. Принц Афарей продолжал рассматривать Марка с головы до пят. — Харис полночи рассказывал о тебе: не успел явиться, а уже спас невинную девушку от коварного Яннеса. Марк смиренно пожал плечами, мол, нет тут никакого подвига. — Никогда не жертвуй честностью ради скромности, — с благородным пафосом возразил рыцарь. — Так учит наш орден: слушайся совести, храни честность, презирай страх! Афарей обвел рукой тренировочную площадку: — Здесь мы учимся владению мечом. Покажешь мне свое мастерство? Какой прием ты используешь против арпаков? Марк замялся, не зная как объяснить, что он и меча-то никогда в руках не держал. Афарей протянул ему короткий меч с золочёной рукоятью, наконечник которой был отлит в форме львиной головы. — Все зависит от силы натиска. Чем тверже и яростней твой натиск, тем большее смятение охватывает врага. Давишь щитом, бьешь с размаху, и никакой враг не устоит. А как ты? Желая оставаться честным, Марк признался со стыдом: — Как вам объяснить, почтенный Афарей… — Только не на «вы». Я пока не король и не священник. Зови просто — брат. — Брат, я хотел сказать… я совсем не владею мечом. Меня никто не учил… я ничего не смыслю в оружии. Афарей несколько секунд недоуменно смотрел на Марка, очевидно, думая, что тот неостроумно шутит. Затем опустил голову, поглядел в песок, будто что-то искал, и, подняв взор, проговорил важным рыцарским тоном: — Не все рождены для битв, Маркос. Кому-то надлежит пройти свой путь без меча и щита. Были ведь миротворцы, никогда не бравшие в руки оружия. Марк благодарно кивнул, хотя что-то в голосе Афарея ему не понравилось. Что-то надменно-снисходительное, что ставило рыцаря-принца гораздо выше Седьмого миротворца. «Конечно же, так и есть, но все равно неприятно», — решил Марк. — Ты, наверное, учитель мудрости? — вдруг вспыхнул догадкой Афарей. — Велик Творец! Такой молодой, а уже учитель! — Нет, нет, — смущенно покачал головой Марк, с неприязнью ощущая, что неудобный разговор не исчерпан. — Пророк? Ты пророчествуешь? — Афарей благоговейно понизил голос. — Нет. — А, понимаю, ты душепопечитель! Ты поднимаешь угнетенных и ободряешь отчаявшихся. Или исцеляешь! Ты целитель? — Нет, я просто миротворец, — вынужденно усмехнулся Марк и, подумав, добавил. — Я только учусь. — Миротворец-ученик? Звучит странно. Но в наше время нельзя удивляться ничему. Куда направишься для исполнения своей миссии? — Епископ Ортос говорит, что нужно ехать на юг, — ответил Марк, довольный сменой разговора. — На юг! — мечтательно произнес Афарей. — Сейчас все решается на юге. Харис, должно быть, в восторге. Хитрец, мне он ничего не сказал. — Он говорил, что давно хочет уйти на юг. — Все мы, весь орден этого хочет, — с заметной досадой сказал Афарей. — Мы устали ждать. Но пока не будет заключен союз между Морфелоном и Южным оплотом — мы не можем вступить на южные земли. А союз постоянно срывают наши удельные князья. Им от многого придется отречься, если объединенная Армия Свободы выступит против сил тьмы. Но скоро в Морфелон прибудет королева Южного оплота и союз состоится. Афарей снова с силой хлопнул его по плечу. — Харис будет тебе надежным спутником. Он во многом преуспел, особенно в своем презрении к страху. Да хранит тебя Спаситель, Седьмой миротворец! Если все же тебе надлежит пройти путь меча, попомни мой совет: тверже натиск — сильней удар, сильней удар — слабее враг. Поблагодарив принца, Марк направился дальше по выложенной мрамором дорожке. Неприятные размышления несколько портили созерцание окружающей красоты. «Вот, я попал в мир, где каждый ищущий находит свое призвание. Кто-то стал учителем, кто-то рыцарем. А кто я? Чего я добился в жизни? Ничего. Почему же меня считают героем-миротворцем? Уж не ошибка ли все это, не глупая ли игра обстоятельств? Почему бы этому храброму рыцарю не стать Седьмым миротворцем?» Походив по саду еще около часа, Марк обнаружил сеть палисадников, обросших виноградными лозами. Никаких диковинных растений здесь не было, на скромной грядке произрастали неприметные серо-зеленые растения с тонкими стебельками и листьями, похожими на подорожник. Заглянув в один из палисадников, Марк увидел группу священников, проводивших тихую молитву. Сконфузившись, Марк решил больше не соваться в палисадники и пошел по мраморной дорожке назад. На зеленых лужайках весело резвились дети под присмотром строгих нянь, в тени деревьев вели серьезные обсуждения взрослые. Старцы-учителя научали мудрости, молодые люди выступали перед своими учителями, тренируясь произносить речь перед народом. — Маркос! Миротворец Маркос, вот он где! — раздался звонкий девичий голос. К нему приближались радостная Флоя и насупленный епископ Ортос. — Тут так чудесно, правда? — Флоя подбежала к нему, не переставая оглядываться по сторонам и удивляться. Ее внешний облик выразительно изменился. Видимо, ее легкое платьице до колен сочли не вполне целомудренным для дворца-храма: теперь на ней была длинная многослойная юбка и такая же объемная накидка, какую носили здешние женщины. Было ясно, что девчушка не в восторге от нового одеяния и с радостью бы осталась при своем платьице, но виду она не подавала. — О, нардовые кусты! — возликовала она, увидев за сеточной оградой ряды ярких растений с узкими пурпурно-красными листьями. От растений исходил приятный аромат. — Нард, это же нард! Из него выжимают драгоценное нардовое масло. На базаре оно большая ценность, один сосуд нардового масла стоит триста динаров, только подумать, какая куча денег! — Я просил тебя не кричать, — попридержал ее за плечо епископ, а затем с беспокойством обернулся к Марку. — Маркос, я повсюду ищу тебя! Сиятельнейший Патриарх готов принять тебя, но вначале тебе предстоит пройти испытание перед Советом епископов. — Испытание? — Марк похолодел, вспоминая схватку Афарея с Гурдом. — Перед Советом епископов? — Идем, — строго приказал епископ, на секунду переведя взгляд к Флое. — А тебе, Флория, лучше побыть здесь. В саду твой чудный голосок не так бьет по ушам как во дворце. Епископ повел Марка пустынными коридорами дворца, пока они не оказались в маленькой библиотечной комнате, больше напоминавшей монашескую келью. Здесь их ждали два хмурых стражника, охранявших комнату. Зажегши большой серебряный семисвечник, епископ взял с сильно запыленной полки древнюю книгу. Оглядев пыльные полки, заваленные ветхими свитками пергамента и вырванными из книг страницами, Марк решил, что эта книга — самая ценная вещь в комнате, не считая семисвечника. — Это для испытания? — неуверенно спросил Марк. Епископ не ответил, а лишь снова схватил за плечо и спешно повел дальше по коридору. Видимо, сердился за то, что Марк не дождался его у себя в комнате. Почти вбежав в светлый просторный зал, епископ остановил Марка перед большим круглым столом, за которым сидели около двадцати строгих священников, все пожилого возраста, с бородами одна длиннее другой. Это был Совет епископов. Марк занервничал с новой силой: ему никогда не нравилось, когда на него смотрят больше двух человек, тем более, когда это люди, занимающие высокие должности. В такие минуты он начинал нервничать, напрягаться, выпячивать грудь, с ложным интересом оглядываться по сторонам, словом, вести себя настолько неестественно, что это бросалось в глаза даже безразличным наблюдателям. Епископ объявил: — Седьмой миротворец Маркос! — и вложил ему в руку книгу. — Логос оживет в твоих руках, если ты миротворец, избранный Всевышним для свершения Его воли. Это была старая, потрепанная книга, точнее, книжный свиток. Состояла она из длинных листов пергамента, накрученных на две короткие трости. Марк покрутил ее в руках. Если бы не строгое выражение епископских глаз и напряженное внимание остальных епископов, он бы подумал, что с ним сыграли чудовищную шутку. Как книга может ожить? — Ты веришь в Спасителя? — спросил епископ с такой холодной серьезностью, что стало жутковато. — Да, конечно… — И избираешь Путь истины путем своей жизни? — Н-да, — согласился Марк, хотя еще не совсем понимал, что такое Путь истины. — Тогда произнеси с верой: Слово-меч! Марк пристально всмотрелся в книгу. Испытание было не то чересчур простым, не то невыполнимо сложным. Как сказать с верой? Он же не знает, что должно произойти. Чего ожидать? «Чуда! — сказал Марк самому себе в мыслях. — Нужно ожидать чуда, вот и все. Ничего другого не остается». — Слово-меч! — произнес он, повысив голос и всматриваясь с верой в книгу. …И чудо произошло. Книга заискрилась, вспыхнула ярким белоснежным светом, вытянулась более чем на метр в длину и, спустя мгновение, Марк ошеломленно держал в руках настоящий боевой меч. Острый с обеих сторон. — Миротворец! — сказал епископ и просветлел. — Седьмой миротворец! Я понял это с первого взгляда, когда увидел тебя. Совет епископов поднялся на ноги. Лезвие меча было длиной около метра, плюс золоченая рукоять с гардой в виде крестовины — еще сантиметров двадцать. Тяжеловат, но удобен. Рукоять оказалась нагрета, приятное тепло проникало в руки. Марк почувствовал, как это тепло поднимается по рукам выше, наполняя тело какой-то дивной, необычной силой. Он готов был стоять еще не меньше часа, созерцая этот блеск отточенного лезвия, согреваясь силой храбрости, исходящей от рукояти. Но епископ приказал произнести «Слово-книга». — Слово-книга! — с чувством проговорил Марк. Меч снова превратился в книжный свиток. — Каждый раз, когда тебе или твоему ближнему будет грозить опасность, Слово будет оживать в твоих руках обоюдоострым мечом Логосом. Как и у прежних миротворцев. А сейчас, Маркос, ты произнесешь молитву посвящения. Ты готов идти путем миротворца, исполняя волю Спасителя там, куда Он призовет тебя? — Да, — ответил Марк, все еще пребывая под ободряющим действием меча. Его наполнял восторг. Он почувствовал, что его решение стать миротворцем, высказанное в этом коротком слове «да», меняет весь его внутренний мир. Депрессивное, пораженческое настроение сменялось боевым рвением. Малодушие и робость отступали прочь. Он ощущал, как в нем закипает и рвется наружу долгожданная энергия отваги, о которой он столько мечтал. Да, он изменяется. — Повторяй за мной и вдумывайся в каждое слово, ибо за каждое слово однажды дашь ответ, — произнес епископ. Совет епископов сохранял молчание, но Марк ощущал пристальные взгляды на своем лице. — Всевышний Творец неба и земли, веди меня к людям, как несущего мир, — повторил Марк за епископом, негромко, однако слышно его было во всем зале. — Там, где ненависть, сеять любовь. Марк смотрел в сторону Совета, но глаза его были прикованы к книге, поднятой перед собой. — Там, где вражда, сеять мир. — Там, где обида, сеять прощение. — Там, где неверие, сеять веру. — Там, где отчаяние, сеять надежду. — Там, где печаль, сеять радость. — Там, где тьма, сеять свет. — Творец мой и Спаситель мой: помоги не искать понимания, а понимать других, не искать любви, а любить самому, не искать утешения, а утешать других, ибо, давая, мы получаем, прощая, мы прощены, и нас ждет Вечная Жизнь. Во имя Спасителя, я готов. Епископ еще что-то говорил, обращаясь к Совету, но Марк его не слышал. Его наполнила волна непостижимых чувств. Его жизнь меняется. Что-то происходит в душе. Что-то искореняется, что-то произрастает. Он не понимал, что происходит, знал лишь одно — он уже не останется прежним. * * * Чтобы успокоиться Марку оказалось достаточно миновать три-четыре коридора с волнистыми узорами, навевающими сон. Пока они с епископом дошли до тронного зала, Марк ощутил сладкое убаюкивание от созерцания этих росписей. — Брат Ортос, давно хочу спросить: почему именно я стал Седьмым миротворцем? — Это знает лишь Всеведающий, пути Его неисследимы. Но я точно знаю, что миротворцами становились те, кто сильно жаждал и долго искал этого. — Не скажу, что я долго искал… но жаждал — это точно, — признался Марк. — Однако и представить себе не мог, что мои мечты сбудутся… в такой форме. — Сбывшиеся и несбывшиеся мечты во власти нашего выбора. — Но я думал совсем о другом, когда мечтал. — Наши мысли никогда не откроют нам, кем мы являемся. Не откроют этого и наши слова. Даже наши поступки не покажут нам, кто мы есть. И только выбор, который мы делаем, откроет нам, кем в действительности мы являемся. Ты предстал перед выбором: принять призвание миротворца или не принять. И ты принял. Огромнейший тронный зал был раз в десять больше предыдущего; стены его украшали такие же усыпляющие узоры. На высоком троне сидел король Морфелона Агапит Теодоний — глубокий старик с длинной седой бородой и усталыми задумчивыми глазами. Одетый в золоченые, но неяркие одежды, глава государства склонял голову под тяжестью большой тиары, тусклой как давно нечищеный музейный экспонат. Перед ним за крошечным столиком сидел писец, а подле него переминались с ноги на ногу от долгого стояния двое вельмож в запыленных походных одеждах. — Отслужил, значит, епископ Мелиса и Туманных болот, — медленно говорил король, смотря не на вельмож, а в пол. — Упокоился в мире старик, друг моей далекой юности. …А епископу Южному напиши: волей Всевышнего, пусть прибудет в Морфелон для рукоположения. Король говорил так тихо, что если бы не хорошая акустика огромного зала, его бы никто не услышал. Завидев прибывших, король поднял клонящуюся голову и не то вопросительно, не то сочувственно посмотрел на Марка. — Сиятельнейший Патриарх, к вам прибыл Седьмой миротворец Маркос-северянин, из страны Дальних земель, — глуша собственный голос, чтобы не показаться слишком громким, сообщил епископ. — Миротворец. Хвала Спасителю, — еще тише промолвил король, и его голова ещё больше опустилась вниз. Неприятная пауза длилась минут пять. Король, очевидно, думал, а может, спал. Когда писец, заполнявший бумаги, шелестнул листом бумаги, король вздрогнул и чуть-чуть разжал губы: — Блаженны миротворцы… хвала Спасителю. Я благословляю… — Подойди ближе, — шепнул епископ и подтолкнул Марка кулаком в спину. Марк подчинился. Ожидая чего-то необычного, он зажмурил глаза. Король слегка приподнял кисть правой руки, и его уста прошептали короткую молитву. Слов Марк не разобрал, но, судя по глазам епископа, понял, что это и было благословение. Закончив, король снова застыл, не то размышляя, не то погружаясь в сон. Согнув плечи в почтительном поклоне, епископ и Марк бесшумно удалились. Марк был рад этому: напряженную тишину он не любил и начинал нервничать. — А он, то есть Сиятельнейший Патриарх, всегда такой… гм, сонливый, — спросил Марк, не найдя более корректного слова. — Сиятельнейший Патриарх очень стар, — почти шепотом ответил епископ. Он сделал длинную паузу и хотел добавить что-то еще, но передумал. — Готовься, Маркос. Скоро мы отправляемся на юг, к пророку Эйреному, в Храм призвания Зеленой идиллии, что в долине Анфее. — Это далеко от Морфелона? — Две недели пути. — И там я узнаю о своей миссии и призвании? — Да, брат мой. — И узнаю, как и почему я попал из своего мира в ваш? — Да, брат мой. — …И как мне вернуться домой? — Да, брат мой. — Тогда я готов, — уверенно заявил Марк. На душе становилось намного легче, холод неизвестности больше не доставлял тревоги. Всего две недели пути! Скоро, очень скоро он узнает все. Он исполнит все, для чего призван. На юг, так на юг! * * * На следующее утро Марк поднялся с куда большим энтузиазмом, чем в прежнее, хотя отдаленная грусть за домом изредка покалывала сердце. Марк старался не думать о доме, но это было непросто: родной дом снился ему ночью, оставляя в душе неприятный след. Помогали вчерашние размышления о нудной и бесперспективной жизни в родном мире: вспоминая о серой суете, Марк ярко противопоставлял своему дому удивительный мир Каллирои, путешествия и приключения, которые ожидали его впереди. Помогала и книга-Логос. Марк не решался дать ей приказ превратиться в меч, а лишь гладил шершавые листы пергамента, исписанные с обеих сторон. Отдельные листы были склеены и намотаны на две трости. Чтобы читать книгу-свиток, ее нужно было постепенно раскручивать с одной стороны и накручивать на другую, читая один столбец за другим по порядку. Незнакомые закрученные слова и символы были написаны очень тесно, без промежутков, без знаков препинания и без абзацев. Все это настолько затрудняло чтение, что даже если бы Марк владел каллиройской письменностью, он бы не знал куда отнести буквы: к предыдущему или последующему слову. За этим занятием его застала недавняя знакомая, без стука вбежавшая в комнату. — Почтенный Маркос, Харис сказал, что ты с ним и с епископом Ортосом отправляешься на юг, это правда? — весело и звонко прощебетала Флоя, сияя улыбкой. — Т-с-с, не кричи, — прошептал Марк, подражая епископу. — Да, отправляюсь. Только не называй меня почтенным. — Хорошо, миротворец Маркос. А зачем ты идешь на юг? — Епископ Ортос говорит, что там я найду свое призвание. — Призвание? А что это? — Как тебе сказать, я и сам толком не знаю. Это вроде смысла жизни: то, для чего ты родилась на свет… — Чтобы жить. Просто жить и наслаждаться жизнью, — беззаботно проговорила Флоя. — Может быть, но мне этого недостаточно. Я хочу узнать, кем я призван стать в жизни. Что мне предстоит совершить в этом мире. Если на юге мне могут ответить на эти вопросы, я поеду на юг. Флоя сделала вид, что задумалась, хитро прищурив глазки. — А что, если и мое призвание на юге, а? Тогда и мне нужно на юг. Марк неодобрительно кашлянул. Ему совершенно не хотелось, чтобы эта юная девица сопровождала его в походе. Когда его слабости начнут проявляться перед епископом или Харисом, он это стерпит, но показать свои многочисленные недостатки перед ней — это просто кошмар! — А разве тебе плохо здесь, Флоя? Тут столько всего интересного. — А если мое призвание на юге? — упрямо повторила она. — Но ты даже не… не аделианка, — с трудом вспомнил Марк слово, которым здесь называли тех, что идут Путем истины. — Здесь в Иероне говорят, что стать аделианином — длинный и тяжелый путь. Что, если поход на юг и станет моим путем к новой жизни? Марк удрученно вздохнул. Но у него оставался беспроигрышный ответ. — Боюсь, Флоя, что епископ Ортос не согласится. А я, уж прости, во всем подчиняюсь ему. — Епископ Ортос согласится, — уверенно сказала Флоя. — Ну, тогда будет другое дело, — усмехнулся Марк, совершенно не разделяя ее уверенности. В комнату вошел епископ Ортос, но Флоя, вместо того, чтобы начать уговоры, быстро юркнула за дверь. Епископ был в воодушевленном настроении: — Ты готов, Маркос? — Готов? К чему? — Ты избрал путь миротворца. Тебя ожидают подвиги. — Подвиги? А, вот в чем дело. Думаю, я не совсем к ним готов. — Ты уже совершил первый подвиг, — сказал епископ. — Спас от рабства юную девушку. — Флою? Кстати, как она вам? — Непоседа, — улыбнулся епископ. — Без присмотра ни на минуту нельзя оставить. А вот о своем прошлом не слишком болтает. Но я узнал ее историю. Два года назад в ее крае свирепствовала моровая язва — напасть нередкая в Унылой долине. Многие селения потерпели от этой беды. Мать Флории умерла, а отец отправился искать новое место для дома, да так и не вернулся. Наверное, тоже сгинул. Флории и двум ее братьям посчастливилось — их раньше всех отправили поближе к Морфелону к родственникам. А ее селение вымерло: его огласили проклятым и сожгли. Вот так она попала к дяде. Братья ее были постарше, они в доме не задержались, ушли в Тихие равнины, искать новую жизнь. А куда было деться юной девушке, с детства окруженной заботой и любовью родителей? Осталась она у своего зловредного дядюшки, который заставлял ее работать от зари до зари. Бил ее часто. От его сынков и дочек она тоже ничего хорошего не знала. Сердце ее уже черстветь начало. Она даже рада была, что ее продали, только б вырваться из нелюбимого дома. — Так у нее никого нет? — спросил Марк. — Никого. — Что же с ней будет? — Во дворце я оставить ее не могу: она мирянка и непоседа. Хлопот от нее будет много. Да и не позволит никто, чтобы девушка не из знатного рода служила при дворце. Отправлю ее в приют для сирот при Храме смирения. Хотя чует мое сердце, что и там она не усидит. Но мы не скоро увидим ее, так как уходим на юг. — Когда? — Как только я завершу все приготовления. Мне понадобится четыре дня. — Почему так много? — Я должен получить бумаги от Совета епископов, удостоверяющие тебя как миротворца, отправить гонцов к нашим союзникам южанам с вестью о том, что пришел Седьмой миротворец. Я должен поставить в известность Совет епископов о нашем пути, о наших намерениях. Я должен просить казначея о выделении денег для наших нужд в походе. А кроме того, покидая Морфелон, я оставляю свое служение в Иероне и обязан решить с Советом епископов, кто останется вместо меня. — А что делать мне? — Молись и набирайся сил. Ходи в наш дворцовый храм. — Я бы хотел научиться владеть оружием, — заметил Марк, еще не осознавая, но уже чувствуя неизбежность схваток с настоящим врагом. — Я попрошу принца Афарея поупражняться с тобой. * * * Епископ сдержал обещание. На следующий день Марк получил приглашение от Афарея присоединиться к тренировке во внутреннем дворе Иерона. Польщенный приглашением, Марк схватил свой книжный свиток и уже хотел поспешить вниз, как его остановила мысль: «А если книга не превратится в меч? Как нелепо я буду выглядеть перед рыцарями!» Запершись в своей комнате, Марк расставил ноги и застыл с книгой в вытянутых руках. Затем, вспоминая каким великолепным светом вспыхнула книга перед Советом епископов, Марк уверенно произнес: — Слово-меч. Книга не шевельнулась. — Слово-меч! — сказал Марк погромче. Никакого эффекта. — Слово-меч! — почти крикнул он, встряхивая книгу как неисправный механизм. — Давай же, превращайся! Слово-меч! Промучившись так минут десять, Марк в расстроенных чувствах бросил книгу на стол и отправился во внутренний двор, по дороге выдумывая отговорку для Афарея, почему он пришел без своего Логоса. — А вот и миротворец Маркос! — Афарей был рад встрече. — Я слышал, ты произвел впечатление на Совет епископов. Так ты отправляешься на юг? Славно! А где Харис? Брат Ортос опять отправил его с поручением в Унылую долину? А где твой Логос? — Я хотел для начала поучиться на коротком мече, как у тебя, — выдал Марк заранее подготовленный ответ. — А, львиный коготь! Тебе нравится? — Афарей погладил клинок своего меча. — Славно! Эй, ты, — он прикрикнул на слоняющегося без дела слугу. — Подай-ка нашему миротворцу меч, да получше! Слуга тотчас вручил Марку оружие — такой же меч, как и у принца. Афарей поправил положение его руки, помог стать в боевую стойку и с достоинством произнес: — Военное превосходство воинов Ордена молодого льва заключается в трех причинах: несомненная вера в свою силу, стремительный натиск, сильный удар. В схватке важно первым броситься в атаку, не дожидаясь, пока это сделает враг. Нападаешь и бьешь, бьешь, отбивая меч врага, раз за разом, пока он не потеряет обладание. А тогда — один точный взмах или выпад делает тебя победителем. На этом слове Афарей перешел в атаку. Марк не продержался и трех ударов, как меч принца застыл у его горла. — Видел? Теперь ты! Попробовав следовать примеру, Марк пошел в наступление, но и тут потерпел неудачу: на третьем ударе меч вылетел из его рук. — Ты почти не веришь в свои силы, когда бьешь, — Афарей воткнул свой меч в землю и, крепко сжав плечи Марка, глянул ему в глаза отважным взором. — Никогда и ничего не бойся. Ты можешь! Верь в победу! Если в сердце крадется сомнение — делай шаг вперед. Если не можешь поверить, что твой меч поразит врага — бей сильнее. Если чувствуешь страх — бросайся на врага, если нет веры — не верь, но иди в бой. Забудь обо всем, пусть твой меч думает за тебя. Падет возле тебя один враг, второй — и вера сама придет, сама тебя наполнит. Меч в руки! Наступай! Марк снова стал в боевую позицию. С минуту они простояли глаза в глаза, с направленными друг на друга остриями мечей. Марк набирался смелости. Затем подался вперед и сделал ложный жест, как бы намереваясь ударить с размаху, но вместо того — совершил прямой колющий выпад. Афарей отразил его прием и засмеялся. — Лучше не умничай, миротворец Маркос! Бей, как я тебя учил. Каждый шаг — шаг смелости, каждый удар — удар веры. Давай, все получится! Оп, оп, оп! Решив больше не хитрить, Марк начал атаку с череды сильных ударов, отбивая меч противника вправо-влево, при этом наступая шаг за шагом. Афарей поддавался, отступая и одобрительно покрикивая «Оп, оп, оп!», чем вызывал у Марка еще больше прыти. Меч принца легко поддавался ударам, хотя даже неопытному глазу было видно, что тому ничего не стоит обезоружить своего противника. — Оп, оп, оп! Уже гораздо лучше! — воскликнул Афарей, когда Марку удалось сделать выпад и чуть-чуть задеть его кожаный нагрудник с нашитыми металлическими чешуйками. — Ты быстро схватываешь науку, миротворец Маркос! Марк благодарно кивнул, понимая, однако, что в реальном бою противник не станет пятиться, тупо тараща глаза и позабыв о собственном мече. — Мы тренируемся здесь каждое утро после служения в храме и по вечерам перед ужином. Пока ты в Иероне, не упускай случая научиться владению коротким мечом у воинов Ордена молодого льва, — сказал Афарей, не без гордости за свой орден. * * * Вместо обещанных четырех дней Марк провел в Иероне целую неделю. У епископа что-то не складывалось, и он постоянно откладывал поход. Все эти дни Марк тренировался с Афареем и, что удивительно, начинал верить в свои силы. Принц порою бывал немного резок, но не терял веселого нрава и был доволен своими воинами. Лишь однажды Марк увидел его другим — когда запыхавшийся гонец принес ему свиток с сообщением. Прочитав письмо, Афарей в ярости швырнул его под ноги. — Силы небесные, будет ли конец наглости Ипокрита! Или я — сын короля, глава ордена — должен сидеть молча как раб? — Что случилось? — осторожно спросил Марк. — Моих посланников с позором изгнали из селения Сонная дубрава! — вскричал Афарей с таким гневом, что у него жилы вздулись на шее. — Я послал их, чтобы призвать всех верных встать на борьбу с лесной нечистью. Так, веришь ли, жители прогнали моих посланников палками и комьями земли! Ипокрит настроил всех против меня. Знаешь, как они меня назвали? Изменником! Меня! Или морфелонские земли не мои земли тоже, и я ничего не смею делать без позволения архиепископа Ипокрита? Он потрясал кулаками и ходил взад-вперед, а потом, как бы под влиянием новой мысли, быстро повернулся к Марку и, сильно схватив его за плечи, проговорил: — Если бы я был таким свободным как ты, Седьмой миротворец Маркос! Если бы у меня был такой повод как у тебя, чтобы уйти на юг! Я бы попрал все запреты Ипокрита, я бы сам пошел в Сонную дубраву, я бы объехал каждый поселок в королевстве, я бы собрал всех верных аделиан — и вступил бы в открытую борьбу за свободу — борьбу на просторах юга. В тот вечер Афарей еще долго и яростно говорил, изредка задыхаясь от волнения, потрясал кулаками. Из его речей и последующего разговора с Харисом Марк заключил, что архиепископ Ипокрит, вызвавший столько бурных эмоций у принца, является очень влиятельным человеком в Морфелоне. Он давно находится в доверии у короля и всячески убеждает его отказаться от войны против сил Темного Владыки Хадамарта на юге Каллирои. Причины такой политики Ипокрита были для Марка не ясны, но, зная о горячем темпераменте Афарея, он понял, что эти двое не просто разошлись во взглядах, а стали ярыми противниками в одном дворце. Имея огромное влияние в морфелонских провинциях, архиепископ Ипокрит насаждал там самые нелестные слухи о принце Афарее и его воинственном ордене. Из-за этого Орден молодого льва переживал в провинциях если не гонения, то, по крайней мере, большие трудности. И все же Марк до сих пор толком не знал, с кем враждует Морфелон и с кем придется враждовать лично ему. От Хариса и Афарея было сложно услышать нечто вразумительное, а с важными людьми во дворце Марк заговорить не решался. Епископа Ортоса он видел каждый день, но расспросить его не удавалось. Тот был сильно занят и только отвечал: «Скоро. Уже скоро. Еще день». Выходить в город Марк не решался: не зная законов и обычаев горожан, он боялся попасть в какую-нибудь неприятную историю. На седьмой день он решился попросить Хариса показать ему город, на что странствующий рыцарь охотно согласился. Было утро — время, когда под воротами дворца собирались люди, просящие о своих нуждах. Как только Марк и Харис вышли из ворот, они наткнулись на толпу жалкого вида крестьян, пришедших к королю за помощью. Среди них были и старики и старухи, мужчины и женщины, молодые пары, дети и матери с грудными младенцами. Все они — а их было около пятидесяти — стояли, понурив головы, и лица их омрачала слепая безнадежность — следствие тяжкой скорби и близости отчаяния. Их страшные лохмотья лишь отчасти напоминали одежду. Многие стояли босыми, ноги их были разодраны в кровь. На изможденных лицах толстым слоем лежала пыль, у большинства людей были воспалены глаза от бессонных ночей. Королевский вельможа с розовыми пухлыми щеками, выступавший перед ними, разводил руками и что-то говорил так тихо, что разобрать его слова можно было только в полной тишине. Но все его жесты, движения и даже осанка убедительно говорили, что эти несчастные помощи не дождутся. — Кто эти люди? — спросил Марк. — Сейчас узнаем, — буркнул Харис и, подозвав ободранного тощего человечка, испуганно вертевшего головой, потряс его за плечи. — Кто вы такие и зачем пришли к воротам Иерона? — О, молодой лев, — человечек заметил на плаще Хариса вышивку Ордена молодого льва и сразу склонился с почтением. — Беда и скорбь привели нас к Сиятельнейшему Патриарху. Мы из долины Мутных озер. Вам, храбрые рыцари, должно быть известно, каким тяжелым трудом добываем мы свой хлеб. Но год назад, когда в нашей долине появился черный маг Калид, нас обрекли на вымирание. Калид построил жертвенник божеству греха Амартеосу и потребовал, чтобы все поклонялись и приносили жертвы… — Постой, постой, — остановил его Харис. — Мутные озера — это земли нашего князя Кенодока. — Говорят, он продал часть своих земель Калиду… — Аделианский князь продает земли черным магам! — воскликнул Харис так громко, что привлек внимание остальных крестьян и пухлощекого вельможи. — Да он вообще никому не смеет продавать земли без позволения короля! Обездоленные крестьяне оживились, услышав его праведное негодование. — Калид насылает на нас болезни. — Колдуны сжигают наши посевы. — В долине господствует нечисть! — выкрикнул предводитель процессии, самый крепкий мужчина из всех. — Озерные духи отравляют нам воду. Сельвархи похищают наших детей. Три дня назад я похоронил сына. Сколько нам еще ждать помощи от короля? Год назад нас было четыреста, а теперь — меньше двух сотен. Среди крестьян нарастало волнение, вокруг них собиралась толпа любопытствующих горожан. Вельможа предостерегающе поднял руку, и за его спиной зашевелился отряд стражников-копьеносцев. — Жители Мутных озер, я снова и снова повторяю вам: вы подданные достопочтенного князя Кенодока, и помощи вам просить нужно у него. — Мы семь раз ходили к князю, умоляя спасти наши семьи, — кричал предводитель. — На восьмой раз на нас спустили собак. Нам сказали искать помощи у короля, так как все жители морфелонского королевства его подданные. — Я передам письмена с вашими просьбами старшему советнику Сиятельнейшего Патриарха, — невозмутимо ответил вельможа. — Мы еще полгода назад передавали письмена, — раздались недовольные голоса в толпе. — Мы не можем больше ждать. Нечисть изводит нас. Гибнут наши дети. Мы не уйдем отсюда, пока король не снарядит войско! — А как же живут в селениях, соседних с вашим? Почему они не жалуются на Калида? — Они поклонились Амартеосу! — крикнул предводитель. — Для них напасти закончились, но их души порабощены. А мы — адельфы и никогда не отступим от Пути истины. Мы не станем приносить жертвы Амартеосу, мы не отдадим наших дочерей в капища разврата, мы не пойдем в рабство. Нам некуда идти. Мы ушли, но в нашем селении остались те, кто уже не может двигаться. Если король не окажет нам помощи, мы умрем под этими стенами, может, тогда вспомните, что призваны защищать своих подданных. — Я передам письмена с вашими просьбами, — скупо повторил вельможа и, надув свои пухлые щеки, развернулся к воротам. Марк все это время наблюдал за происходящим, но не обращал внимания на Хариса. А тот сжимал кулаки, накалялся и багровел от гнева. Когда же вельможа пустился во дворец, так и не дав несчастным надежды, странствующий рыцарь преобразился: — Святой-Всемогущий, какие письмена?! Взгляните на их лица, какие еще письмена нужны? Взгляните на лица этих стариков, этих матерей с детьми, перенесших столько горя — вот самые доказательные письмена! Одна из молодых матерей, совсем еще девочка, с младенцем на руках подняла к Харису запыленное лицо: ее умоляющий детский взгляд с крупными слезами на щеках привел странствующего рыцаря в состояние безрассудного мужества. — Слушайте меня, жители Мутных озер! Я, Харис, сын Аристарха, обязуюсь перед всеми, кто меня слышит, немедля отправиться в ваш край и положить конец беззаконию Калида, а также покончить со злой нечистью! Вельможа дал знак стражникам, и Хариса тут же взяли под руки двое копьеносцев. Но он вырвался, неразборчиво ругнувшись, и быстрыми шагами пошел через городскую площадь. Не зная, что делать, Марк побежал за ним, по пути заметив, что совсем немногие из крестьян увидели в поступке рыцаря проблеск надежды. Для большинства же Харис лишь на минуту скрасил отчаяние, дав понять, что кому-то они нужны в этом королевстве. — Ты действительно хочешь идти к этим Мутным озерам? — спросил Марк. — Я дал слово. Я сдержу его, — Харис внезапно остановился и хлопнул Марка по плечу. — Передай брату Ортосу, что я вернусь, как только очищу селение этих людей от нечисти и власти Калида. Да простит он мне самовольство, но нет моих сил терпеть это беззаконие. — Мутные озера… это далеко от Морфелона? — Три дня пешего пути. Но мой верный Скороног доскачет туда за одну ночь. Прощай, Маркос, свидимся ли, не знаю. Но помни: Харис, сын Аристарха всегда держит слово. Крестьяне под воротами уселись на свои скромные пожитки. Любопытствующие горожане расходились. Ворота во дворец закрылись, Марку пришлось долго упрашивать стражников пропустить его. К счастью, появился епископ Ортос, и Марка благополучно впустили. * * * — Так Харис поскакал к Мутным озерам, — проговорил епископ, внимательно выслушав сбивчивую речь Марка. — Да, и попрощался, будто мы с ним больше не увидимся. — Мы увидимся с ним завтра утром, — с уверенным спокойствием сказал епископ. — Он знает, что мы завтра уходим на юг. — Но он так решительно настроен драться с нечистью… — Харис — отважный воин, но, к сожалению, его отвага происходит от незнания. Он не бывал в боевых походах и не знает, что такое война. Они вошли в комнату Марка и сели на тяжелые дубовые стулья. — Харис мне рассказывал о войнах с нечистью, — сказал Марк, вспоминая воинственную браваду странствующего рыцаря. — Он и сам узнал о них со слов других воинов, — ответил епископ и добродушно улыбнулся. — Он рос в семье морфелонских адельфов знатного рода. Родители хотели, чтобы он обучился грамоте, служил при храме, но он избрал жизнь воина. Видя, что сына не переубедить, отец отдал его в гарнизон королевской когорты. В Эпоху лесных войн эта когорта поддерживала порядок в провинции Тихих равнин, где почти не встречались враги. А Харис мечтал о битвах и подвигах. Безмятежная жизнь в гарнизоне ему так опротивела, что он сбежал из Тихих равнин и вступил в Орден молодого льва. Но даже этот воинственный орден в наше время живет мирно, а Харису нелегко усидеть на месте. Вот его и отослали мне в помощники. Он странствующий рыцарь, а я странствующий епископ. Мы хорошо ладим. Он простоват, но верен, и все, что я ему говорю — исполняет. — И все-таки, мне кажется, он не вернется. — Вернется, вот увидишь. Его не пустят к Мутным озерам. — Как это не пустят? — На первой же заставе его остановят. У него нет письменного разрешения Совета епископов с королевской печатью. — Разрешения на что? — На подвиг в Мутных озерах. — Письменного разрешения на подвиг? — изумился Марк. — Что за странный обычай? — После Эпохи лесных войн появилось множество шарлатанов, заявляющих, что они странствующие рыцари. Они берут деньги с крестьян, обязуясь защитить их от врагов или снять чары, и попросту исчезают с деньгами. Вот Совет епископов и постановил, что без его разрешения совершать подвиги запрещено. Марка неприятно задели эти слова: встретить такой формализм в стране рыцарей и чудовищ он не ожидал. — Но ведь в Мутных озерах страдают люди. Они нуждаются в помощи. После всего, что я услышал от них, я подумал: вот сейчас десятки рыцарей вскочат на коней, помчатся и разгонят колдунов и нечисть. Почему никто кроме Хариса не поспешил защитить этих несчастных? Епископ устало вздохнул. — Есть две причины. Одна заключается в том, что королевская армия утратила способность защищать своих подданных. Это стало очевидным еще одиннадцать лет назад, когда началась Эпоха лесных войн, окончившаяся только два года назад. В силах короля разуверились все. Адельфы стали объединяться в ордена, наполняя старые и создавая новые. Самым древним и многочисленным является Орден хранителей традиций, самым воинственным и молодым — Орден молодого льва. Князь Кенодок, во владения которого входит провинция Мутных озер, особа, близкая к королю. Никто не хочет портить отношения с этим человеком. Епископ недолго помолчал. — Но есть более глубокая причина. Каллироя давно поражена болезнью, из-за которой и происходят все беды. Имя этой болезни — равнодушие. Оно проявляется по-разному. В Морфелоне люди, в большинстве своем, ленивы и сонливы. К югу отсюда лежит город Мелис — там жители живут игрищами и забавами. В Амархтоне — обители всего мыслимого зла — люди очерствели настолько, что им безразличны судьбы своих родных. Болезнь равнодушия объединяет наши города. — Но ведь вы не равнодушны. — Я не многое решаю в Иероне. Я не раз говорил на Совете епископов, Совете военачальников и князей, что нас погубит не Темный Владыка Хадамарт и его легионы тьмы. Нас погубит наше равнодушие. В наступившей тишине епископ, казалось, сейчас скорбно вздохнет, сетуя на несправедливый мир, но он вдруг озарился обнадеживающей улыбкой. — Вот почему мне по душе Харис. Сердцем таких как он, равнодушие не завладеет никогда. * * * Назавтра Марк встал раньше обычного. Пришел день, когда он вынужден покинуть гостеприимный дворец и отправиться на поиски своего призвания. Марк немного волновался, но твердо знал, что если не научится подавлять свой страх перед испытаниями, то не продвинется ни на шаг. Флоя как всегда бесцеремонно вбежала в его комнату, с любопытством осматривая все вокруг. — Собирайся, миротворец Маркос! Епископ Ортос сказал, что будет ожидать тебя у ворот. — Ладно, только не кричи так громко. Удивляюсь, как тебя еще не выставили из дворца с таким голоском? Внешний облик девушки снова изменился: тесная многослойная одежда здешних служанок ее явно не устраивала. На ней была длинная темная жилетка без рукавов, с вышитыми бисером узорами, и бирюзовая юбка до колен. Обнаженные плечи покрывала черная накидка с багровой подкладкой, застегивающаяся при помощи цепной застежки на груди. На шее появились две серебряные цепочки и пара радужных бус. Черные волосы, ранее сплетенные в косички, были распущены. — Тут такие добрые люди, — радовалась Флоя, носясь по комнате. — Немного скучноватые, поболтать толком и не с кем, но хорошие. Просто чудо! Марк насторожился: не слишком ли радостна эта девчушка в день его отъезда? Он бросил взгляд на ее обувь. На ней были женские закрытые сандалии из тонкой кожи, обвязанные ремешками вокруг лодыжки, вполне подходящие для похода. — Ты куда-то собралась, Флоя? Она удивленно-растерянно взмахнула руками. — Конечно! Я иду с тобой! — Гм, я тебе говорил, что епископ Ортос… — Епископ Ортос согласился взять меня на юг, — выпалила Флоя полную неожиданности новость. Марк не знал, что и сказать. Такого решения от строгого епископа он никак не ожидал. — Ты не рад? Маркос, я нисколько тебя не обременю, я буду делать все, что скажешь… — Все нормально. Раз епископ Ортос сказал, я тоже не против, — насилу выговорил Марк. — Я так и знала, так и знала! — воскликнула она с радостью. — Идем же, идем! Но тут в комнату вошли шестеро слуг, заявив, что их прислали помочь Седьмому миротворцу собраться в дорогу. Что они имели в виду, Марк понял только тогда, когда эти парни выставили Флою за дверь и вывалили перед ним груду железа. Это были его воинские доспехи. Марка заставили снять свою одежду и надеть толстую белую рубаху со штанами из какой-то грубой материи. Затем на него надели кольчужную кирасу — нечто вроде рубашки с рукавами, сделанной из переплетенных мелких стальных колец. Она оказалась тяжела, Марк сразу сгорбился под ее весом. А между тем снаряжение только начиналось. Марку пришлось натянуть сапоги из твердой кожи и нацепить поверх штанов неуклюжие поножи. Затем на голени ему надели застегивающиеся железные наголенники, а на бедра — широкий пояс с большой пряжкой. После этого Марка утяжелили кожаными наручами, защищающими руки от запястья до локтя, вручили твердые перчатки. Если поначалу Марк воспринял рыцарские доспехи с долей романтики, то теперь он бы дорого дал, чтобы отказаться от этого облачения, но уже было поздно. Ему надели круглый стальной шлем, прикрывающий голову до ушей, с узкой полоской, закрывающей нос. — Это все? — с робкой надеждой спросил Марк. Но нет, еще оставалось оружие. Счастье, что мечом его был книжный свиток, не составляющий тяжести — Логос уложили в походную сумочку-чехол и пристегнули к поясу. Когда же ему на спину повесили треугольный железный щит, Марк твердо решил, что при первом удобном случае его «потеряет». Наконец на его перегруженный пояс повесили кинжал и плетку, а на плечи накинули длинный ворсяной плащ, на чем приготовления закончились. Помимо этого слуги снарядили вещевой мешок, наперебой рассказывая, как применять лечебные настойки, как расстилать походное одеяло, разводить огонь кремневыми камнями, как вести себя при встрече с врагом и прочие советы, нужные страннику-новичку. Все ему пытались услужить, но никому из них не пришло в голову положить в вещевой мешок его одежду, и если бы Марк не заметил, она бы так и осталась во дворце. Первые шаги дались ему ценой огромных усилий. Марк удивился, узнав, что его облачение — не боевое, а походное. Он не отличался атлетическим телосложением, но и не слыл слабаком, однако же, для него было загадкой, как здешние воины ухитряются путешествовать в таких доспехах, да еще и сражаться? Он был уверен, что слуги проведут его до ворот, но где там: снарядив миротворца, они лениво разбрелись по коридорам, искать себе занятие. С Марком осталась только Флоя с легкой походной сумкой, весело щебеча о грядущем походе. Стиснув зубы, Марк взвалил на спину свой походный мешок и удивился: как он вообще двигается с такой тяжестью? В грубых сапогах, поножах и наголенниках он чувствовал себя как в колодках. Шлем казался жутко неудобным и мешал зрению, а щит и мешок клонили к полу. Когда Марк добрался до ворот, он уже тяжело дышал и обливался потом. Сбросив перед воротами злосчастный мешок, Марк остановился передохнуть. — Мы уезжаем, брат, уезжаем, — услыхал он за воротами приглушенный говор епископа Ортоса. Отвечал ему другой голос, сухой и шипящий, настолько подозрительный, что Марк невольно навострил уши. Услышав в разговоре слово «миротворец», Марк решил не спешить, а внимательно послушать. Флоя замерла рядом, без слов уразумев его намерения. — Ради кого вы покидаете нас, брат? — шептал сухой голос. — Он поведет вас в погибель. — На все воля Всевышнего, брат, — отвечал епископ. — К тому же он может оказаться самозванцем. — Обоюдоострый меч Логос зажегся в его руках, брат. Седьмого миротворца признал Совет епископов. — Совет может заблуждаться. — Седьмого миротворца благословил Сиятельнейший Патриарх… — Пусть так, но подумайте, что повлечет за собой поход Седьмого миротворца на юг? — настаивал сухой голос. — Не так давно окончилась кровопролитная война в морфелонских лесах, в которой не было победителей. Что, если Седьмой миротворец возмутит спокойствие в южных краях? Гнев Хадамарта обрушится на Морфелон. Понимаете? Королевство не вынесет еще одной Эпохи лесных войн. Епископ долго медлил с ответом, но ответ его был тверд: — Каллироя нуждается в миротворце. Слишком страшная тайна сокрыта в этом призвании, чтобы бояться какой-то нечисти. Я обязан помочь Седьмому. Это моя жизнь. Может быть, для этого я и был рожден. Сухой голос раздосадованно шикнул. Понимая, что сейчас неприятный собеседник епископа Ортоса войдет в ворота, Марк спешно сделал вид, будто он только что подошел. Однако обладатель сухого голоса, оказавшийся тощим седовласым священником, всё понял и бросил на него недобрый взгляд, не сказав ни слова. — Это архиепископ Ипокрит, — прошептала Марку на ухо Флоя, когда тощий старик удалился. Ипокрит. Марк вспомнил, какое неприятное впечатление произвело на него это имя из уст Афарея. Теперь ясно: этот Ипокрит стал и его недоброжелателем. Епископ Ортос встретил его веселым взглядом, будто ничего не произошло. — Итак, свершилось, Маркос. Твой путь миротворца начинается. К походу все было готово: знакомый усатый стражник держал под уздцы трех лошадей с походной поклажей. На одну из них он водрузил мешок Марка и лениво побрел к своему посту у ворот. — Скажи мне, дочь Унылой долины, что связывает тебя с серым магом по имени Яннес? — вдруг спросил епископ. Флоя мигом насупилась и поджала губы. — Мой дядя хотел продать меня Яннесу. А что такое? Откуда вы знаете? Он меня искал, да? — Мне передали, что вчера вечером приходил Яннес и требовал, чтобы его пустили во дворец забрать свою ученицу. — Я не его ученица! Я не ведьма! Я только… — Флоя запнулась, чуть не проговорившись, но не растерялась и затараторила с новой силой. — Я не хочу с ним идти. Я хочу идти с Маркосом. — Что же такого сделал для тебя Маркос? — поинтересовался епископ, всем своим видом спрашивая: «убил дракона?» — Он отдал за меня дорогую одежду. Одежду, подаренную отцом! — восторженно сообщила Флоя, чем привела Марка в неприятнейшее смущение. — О, прекрасно, это щедрый, благородный поступок! — согласился епископ, но Марку показалось, что он острит. К тому же епископ глянул на него таким взглядом, будто был очень недоволен тем, что юная девушка отправляется в путь вместе с ними. Марк пожал плечами: не он же принимал решение взять Флою с собой. — Кого мы ждем? — спросил он, чтобы сменить тему. — Хариса. Он обещал сопровождать нас на всем пути. — Вы думаете, он уже вернулся с Мутных озер? — Я уверен, он уже в Морфелоне. Оглядевшись вокруг, Марк не заметил пребывания вчерашних крестьян. — Куда подевались все эти люди? — Старший советник распорядился отвести их в ближайший приют, дать пищи и одежду. — Откуда такое великодушие? — удивился Марк, вспомнив, какое безразличие выражало лицо пухлощекого вельможи. — Советники Сиятельнейшего Патриарха боятся волнений в провинциях пуще войны, — ответил епископ, сильно приглушив голос. — Им выгоднее выделить немного денег, чем усмирять недовольства. — Но что будет дальше с теми людьми? Епископ одобрительно улыбнулся. — Я знал, что ты спросишь. У тебя доброе сердце, Маркос, тебе чуждо равнодушие. Я узнал от старшего советника, что всех этих людей переселят в другую провинцию. Все расходы на переселение лягут на королевскую казну. — А земли этих крестьян перейдут к черному магу? Почему король так легко отдает морфелонские земли врагу? — Тс-с, — приложил палец к губам епископ. — Осторожней, Маркос. С такими речами тебе самому недолго стать врагом короля. Прождав около получаса, друзья услышали топот лошадиных копыт, и на городскую площадь вылетел всадник на гнедом коне. Это и был странствующий рыцарь Харис, взъерошенный и разгоряченный как после жаркого боя. Резко осадив коня, он спрыгнул перед епископом, но сгоряча не устоял и шлепнулся во весь рост. — Прошу прощения, брат Ортос, — задыхаясь, проговорил он. — Меня трижды останавливали стражники, мол, у меня неподобающий вид. Осмотрев Хариса, Марк признал, что стражники были правы. Плащ странствующего рыцаря был разодран, из кольчуги торчали металлические обрывки, на ногах же не хватало одного сапога. Кроме того, у него был разбит нос, напухла губа, а все тело покрывали следы песка и грязи. — За последний месяц это уже третий случай, когда твоя одежда нуждается в замене, — сказал епископ не то с укором, не то с сочувствием. — Что с тобой приключилось на сей раз? Харис угрюмо опустил голову. — Меня не пустили к Мутным озерам. — В этом у меня сомнений не было. Но, вижу, ты оказался более настойчив, чем предполагали стражники. — Верно. Я обошел заставу и пустился вскачь, но всадники нагнали меня и набросили сеть. Слышите, брат Ортос, сеть! Как на дикого зверя! Мог ли я стерпеть такую обиду? Нет, не мог. Я набросился на них как лев и… — Дальнейшее нам понятно, — кивнул епископ. — Иди-ка, переоденься, да выходи к нам. Странствующий рыцарь взволновано вскинул голову. — Стражники забрали у меня все деньги. — Не печалься, у тебя их было совсем немного. Поди в королевскую оружейную, скажи, что ты от меня. Пусть тебе дадут одежду и доспехи. — Благодарю вас, брат Ортос. Вы так добры ко мне, — Харис склонился в знак признательности, а после бросился во дворец. Собирался он недолго. Минут через десять Харис вернулся к ним в длинной кольчуге до колен и в новом ворсяном плаще. За спиной у него появился круглый обтянутый кожей щит. Выглядел странствующий рыцарь снова по-боевому. — Ух, если бы не поход, собрал бы я друзей да поквитался с теми подлыми стражниками на заставе. Верите ли, брат Ортос… — Верю, Харис, — добродушно перебил его епископ. — Верю, ибо хорошо знаком с обычаями рыцарей Ордена молодого льва. Особенно с главным обетом твоего ордена… Харис вытянулся по швам и выпалил: — Слушайся совести! Храни честность! Презирай страх! — Прекрасно, прекрасно, — сказал епископ. — Жаль только, что рыцари твоего ордена руководствуются преимущественно третьей частью обета. Харис хотел помочь Марку взобраться на лошадь, но не тут-то было. Марк ни разу в жизни не сидел в седле, а его облачение осложняло эту задачу во много раз. Лошадь испуганно дернулась, и Марк со звоном свалился на Хариса. Со стороны ворот раздался оглушительный хохот. Это смеялись стажники. К счастью, епископ быстро угомонил их, приказав помочь Седьмому миротворцу. Таким образом, Марк очутился в седле — без помощи стражников он бы не сделал этого и до вечера. Его буквально втащили на лошадь, усадили как следует, сунули ноги в стремена, а он в это время чувствовал себя неуклюжим и громоздким, словно человек, которого хватил солнечный удар. Оглянувшись в последний раз на дворцовые стены, Марк испытал легкую грусть: покидать это гостеприимное пристанище не хотелось. Он с удовольствием бы бродил по дворцовому саду, изучая всякие диковинки, спал в просторной кровати и ел здоровую пищу. Кормили его здесь хоть и однообразно — мясо, овощи — но сытно. Однако разгоревшееся во время присяги желание вершить подвиги влекло вперед, и туда же увлекал епископ. С удобствами придется распрощаться. Правда, епископ обещал, что ночевать они будут в разных селениях, но, судя по упакованным одеялам, Марк догадывался, что ближайшую ночь они проведут под открытым небом. В вещевых мешках лежал провиант, напоминая о том, что и с пищей в дороге будет несладко. Марк подтянул походную сумку-чехол, так, чтобы было удобно в любой момент выхватить книгу, как из ножен, и воинственно крикнуть: «Слово-меч!» Вот только он так и не научился превращать книгу в меч. Да и как воевать обоюдоострым мечом человеку, который за всю жизнь толком не подрался? Об этом не хотелось думать. Ясно, что тех немногих приемов, которым он научился у Афарея, недостаточно. Необходимо, чтобы его научили владению мечом, но кто? Однако первым испытанием для него стал не враг, а собственная лошадь. Марк судорожно сжимал одной рукой уздечку, а другой — впивался в поклажу. Больше всего он боялся, что лошадь испугается чего-то и сбросит его, осрамив перед всеми. Марк с завистью смотрел на Флою, беззаботно болтающую ногами в седле, на Хариса, благородно восседающего на своем гнедом коне, по имени Скороног. «Им хорошо, они с детства на лошадях, а я?» Но со временем Марк привык и даже начал разглядывать окрестности. Лошадь оказалась сонной, как и большинство жителей города. Рядом ехала Флоя, без умолку щебеча об особенностях жизни морфелонцев. Ее черные вьющиеся волосы слегка шевелились под дуновением теплого ветерка. Марка мало интересовали местные торговцы, купцы, мошенники, о коих Флоя красочно рассказывала, делясь своим богатым опытом. Все повествования ограничивались приключениями девушки на морфелонском базаре, куда дядя отправлял ее торговать всякими травами, которые сам собирал на болотах, и уверял, что они обладают магической силой. Разумеется, всю ответственность перед покупателями нес не он. Все это Марк пропускал мимо ушей, но когда речь зашла о короле, который, по словам девушки, только и делает, что назначает епископов в провинциях, насторожился: — Ты сказала, король занимается только духовными делами? А кто же управляет, скажем, торговлей? — Торговля в руках купеческих гильдий, у нас их много, — пояснила девушка, улыбаясь через слово. — Гильдии купцов назначают базарных смотрителей, утверждают цены, следят за порядком. Какой же там обман царит! — А пошлины? — И пошлины они собирают. Если какой торговец задолжал, отбирают дом, имущество… — А как же король? Ведь если доходы идут гильдиям… — Ну, не все, ясное дело! Большую часть пошлин загребают королевские вельможи. Они и делят доходы: что в казну, что в свой карман. — А суд? Суд тоже не во власти короля? — Суд производят городские судьи, избираемые купеческими гильдиями и этими же… гм, вельможами. — Выходит, что король государством не управляет? — Миротворец Маркос! — строго вмешался в разговор епископ. — Сиятельнейший Патриарх заботится о духовном состоянии страны. Что может быть важнее этого? — Но Флоя говорит, что в гильдиях царит обман и неправда. Так неужели король не имеет власти, чтобы это исправить? Епископ вздохнул, оборачиваясь в сторону, и заговорил как на проповеди: — Если в зачерствевшие сердца придет свет и совесть, тогда не нужно будет бороться с обманом и неправдой, ибо всякое нечестие исчезнет из людских сердец, — и замолчал, будучи не в настроении долго говорить. Все это время Харис волком косился на Флою, будучи не в духе от ее присутствия. Временами он поглядывал на епископа, будто хотел упрекнуть за решение взять Флою с собой, но, ясное дело, помалкивал. Марк и сам желал узнать, что побудило проводника миротворцев взять в поход юную девчонку, но пока не было подходящего случая спросить. От Морфелона до величественного леса, именуемого Спящей сельвой, дорога тянулась по открытой местности, без всякой тени. К полудню солнце начало припекать. Марку становилось жарко в его толстой рубахе под кольчугой. Из-под шлема по лицу потекли капли пота. К тому же его доспехи постоянно бряцали. Марка это раздражало. Тяжелый щит оттягивал плечи и хлопал по спине. Сжатые в неудобных сапогах ноги начинали затекать, и все его облачение с каждым часом становилось тяжелее и тяжелее. Промучившись таким образом еще часа два, Марк, измученный, окончательно потерял терпение. Спрыгнув с коня, он с великим удовольствием стащил с себя шлем, сапоги, кольчугу, наручи, поножи и матерчатые одежды, влажные от пота, оставив на себе лишь пояс и чехол с Логосом. Каким облегчением было надеть свои легкие летние штаны, свою рубашку, свои ботинки! Марк почувствовал себя окрыленным. Подвесив свои доспехи к лошади, он вскочил в седло с такой легкостью, будто с детства занимался верховой ездой. Конечно, епископ смотрел на него неодобрительно, на лицах Хариса и Флои выражалось недоумение, но Марку было все равно. Вокруг лежали поля, сады и огороды, виднелись избы, но когда Морфелон исчез из виду, закончились всякие признаки человеческого жилья. Начался гигантский лес, наполненный огромными папоротниками и колючими великанскими кустами. Дорога была безлюдна — Марк решил, что епископ зря не взял охраны. Этот огромный лес просто не может не таить в себе опасности. Но епископ сохранял безмятежное спокойствие, подремывая в седле. Харис, напротив, воинственно вглядывался в чащу, надеясь встретить коварного врага, а Флоя, счастливая, что вырвалась из своего захолустья, была готова к чему угодно. Самой страшной судьбой для нее было бы возвращение к дядюшке. Понемногу Марк свыкся с дремучим пейзажем и даже попытался разговорить епископа, надеясь узнать больше о загадочной стране: — Простите, брат Ортос, я бы хотел узнать о стране, в которой нахожусь. — Мы в Каллирое, — ответил епископ, клюя носом. — Да я понял, что не на Марсе. На каком континенте мы находимся? — Мы в Каллирое. — Понятно. А на каком языке мы с вами разговариваем? — На общекаллиройском. — Тоже понятно. А какой сейчас век? — Год шестьсот сорок первый, Пятая эпоха патриархов, если тебе это о чем-то говорит. Попытки Марка были вознаграждены спустя полчаса. В течение последующих часов епископ монотонно повествовал об особенностях Каллирои. Из его повествований Марк смог заключить следующее: территория Каллирои, составляющая от северных границ с Дальними землями до Южного моря тридцать дневных переходов, когда-то была единой империей со столицей в Морфелоне. Ныне эта земля была поделена между четырьмя королевствами. Самым обширным по-прежнему является Морфелон на севере, два других, на юге, значительно уступают ему — Амархтон и город без названия, именуемый Южным оплотом. Четвертое — Мелис — самое маленькое и даже не королевство, а скорее, нейтральное княжество. Морфелон и Южный оплот — союзные города, Амархтон — падшее королевство, которое было сокрушено вторжением захватчиков с Южного моря сорок лет назад. Ныне там господствует грозный властелин, именуемый Темным Владыкой Хадамартом. Как подсчитал Марк, приблизительно восемьдесят процентов населения Каллирои составляют миряне — люди разных культур и вероисповеданий, в большинстве своем признающие аделианский Путь истины, но живущие, как выразился епископ, «праздной суетной жизнью, далекой от жизни вечной». По его словам, для большинства мирян вера во Всевышнего — не больше, чем дань традициям, сухие убеждения, не имеющие внутренней силы. Те же люди, что посвящают свою жизнь Пути истины или, по крайней мере, стараются жить так, чтобы убеждения и вера не расходились с делами — называют себя адельфами или аделианами. Таковые, как понял Марк, в меньшинстве — около десяти процентов населения. Аделиане объединяются в общины, храмы и ордены, где всех достойных посвящают в рыцари, другие же остаются крестьянами, ремесленниками, храня верность совести там, где живут и работают. Аделианином может стать каждый, кто примет решение идти Путем истины. — Откуда это название, Путь истины? — спросил Марк. — Этим словом мы утверждаем, что вера в Спасителя — не просто набор догм и правил, а осознанный путь всей жизни того, кто называет себя адельфом. Тот, кто верит в Путь, но не следует ему своими делами и верой — всего лишь заблудший путник, нуждающийся в очищении совести. В библиотеках Иерона лежит множество книг с учениями о Пути истины, но людей, владеющих грамотой в Каллирое не так много. Потому служители орденов и храмов часто упрощают содержание этих книг. Вот, Орден молодого льва упростил «Книгу о совести, честности и отваге» простым утверждением… — Слушайся совести! Храни честность! Презирай страх! — громко проговорил Харис, довольный собой. — Вот и все учение Пути истины. И наконец Марк узнал, что помимо идейно убежденных аделиан и идейно равнодушных мирян, Каллирою населяют и идейные противники Пути истины. Таковых примерно столько же, сколько и аделиан. Во-первых, это люди, избравшие откровенно темный путь — черные маги, легионеры тьмы, всадники смерти. Во-вторых, это нейтралы — серые, белые и другие маги, лесные чародеи, дикие племена варваров и кочевников. Эти предпочитают отгораживаться от конфликтов между аделианами и силами тьмы, но им это удается не всегда. Нейтралитет возможен лишь в мирное время, но когда вспыхивает война, нейтралы волей-неволей становятся союзниками одной из сторон. — Миряне тоже принимают участие в ваших войнах с нечистью? — спросил Марк. — Многие не понимают смысла этих войн, да и не хотят понимать. Большинство мирян равнодушны к тому, что происходит в стране…Но я бы на твоем месте был более осторожен в делении людей на мирян и адельфов, — подумав, добавил епископ. — Усвой простое правило, Маркос: не всякий, кто называет себя адельфом, таковым является. Равно как и не все миряне равнодушны. Порою простой мирянин, чуткий к своей совести, проявляет больше верности Пути истины, чем молящийся во всех храмах адельф. — Это мне понятно, — кивнул Марк. — А сейчас войны нет? — В Каллирое сейчас зыбкий мир, — ответил епископ. — Перемирия никто не заключал. Два года назад закончилась Эпоха лесных войн, но нечисть по-прежнему расползается по стране, медленно изживая селения адельфов. Владыка Амархтона Хадамарт желает увидеть над Морфелоном свой флаг, а Южный оплот ненавидит так сильно, что жаждет стереть с лица земли. Посему, главная цель Армии Свободы, которая вновь объединяется после долгих лет разобщения, — это Амархтон. Если в Падший город придет свобода — свободой вздохнет и вся Каллироя. Если нет — под игом Хадамарта может оказаться вся страна. — В чем же здесь миссия миротворца? — У каждого миротворца свой путь, какой предопределил ему Всевышний, — отвечал епископ. — История миротворцев такая же древняя, как и история войн, но в Каллирое их призвание приобрело особый смысл только после падения Гесперона, называемого теперь Амархтоном и Падшим городом. Это произошло в году 601, сорок лет назад. Поражение адельфов было унизительным — Гесперон сдали без боя. Но потеря великого города еще не катастрофа. Катастрофа — это потеря единства. Катастрофа произошла. В падении Амархтона все обвиняли друг друга. Войска, стоящие вчера под одним знаменем, разобщились. Армия Единства раскололась. Большое ожесточение пришло в людские сердца. Люди устали от войны. Не от войны с Хадамартом, нет, ибо это благородная война. Люди устали враждовать со своими ближними. Это не война меча и щита, в ней нет крови, но есть нечто худшее — обиды, насмешки, клевета и предательство — разбитые сердца, отравленные души. Эта война изматывает, приносит величайший ущерб и разрушения. Ее последствия ты еще увидишь на нашем пути. Увидишь города и селения, где шла война между людьми, верящими в Путь истины. Увидишь, как выглядят храмы, жилые дома — это страшное зрелище! Увидишь людей, которые прошли войну против ближних: ожесточенные, озлобленные, ущербные. Война ожесточила и озлобила сердца людей. Война всех измотала. И все мечтали о мире. Все знали, где найти выход. Его указывает Путь истины. Он говорит, что, если мы примиримся с нашим Творцом, то придет мир и с людьми. Вот только должны были найтись эти люди — миротворцы. — И тогда пришел Первый миротворец? — догадался Марк. — Да, и приход его стал символом новой надежды, нового начала для Каллирои. Он был немолод, но все молодые тянулись к нему, учась мудрости и доброте. Он был как факел во тьме, зажигал сердца людей, дабы и они зажигали других. Его бескорыстная любовь растапливала самые озлобленные души. Ему удалось невозможное: он примирил и сплотил разрозненные племена юга. Стали возрождаться селения, возникли новые рыцарские ордены, множество мирян пробудились и поднялись за свою свободу. Благодаря Первому миротворцу неприметный недостроенный городок превратился в могучую столицу — Южный оплот. Всего за каких-то пятнадцать лет! Когда Южный оплот обрел сильную королевскую власть и оправдал свое название, став оплотом всех разрозненных городов юга, Первый миротворец ушел на покой в пустыню, к отшельникам Ордена посвященных. Там он и упокоился, дожив свои годы в счастье исполненного призвания. — Боюсь, я осрамлю почетный титул миротворца, — невесело признался Марк. — Он давно уже осрамлен, — утешил епископ. — Ведь после Первого миротворца было еще пятеро. Но это уже совсем другая история. История скорбей и страданий возгордившегося народа. — Значит, и в вашем мире хватает страданий, — заключил Марк, обдумывая рассказ епископа. — Как и в моем. — Да, это так. Потому что наш мир ничем не отличается от твоего. Возникла длинная пауза, пока Марк вдумчиво размышлял над последней фразой епископа. — Но чем я могу помочь? Как избавить ваш мир от страданий? — Это невозможно. Чтобы в мире исчезли страдания, нужно менять не мир, а свое сердце. Когда это произойдет, мир изменится. Во всяком случае, тот мир, который вокруг тебя. За сумеречным вечером наступила ясная звездная ночь, а лес все не кончался. Опасения Марка подтвердились — ночевать придется под открытым небом. Спрашивать, когда они достигнут селения, где можно заночевать, Марк не решался: не хотелось, чтоб это расценили как прихотливость. — Скажите, Ортос, часто ли по дороге на юг встречаются селения? — Если двигаться по Великому торговому тракту, то через каждые три-четыре часа. Но мы идем по дороге Лесных троп и немного отклоняемся от нашего направления. Мы недалеко от провинции Спящей сельвы и впереди у нас только одно селение — Сонная дубрава. Там нас ждут уже немало лет. — Кто ждет? — насторожился Марк. — Хранительница секретов Шестого миротворца. Я дал ей обещание, что вернусь за ней, когда придет Седьмой миротворец. — Понятно. И когда мы достигнем этого селения? — Надеюсь, что к завтрашнему вечеру. — А привал будет скоро? — первой осведомилась Флоя, и Марк обрадовался, что вопрос, который давно вертелся на языке, исходит не от него. — Лошади устали, а мы есть хотим. — Скоро, — обнадежил епископ. Как бы в подтверждение, впереди у дороги забрезжил маленький огонек костра. — Там кто-то есть, — звонко объявила Флоя. — Наверное, лесорубы или такие же странники как мы, — сказал епископ, слезая с коня. — Будет лучше, если мы остановимся на ночь с ними. Последовав примеру епископа, друзья взяли под уздцы лошадей и почтительным шагом приблизились к огню. У костра сидели шестеро седых бородатых старцев, облаченных в длинные серые одежды. Каждый опирался на свой посох. Они будто что-то разглядывали в костре и оставались безучастными, пока епископ не окликнул их: — Мир вам, добрые люди! Ближайший к нему старец обернулся. «Не такой уж он и добрый» — подумалось Марку. Маленькие змеиные глазки под густыми бровями, заостренная бородка и ехидная улыбка почему-то не внушали доверия. — Не желай мира тому, о ком не ведаешь, епископ, — сухо ответил старец. Захваченный врасплох таким ответом епископ смутился, но инициативу тут же перехватила Флоя: — Мы хотели расположиться на ночлег с вами рядом. Вам не помешаем? Только до утра. — Что до тебя, дочь Унылой долины, то встречать завтрашнее утро тебе предстояло в Мелисе, — ответил старик, потирая посох с наконечником в виде змеи-кобры. — Не тебя ли обещал отдать мне в учебу твой дядя? — Яннес! — вскрикнула Флоя, заставив Хариса схватиться за меч. Епископ предостерегающе схватил его за руку. — Убери оружие, Харис. Эти люди не причинят нам вреда. — Все в руках судьбы, — поправил его серый маг и снова обратился к Флое, причем голос его заметно изменился, став молодым и вздорным. — Я не люблю оставаться в дураках, милая. Если ты решила изучать искусство серой магии, то будь последовательна и не бросайся на шею первому встречному прохвосту. Желание, зародившееся в тебе от рождения, познавать тайны колдовства — не более ли мудрое свидетельство, чем мимолетный порыв взбалмошных чувств? — Она не пойдет с тобой! — зарычал Харис, удерживаемый епископом. — Вся твоя колдовская дрянь не стоит и дня, прожитого в свободе! Флоя испуганно переводила взгляд от Яннеса к Марку, не зная, что делать и говорить. — В тайнах серой магии ты найдешь свое истинное «я», получишь все, о чем мечтала с детства: силу, власть, богатство, независимость, познаешь счастье того, кто живёт по ту сторону добра и зла, — продолжал Яннес, не обращая внимания на рвущегося из рук епископа Хариса. — Знания — сила, а магия — власть, слушай меня — я не дам тебе пасть. — Я… я н-не могу, — прошептала Флоя, опустив глаза. — Я н-не хочу, — продолжила она упавшим голосом, и Марк почувствовал, насколько тяжело дается ей такое решение. — Я уважаю тебя, Яннес, ты великий волшебник, но… я встретила трех людей. Трех близких мне людей. Я будто снова очутилась в семье. Прости, но я останусь с ними. Слова эти звучали в полной ночной тишине, но как только она смолкла, шестеро серых магов разочарованно вздохнули и встали. — Да как ты смеешь, девчонка! — заговорил другой, здоровенный широкоплечий старец, грубым молодым голосом. — Ты знаешь, сколько времени потратил высокочтимый Яннес, чтобы встретить тебя на этой дороге? Ты пойдешь с нами или испробуешь тайны серой магии на своей шкуре! Настал предел силам епископа, и Харис вырвался из его рук, с красным от ярости лицом. Согнувшись, как барс перед прыжком, он вскинул меч, но не успел и размахнуться: наконечник посоха Яннеса заискрился слепящим огнем. …Упав затылком в груду хвороста, Марк запомнил лишь яркую вспышку и невидимый толчок в грудь. Попытавшись встать, он рухнул снова. Голову сжала сильная боль. Громко заржали лошади. Обнаружив рядом с собой оглушенных друзей, Марк поднял взгляд и вздрогнул. Над ним возвышалась фигура серого мага. — Если не можешь помочь юной душе увидеть тайны мира, то хотя бы не стой у нее на дороге, — поучительно проговорил Яннес, снова заговорив старческим голосом. Тяжело дыша, Марк быстро перебирал ответы, стараясь подавить страх и выглядеть достойно. Затяжная пауза мага позволила найти ответ: — Ее не нужно учить смотреть на мир. Достаточно защитить от учений, которые ослепляют. Яннес рассмеялся: — А ты не настолько глуп, как выглядишь, миротворец. Да только в борьбе учений побеждает тот, на чьей стороне сила. А она, как видишь, сопутствует мне. Серый маг равнодушно повернулся к нему спиной. — Однако мне чуждо насилие и принуждение. Дочь Унылой долины скоро сама попросится в нашу гильдию. На рассвете ты поймешь, почему. А тебя, миротворец, я надеюсь встретить на Светлой арене. Если, конечно, цепи безликого отпустят тебя. Глядя на удаляющихся к лесу магов, Марк ошеломленно думал о последней фразе Яннеса. Цепи безликого. «В цепях безликого ты бессилен!» — не это ли твердил неведомый голос еще там, в своем мире? Но откуда это может знать здешний колдун? Или это просто совпадение? Силуэты магов еще виднелись среди огромных папоротников. С их стороны слышался едкий смешок. — До встречи на Светлой арене, миротворец. Ищи меня по ту сторону добра и зла. Это был голос Яннеса, который у него, неведомо почему, опять сменился на молодой. Досмотрев, как покачиваются и стихают потревоженные ветви папоротников, Марк сел к костру. У огня тихо постанывала Флоя. Епископ усердно подкидывал хворост в костер, будто намеревался устроить лесной пожар. Харис, свистя и крича, носился по лесу, тщетно пытаясь поймать напуганных магической вспышкой лошадей. Вскоре он вернулся, держа под уздцы только своего Скоронога. — Бесполезно. Глупые королевские лошади не слушаются моего голоса. — Еще бы. Всю округу распугал своими воплями! — недовольно фыркнула Флоя, опираясь спиной на бревно. — Это тебе урок, Харис, — строго заметил епископ, оторвавшись от хвороста. — Никогда не поднимай меч против человека! — Да разве мог я сдержаться? — ответил Харис, яростно оправдываясь. — Я был обязан остановить зарвавшихся колдунов. Они считают себя князьями, ведут себя так, будто весь мир принадлежит им. Да я бы им всем порвал бороды, если бы подлый колдун не ударил нас черно-магическим заклятием! — Это было заклятие, называемое магами Волна ярости, — со знанием дела поправил епископ. — Маг использует его, когда противник питает к нему жгучую ненависть. Зло возвращается к ненавидящему ударной волной, поражая каждого, кто рядом с ним. — Выходит, причиной всему был он? — насмешливо указала Флоя на странствующего рыцаря. — Что мне оставалось делать? — возопил Харис, не дожидаясь пока епископ утвердительно кивнет головой. — Когда я вижу беззаконников, творящих самое мерзкое зло — порабощающих души, — как я могу не испытывать ненависти? — Ненависть — это и есть рабство, — возразил епископ. — Если серые маги вызывают у тебя ненависть, значит, они уже поработили тебя. Запомни, Харис, запомните и вы, — епископ обвел взглядом Марка и Флою. При свете костра в его глазах отчетливо виднелась мудрость повидавшего жизнь старца. — Нашими врагами являются не те, кто ненавидят нас, а те, кого ненавидим мы. Победи свою ненависть к врагу, и он тебе больше не угроза. Странствующий рыцарь смутился и сделал вид, что занят исключительно привязыванием Скоронога к молодому дереву. Пыл его заметно остывал. Понимающе закивав головой, он едва слышно забормотал: «Вы правы, брат Ортос, правы, правы, правы. Я добр, я люблю своих врагов, да, да, да!» — Наш ужин ускакал, — сообщила Флоя, грустно глядя на потрескивающий костер. Именно на ее лошади находилась поклажа с провизией. Харис молча протянул ей ломоть припасенного хлеба и, обращаясь к Марку, услужливо предложил: — Могу грибов поискать. — Какие грибы ночью, — отмахнулся Марк, думая о загадочном намеке Яннеса. Поднялся легкий ветерок, и сразу похолодало. Ночь предстояла прохладная, а одеяла Хариса не хватало на четверых. Странствующему рыцарю пришлось укрываться ветками лиственниц и папоротниками. — Все равно я буду дежурить, — согласился он. Устроившись под легким одеялом рядом с епископом и Флоей, Марк чувствовал, что уснет нескоро. Странные слова Яннеса, о которых он не решался спросить епископа, не давали покоя. Откуда колдун мог знать о цепях безликого? И о какой встрече намекал? — Брат Ортос, — тихо позвал Марк. — Гм? — Что такое Светлая арена? — Место, которое тебе совсем не нужно посещать, чтобы исполнить свое призвание. Спи. Глава третья. Сонная дубрава Утреннее солнце приятно пригрело продрогшего за ночь Марка. Рядом дымил потухший костер. Судя по голосам, Харис разгребал угли и пытался поджарить свеженайденные грибы. Епископ Ортос сидел рядом на бревне и давал советы по кулинарии. По его словам, эти грибы особенно хороши на вкус под перцовым соусом, с добавкой пряностей из приморских земель Мелиса. Убедившись, что ночь под открытым небом прошла спокойно, Марк поворочался и, обвернув себя харисовым одеялом, пропитанным запахом дыма и лошади, попытался догнать остатки сна. Но заснуть не удавалось. Наслаждаясь теплом, Марк снова задумался о своей жизни. Почему он попал в этот мир? За что такая честь — исполнить миссию Седьмого миротворца? За какие заслуги? Он же не сделал в жизни ничего: ни одного подвига, ни одного героического поступка! Он всю жизнь шел на поводу у страха и сомнений, боясь ошибок, хотя и понимал, что главная его ошибка — не делать ничего, не приближаться ни на шаг к заветной цели. Может быть, пришло время для отваги? Время доказать всей вселенной, что он способен на подвиг? «Господи, если это так, не позволь мне упустить свой шанс!» Взбодренный этими мыслями, Марк вылез из-под одеяла и прислонился спиною к стволу старого дуба. Свежий ветерок пошевелил волосы: вокруг покачивался необыкновенный смешанный лес из старых дубов, молодых хрупких березок и стройных сосенок, над которыми возвышались неведомые деревья-гиганты с необъятными кронами. Обернув взгляд на друзей, Марк обнаружил, что о грибах они позабыли. Флоя лежала в полузабытьи, а епископ и Харис склонились над ней как неопытные лекари. — Спрячь свои лекарства, Харис, ее болезнь вызвана серой магией, — промолвил епископ. — Вот для чего Яннес ждал нас на этой дороге. Ему была нужна ты, Флория. Несчастная только простонала. Марк увидел на ее лице зеленоватые пятна и понял, что после вчерашнего приключения неведомая болезнь свалила ее с ног. Понятно, почему Яннес был уверен, что она сама придет в его гильдию: только он сможет снять последствия своего заклятия. — Что же делать? — озадаченно спросил Марк, вставая на ноги. Епископ обернулся к нему. Его лицо сейчас выражало то, чего Марк больше всего не любил — строгость. — Тебе лучше знать, что делать, миротворец Маркос. Ты, вероятно, предполагал нечто подобное, когда решился взять юную мирянку в наш поход. — Я? — Марк отшатнулся в удивлении. — Это же вы позволили ей пойти с нами! Епископ с подозрением поглядел на Флою, которая, казалось, их не слышала, перевел взгляд на Марка. — Да, я позволил. Она сказала, что ты уговорил ее отправиться с тобой на юг. Ты заверил ее, что там она найдет свое призвание. Марк размышлял секунд пять, осмысливая услышанное. Да-а, ловко же она их всех провела! — А мне она сказала, что Маркос и вы, брат Ортос, сообща решили взять ее с собой. Вот плутовка! — высказался Харис, не имея привычки скрывать возмущение. — Отправим ее назад в Морфелон, брат Ортос? — Мы больше не можем задерживаться. Но и двигаться с больной девчонкой не можем. Поступим так: я и Маркос продолжим путь, а ты, Харис, отвезешь ее на Скороноге в приют при Храме смирения, а затем нагонишь нас. — Не-ет! — протянула Флоя, мгновенно пробудившись. — Умоляю вас, прошу, не отправляйте меня назад. Я там не выживу, я умру, я больше никогда не увижу вас… — Тихо, тихо, — епископ погладил ее по голове, глядя с сочувствием на ее больное лицо, еще вчера такое миловидное. — Не волнуйся, дитя, в Храме смирения о тебе позаботятся. — Не-ет! — отчаяние придавало ей сил, она даже сумела приподняться на локтях. — Я пойду с вами и Маркосом на юг! — Ты больна, Флория. Девушка вскинула решительный взор. — Я поправлюсь. Приготовьте зелье. Я скажу, какие травы собрать. Дядя учил меня заклинаниям мелисских магов, но это глупость. Я знаю исцеляющие заклинания Туманных болот… — Еще поглупее мелисских, — подсказал ей Харис. Флоя обиженно простонала, изображая умирающую. Но, несмотря на говорливость, не покидавшую ее даже в болезни, было ясно, что исцелить ее может только чудо. Что побудило Марка отвести епископа в сторону и предложить оставить Флою с ними, он и сам не знал, просто почувствовал, что не может поступить иначе. — Мне кажется несправедливым отправлять ее назад в Морфелон. Она вчера добровольно отказалась от школы Яннеса. Отказалась ради того, чтобы остаться с нами, а не ради приюта. — Мне близки твои мысли, Маркос, но наша дорога опасна для юной мирянки, даже если она и решила обернуть свое лицо к Пути истины, — сказал епископ, о чем-то сосредоточенно размышляя. — Но если Яннес охотится за ней, то в городе она будет в большей опасности, чем с нами. Он точно доберется до нее, если рядом не будет нас. Марк говорил, сам не понимая, почему он так проникся заботой о юной девушке, не особо ему симпатичной. После присяги в Иероне в нем обострились многие чувства, в том числе и чувство справедливости, может быть, оно и повлияло — Марк не задавался такими вопросами. — Ты прав, Яннес таки уведет ее к серым магам. Ничто так не опасно как плохие сообщества. Что ж, пусть идет с нами. Кто знает, может, правда, на юге она найдет свое призвание. Марк благодарно кивнул, польщенный тем, что епископ признал его правоту. Теперь оставалась одна проблема — болезнь. Вернувшись к костру, они застали Хариса рвущим из рук Флои какую-то маленькую вещицу. — Не тронь! Это волшебный амулет. Он исцеляет. Нужно подержать его над огнем, произнести заклинания и возложить на лоб… Приложив силу, Харис таки вырвал у нее деревянный амулетик, напоминающий скрученный корешок. Видно, Флоя носила его на груди под одеждой, скрывая все это время от посторонних глаз. Покрутив амулетик в руках, Харис замахнулся, намереваясь бросить его в костер, не обращая внимания на возмущенный писк Флои. — Остановись, Харис! — приказал епископ. — Никто не вправе нарушать ее свободную волю. Иначе амулет сохранит свою власть в ее сердце. Харис на удивление быстро его понял. Опустившись на колени рядом с девушкой, он мужественно произнес: — Пойми, Флория, ты не можешь жить под кровом и света, и тьмы. Как восход не встречается с закатом, так свет не встречается с тьмой. Расстанься с прежним путем обмана и избери Путь истины. …И позволь сжечь твой амулет. Странствующий рыцарь еще не знал о решении друзей, он был уверен, что девушка покинет их компанию уже сегодня, а потому был мягок и снисходителен как никогда. — Прошу тебя, верь моему слову. Есть нечто лучшее, чем колдовство и проклятия. Флоя беспомощно пускала слезы, безудержно всхлипывая. — Когда я изберу Путь… я буду исцелена? — Даю слово! — Исцелена без помощи магии? — Я же сказал, даю слово! — повторил Харис, недовольный, что его слово не придало ей уверенности. — Я согласна… Харис облегченно бросил амулет в огонь и придвинулся к ней. — Если твоя болезнь вызвана колдовством, то ответ ясен! Флоя, тебе нужно стать аделианкой. Здесь и сейчас! — Я согласна… — Сейчас? — строго посмотрел епископ на странствующего рыцаря, словно услышал закоренелого еретика. — Стать адельфом — это долгий и тяжелый путь. Харис замотал головой как конь в уздечке. — Не знаю, может, по-своему вы правы, брат Ортос, но у нас принимают в Орден молодого льва каждого, кто принял решение изменить жизнь. Вчера человек мирянин, сегодня — аделианин; главное, чтобы после не случилось обратного. — …Каждого, кто принял решение измениться, — выразительно повторил епископ. — Если Путь истины для нее только средство от болезни… — Нет, она и раньше хотела изменить жизнь, — поспешил вмешаться Марк. — Просто у нее не было никого, кто бы рассказал ей как это сделать. — Ты снова прав, Маркос, — сказал епископ и почтительно смолк. Харис снова обратился к Флое: — Флория, если ты веришь Спасителю… — Верю… — шепнула Флоя и тяжко вздохнула, будто хотела добавить: «А что мне еще остается делать?» — И хочешь идти Путем истины? — Хочу… — Ты каешься и обещаешь никогда больше не лгать, не проклинать, не тянуться к колдовству… — Да! — нетерпеливо крикнула Флоя. — Тогда повторяй за мной слова присяги. Пред лицом Всемогущего Творца и Его творения, я осознанно обещаю следовать Путем истины и не преклоняться перед идолами во все дни своей жизни. Если будет выбор между грехом и смертью — избрать смерть, но не поступить против совести. Осознанно обещаю… слушаться совести, хранить честность, презирать страх! Флоя говорила все тише и тише, а когда повторила последние слова присяги, в ее голосе было еще меньше радости, чем перед перспективой отправиться в приют. Она была подобна покойнику, которого наивные родственники пытаются оживить зельем базарного лекаря-шарлатана. Зато Харис был горд, как после победного поединка с чудовищем. — Отныне, на Путь истины встала еще одна душа! Отныне, ты аделианка! Епископ все это время молчал и как-то странно смотрел на него: — Хранители традиций предали бы тебя суду. — Хранители… — пробурчал сквозь зубы Харис, удерживаясь от необдуманных слов. — Какая разница, что думают хранители? Юная душа жила во тьме, а ныне в ней зажегся свет. Теперь я отвезу ее в приют, и моя совесть будет спокойна… Харис запнулся, почуяв от друзей что-то неладное. Епископ глянул на Марка, как бы приказывая: «скажи ему сам». — Харис, мы решили, что будет лучше, если Флоя останется с нами, — начал Марк, наблюдая, как меняется выражение лица странствующего рыцаря. Секунду назад оно выражало восторг, теперь же — приобретало недоуменно-негодующую мину. Марк говорил дальше, всеми силами стараясь убедить его в справедливости такого решения, но впустую. Харис так и рвался оборвать его на полуслове, но рядом стоял епископ, поддерживая каждую фразу Марка кивком головы. Так что странствующему рыцарю оставалось только насупиться и молча согласиться с волей епископа и миротворца. Флоя же, услышав новость, тут же пошла на поправку. Губы озарились счастливой улыбкой, глаза радостно заблестели. В ней пробудилась жизнь. Она даже попыталась подняться на ноги, но свалилась от слабости в траву. — Это тебе еще один урок, Харис, — проговорил епископ, помогая Флое подняться. — Не пытайся оживлять людей учениями и правилами. Пробудить человека к жизни способно только желание жить. Харис мотнул головой, не понимая, к чему это говорит епископ, да и не желая сейчас ворочать мозгами. О грибах, конечно, забыли, но и подгоревшие дары леса оказались на редкость вкусными. Усадив больную, но счастливую Флою на единственного коня, друзья двинулись в путь. * * * Преодолевая тропы мрачных лесов, они двигались медленно, епископ часто останавливался и переводил дух, опираясь на длинный посох. Он много странствовал и был подготовлен к длительным переходам, но возраст уже был не тот — он уставал. Вынув кошелек, полученный от королевского казначея, он пересчитал монеты, рассуждая вслух, сколько у них останется денег после покупки лошадей. Харис держался бодро, а Марк втайне был рад, что лошади ускакали. Правда, с ними пропали одеяла и провизия, но зато исчезли и тяжеленные, неуклюжие, сковывающие тело доспехи. Какое счастье, что ему не придется нацеплять все это железо! К тому же, боясь верховой езды, Марк был доволен, что идет пешком. К вечеру они достигли селения, компактно расположенного в лесной просеке. Убогие, покосившиеся избы с облезлыми соломенными кровлями свидетельствовали, что крестьяне живут далеко не в достатке, несмотря на большую, судя по количеству спиленных деревьев, лесопилку. Правда, кое-где, преимущественно у края леса, красовались двух-трехэтажные дома богатых хозяев, очевидно, тех, кто наловчился успешно торговать лесом. — Это и есть Сонная дубрава? — спросил Марк, не так утомленный переходом через морфелонские леса, сколько переживающий за больную Флою, все это время спящую на коне. — Да, это она, — вполголоса ответил епископ. — Селение аделиан, — сообщил Харис и сухо добавил, — его основали хранители традиций, верно? — Да, — снова согласился епископ, однако его голос стал еще тише. — Мы задержимся здесь только на одну ночь. С восходом солнца мы продолжим наш путь вместе с хранительницей. А сегодня она будет рада принять нас в своем доме. Уставший за день Марк промолчал, но все же ему показался странным тон епископа. Создалось впечатление, что епископ решился посетить этот поселок лишь из-за дорогой ему хранительницы и вовсе не горит желанием здесь задерживаться. — Кто эта хранительница? — поинтересовался Марк. — Никта, прозванная Никтиленой, дочь Сельвана, одного из сотников Лесного воинства. Ее родители погибли в Эпоху лесных войн, когда она была ребенком. Все эти годы она жила в изгнании, не принимаемая жителями Сонной дубравы. — В изгнании? — переспросил Марк. — Вы же сказали, что она живет в этом поселке. — В изгнании можно жить и среди людей, — ответил епископ. — В последний раз я видел дочь Сельвана два года назад. Она все свое время проводила в лесу. Возвращалась в дом только на ночь. А часто и всю ночь проводила в лесу. Она отшельница. Таких как она миряне называют лесными нимфами и сочиняют о них самые глупые мифы: наделяют их магической силой и обольстительной красотой. Поселок казался пустынным. Возле прохудившихся, подгнивших, а кое-где и полуразваленных изб не было ни души. Однако издали слышался многоголосый говор. Как оказалось, весь народ собрался у деревянного храма, который, благодаря смотровой башне, был виден издали. Епископ молча искал кого-то в толпе шумевших крестьян, одетых преимущественно в убогую ветошь. Около двух сотен мужчин, женщин, стариков, подростков собрались здесь и, скорее всего — это была лишь самая активная часть поселка. Толпа полукругом огибала храм, по-видимому, у ворот стоял проповедник. Но почему-то говорил не он, а толпа, наперебой выкрикивая гневные обличения и проклятия. — Что тут происходит? — спросил Марк епископа, но тот не ответил, будучи чем-то встревожен. Марк заметил, как у него слегка задрожали руки. — Похоже на самосуд, — ответил за него Харис. Взобравшись на невысокий помост за спинами толпы людей, друзья увидели всю картину. У ворот храма стояла стройная девушка и решительно сжимала перед собой легкий слабоизогнутый меч. Слегка вскинув голову, отбросив за спину густые темно-каштановые волосы, она непоколебимо смотрела в глаза своим обвинителям, нисколько не пугаясь направленных на нее вил, лопат и рогатин. Ее облачной белизны лицо светилось пронзительной обличающей отвагой. Если она и была лесной нимфой, то не принадлежала к тем из них, которых называют обольстительными красавицами. Ее красота была совсем иной. Совершенно искренняя, не напускная отвага придавала ее чертам неподдельную уверенность — ту самую, за которой несомненно стоит глубокое чувство собственного достоинства. Выразительные ярко-синие глаза настолько смело смотрели на толпу, что казалось, нет в мире угрозы, способной их смутить. Она явно была не из тех девушек, что играют глазами и улыбками — если она и играла, то только открыто и прямо. Но вместе с тем в ее глазах было нечто таинственное, сокрытое, некая нерушимая тайна, недоступная никому, кроме того, кто бы по-настоящему понял ее душу. На девушке были темные коричневые одежды, почти как у епископа Ортоса, но более легкие и свободные; Марку почудилось, что они шелестят на легком ветру и он слышит легчайший, неуловимый для слуха шелест, несмотря на разгневанный гул толпы: — Отступница! Дочь погибели! Да падут твои проклятия на твою голову! Так ты платишь нам за нашу доброту! — Это вы отступники! Это вы приносите жертвы духам сельвы! Прислушайтесь к совести и поймете, кому вы служите! — гневным, но в то же время ровным голосом отвечала девушка. — Мы сыны и дочери света! — возмущенно выступил из толпы седовласый мужчина в богатых одеждах, очевидно, старейшина. — Свет справедливости сияет в наших сердцах. Мы служители света, и если ты не видишь наш свет, то только потому, что обольститель ослепил твой ум. — Это вы ослеплены своей жадностью, завистью и гордостью, — быстро проговорила девушка, вызвав бурю возмущения. — Ваш свет давно обернулся тьмой — еще тогда, когда вы предали Лесное воинство! Марк взглянул на епископа, ожидая разъяснений происходящего. Епископ был бледен, будто вооруженные орудиями труда крестьяне сейчас бросятся на него. — Это она, — произнес он упавшим голосом. — Хранительница секретов?! — воскликнула, пробудившись от своей болезни, Флоя, да так звонко, что должна была привлечь внимание всей толпы, но никто даже не обернулся. — Такая молодая! — заметил Харис. — Никта, дочь Сельвана. Однажды я дал ей обещание взять ее в поход миротворца, дабы она нашла свое призвание. Я был бы рад увести ее еще ребенком, но законы не позволяли мне этого, пока ей не исполнится восемнадцать. Вот, ее день настал: месяц назад она достигла восемнадцатилетия. — Славно! Так чего же мы ждем? — воскликнул Харис. — Нам ли бояться своих аделиан? — Они уже не адельфы, — промолвил епископ, и глаза его застыли как стекло. Шагнувший к толпе Харис остановился. Рука его легла на рукоять меча. — Харис, в чем дело? — встревожился Марк. — Эриты, — шепотом ответил странствующий рыцарь. — Что-что? — Эриты… те, что сеют рознь. Только теперь Марк заметил маленьких злобных существ грязно-желтого цвета, шнырявших в толпе, по форме и проворности напоминающих обезьянок. Мельтешили они настолько быстро, что разглядеть их детальней было невозможно. Они бегали повсюду, но в основном — возле старейшин, изредка взлетая кому-то на шею и нашептывая что-то. После каждого нашептывания, человек приходил в ярость и гневно выкрикивал обличения. — Эриты, это те маленькие бесята? — переспросил Марк, скрывая нарастающее беспокойство. — Они опасны для нас? — Они нет, а вот те, кого они обольщают!.. — с негодованием проговорил Харис. — Эти бестии принесли аделианскому воинству больше горя, чем полчища боевых даймонов. Они внушают людям слова розни и очень искусны в своем деле. Гнев, зависть, ожесточение, ссоры и распри — вот плоды работы эритов. — Наши мечи могут их поразить? — Поразить эрита в открытом бою легко. Это может любой начинающий воин. Но эриты всегда избегают боя, подставляя вместо себя людей. — Тогда нужно помочь этим людям увидеть своего настоящего врага, — решил Марк. — Это и хочет сделать хранительница. Страсти накалялись с пугающей скоростью. Особо храбрые крестьяне делали угрожающие выпады своим оружием, но приблизиться к девушке на расстояние удара не решались. — Вспомните былую славу, вспомните Эпоху лесных войн! — призывала хранительница. — Вспомните, какая радость горела в ваших душах. А ныне вы предаете свои сердца похотям Амартеоса. — Заблудшая ослепленная душа! — вскричал старейшина. — Мы адельфы, и никогда не отдавали своих сердец никому, кроме Спасителя. — Почитаете Спасителя на словах, но отреклись от Него своими делами! — с обличающим гневом выкрикнула хранительница. — К чему вы пришли? Нищета, болезни, проклятия — вот вам свидетельства, что я говорю правду. Небеса закрыты для ваших молитв. И никто, никто не исцелился от лесного мора кроме лесника Ремфана, который предпочел уединение вашему обществу. — Ведьма! Обольститель говорит твоими устами! — возгорелась толпа, и двое разъяренных крестьян швырнули в девушку рогатины. Одну из них хранительница отбила плавным взмахом меча, от второй ловко увернулась. Движения ее были настолько плавными и изящными, что Марк невольно залюбовался. — Ну все, во мне начинает бушевать благородный гнев! — заявил Харис, вытягивая свой короткий меч. — Пора объяснить хранителям традиций, что их традиции немного подгнили! — Не оскорбляй славный аделианский орден, Харис! — строго упрекнул его епископ. — Эти люди уже давно не имеют ничего общего с хранителями традиций. И убери меч. Мы не имеем права поднимать оружие против адельфов, пусть даже отпавших. — Святой-Всемогущий! Не буду я с ними драться, они того не достойны! — проговорил странствующий рыцарь. — Припугну только и уведу хранительницу. — Стой, стой, — свисая с коня, Флоя схватила его за рукав. — Пусть этот подвиг совершит Седьмой миротворец! Марк похолодел. Ему вовсе не улыбалось усмирять разбушевавшуюся толпу. Харис же, недоуменно застыв на какую-то секунду, благородно уступил подвиг миротворцу: — Да, конечно, Маркос, прости, я не подумал. Ты миротворец, это твой подвиг. Медлить означало струсить: страх показать свою трусость перед друзьями оказался сильнее страха перед толпой. Сделав первый неуверенный шаг, второй, Марк пошел прямо на толпу. «Что мне делать, Господи? — мысленно спросил он. — Что мне сказать им, как образумить?» — Ты кто такой? — остановил его дерзкий голос из толпы, и тут же все разом обернулись к нему. — Меня зовут Маркос, я Седьмой миротворец! — вскинул голову Марк, стараясь держать голос как можно тверже. — Миротворец? Мы уже слышали о тебе, — раздались неодобрительные голоса. Понимая, что назад пути нет, Марк протиснулся сквозь оборванных, дурно пахнущих крестьян и стал между толпой и хранительницей. Не перенося на себе множество чужих взглядов, он поежился, виновато озираясь по сторонам и тем самым демонстрируя свою неуверенность; приподнял руки и сложил вместе, затем развел их в стороны, словно не знал, что с ними делать. «Господи, ну почему когда на меня глазеют, я веду себя как последний болван?» — горестно подумал он. — Остановитесь, прошу вас, — с трудом сдерживая страх, заговорил Марк. — Я не знаю, в чем вы ее обвиняете, но… — Она ведьма! Отступница! Дочь Гадеса! — заголосили из толпы озлобленные голоса. — …Но, — продолжал Марк, по ходу придумывая ответ, — вам ли ее судить? Как говорится, кто из вас без греха, пусть первый бросит в нее камень. Счастье, что камней здесь не было. Мгновение — и в хранительницу полетели комья земли и пыли. — Стойте, стойте! — в ужасе закричал Марк, закрывая девушку собою. — Остановитесь! Разве вы не видите, что эриты сеют в вас рознь? Толпа агрессивно вскинула оружие, но почтенный старейшина призвал к порядку, подняв руки. — Эритов не существует. Их давно истребили мы, воины света. Или ты один из тех безумцев, что проповедуют войну с духами? — Я… мое имя Маркос, я Седьмой миротворец. А эриты… разве вы их не видите? Вот же они, вот! — Марк указал пальцем на шнырявших в ногах людей существ, но никто не обратил внимания на его жест. — Вот ваши настоящие враги… Марк осекся, встретившись взглядом с маленькими злобными глазками одного бесенка. Сморщенная в отвратительной гримасе морда, казалось, хочет испепелить его взглядом. Но через секунду, эрит взлетел на плечи какому-то богатому толстяку и припал к его уху. — Это он! — возопил толстяк крикливым базарным голосом. — Это тот, о котором говорил достопочтенный Ипокрит! Это шарлатан и маг, выдающий себя за Седьмого миротворца! Толпа одобрительно загудела и двинулась на охваченного страхом Марка. Попятившись назад, он уперся спиной в стену храма. «Сейчас меня будут бить», — трезво поразмыслил Марк, сразу отбросив мысль о сопротивлении. — Ты действительно Седьмой миротворец? — услышал он рядом ровный, почти спокойный голос хранительницы. Теперь он стоял рядом с ней плечом к плечу. — Мое имя Маркос, я Седьмой миротворец, — в который раз представился Марк, не придумав ничего лучшего из-за сильного волнения. — Я тебе не верю. — Не веришь? — повернувшись к ней, Марк увидел, что девушка с подозрением смотрит на него, причем так, словно вокруг больше нет ни души. — Я Седьмой миротворец, епископ Ортос может подтвердить мои слова. — Он здесь? — воскликнула хранительница и в ее ярких, глубокой синевы глазах вспыхнул восторг. — Где он? Но в этот миг в нее метнули вилами, и лишь в полуметре от лица меч хранительницы отбил их в сторону. — Бежим, — шепнул Марк и, схватив ее за руку, рванулся к лесу. На пути возник озверелый крестьянин неопределенного возраста с торчащей во все стороны клочьями бородой. Руки его угрожающе сжимали косу, но драться он явно не умел. Оттолкнув его в сторону подбегающих крестьян, Марк помчался в лес, увлекая за собой хранительницу. Вслед им загремели громкие проклятия, кто-то запустил лопатой. Погоня была непродолжительна. Несколько злющих оборванцев, бросившихся вслед, робко остановились перед лесной чащей. * * * Прислонившись к стволу могучего дуба, беглецы учащенно дышали. Понемногу отходя от испуга, Марк украдкой рассмотрел хранительницу, сделав вид, что вытирает лоб. Для своих восемнадцати лет она выглядела слишком взрослой, особенно из-за темных одежд, какие впору носить служительнице храма. Густые волосы темно-каштанового цвета ниспадали двумя прядями на грудь и одним живым потоком колыхались за спиной. Марку показалось, что они никогда не бывают растрепанными и даже буйный ветер не нарушит эту строгую и, вместе с тем, свободную прическу. Ярко-синие глаза невесело смотрели в сторону поселка, красивые и странные одновременно. — Никта? — позвал Марк, вспомнив, как ее называл епископ. Она не обернулась. Стараясь не смущаться от ее невнимания, Марк спросил: — Почему они не погнались за нами в лес? — Они боятся леса, — коротко ответила хранительница. — Здесь начинается Спящая сельва. — Этот лес так опасен? — Да, для них. Отдышавшись, хранительница спрятала меч за спину, где под одеждами находился чехол, и направилась назад к краю леса. — Ты куда? — не понял Марк. — Я должна увидеть брата Ортоса. Я долго ждала его. — Но мы только что бежали оттуда. — Напрасно. Марк вспылил: это уже слишком! Да кто она такая? Как она смеет так обращаться с ним? Конечно, он не герой, но он пытался ее защитить так, как умел. Пытался! Неужели он не заслуживает хотя бы внимания? Она не обернулась и не сказала «идем», будто он был самым лишним человеком в ее жизни. Марка это задело: ему захотелось крикнуть ей вслед что-то едкое, но на это у него не было смелости. Почти не зная хранительницу, Марк проникся к ней холодной неприязнью и сильно пожалел, что епископ берет ее с собой. Остановившись у края леса, они проследили, как после непродолжительного диалога епископа со старейшиной, последний погрозил ему пальцем и ушел. Вслед за ним очень быстро рассеялась толпа, а с ней исчезли эриты. Не говоря ни слова, хранительница бросилась навстречу епископу, а Марк, сжав зубы, побрел следом. Неудачная попытка защитить девушку размазала его мечты о подвиге о стену безразличия. Его мучило самоунижение и обида на эту Никту, оскорбившую его чувство собственного достоинства. Сильно захотелось дать себе обещание никогда больше ни за кого не заступаться. Когда он подошел к друзьям, хранительница уже успела обняться с епископом и познакомиться с Харисом и Флоей. Епископ выглядел счастливым, на его губах появилась торжественная улыбка. — Твой день настал, Никта, дочь Сельвана. Ты достигла восемнадцатилетия, и Седьмой миротворец пришел в Каллирою. Отныне ты можешь покинуть свой дом и отправиться с нами. Ты готова? — Да, — мгновенно ответила хранительница, но в ее взгляде, брошенном на местный храм, нетрудно было заметить глубокую грусть. — Только позвольте мне сходить к моему тайнику в лес. Я там прячу те немногие вещи, которые хочу взять с собой. — Почему ты не хранишь их дома? — Меня часто не бывает в доме. Его могли сжечь или обчистить. — Веселое селение! — заметил Харис. — Хорошо, дочь моя, — сказал епископ со вздохом. — Но уже темнеет, а Спящая сельва небезопасна. Маркос, могу я тебя просить провести дочь Сельвана? Хранительница бросила взгляд на Марка, затем на епископа… и промолчала. — Да, конечно, — пришлось согласиться Марку. — Спасибо, брат Ортос. Располагайтесь в моем доме. Я только туда и обратно. Хранительница благосклонно кивнула епископу и направилась в лес, опять не сказав Марку ни слова. Минут двадцать они шли молча, огибая колючие лиственные кусты и высокие папоротники, самых разнообразных, порой причудливых форм. Двигаясь следом за девушкой, Марк снова и снова терзал себя мыслями: «Я был чужим в своем мире — остался таковым и здесь. Господи, почему я так жалок? Почему я не могу справиться с самим собой?» Внезапно хранительница остановилась, как бы к чему-то прислушиваясь. — Что случилось? — насторожился Марк. — Пока ничего. Идем быстрее. Чувство беспокойства возросло, участив сердцебиение. Стараясь не выдать этого чувства, Марк как бы невзначай спросил: — Почему односельчане так ополчились против тебя? — Я говорю им правду, и за это меня ненавидят, — быстро проговорила хранительница, и в голосе ее не было ни сожаления, ни ропота. — Они не хотят знать правду о себе. — Они не понимают тебя? — Не хотят понимать. Грех затыкает уши тому, кто его пригреет. — И ты хотела обличить их, чтоб они отвернулись от греха? — Уже слишком поздно. Мои слова оказались излишними. Они не отреклись от своих дел. Теперь их проклятие непоправимо. — Но ведь раньше они были аделианами. Как это произошло? — Сонную дубраву основали адельфы Ордена хранителей традиций много лет назад. Селение оберегало эти леса от посягательств нечисти с юга. Десять лет назад, когда Эпоха лесных войн докатилась до Морфелона, наше селение стало оплотом для борьбы с силами Хадамарта. Но старейшины Сонной дубравы к этому времени зажирели. Освободительная война была им не нужна: под угрозой оказалась их торговля лесом. Пока был относительный мир, они казались добрыми и отзывчивыми, но когда пришло время сделать выбор между войной и личным благом — они сильно изменились. А с ними и все жители, заработок которых зависел от работы лесопилки. Рыцари Морфелона больше не могли найти здесь приют. Те немногие, что служили в Лесном воинстве, подверглись насмешкам и презрению. Мои родители… — Никта осеклась, сделав непроизвольную паузу. Ясно, что она не хотела об этом говорить. — Все селение постепенно впало в грех, нищету, проклятия и болезни. — Нечисть их не трогает? — поинтересовался Марк и, вспомнив эритов, понял, что спросил глупость. — Нечисть уничтожает их день за днем. Они не верят в это. Для отступника эриты невидимы. «Слава Богу, значит, я не отступник!» — подумал Марк, но, вспомнив о своих последних неудачах, погрустнел. Хранительница второй раз резко остановилась, прислушалась. Марк навострил уши вместе с ней и вздрогнул от того, насколько незаметно в лесу сгустились сумерки. Небо потемнело, на темном небосводе зажглись первые звезды. Густые кроны деревьев наполнял мрак, а среди ветвистых папоротников послышались ночные шорохи. И тут Марк услышал, к чему так чутко прислушивалась хранительница. Далеко-далеко в лесных трущобах слышался тихий, протяжный плач. Был он настолько тих, что различить, кому принадлежит, человеку или зверю, было невозможно. — Идем быстрее! — встревожилась хранительница. Не успев обдумать, что ее могло так напугать, Марк похолодел, едва они сделали несколько шагов. Скорбный, унылый плач, смешанный с печальными завываниями, послышался впереди, причем совсем близко. — Сюда! — шепнула хранительница, свернув с тропы в глухую чащу. Плач приближался. Приближался со всех сторон, куда бы они ни свернули. Марк почувствовал на спине колкую дрожь. Ноги затряслись, сковывая шаг. Плач стал явственен. «Это не человек и не зверь», — ужаснулся Марк. Это был плач неведомых существ, стекающихся со всего леса. — Кто это? — прошептал Марк, стараясь не впадать в панику. Хранительница тревожно переводила взгляд от дерева к дереву. — Ночные призраки. Их называют духами уныния. Холодный, мистический плач, словно, исходящий из глубин преисподней, где уже нет надежды, окружал их плотным кольцом. Существ нигде не было. «Невидимки!» — в страхе подумал Марк. Он ощутил, как рвутся в груди все душевные струны, как страх и отчаяние медленно и неотвратимо охватывают тело. Бежать? Куда бежать? Сильно захотелось закричать и броситься лицом в землю. — Что они могут нам сделать? — Они вытягивают душевные силы. За ночь могут довести до сумасшествия. Или до смерти. — У нас есть оружие, — шепнул Марк, и к своему страху вспомнил, что так и не научился пользоваться Логосом. — Меч бессилен против них. Они не имеют плоти. — Должен быть какой-то способ! — Да, желание жить. Не пойму, почему они чувствуют нас? — Чувствуют? — Ночные призраки издалека чувствуют того, кто пребывает в унынии. Из таких людей они пьют силы. Сделав шаг назад, Марк уперся спиной в шершавую кору древнего дерева. Сквозь мрак густых ветвей он увидел луну, бегущую в прозрачном облачке. Луна. Почему его взгляд приковался к одинокой луне? Почему чем дольше он смотрит, тем сильнее его охватывают страх и безнадежное одиночество? Плач стал невыносим. Холодея, Марк разглядел сквозь высокие ветви папоротников темные, полупрозрачные тени призраков. Бесформенные, аморфные существа кружили вокруг, отравляя душу преисподним плачем. Страх и одиночество в кошмарном дуэте запели глубоко в груди. Марк почувствовал: еще немного и он не выдержит и пронзительно закричит. — Что делать? — сделав над собой усилие, спросил Марк. — Противостоять, — приглушенно шепнула хранительница и вдруг, решительно шагнув навстречу призрачным теням, громко заговорила. — Убирайтесь прочь! Вы не имеете над нами никакой власти! Призраки зарыдали еще кошмарнее, взвинчивая все нервы до критического предела. Зажимая уши, Марк завалился на бок, мечтая оглохнуть. Но убийственный, навевающий смертельную тоску плач проникал в душу без посредства ушей. Хранительница тяжело дышала, как будто что-то сдавливало легкие и, попятившись назад, тоже уткнулась спиной в дерево и опустилась рядом. — Бесполезно. Они сильнее. С восходом солнца они уйдут. Нужно держаться, — она стукнула себя по колену. — Проклятая печаль! Они черпают силу из нас… — Из меня, — шепотом отозвался Марк. Ясная догадка внезапно вспыхнула в разуме. — Это из-за меня. Чувствуя на себе изумленный взгляд хранительницы, Марк ожидал обличительной реплики, но она всего лишь измученно шепнула: — Дай руку. Сжав ее теплую ладонь, Марк воспрянул: он должен быть тверд и мужественен! Не для того он пришел в этот мир, чтобы оплакивать себя и скорбеть над несчастной судьбой. — Мы не ваши, слышите, вы, духи уныния! — раздались громкие слова хранительницы. — Мы довольны своей жизнью. У нас есть призвание! У нас все впереди! И мы счастливы, поглоти вас хаос! Они поднялись на ноги, не разжимая рук. Тени призраков кружили вокруг, не умолкая в угнетающем плаче. — Вам не поработить нас нашими воспоминаниями! Все наши беды остались в прошлом! — возгласила хранительница. Марк вторил ей, воодушевленно вскинув голову. Сейчас он стоял с этой девушкой плечо к плечу, рука в руке, и его обида уходила, уступая место отваге. Плач призраков больше не пугал его, угнетающее давление испарилось как легкий пар. — Прочь! — громко прикрикнул Марк. Тени призраков попятились, захлебываясь жалобным плачем, оставляя двух людей, внезапно воспрянувших духом. Плач отдалялся, уступая лесное пространство ночной тишине, а вскоре исчез совсем. — Пойдем, — сказала хранительница с прежним спокойствием, будто и не было никаких призраков. Вскоре они подошли к тайнику хранительницы — хорошо замаскированному маленькому шалашу. Из вещей там была только небольшая походная сумка. — Что там? — поинтересовался Марк. — Мои вещи, — ответила девушка, не желая продолжать разговор. * * * В дом хранительницы они пришли около полуночи. Бедное, но ухоженное жилище состояло всего из одной комнаты с кроватью, печью и маленьким столом у окна. Масляная лампада тускло освещала нахмуренного епископа, склонившегося над кроватью, где неподвижно лежала Флоя. Харис нервно теребил рукоять меча и ходил от кровати к окну. — Как она? — спросил Марк с порога. — Вся надежда на милость Всевышнего, — ответил после длинной и неприятной паузы епископ. Помрачнев, поскольку такой ответ не означал ничего хорошего, Марк подошел к кровати. Вид у Флои был не из лучших. Зеленые пятна на лице не исчезли, а слились в одно, и теперь все лицо девушки приобрело зеленоватый оттенок. — Состояние не улучшается, — раздраженно проговорил Харис. — Ей только хуже. Болезнь не опасна для жизни, но может тянуться недели, а то и месяцы. — Ты же говорил, что, став аделианкой, она будет исцелена. — Исцелена от заклятия, но не от болезни. С болезнью придется разбираться по-другому, — пояснил Харис, негодуя. — Проклятый колдун! О Небеса, подарите мне с ним встречу, чтобы обломать его поганый посох об его голову! — Помолчи, Харис, — шепотом приказал епископ. Хранительница небрежно бросила сумку и меч на стол и каким-то странным стремительным движением оказалась у изголовья Флои, будто на ее глазах тонула жертва морской стихии. Взяв ее руку, хранительница приложила ее с своей щеке и так просидела несколько минут в каменном молчании. Когда она подняла голову, Марк заметил, что ее глаза заблестели от слез. «Она же совсем не знает ее. Не слишком ли эмоционально для человека, живущего в одиночестве?» — задумался Марк. — Брат Ортос, давайте молиться, — предложила хранительница с такой дикой решительностью, что возразить ей не посмел бы никто. Епископ охотно кивнул головой, будто только и ждал этого предложения. Его руки сжали другую ладонь Флои, а губы зашептали слова молитвы. Хранительница твердо вторила, но в ее голосе Марк с удивлением уловил надлом плача. Твердость и нежность, воинственность и сокрушенность, осуждение и понимание — абсолютно разные, даже противоборствующие чувства сплелись в ее молитве, слов которой Марк не расслышал, уловив лишь вихрь ее переживаний. Хранительница неожиданно обняла Флою за шею и прижала к себе, продолжая что-то шептать в том же стремительном животворящем русле. Почувствовав себя неудобно, Марк отошел к окну, стараясь не вслушиваться в слова молитвы: что-то глубоко личное, очень глубокое и сокровенное лилось из сердца хранительницы. Эта необычная молитва его и вдохновляла, и смущала. — Да свершится милость Твоя, — прошептали вскоре епископ и хранительница, а Флоя глубоко и отрывисто задышала. — Она исцелена, — уверенно сказала хранительница. — К утру исчезнут все признаки болезни. Почувствовав прилив надежды, Марк взглянул на лицо Флои: оно по-прежнему было зеленовато-мертвым, но кое-где уже пробивался розоватый оттенок. Правда, ему могло и показаться в тусклом свете лампады, но уверенность в счастливом исходе, появившаяся после молитвы, подсказывала, что хранительница права. — Тебе раньше приходилось исцелять больных? — спросил Марк хранительницу, когда она накрывала на стол, а Флоя спокойно спала в ее кровати. — Приходилось. — Как у тебя это получается? — Я просто молюсь. Исцеляет воля Спасителя, а не моя. — Но ведь нужна какая-то сила, какой-то дар… — Этот дар может получить каждый. — Правда? Тогда как мне научиться исцелять больных? — загорелся Марк. — Хранить чистоту мыслей. Быть верным своим взглядам. — И все? Я думал, нужна большая вера. — Вера, — повторила хранительница, садясь рядом и поднимая к нему проницательный взгляд. — Вера — это верность совести во всем. Все знают, что грех убивает, но все равно грешат. Если у тебя хватает веры, чтобы хранить себя от греха, то ее хватит и для чудес. И для чудес исцеления тоже. Очень просто… и очень сложно. — Понятно, — произнес Марк, хотя понимал далеко не все. — А как этого достичь? — Это вопрос к учителю, а не к его ученице, — ответила хранительница с легкой улыбкой. — Первопричина чудес — это любовь, — сказал епископ. — Мы достигнем успеха только тогда, когда любовь станет первым и единственным нашим мотивом. Когда наши сердца научатся инстинктивно отвечать на радость и горе других — это будет означать, что мы обрели свободу и готовы творить чудеса. «Как бы я хотел дожить до того часа», — устало подумал Марк. Глава четвертая. Неприветливый город Едва забрезжил рассвет, друзья покинули Сонную дубраву. Флоя чувствовала себя гораздо лучше, от вчерашней болезни осталась только чуть заметная зеленоватость на лице. На щеках пробивался здоровый румянец, озорные глаза живо осматривали все вокруг. Поселок еще спал, лишь издали слышался стук топоров утренних лесорубов. Уютный и ухоженный домик хранительницы опустел. Из личных вещей она взяла с собой меч и походную сумку со сменной одеждой и книгами. Задержавшись в доме, хранительница попросила остальных двигаться в путь. Марк подумал, что она хочет помолиться перед уходом, но едва они отошли от дверей, как епископ бросился назад в дом, чуть не вышибив плетеную дверь. Внутри раздался приглушенный крик хранительницы, изумленный и растерянный, а после — из окна вылетел горящий факел. Секунду Марк колебался, стоит ли ему бежать в дом, но, услышав тихие рыдания Никты и утешающий голос епископа, понял, что там он снова окажется лишним. Харис подобрал факел и умело затушил о землю. — Твой дом мог бы служить кому-то прибежищем, — услышал Марк епископа. — Мой дом не будет осквернен людьми, носящими на плечах эритов, — ответила хранительница, сквозь слезы. — Будь честна с нами, дочка. Ты сжигаешь дом, чтобы не думать о возвращении. — Теперь я свободна. Ничто не заставит меня вернуться. Но предатели моего отца не займут мой дом, как дом моих родителей. — Это не твой дом, а человека, принявшего тебя. Мы заколотим это жилище и сбережем его. Кто знает, может, придет время пробуждения и для Сонной дубравы. Харис! Странствующий рыцарь бросил затушенный факел и послушно побежал в дом. — А я бы не стала сжигать дом своего детства, — сказала Флоя, оставшись с Марком наедине. — Хоть у меня и есть причины… — Обида на дядю, который продал тебя в рабство? — осторожно спросил Марк. — Нет, что ты, я сама хотела к Яннесу. А дядю я ненавидела, потому что он обращался со мной как с собакой… даже хуже! Собаку так не били… — Чем же тебя привлек Яннес? — Он обещал обучить меня тайнам серой магии: произносить заклинания, насылать порчу… — А заодно сделать своей рабыней, — напомнил Марк. — Я же не знала, что за владение серой магией нужно платить свободой! Я не знала, что колдуны не только совершают чудеса, но и проклинают непокорных болезнями! А я хотела стать свободной. Я не собиралась никого проклинать. Я ненавидела дядю, родственников, но не так, чтобы насылать на них болезни. Разве что, немножко. Я всего лишь хотела обрести знания, силу, найти то тайное, сокровенное, что принесет свободу. Да, я хотела свободы, меня влекла свобода! — Странное дело, — проговорил Марк, — люди в поисках свободы готовы идти даже в рабство. — Теперь я по-настоящему свободна, — с легким вздохом заверила Флоя, глядя как Харис заколачивает двери и окна дома хранительницы. — А скажи, Маркос, аделианам можно использовать магию? — добавила она вкрадчивым голоском. — Думаю, с этим лучше не баловаться. Ты уже вчера испробовала, что такое серая магия. Сонную дубраву покидали с невеселыми сердцами — это чувствовалось по подавленному молчанию. Даже разговорчивая обычно Флоя молчала. Харис попробовал затянуть какую-то давнюю боевую песню, но почувствовал себя неловко и смолк. — Почему так происходит? — спросил Марк епископа, шагающего впереди с таким рвением, что никакая сила не заставила бы его оглянуться на Сонную дубраву. — Почему одни аделиане так ненавидят других? — Они уже давно не адельфы, — неохотно напомнил епископ. — Люди с сожженной совестью. Из всех даров, которыми Творец наделил человека, совесть — самый незаметный, но и самый важный. Совесть хранит тебя от жестокого и безжалостного убийцы, имя которому — грех. У людей, спаливших свою совесть, нет силы противиться власти греха, они готовы исполнять, и исполняют все его похоти. Они питают свою душу грехом и никогда не насыщаются. — Есть ли шанс у таких людей? — спросил Марк. — Я верю, что милосердие Творца безгранично. А значит, и для таких людей есть надежда. Что бы мы ни думали о жителях Сонной дубравы, — порой они тянутся к свету, им хочется быть добрее и чище. Но к сожалению, такие моменты у них очень редки, а доброта их — как утренняя роса, скоро исчезающая. К полудню безлюдная лесная дорога вывела друзей из густых лесов Спящей сельвы. Епископ предлагал свернуть на Великий торговый тракт, Харис же уверял, что двигаясь бездорожной долиной, можно гораздо быстрее достичь Мелиса — нейтрального города, скромные владения которого начинались там, где заканчивались просторы Морфелона. При выходе из провинции Спящей сельвы, у кромки леса, было решено сделать привал. Обедали прихваченным из дома хранительницы сухим хлебом, печеными грибами и сушеными ягодами. Другой пищи на сегодня не намечалось. — Нам следует свернуть на Великий торговый тракт, — настаивал епископ. — Там постоянно идут караваны, у купцов можно купить пищи и лошадей. — Мы потеряем целый день, — возразил Харис. — А если пойдем и дальше Лесными тропами, то уже вечером четвертого дня будем в Мелисе. К тому же лошадей в мелисских конюшнях можно купить гораздо дешевле, чем у проезжих купцов. Поверьте, брат Ортос, участвуя в походах, я не раз ходил из Морфелона в Мелис. — Я верю тебе, Харис, ты молод и вынослив, — мягко ответил епископ, намекая, что в его возрасте не так-то легко бродить по лесам и полям. — О, брат Ортос, с нами же наш верный Скороног! Он и повезет вас. А Флоя уже здорова, пусть идет пешком. — Будь по-твоему, — сговорчиво согласился епископ. — А пока мы отдыхаем, дочь Сельвана поведает Седьмому миротворцу те секреты, которые оставил ей миротворец Шестой. Хранительница поднялась, подав знак Марку, чтобы тот достал Логос. — Обнажи меч. Наперед зная, что ничего не выйдет, Марк вытянул книгу перед собой и негромко крикнул: — Слово-меч! В свитке он ощутил слабый импульс, но ничего более: книга оставалась книгой. — Слово-меч! — закричал Марк погромче. — Слово-меч! — Не кричи. Обоюдоострый меч Логос не отзовется на громкость твоей гортани. Говорить нужно с верой. Представь, что рядом враг. Ты в смертельной опасности. Отбрось сейчас все мысли, притупи чувства. Давай! Марк зажмурился, представив крадущихся из леса монстров. Он просто обязан научиться владеть оружием! Он воин! — Слово-меч! — проговорил он, концентрируя сознание на воображаемых врагах. Книга вспыхнула белоснежным светом — точь-в-точь, как тогда, в королевском дворце, и Марк второй раз в жизни сжал свое боевое оружие. Флоя восторженно взвизгнула, Харис хлопнул в ладоши. Епископ задумчиво поднял глаза к ясному небу. — Хорошо, — сказала хранительница, как бы оценивая его силы. — В минуту опасности Логос превратится в меч, не дожидаясь твоего приказа. Слушай дальше. Шестой миротворец рассказывал мне о том, как он рассеивал тьму светом меча. Представь, что тебя окружает тьма. Если есть в твоем сердце горячее желание рассеять тьму, свет Логоса осветит твой путь. Готов? Теперь произнеси с верой: «Свет во тьме светит!» — Свет во тьме светит! — воскликнул Марк. Меч засветился тусклым золотым светом, поискрился и погас. — Что-то не так? — Все хорошо, — отметила хранительница. — Сейчас светло, меч не будет светить при свете дня. Слушай еще. Следующий прием, который показывал мне Шестой миротворец, более сложный. Это мастерство притягивать меч, если ты оказался без оружия наедине с врагом. Марк положил меч на землю и сделал три шага назад. — Что я должен делать? — Вспомни все самое тайное и сокровенное, о чем давно мечтаешь, чего жаждешь, и к чему стремишься. Готов? Теперь представь и поверь, что эта мечта находится в твоем мече. Скажи с верой: «Слово в сердце!» Марк повторил слова, пытаясь возбудить в себе то, чего желал уже не один год. Ничего не произошло. Тщетно. — Не могу, — признался Марк, оторвав взгляд от меча. — Придет время, и сможешь, — заверила хранительница. — В минуту опасности ты быстро научишься притягивать меч. Но запомни одно важное правило: никогда не поднимай Логос против человека. — Почему? Она посмотрела на него как на сумасшедшего. — Люди — нам не враги. Последующие часы похода Марка не покидали неприятные чувства. Отчужденность и неприспособленность к миру Каллирои, зависть к отважным героям, побеждающим зло, отравляли душу. Почему, почему он попал в этот мир, где великие миссии свершают лишь достойные? Что может он — даже близко не подходящий на роль рыцаря? — Каким он был, Шестой миротворец? — не удержался Марк от вопроса к хранительнице. — Ищешь сходства с собою? Между вами его нет. — Просто хотел узнать больше о людях с подобной миссией, — недовольно слукавил Марк, едва не обидевшись. — Шестой был отважным рыцарем, — Никта сверкнула глазами, в которых выражалось восхищение предшественником Марка. — Всегда первым кидался на помощь тем, кто попал в беду. Он был лучшим следопытом в Лесном воинстве. Бывало, он в одиночку выслеживал лесные темницы, где нечисть держала пленников, и сам освобождал всех. Он читал следы как раскрытую книгу. Он мог точно рассказать, что произошло на месте схватки. Но в беседах с друзьями он был молчалив и замкнут. Нелюдим. Недолгого разговора с ним было достаточно, чтобы понять: Шестой миротворец скрывает множество слабостей. — Что это были за слабости? — оживился Марк. — Я же сказала: он их скрывал. Тщательно скрывал. Одно было ясно: он боялся их больше, чем врага. Преодолевая опасности, не под силу другим следопытам, он не мог преодолеть себя. Это и стало причиной его гибели. Два года назад. — Он погиб? Но как? — Никто не знает этого точно, — вмешался в разговор епископ. — Его убийцу никто не видел. Одни говорят, что Шестой встретился с ним один на один и погиб в схватке. Но следопыты, изучившие место поединка, утверждают, что он сам бросился на меч. Вероятно, отчаявшись одолеть своего врага. Многие до сих пор отказываются в это верить. Адельф, впавший в отчаяние и пошедший на самоубийство, не мог быть адельфом. Какой тогда смысл во всех его подвигах? Доверие, уважение, новые надежды — все, что принес Шестой миротворец, было похоронено его нелепой смертью. Сильный удар потряс тогда Лесное воинство, да и всю Армию Свободы. Удар, окончательно подорвавший доверие к миротворцам. — Были и другие удары? — спросил Марк, меняя одно неприятное чувство на другое. — Были. — Расскажите о предыдущих миротворцах. — Тебе еще рано знать об этом. — Почему? — Преждевременные знания бывают очень опасны. — Но я должен знать! Поверьте, это очень важно для меня. Пожалуйста, расскажите. Все равно я узнаю о них от других людей, но ведь будет лучше, если от вас… Епископ тяжело вздохнул, поерзал в седле, словно ему было там неудобно и, чуть-чуть нахмурив брови, насуплено сказал: — Хорошо, я расскажу, если тебе от этого будет легче. Спустя два года после ухода Первого миротворца в пустыню, пришел Второй. Он тоже был немолод, и под его сединой скрывалась глубокая мудрость. Мудрость, объединившая вокруг него людей разных племен, которые раньше враждовали из-за различий в мировоззрениях. Второго миротворца называли не иначе как учителем. Его часто приглашали в разные города и селения, но он никогда не покидал храм в Зеленой идиллии. Впоследствии это и поставили ему в вину. Пошла молва, что он не истинный миротворец, ибо миротворцам надлежит путешествовать и примирять людей там, где господствует вражда. Адельфы желали видеть его в своих храмах, а он желал покоя. Будучи раздираемым между обязанностями и уединением он выбрал последнее и ушел в пустыню Фаран, что на востоке Каллирои. Говорят, там он и почил при Ордене посвященных. Не прошло и года, как пришел Третий миротворец. Он был молод и горяч, смел и решителен. Ему не было равных во владении мечом. И он пошел путем воина. Третий миротворец обошел все селения юга, призывая верных подняться на борьбу с ордами нечисти, бесчинствующими в южных лесах. В то время владения Хадамарта стремительно расширялись, южане уступали селение за селением. И тут народ восстал. После старого и малоподвижного миротворца-учителя адельфы все как один пошли за миротворцем-воином. Нечисть получила невиданный ранее отпор. Перед разящими атаками войск Третьего миротворца не мог устоять ни один бастион тьмы. Впервые появился шанс примирить и сплотить Каллирою для освобождения Амархтона. Но Третий совершил страшную ошибку. Он поднял меч на кровь и плоть. Он приказал убивать людей — сторонников Хадамарта. Легионеров тьмы пожизненно бросали в темницы, черных магов сжигали и вырезали. Другим магам, с которыми мы раньше не враждовали, тоже крепко досталось. Мечи, выкованные чтобы нести мир, обагрились кровью. С тех пор проклятие пало на отряды Третьего миротворца. Его воины гибли один за другим. Со времен падения Гесперона силы адельфов не терпели таких поражений. В рыцарских кругах начались ссоры и распри, многие прославленные воины стали покидать Третьего миротворца. Он потерял уважение так же быстро, как и приобрел. В конце концов, его рассудок помутился, и он с оставшимися двумя сотнями воинов напал на Амархтон. Наверное, хотел поднять утерянное доверие. Но этот поход был последним. Страж Северных ворот Амархтона — большой черный дракон встретил их своим огненным дыханием. Обугленные останки Третьего миротворца принесли в Зеленую идиллию те немногие, кому удалось выжить после этой отчаянной, но бесполезной вылазки. — Черный дракон… драконы существуют? — переспросил Марк, никак не отвыкнув удивляться. — Да, и к большой беде, почти все они ненавидят человеческую расу. А черные драконы и вовсе порождения ненависти. — Как это? — Они плодятся и растут особенно быстро в местах, где люди ненавидят друг друга. Это может быть дом, усадьба, селение или целая провинция. Чем сильнее людская ненависть, тем больше и могущественнее вырастают драконы. — Всегда мечтал победить дракона, — признался Харис. — Что же было дальше? — нетерпеливо спросила Флоя. — Путь воина Третьего миротворца не привел к победе. Вопреки ожиданиям его сторонников наши враги сплотились как никогда — в единый кулак объединились маги разных школ, лесные чародеи, легионеры тьмы, восстали зловещие кланы некромантов. Четвертый миротворец, пришедший три года спустя, проявил куда большую рассудительность. Он избегал пути воина, понимая, что это не его призвание. Он был очень умен и красноречив. Именно ему удалось примириться с горными варварами, убедив тех, что адельфы им не враги. Благодаря Четвертому мы не враждуем с варварами и по сей день. Но одно его неверное решение привело к падению. Восхищенный своими успехами, Четвертый заключил союз с белыми магами, веря, что их знания помогут нам победить Хадамарта. Он обучился у белых магов сам, а после — обучил сотни своих сторонников магическим навыкам, убеждая всех, что белая магия защитит их от черной. Но в Армии Хадамарта есть существа-стихиарии, которым любая магия нипочем — они сами порождения магии. И в битве в Темной долине близ Амархтона, где силы адельфов потерпели унизительное поражение, почти все люди Четвертого погибли. Их магия обратилась против них. Страшную ошибку совершил этот миротворец, приняв силу из того же источника, что и наш враг. Четвертого обвинили в сговоре с силами зла и даже хотели судить, но он отверг свое призвание и скрылся. Говорили, что он уехал искать себя в земли Туманных болот. В место, именуемое Белым забвением. А такие как он оттуда не возвращаются. — Что это за Белое забвение? — спросил Марк. — Тот, кто ищет свое призвание — уходит в пустыню Фаран, тот, кто убегает от своего призвания — уходит в Белое забвение. Из Фарана люди возвращаются просветленными, из Белого забвения не возвращаются. Или возвращаются… с иными мыслями, иными целями и с иным сердцем. Марк вздрогнул от волны холода, внезапно окатившей его с головы до ног. Чем испугали его слова епископа? Непонятно. Но слышать об этом месте он больше не хотел. — Что же было с другими миротворцами? — Пятого и Шестого миротворцев я знал хорошо. Все предыдущие миротворцы служили на юге, но эти двое приняли подданство Морфелона. Я служил проводником одного и другого, но, говоря по правде, они не слишком прислушивались к моим советам. Что я могу сказать о Пятом? Смышленый изобретательный мыслитель, исполненный благих надежд и стремлений, всегда умевший дать хороший совет. В отличие от Третьего, который видел спасение Каллирои в искоренении врагов, Пятый много говорил о главной беде адельфов, имя которой — равнодушие. После битвы в Темной долине враг навязал нам тактику тихой войны, боясь сплочения адельфов перед лицом угрозы. Начались самые тяжелые годы, которые окрестили Эпохой лесных войн. Своры нечисти совершали коварные вылазки и скрывались в лесах, заманивая за собой наиболее храбрых воинов. Пятому миротворцу досталась тяжелая ноша. Из-за печального опыта предшественников ему мало кто доверял, но это не помешало ему сплотить вокруг себя семь десятков сторонников, построить в морфелонских лесах превосходный замок и стать одним из создателей Лесного воинства. Он изучал людей, хорошо знал людскую душу, прекрасно понимал, как помочь человеку примириться с ближним. Был он и хорошим стратегом. К нему приходили за советом издалека. Нечисть сторонилась его замка. Там находили приют раненые и утомленные воины Лесного воинства. Услышав об уме Пятого миротворца, власти Морфелона пригласили его в Иерон, стать советником Сиятельнейшего Патриарха. Польщенный такой честью, он согласился. Это было его ошибкой. Без Пятого его сторонники перессорились, не поделив власть в лесном замке. Даймоны почувствовали их несогласованность, осадили замок и сожгли. После этого кровавые бои разгорелись у самого Морфелона, а группы даймонов стали проникать в город. Всем стало понятно, что навязанная нам война проиграна. Власти Морфелона обвинили во всем Пятого миротворца, хотя его вина была лишь в том, что он бросил свое призвание, избрав почетный титул советника короля. Решив, что Морфелон его предал, Пятый впал в отчаяние. Когда из его сторонников никого не осталось, он как и Четвертый ушел в болота Белого забвения. Как я только не отговаривал его от этого безумия! Он думал, что вернется оттуда героем. …Но Белое забвение не отпускает своих героев. О Шестом миротворце нам поведала дочь Сельвана. Добавлю только, что если за Третьим миротворцем шли тысячи, за Четвертым сотни, за Пятым десятки, то за Шестым единицы. Народ окончательно разочаровался в миротворцах. Посему не удивляйся, если встретишь в некоторых храмах холодный прием. Да, миротворцев много и поныне, но идея дара и призвания миротворца, который стал бы символом и вестником примирения, мертва и забыта. — Получается, мой титул ничего не стоит, — сказал Марк, нисколько не расстроившись, скорее повеселев. — Титулы раздают люди, призвание дает Всевышний. Что для тебя важнее — выбирать тебе, — не совсем ясно ответил епископ. * * * Дорога на юг оказалась спокойной. Ночлеги под открытым небом, скромные ужины у костра и рассказы епископа на привалах оказывали благотворное влияние на всех. Марк общался в основном с епископом и Харисом: один рассказывал ему об истории миротворцев, другой — о битвах и боевых походах. И если епископ был скуп на слова, то Харис не умолкал: — Самые многочисленные и самые тупоголовые даймоны — это однорогие арпаки, — рассказывал странствующий рыцарь, размахивая руками. — Любой легион Хадамарта наполовину состоит из арпаков. Они нападают большими толпами и выходят в бой только когда их перевес над людьми — не меньше десяти к одному. Да, они не слишком смышлены, но под их натиском устоит не каждый. Они обрушиваются всей уймищей, как бегемот на изгородь. Но никогда, ты слушаешь, Маркос, никогда арпак не станет биться с человеком один на один, нет. Только в толпе и только с десятикратным перевесом. Но и с толпой арпаков справиться нетрудно. Знай, если тебе удалось поразить их вожака — все остальные бросятся врассыпную. А не можешь добраться до вожака — заставь их сбиться в кучу. Они неповоротливы, как разжиревшие медведи в зверинце. Уж поверь мне, с кем с кем, а с арпаками я бился не раз. Они воры и грабители. Помню, как-то в Тихих равнинах они хотели ограбить наши гарнизонные склады, да где им! Как я гнался за ними в ночи, у-ух! Я настигал их и разил, а они бежали и бросали награбленное. Они улепетывали от нас как от пожара. Мы бы разорили все их логовища, если бы хранители традиций не пожаловались нашему сотнику, тьфу! Дескать, мы возмущаем спокойствие в Тихих равнинах. С хранительницей и Флоей Марк почти не говорил. Две девушки быстро сдружились и шли позади, о чем-то шепчась. По обрывкам доносившихся фраз Флои, которой было нелегко говорить шепотом, Марк узнал, что она рассказывает хранительнице свою историю, вплоть до прихода в Сонную дубраву. Она нашла подругу, которой могла выложить все и которая ее внимательно слушала. Флоя рассказывала и рассказывала о себе и своих приключениях с увлеченностью, какой не наблюдалось даже у Хариса, повествовавшего о драках и погонях. Марку были мало интересны ее россказни, но когда Флоя заговорила о том, как Седьмой миротворец выкупил ее у дядюшки, он прислушался. — Только представь, он отдал ему свою одежу! Одежу, подаренную отцом! — говорила Флоя, тщетно стараясь снизить свой звонкий, по-детски наивный голосок. — Мой старший брат был таким. Он бы ничего не пожалел для меня. А сейчас он скитается неизвестно где и думает, что мне счастливо живется у дядюшки. Марк вслушивался как мог, пытаясь услышать, как отзовется о Седьмом миротворце Никта. Но хранительница говорила так тихо, что расслышать было невозможно. Она умела говорить так, чтобы ее слышал только собеседник. Флоя поведала ей и об обмане, которым добилась того, что ее взяли в поход. Причем рассказывала она с таким милым самодовольством, что Марк подумал: хорошо хоть епископ, а тем более Харис ее не слышат. Когда Флоя с присущим ей легкомыслием принялась рассказывать о том, как Харис уговорил ее произнести присягу Пути истины, который ей совершенно неинтересен, хранительница резко одернула подругу. А затем стала что-то быстро и жестко говорить. Уже имея опыт общения с Никтой, зная ее склонность к обличениям, Марк решил, что Флоя теперь будет обижаться и молчать. Но не прошло и пяти минут, как юная рассказчица снова болтала и болтала, опять повествуя о своей жизни у жадного дядюшки. Миновав дремучие морфелонские леса, друзья вышли в Предлесья — край редких лесков и кустарников. Эта местность была особенно хороша. Тенистые деревца защищали от жаркого солнца, да и воды здесь было предостаточно. С пищей было хуже: один мешочек лесных орехов и сумка сушеных фруктов, захваченных из дома хранительницы. Основным же рационом были грибы и ягоды. С вершин холмов виднелась очаровательная долина Предлесий, по которой, извиваясь, текли ручьи. Селения на пути Лесных троп встречались редко. Временами, то тут, то там, на возвышенностях виднелись замки богатых князей. Друзья пересекали широкие луга, сверкающие росой, шли по тенистым тропинкам молодых рощиц, а под ногами бежали, журча среди камешков, ручейки, чистейшие и прохладные. Через два дня за Предлесьями начались Вольные степи. Двигаться через них было уже не так приятно. Климат менялся необычайно быстро. Солнце начало припекать головы, воздух становился все суше и жарче. Харис, уверявший, что бывал в этих краях, по-прежнему вел их безлюдными тропами. Изредка попадались полувысохшие речушки, поросшие сухим тростником и камышами. А ближе к Мелису исчезли и речушки. Началась дикая степь с желтой, выжженной знойным солнцем травой. Удивляясь такой резкой смене климата, Марк поинтересовался у епископа — в чем тут причина? — Такова природа Каллирои, — ответил епископ, подремывая на Скороноге. — Мы идем через Вольные степи. Через эти земли проходят горячие ветры с великой пустыни Фаран. За Мелисом начинаются Желтые пески, которые нам предстоит перейти. А за ними нас ждут южные леса Цветущей долины Анфеи, где мы и найдем пророка. — На запад от Желтых песков местность куда более странная, — решил поделиться знаниями Каллирои Харис. — Там начинаются земли Туманных болот. — Болота граничат с песками? — переспросила Флоя, которой в диковинку было все, что выходило за пределы Морфелона. — Просто чудо! А мы будем там проходить? — Нет, точно нет, — сказал Харис и заметно смутился. — Та часть Туманных болот, которая граничит с Желтыми песками, имеет дурную славу. Ее называют Белым забвением. Марк встрепенулся. — Белое забвение? Брат Ортос, кажется, вы рассказывали о нем… Епископ вздрогнул и проснулся, словно в предчувствии нешуточной угрозы. — Через Белое забвение пролегает кратчайшая дорога в Зеленую идиллию. Но короткая дорога не всегда лучшая. Немало храбрых воинов сложило там головы. — Что вам известно об этом месте? — заинтересованно спросил Харис. — Только то, что оно плохое. И хотя все зависит от того, с каким сердцем идти туда, те очевидцы, которым удалось вырваться из болот Белого забвения, молчат о том, что произошло с ними и с близкими, оставшимися там навсегда. Говорят, там сходят с ума. — Но ведь нам туда не нужно? — осторожно спросила Флоя, а Марк обрадовался, что не он задал этот вопрос. — Нет, конечно же, нет, — ответил епископ и как-то сразу повеселел. — Мы пойдем по Великому торговому тракту через Желтые пески. Это самый безопасный путь, но им пользуются не все. Путь из песков в Анфею перекрывает Горная таможня, принадлежащая Мелису. Путников облагают большими пошлинами. Хвала Всевышнему, что у нас достаточно серебра, чтобы уплатить. Харис немного ошибся в расчетах: к Мелису друзья подошли не к вечеру четвертого дня, а к ночи пятого, под ярким куполом звездного неба, усталые и измученные. Несмотря на позднее время, окрестности города светились огнями, здесь и ночью кипела бурная жизнь. — Вот и Мелис, город без крепостных стен, — торжественно объявил Харис. — Здесь находят приют все бродячие разбойники, мошенники, колдуны и убийцы, скрывающиеся от возмездия. — Весело, — без улыбки заметил Марк. — Не говори так, Харис, — произнес епископ. — В Мелисе находится довольно большая и благопристойная община адельфов. — Там и заночуем? — оживилась Флоя. — Она в другом конце города. До нее слишком далеко. Ночевать придется в ближайшей таверне. Местами Мелис все же защищали деревянные заграждения, малополезные в случае вторжения. Пустившийся в увлеченное повествование Харис, заверил, что на Мелис никто никогда не нападал. Это был нейтральный торговый город на пересечении важнейших путей Каллирои, обогащающий многих купцов. Управляла Мелисом Гильдия купцов Золотого динара, не без поддержки таинственной Гильдии серых магов. Напоминание о серых магах заставило Марка вспомнить о ночной встрече с Яннесом, почему-то пожелавшим увидеть Седьмого миротворца на Светлой арене. — Мелис приносит хорошую прибыль купцам Амархтона. Да и тамошний правящий Темный Круг здорово наживается на торговле с Мелисом, — рассказывал Харис. — Потому нечисть и не трогает город. Почти все население Мелиса — сплошь миряне, ничем не угрожающие власти серых магов. — А аделиане? — спросил Марк. — Аделиане? Аделианская община настолько мала, что ее голос почти не слышен. Ближайшая таверна на самой окраине весело гудела и не вызывала доверия. Два покосившихся двухэтажных деревянных дома, из выбитых окон которых доносились пьяные крики и ругань, показались Марку настолько неприятными, что он предпочел бы заночевать в лесу. Вот только лес остался далеко позади, на севере. — Харис, пойди-ка с дочерью Сельвана к хозяину и договорись о комнате на ночь, — сказал епископ, слезая с коня, и вручил Никте несколько монет. — А мы пока купим чего-нибудь поесть, и да хранит нас Всевышний грядущей ночью. Взяв деньги, хранительница подозрительно осмотрелась вокруг: — Поглядывайте вокруг. Меня не покидает чувство, что за нами следят. Не обратив внимания на ее слова, епископ передал уздечку Харису и, решительно опираясь на посох, направился в таверну. Марк и Флоя, переглянувшись, последовали за ним. Таверну окружал хлипенький заборчик из полусгнивших бревен, а у самих стен располагались грядки. Что на них росло, было неясно, в основном там валялся мусор и несколько оборванных, громко сопящих забулдыг. — Неприятное место, — высказался Марк. — Подумаешь! В Морфелоне есть таверны и похуже, — поддержала разговор Флоя. — Где каждый второй — вор или убийца. Мне рассказывал дядюшка. Не успеешь войти, как срежут кошелек и возблагодари судьбу, если не перережут горло. Таверна дыхнула на них подгоревшим жарким и сногсшибательным перегаром. Какой-то совершенно дикий бородач, одетый в вонючую шкуру, с жадностью поглощал жирную похлебку, хлебая ее через край глиняного горшка. От похлебки исходил запах прогоркшего сала, но бородач довольно урчал. «Какую провизию собирается покупать епископ, если тут кормят такой дрянью?» — подумал Марк и осмотрел других посетителей. Шумный притон жил пьяной, разнузданной жизнью. Косматые, бандитского вида парни, ужасно размалеванные девицы упивались винной бурдой и тянули через трубку дым из закрытых глиняных горшков — что-то наподобие кальяна. Марку захотелось поскорее уйти. Он ощущал, как на нем сосредотачивается внимание всей малоприятной публики. — Брат Ортос, мы подождем вас во дворе. Выйдя во двор, Марк не сразу понял, почему пьяный шум таверны сменился лязгом мечей. Обернув голову, он обомлел: в темноте у противоположного дома стояли в боевой стойке Харис и Никта, окруженные десятком страшных существ. — Даймоны! — вскрикнула Флоя и пронзительно завизжала. Существа, полтора-два метра ростом, фигуры которых лишь напоминали человеческие, глухо зарычали, обнажая клыки. Хищные узкие головы, каждая с коротким кривым рогом на лбу, моментально обернулись на визг, уставившись на Марка десятком пар горящих глаз. Огромные ручищи сжимали тяжелые палаши и дубины. — Зови епископа, — только и смог шепнуть Марк, толкнув Флою к дверям. — Это арпаки, Маркос! Наступай и бей! — закричал Харрис, и в этот миг на него набросился один из монстров. От удара палаша странствующий рыцарь сноровисто закрылся своим круглым щитом, шагнул вперед и рубанул. Даже несведущий в боевом деле Марк смог понять, что хватка у Хариса крепкая, но опыта маловато. Короткий меч соскользнул с железных полосок, которыми был покрыт арпак, не причинив ему вреда. Похоже, рассказы странствующего рыцаря о неуклюжести и тупости арпаков были сильно преувеличены. Раздался рев. В атаку бросились остальные нелюди. Харис затоптался на месте, отражая удары щитом, хранительница же проворно юркнула между грузными арпаками, вынырнув у них за спиной. Ее слабоизогнутый меч свистнул и рассек морду одного из монстров. — Вали и кромсай! — заголосил Харис и, низко наклонив голову, защищенную кожаным шлемом, бросился на врагов. Он сразу же сбил с ног одного из арпаков и пырнул в бок другого, при этом получив утыканной гвоздями дубиной по спине. — У-у-у, нечисть гадесова! — заревел странствующий рыцарь, бросаясь на обидчика. Марк стоял как в страшном сне, позабыв об оружии и даже о бегстве. Его ноги окаменели, намертво приросли к земле. И только когда здоровенный арпак, покрытый полосами брони, ринулся на него, Марк ожил. — Слово-меч! — закричал он что было сил, выхватив книгу. В руках вспыхнул яркий белый свет. Логос! Да, превращение свершилось! Он вооружен. Ошеломленный явлением арпак встал как вкопанный. Марку был подарен самый удачный момент для атаки, какой только бывает в сражениях. Но он не двигался. Бьющий его страх был сильнее живительной энергии Логоса. Марк впервые стоял перед врагом. Реальным, а не вымышленным. Как с ним биться? Боже, почему так немеют ноги? Почему он не чувствует рук? Несколько дней назад Марк был рад, что остался без доспехов. Сейчас он ощущал себя без них голым и беспомощным. Харис, болтун! Как он мог рассказывать об арпаках как о пустяковых врагах! Марк пытался вспомнить хоть что-то о том, как драться с арпаками, но где там! — Пошел прочь… пошел, — зашептал Марк, неумело выставляя перед собой меч. В горле застряла тяжелым комом растерянность и безнадежная тоска. Но перед ним была не бездомная собака и даже не человек, а существо неведомой расы нелюдей. Арпак почувствовал его страх, победно взревел и рванулся. «Нападай или тебе конец!» — сильный инстинкт сплотил тело. Меч будто ожил, наполняя все тело от правой руки живительной теплотой отваги. Арпак, мерзко сопя, занес дубину, но Марк кое-как успел сделать спасительный шаг навстречу и рубануть мечом — как и учил Афарей. Произошло необъяснимое. Лезвие Логоса, ударив по основанию дубины арпака, срезало ее начисто. Оставшись с обломком оружия, враг изумленно застыл. Как по команде за ним замерли и все остальные нелюди: видимо, этот был у них вожаком. Марку оставалось сделать всего один выпад, чтобы поразить противника, но, несмотря на храбрость, приливавшую к нему от меча, он учащенно дышал и стоял на месте. Однако, обезоруженный враг счел себя побежденным: швырнув обрубок дубины, вожак заревел от злобной досады и припустил во тьму. За ним понеслись остальные. Марка била крупная дрожь. Он едва не упал, настолько сильным был испуг. Он напряг мышцы всего тела, пытаясь справиться с дрожью. — Перестань! Перестань, сейчас же! — твердил он самому себе. Руки судорожно дрожали. Он сжал тело в тисках воли, пока не выдавил из него всю дрожь, постепенно изгоняя из себя остатки страха. Только теперь его руки опустили меч. — Эй ты, болван! — одернул его резкий оклик. Появилась новая угроза. Вслед за епископом из таверны высыпали местные разбойники, взбодренные выпивкой. Кто-то вытягивал кривой нож, кто-то топор. Из образовавшейся толпы выступил долговязый молодой разбойник, судя по дорогим кожаным одеждам и напыщенности — местный главарь банды. — Кто такой? — грубо сплюнул главарь, обращаясь ни к кому иному, как к Марку. — Отвечай, свинья бродячая! — Мое имя Маркос, я Седьмой миротворец, — выдал Марк стандартный, давно заученный ответ. — А меня зовут Лестас, я глава Банды черных ножей! — за поясом долговязого висел длинный кривой кинжал с зазубринами. Группа парней и девиц разразилась хохотом. — Дай ему в рыло, Лес, — раздался чей-то пьяный голос. — Эй, друзья, вы чего? — направился к разбойникам Харис. — На нас напали даймоны, мы защищались… — Заткни рот, бродяга, я говорю не с тобой, — презрительно гаркнул Лестас под одобрительный хохот приятелей. — Итак, Маркос, ты устроил драку с даймонами на моей земле. — Это не я! Они напали на нас… — начал оправдываться Марк, но продолжить ему не дали, заглушив смехом. — А известно ли тебе, Маркос, что у нас в Мелисе все живут мирно? У нас мир с даймонами. Никто ни на кого не нападает. А если какая-то рожа и полезет в драку, то немедленно имеет дело со мной. Я здесь слежу за порядком, и каждый, кто его нарушает, немедленно получает в зубы. Марк выставил перед собой меч, готовясь защищаться, как вдруг с холодом ощутил, что прежнее живительное тепло исчезло. Да, Логос нельзя поднимать против человека! Но как защитить себя? — Мир с даймонами?! Может, и ваши души уже принадлежат Хадамарту? Хранительница выступила из темноты, сжимая меч, решительная и грациозная. Ее лицо горело гневом. Она приблизилась к разбойникам и резко взмахнула мечом, обрызгав их черной кровью арпаков. Напыщенные головорезы вмиг умолкли и отступили. — Даймоны — заклятые враги человеческой расы. Вы с ними в мире, значит, и вы враги всех нас! — хранительница говорила с какой-то мистической силой, совершенно не боясь этой разнузданной банды. В ее голосе слышалась не попытка сыграть на испуг, а нешуточная угроза бесстрашного воина, которому ничего не стоит искромсать толпу разбойников. Долговязый главарь невольно сдал назад, хоть и сохранял на лице презрительную усмешку. «Лесная нимфа, лесная нимфа», — зашептались разбойники, держась за рукояти своих ножей и кинжалов. — Никтилена, опусти меч, — строго и в тоже время с какой-то добротой приказал епископ. — Эти люди нам не враги. Слова его могли показаться странными: епископ стоял, прижимая к себе обеими руками перепуганную Флою, окруженный разбойниками. Один особо мерзкий скрюченный горбун с выкатившимися глазами приставил к нему нож. Когда взгляд епископа падал на чье-то оружие, на его морщинах появлялась суровость. Он держал Флою и был готов защищать ее как дочь, если бы пришлось, с одним посохом в руках. Хранительница убрала меч в чехол за спиной и отошла обратно в темноту. В ее плавном жесте чувствовалось уважение к епископу и к его слову. Тотчас епископа зауважали и разбойники. Кольцо их расширилось, скрюченный горбун спрятал свой нож. — Итак, Маркос, ты устроил драку в моих владениях, — снова осмелел Лестас. — В наказание ты должен до утра вскопать всю землю вокруг таверны. Вскапывать будешь своим мечом, ты меня понял? Разбойники одобрительно загалдели, засвистели, поддерживая задумку главаря. — Не понимаешь по-каллиройски? — гнусаво ухмыльнулся Лестас и шагнул к нему. — Тогда объясню на мелисском наречии. Сильный удар длинной ноги выбил из рук Марка меч и тут же разгоряченный кулак достиг его лица. Удар пришелся вскользь, лишь оцарапав щеку рубцами на костяшках, но от неожиданности Марк растерялся и упал в неухоженные грядки рядом с беспробудно сопящим забулдыгой. Разбойники загоготали. — И это миротворец! Да ему только грядки вскапывать! Не мечом, носом! — А ну оставь его! — воинственно вскричал Харис, но наперерез ему выскочили пятеро разбойников с ножами. — Не лезь! Они дерутся один на один. Это честный бой! Поднимаясь, Марк смутно надеялся, что воинственный Харис не остановится ни перед чем, но слово «честный» возымело на странствующего рыцаря магическое действие. Он недоуменно замер и опустил свой короткий меч, очевидно, признав справедливость разбойников. — Путь вражды не принесет тебе счастья, Лестас, — проговорил епископ. — Заткнись! — крикнул главарь, не оборачиваясь. — Только путем примирения ты можешь изменить свою жизнь. — Молчи, старый осел! — Лестас старался выглядеть безумно храбрым в глазах своих приятелей. Епископ поднял посох, призвав рванувшуюся с места хранительницу к спокойствию. — Стой, дочка! Марк с боязнью понял, что помощи ждать неоткуда. Епископ ему не поможет, Харис тоже. Просить помощи у хранительницы? Нет, это на самый крайний случай. Драться он не умеет. Вся надежда на слова вразумления. «Что я должен делать? — отчаянно заворочал мозгами Марк. — Ах да, Ортос говорил о примирении. Но как, как примириться с пьяным дебоширом?» — Ты ударил меня в правую щеку, ударь же и в левую, — как можно уверенней проговорил Марк, почему-то заключив, что после его слов, разбойник не сможет этого сделать. — Как скажешь! Марк вновь полетел в грядки от короткого, но чувствительного удара в скулу. Быстро поднявшись, он едва удержался, чтобы не броситься наутек. Долговязый разбойник явно не уважал миролюбивых людей, а дружелюбие считал слабостью. К тому же он был пьян. — Ты можешь ударить меня еще раз, но все-таки… — Марк попытался развить миролюбивую мысль. — Всегда рад! На этот раз Лестас намеревался дать ему в ухо, но Марк ожидал этот удар и отпрыгнул. Внезапно Марка осенило: епископ же учил его примирению! Понимание и сочувствие, да! Он должен почувствовать этого разбойника. Забыть, что он враг. Увидеть в нем друга… Пока он думал, Лестас снова замахнулся кулаком, но с пьяных глаз только чиркнул Марка по виску. Топчась на грядках, Марк оглянулся на епископа, ища подсказки. Но тот, как и Харис, как и Флоя, видно, думал, что Марк знает, что делает. Никто из друзей помогать ему не собирался. Вдруг у дверей таверны Марк увидел женщину, не похожую на посетителей разбойничьего вертепа. Облаченная в дорогую мантию, черную с искрящимися блестками, она явно принадлежала к высшему сословию. Всего секунду Марк недоумевал, что она делает среди разбойников, как тут его взгляд встретился со взглядом ее ярких зеленых глаз. Остальную часть лица незнакомки скрывала сетчатая вуаль, но одного этого взгляда было достаточно, чтобы понять неоспоримую правду. Все было тщательно спланировано: и нападение даймонов-арпаков, и стычка с разбойниками — все это дело ее рук. Спасаясь от очередного удара, Марк прыгнул в сторону и подхватил свой меч. Понимание и сочувствие. Он глянул в пьяные глаза разбойника, мысленно спрашивая «зачем ты это делаешь?» — Скажи Лестас, чем тебе помочь? Странное дело, в глазах главаря Банды черных ножей появилось недоумение. — Лестас, послушай, я могу рассказать тебе о настоящем счастье. Счастье, когда ты живешь в мире не с даймонами, а с Творцом. Когда каждое утро просыпаешься не с больной головой, а с радостью нового дня. — Я сейчас прикончу тебя, сопляк, и с тобой сдохнет твоя философия, — прорычал Лестас и выхватил кривой кинжал. — Зачем, если мы можем быть друзьями? — ответил Марк. Он уже совсем не боялся страшного разбойника. Лестас предстал перед ним простым парнем с тяжелой судьбой. Несчастный, он каждый день пытается выглядеть страхом окраин, а на самом деле — жалок и убог. И напивается, потому что обделен радостью. — У-у-у! — заревел Лестас, кидаясь. Он занес кинжал над головой Марка… и замер. Рука его дрожала. Лицо тоже охватила дрожь. Он колебался. Его противник был совершенно неагрессивен и это смущало главаря больше, чем если бы перед ним стоял вооруженный до зубов рыцарь. С каждой секундой разгоряченная рука с кинжалом чуть-чуть опускалась. Ликующая толпа неожиданно смолкла. Марку показалось, что теперь главарь банды охотно протянул бы руку примирения, невзирая на гордость и горячую кровь в голове. Но на него смотрели пьяные приятели, а он не мог ударить перед ними лицом в грязь. — Мой меч на твоей стороне, Лестас. Отныне я считаю тебя своим другом. В тот же миг раздался властный женский голос: — Лес! За что ты получил деньги? Женщина в черной мантии выступила вперед. Разбойники почтительно и даже боязливо расступились перед ней. Если перед хранительницей они только проявляли осторожность, то перед этой женщиной — боязливо пресмыкались. Главарь окончательно опустил кинжал, от нерешительности озираясь на своих приятелей. В его душе явно шла жестокая борьба, но перед лицом властной незнакомки заканчивалась не в пользу Марка. И тут епископ, идеально дождавшись момента, рванулся вперед и бросил к ногам Лестаса увесистый кошель, аппетитно звякнувший оземь. — Вам нужны деньги, возьмите, — добродушно сказал епископ. — Здесь гораздо больше, чем вам предложили за эту темную работу. Тишина длилась недолго. В глазах разбойников засветилась ненасытная жадность. Кто-то из приятелей Лестаса подхватил епископский кошель и радостно закричал: — Ух, и повеселимся сегодня! Остальные разбойники одобрительно загудели. Лестас, довольный, что тяжелый выбор сделали за него, свободно подошел к женщине и отдал ей маленький мешочек. — Вот твои деньги, Амарта. Прости, эта работа не для нас. Найди кого-нибудь другого. Марк улыбнулся и победно посмотрел на епископа и Хариса: у странствующего рыцаря появились слезы умиления. Невзначай Марк заметил одинокого человека у забора, очевидно, наблюдавшего за дракой. С головы до ног его покрывал толстый плащ, нехарактерный для здешнего климата. Лицо скрывал капюшон, под которым густела тьма. Марку вдруг стало холодно. Несмотря на то, что до странного человека было шагов двадцать, ему почудилось, что от него несет могильной сыростью. Гневно вырвав из рук разбойника мешочек, таинственная незнакомка, названная Амартой, выхватила из-под мантии полуметровый жезл, наконечник которого был подобен крыльям летучей мыши. — Что ж, Седьмой миротворец, придется тебе умереть с честью — от моей руки. Марк обомлел, не зная, что делать и как поступать, когда на тебя направляют магический предмет. Его друзья, как и разбойники, пребывали в напряженном безмолвии. Один Харис сорвался с места и тут же споткнулся на ровном месте, грузно рухнув, едва только жезл незнакомки указал на него. — Остановись, Амарта, дочь Эреба! — раздался голос хранительницы. — Всем известна твоя ненависть к миротворцам. Но Седьмой родом не из Каллирои. Он пришел из страны Дальних земель. Амарта смерила ее пронизывающим взглядом зеленых мистических глаз. Взгляд этот, как бы оценивающий противника, обдавал жутью. Будто злой дух исходил из ее глаз и проникал в душу соперницы. Марк сжался от необъяснимого холода. Он бы точно не вынес этого взгляда, но хранительница даже не ойкнула, лишь чуть заметно вздрогнула всем телом. — Лесная нимфа. Никта, дочь Сельвана, — промолвила Амарта снисходительным тоном, не признавая хранительницу достойным противником. Словно охотник, которому почудилось, что за кустами притаился тигр, а оказалось — простая лисица. — Мне все равно, откуда он пришел. Проклятия миротворцев никто не отменял. — Ты не тронешь его! Хранительница подняла в согнутой руке меч. Она старалась сохранять боевое спокойствие, но ее выдавали губы. Они дрожали. Никта боялась. Перед ней был враг гораздо сильнее ее. — Кто мне помешает, ты? — улыбнулась чуть-чуть Амарта. — Признаю, лесная магия довольно сильна, но я не думаю, что ты знаешь хотя бы основы. Испытаем? Амарта подняла жезл на уровень глаз. Внезапно вспыхнув недобрым зеленоватым дымком, наконечник уставился на хранительницу. — Щит святости! — крикнула Никта. С губ колдуньи слетело едва уловимое заклинание, подобное шелесту листвы на лесном ветру. Хранительница приглушенно вскрикнула. Ее правую руку вместе с мечом захлестнули гибкие прутья, вылетевшие словно из-под земли. Шевелясь как клубок змей, покрытые короткими листьями лозы оплели ее руку от локтя до рукояти меча. Хранительница яростно дернула путы левой рукой. — Что, глупая нимфа никогда не слышала о заклятии Плотоядной лозы? — усмехнулась Амарта. — Это же лесная магия. Пора тебе изучить свою стихию. Магический жезл уставился Марку в глаза. — А тебе, несущий вражду, пора умирать. Дух смерти, прими свою жертву! Аппо-о-олио-о-онос Пне-е-евма Та-а-анатос! — выкрикнула колдунья зловещее заклинание. Никто кроме Марка этого заклинания не разобрал. Марк понял это мгновенно, хотя никогда не слышал о том, как действует магия черных ведьм. Слова заклинания отчетливо отозвались лишь в его разуме, потому как были предназначены только для него. Для всех остальных заклинание осталось неразборчивым набором звуков. Из жезла вылетело густое темное облачко. Марк стоял как завороженный, не смея пошевелиться. Через секунду темное облачко должно было коснуться его груди, как вдруг со стороны незнакомца в толстом плаще что-то булькнуло. Наперерез облачку Амарты вылетело что-то мерзкое, будто сгусток слизи. На месте соприкосновения облачка и сгустка раздался тихий хлопок. Густые брызги полетели на землю. В нос ударила удушливая вонь разлагающегося трупа. Робко залепетав, разбойники позатыкали носы и бросились в таверну, считая ее своей неприступной крепостью. Пуще всех припустил Лестас, желавший оказаться как можно дальше от людей, сражающихся оружием, недоступным для его понимания. Амарта обернулась к незнакомцу, и Марку показалось, что в ее зеленых глазах мелькнул страх. Впрочем, может, и не было никакого страха, так как ее глаза снова глянули на Марка и воспылали неугасимой ненавистью. — Смерть отменяет для тебя приговор лишь по одной причине, Седьмой миротворец, — зловещим мистическим голосом проговорила колдунья, — если тебе уготовано нечто хуже смерти. Развернувшись, она шагнула в ночь и быстро слилась с темнотой. Марк перевел взгляд к незнакомцу, но тот куда-то исчез. Марк возрадовался этим исчезновениям, вздохнув полной грудью. «Неужели я спасен?» — он благодарно поднял глаза к звездному небу. Епископ бросился к нему, Флоя и Харис — помочь хранительнице освободиться от Плотоядной лозы. Глядя на них, Марк отходил от шока. Враги рассеялись, а друзья по-прежнему оставались рядом. * * * Закрывшись в тесной полутемной комнате для ночлега, епископ призвал всех молиться, благодаря Всевышнего за счастливый исход. Затем друзья в изнеможении свалились на жесткие верблюжьи одеяла, причем Флоя и Никта уснули сразу. — Все было подстроено: и арпаки и разбойники, — сделал Харис открытие, о котором и так уже все догадались. — А кто эта колдунья с зелеными глазами? — спросил Марк, сомкнув веки. — Амарта, дочь темного князя Эреба, одного из бывших архимагов Темного Круга, — осведомил епископ. — Опасная колдунья. На ее совести немало преступлений. Говорят, она одержима идеей искоренения миротворцев. — Но зачем такой сильной колдунье понадобилось нанимать пьяных разбойников? — воскликнул Харис. — Не знаю, — нехотя признался епископ. — В одном я уверен: она ищет смерти Седьмого миротворца. Марк это понимал и сам, однако после слов епископа ощутил, как по телу пробегает неприятный холодок. — Она упомянула о каком-то Проклятии миротворцев. Что оно означает? — вспомнил Марк. — Это всего лишь поверье, обросшее слухами, — буркнул епископ. — Тебе лучше не думать о нем. — А тот человек в толстом плаще… он защитил меня от ее заклятия. Стало быть, он наш союзник? — Храни нас Всевышний от таких союзников, — мрачно ответил епископ. — Я не знаю, какие игры затевает Амарта, но от нее мы знаем чего ожидать. В худшем случае она может отнять у нас жизни. Но тот, кто защитил тебя… это хуже чем смерть. — Кто это? — затаив дыхание, спросил Марк. — Некромант. — Некромант! — воскликнул Харис. — Я сразу подумал, что это он, но не мог поверить, что за Маркоса заступился служитель абсолютного зла! — Кто это? — упрямо повторил вопрос Марк. — О некромантах ходят самые жуткие слухи, — сонно ответил епископ. — Их силе и могуществу завидуют сильнейшие из черных магов. Никто не знает где их обитель, каковы их цели, какова их природа. Говорят, их мертвые замки сокрыты где-то в Туманных болотах, а некромантом может стать тот, кто сгинет в Белом забвении. Это люди, которые преступили все человеческие законы. У них нет принципов чести и достоинства, у них нет чувств, им чужды понятия совести или жалости. Я говорю «люди», но, возможно, ошибаюсь, и в них не осталось ничего человеческого. Мы ничего не знаем о них. Знаем лишь то, что любой, пусть даже самый закаленный в битвах адельф должен держаться от них подальше. И молить Небеса, чтобы не встретиться с некромантом один на один… Епископ говорил сквозь сон, все тише и тише, пока не смолк. Харис же, не собираясь спать, громко хохотнул. — Ты чего? — Не все так худо, друг, есть чему порадоваться, — проговорил странствующий рыцарь с неунывающим настроем. — Наши враги не действуют сообща. Худо бы нам было, если б они объединились. — Будем надеяться, что этого не случится, — прошептал Марк, поежившись от всех загадок, заданных ему на ночь. Глава пятая. Ночной визитер Ночь прошла спокойно, но на утро друзьям предстояло решить новую задачу. Спасая Марка, епископ бросил разбойникам все деньги, какие были выданы ему морфелонским казначеем. Тугой епископский кошелек растворился в дырявых карманах Банды черных ножей. Оставалось всего несколько сиклей — мелких каллиройских монет. Надежды пройти на юг безопасным путем безнадежно рухнули: мелисские таможенники облагали путников большими пошлинами — по десять динаров с каждого. Для несведущего в денежных единицах Марка, Флоя объяснила, что один динар равняется средней зарплатой чернорабочего за день. То есть, даже если все пятеро сегодня устроятся на работу, задержаться придется дней на десять. А может, и дольше: есть и спать где-то надо. Длинная обходная дорога через земли Туманных болот, кишащие разбойниками и нелюдями, потребовала бы еще больших затрат. Оставался один путь — Белое забвение, но Марк, едва уцелевший после вчерашнего столкновения, счел это плохой идеей. Епископ же был бодр и не терял надежды: — Спаситель с нами, мы все равно доберемся до Зеленой идиллии. Это испытание мы пройдем с честью! Харис тоже был настроен решительно. — Да ладно с ним, с кошельком-то. Одни хлопоты от этих кошельков. — В том кошельке было и твое жалованье, Харис, — осведомил епископ. — Не ради жалованья служу, — буркнул странствующий рыцарь. Но слабые попытки епископа подбодрить Седьмого миротворца скорее раздражали Марка. Мысль о том, чтобы задержаться в этом не слишком приветливом городишке хотя бы на день вызывала мучительную тоску. Епископ быстро разгадал его настроение: — В другом конце Мелиса находится большая община адельфов. Идемте, там нас примут. Они двинулись в город по пыльной дороге под жарким солнцем. Харис был готов к подвигам и шел, держа под уздцы своего Скоронога. Кольчугу он не снимал, несмотря на жару. Флоя и Никта шли как обычно сзади. — А ты, правда, знаешь лесную магию? — донесся до Марка пытливый голосок Флои. — С чего ты взяла? — вспылила хранительница. — А вот та колдунья, Амарта, сказала… — Черная ведьма может говорить что угодно. Я хранительница секретов, а не чародейка. — А заклятие Плотоядной лозы ты знала раньше? — Нет, не знала. И хватит об этом. Хранительница была рассержена, потому Марк и сумел разобрать, что именно она отвечает подружке. Ему это редко удавалось, лесная нимфа умела говорить направленным в одну точку голосом — так, чтобы ее слышала только один собеседник. — Тебе больно было? От Плотоядной лозы? — похоже, Флоя пошла в обход, желая узнать больше о лесной магии. — Больно, — ответила хранительница снисходительно. — Прутья вгрызаются в кожу и впрыскивают яд. — Да ты что! — вскрикнула Флоя на всю улицу. — Тише ты. Все хорошо. — Это же ужас! Ты знаешь защитные заклинания? Ой, прости. Нужно найти лекаря. Почтенный Ортос! — Да уймись ты! Со мной все хорошо, вот смотри. Марк оглянулся украдкой как раз тогда, когда хранительница открыла широкий рукав своих одежд. Ее рука была словно исполосована прутьями, но воспаления не было, раны оказались затянутыми. Заметив взгляд Марка, хранительница тут же одернула рукав. — Твоя рука зажила за одну ночь? — удивлению Флои не было предела. — Что за магию ты применила?.. — Не магия это, бестолковая ты, — проговорила хранительница и осеклась, догадавшись, что Марк ее слышит, и дальше говорила только приглушенно-направленным голосом. Аделианский квартал находился изнурительно далеко, друзьям пришлось пройти через весь город. Погода стояла ясная, солнце жарило, а ноги поднимали клубы дорожной пыли. Марк снял плащ, закатал рукава рубашки. Встречные горожане были одеты ярко, наряды переливались пестрыми, разноцветными тонами. Многие мужчины богатого вида носили шелковые рубашки и длинные туники, женщины — легкие платья с бесконечными узорами и кружевами. Встречались и сурового вида маги; эти носили длинные мантии с эмблемами различных гильдий или парчовые халаты с астрологическими символами. Харис пояснил, что по цвету и символике нарядов можно определять к какой гильдии принадлежит тот или иной маг. Встречались и серые маги — представители той гильдии, что и печально известный Марку Яннес. — А это кто такие? Возле прилавка горшечника присматривали товар двое страшных дикарей в оленьих шкурах. Удивительно, как им не жарко? Лиц Марк не рассмотрел, заметив только, что носы их проколоты кольцами, а щеки размалеваны красками как у диких племен. — Варвары, — коротко ответил Харис. — Жители Диких гор. Они поклоняются идолам и живут в отдалении. Лишь изредка приходят в города для обмена товарами. Убогие деревянные домишки вскоре сменились каменными двух-трехэтажными строениями. Богатые дома с фасадами, выложенные желтым кирпичом, совсем не имели окон и напоминали крепостные стены. Плоские крыши были обнесены золоченой изгородью, за которой под тенистыми навесами попивали чай пузатые купцы и щебетали свободные от работы женщины. Архитектура таких домов отличалась рядом колоннад, подчеркивающих заможность владельца. Но особенно привлекали взор зеленые насаждения: газоны, группы кустов, разнообразные пальмы, вперемежку с фисташковыми и абрикосовыми деревьями. У стен богатых домов часто красовались стройные кипарисы, орошаемые из искусственных водоемов. Красновато-желтая древесина благоухала приятным хвойным запахом. Жилища богатых магов имели ту же конструкцию, с тем отличием, что к каждому из них была пристроена остроконечная башенка, раза в два выше самого дома. — Жаркий, знойный Мелис, — ворчал Харис, пытаясь почесать грудь под кольчугой. — Нога б моя не ступала в этот развращенный городишко! Марк был близок к его мнению. Его мучили жажда и зной. Харис обливался водой из сточного ручья, зачерпывая воду шлемом, но пить оттуда было бы глупо. Квартал, где жили аделиане, оказался более бедным, но чистеньким. Чисто выметенные улицы, покрашенные ворота и ограды, ухоженные кусты и деревья — все свидетельствовало о том, что горожане следят за чистотой. У входа в чайную, откуда доносились ароматные запахи разнообразных чаев, сидел худолицый незнакомец в легкой желтой тунике, препоясанный длинным льняным поясом и задумчиво глядел в ясное небо. Длинный подбородок подпирала рукоять меча в ножнах, а рядом лежал красивый темно-красный лук. Тонкий нос мечтательно смотрел вверх, придавая незнакомцу вид одинокого философа. Черные растрепанные волосы беспорядочно свисали до плеч. — Ортос! Старый друг, как я тебе рад! Незнакомец вскочил и бросился обнимать епископа. Тот тоже был рад встрече, но вел себя сдержанно, почти не улыбаясь. Марка удивило, что незнакомец общается с епископом как с приятелем. — Мир тебе, Автолик, благословенная встреча. Приветствуй Седьмого миротворца Маркоса. Марк скромно кивнул головой и протянул руку. Названный Автоликом обхватил ее до локтя, что, видимо, считалось знаком дружеского приветствия. Теперь незнакомец больше походил на веселого разбойника из вчерашней таверны, чем на мечтательного философа. Пожав руку, он сгреб Марка обеими руками и, крепко обняв, оторвал от земли. Перед Марком вспыхнули два восторженных карих глаза, бегающих от него к епископу, радостных как в лучшие мгновения жизни. — Слышал, слышал, слышал! Слухи в Мелисе распространяются подобно стае воробьев. Ты победил вчера свору головорезов, не так ли? — Ну, не совсем так… — Ты слишком скромен, Седьмой миротворец Маркос, а это отличительная черта истинных миротворцев. Но я тоже скромен, хотя в стрельбе из лука мне нет равных в Мелисе! — Автолик рассмеялся, не давая понять, шутит он или нет. Тут он поставил Марка на землю и перевел восторженный взгляд на остальных. Марк поспешил всех представить: — Харис, сын Аристарха из Ордена молодого льва, Никта, прозванная Никтиленой, дочь Сельвана из Сонной дубравы, Флория, дочь… из селения Унылой долины. — Отныне, вы мои друзья, и друзья моего ордена! — объявил Автолик. — Мы в затруднительном положении, — сухо сказал епископ. — Остались без единого динара… — О, этому горю легко помочь! Ночуйте у меня. — Спасибо брат, но мы идем на юг и нам нужны деньги взаймы, пятьдесят динаров и еще что-то на дорогу. — Пятьдесят, э-э-э… — Автолик закашлялся и забегал глазами, будто что-то искал в пыли. — Последние деньги я отдал вот за эту прекрасную работу, — он бережно поднес к носу епископа темно-красный лук. — Это лучшее, что когда-либо делали мастера Кедровых предгорий, а уж искусней их в этом деле нет никого в Каллирое. — Кедровые предгорья? Ты бывал в Кедровых предгорьях? — восторженно воскликнула Флоя. — Я слышала удивительные рассказы о Кедровых предгорьях от мелисских купцов в Морфелоне! — Бывал, бывал, — охотно ответил Автолик. — А правда, что там живут белые единороги? — Правда. — Ты видел единорога? — Видел, — усмехнулся Автолик. — Какое чудо, прелесть! — не унималась Флоя, невзирая на скромные попытки епископа продолжить диалог с Автоликом. — Я слышала множество историй об этом загадочном существе, что он может исполнить твое самое заветное желание. Это правда? — Когда-то я тоже этому верил. Однако, повстречавшись с ним на опушке леса, я убедился, что единорог способен исполнить для меня только одно желание — если я пожелаю получить рогом под зад! Марк с Харисом прыснули со смеху, а Флоя разочарованно надула губы. — Автолик, нам нужно пятьдесят динаров, — напомнил епископ. — Может быть, кто-то из здешних адельфов..? — Нет, нет, нет, умоляю вас, друзья, никого не просите, взаймы вам не дадут, только в дар. А живут они небогато, каждая монета для наших собратьев — это тяжелый труд, пот и кровь. Но останьтесь на неделю-другую, скоро начнется турнир Светлой арены, и у нас, аделиан, есть хорошие шансы. Епископ крайне неодобрительно вздохнул. Харис с интересом прислушался, а хранительница и Флоя переглянулись. — Давно хотел узнать, что такое Светлая арена, — отводя взгляд от епископа, сказал Марк и почувствовал учащенный стук сердца. — Ты не слышал о Светлой арене? О, друг, ты истинный миротворец, ибо видно, что пришел издалека. Я тебе все расскажу. …А почему мы стоим здесь, под палящим солнцем и изнемогаем от зноя? Идемте в мой дом! По сравнению со скромными домиками других аделиан двухэтажный кирпичный дом Автолика вполне мог сойти за жилище богатого купца. Войдя в арочные ворота, друзья увидели красивый внутренний двор, вымощенный разноцветными каменными плитами, со струящимся фонтаном посередине. Двор был окружен колоннами и большими горшками с диковинными растениями: тут росли и густые ярко-зеленые пальмы, и остроконечные кактусы, многочисленные кусты роз, переливающихся красными, оранжевыми и розовыми тонами и еще множество других цветов, от которых изливался чарующий многообразный аромат. Двор, защищенный стенами от шума и пыли, с круглым фонтаном, освежающим воздух, и благоухающими растениями, служил прекрасным местом для приема гостей. Для защиты от солнечных лучей над двором был натянут тент из полупрозрачной материи. Ко двору примыкали лакированные двери комнат первого этажа. — Здесь мы проводим собрания ордена, — не без удовольствия сообщил Автолик, рассадив гостей за плетеный столик на такие же плетеные стулья. — Почтенный Автолик Мелисский — глава Ордена вольных стрелков, — пояснил епископ, устало посмотрев в пол, выложенный квадратными песочного цвета плитами. — Я слышал о нем! — воскликнул Харис. — Независимый аделианский орден Мелиса, в который принимают только тех, кто в совершенстве овладел стрельбой из лука! — Слухи обманули тебя, друг! — задорно рассмеялся Автолик. — Мы принимаем каждого, кто твердо избрал Путь истины и не слушает безбожный голос толпы. …А стрельбе из лука мы обучаем уже в ордене. — А откуда все это? — решив вступить в разговор, Марк обвел взглядом окружающий их домашний сад. — Наследие былых успехов ордена! — с еще большим удовольствием отметил Автолик. — Победа за победой, вот и дом, вот и убранство. Но не подумай, что вся эта роскошь — моя прихоть, а то обижусь! Обижаться Автолик, скорее всего, вообще не умел. Веселый, жизнелюбивый, он еще долго сидел в кругу гостей, непринужденно смеясь, шутя и рассказывая о жизни города. По определению Марка, характер у главы Ордена вольных стрелков был резко переменчивый: радость могла в один миг смениться унынием, добродушие — гневом, но впрочем, почти всегда происходило наоборот. Молодой слуга по имени Гай принес гостям чай, хлебные лепешки и жареные пшеничные зерна — довольно скромное угощение на фоне богатого интерьера, но Марк был доволен и этим. — Как я говорил, до меня дошли слухи о вашем недоразумении с Бандой черных ножей, — сказал Автолик, когда его шутливое настроение сменилось на философско-задумчивое. — Может, расскажете, что послужило поводом для драки с разбойниками в нашем мирном городе? О вчерашнем происшествии у мелисской таверны заговорила Флоя, но настолько быстро и восторженно, что епископ ее попросил помолчать. Повествование продолжил Харис, ничего не привирая, но очень эмоционально, особенно, когда дошел до драки с арпаками. Удивлениям Автолика не было предела. — Арпаки нападают на аделиан в Мелисе? Странно. По приказу Хадамарта они ведут тихую войну. Разве что, какие-то отбившиеся от армии шатуны. А колдунья Амарта? Зачем ей понадобилось нанимать арпаков и местных разбойников? Ее искусство черной магии куда надежней наемных убийц. — Ты знаешь Амарту, Автолик? — спросила молчащая доселе хранительница. — Я видел ее раза два в Мелисе. Опасная женщина. Ее разыскивают эмиссары Армии Свободы, но арестовать ее здесь они не в силах. Власти Мелиса защищают своих гостей. — А что ты знаешь о некромантах? — продолжила хранительница. — Некроманты… хм, по моему мнению, все эти истории о некромантах не больше чем мифы. Клан некромантов действительно существует, но они скрываются в Туманных болотах и не вмешиваются в дела людей. — Тогда кого мы вчера видели у таверны? — обиженно возразил Харис, будто его уличили во вранье. — Кого-то из колдунов, одевшегося под некроманта. — Хотел бы я знать, какой колдун посмеет поднять жезл против такой ведьмы! — громко пробурчал Харис. — Может быть, кто-то из черных архимагов. Я слышал, они неплохо разбираются в некромантских заклятиях. А некроманты… поймите друзья, маги и чародеи любят создавать страшные мифы о своих покровителях, чтобы держать людей в страхе, а некроманты — один из самых удачных мифов. Мы, аделиане, тоже любим создавать мифы — но с другой целью — создать идеальный образец для подражания. Например, Орден посвященных… — Орден посвященных не миф, — твердо возразил епископ. — Ортос, я глубоко уважаю твои познания, но… поймите, друзья! Орден посвященных и правда существует где-то в пустыне Фаран, но слухи о нем сильно преувеличены. Да, может, отшельники Ордена и хорошие воины, может, они исцеляют больных и лечат души, но в рассказы о хождении по воде и остановке летящих стрел одним взмахом руки — я не слишком-то верю. — Мне уже хочется в Орден посвященных, — заявила Флоя. — Тебя не возьмут. Туда вообще не принимают женщин, — недовольно заметил Харис. — Не может быть! Как это, не принимают? — А если и возьмут, то тебе придется дать обет безбрачия, и ты никогда не выйдешь замуж, — продолжил Харис. — Вот вам пример, как распространяются аделианские мифы, — усмехнулся Автолик. — Не будем спорить, — сказал епископ, желая сменить тему. — Расскажи лучше, брат, как идет жизнь по эту сторону Морфелона. Вести о Мелисе, которые доходили до меня в Иероне — очень тревожны. — Мелис все больше попадает под власть купцов Золотого динара и серых магов, — начал Автолик, невесело опустив глаза. — Пока Мелис был под протекторатом Морфелона, люди хоть самую малость прислушивались к голосу аделиан. Но после того, как город добился независимости, он с каждым восходом солнца переходит под влияние Амархтона и его Темного Владыки Хадамарта. Великая война неизбежна, и если мы, аделиане, не нанесем удар по Падшему городу, он постепенно поглотит всю Каллирою. Но в нашем ордене мало воинов, человек пятьдесят, а в Амархтоне легионы и легионы нечисти. Там почти нет аделиан, а те, что есть, слишком напуганы и разочарованы, чтобы противостоять власти Хадамарта. На Морфелон и его короля мы больше не рассчитываем. — А Южный оплот? — спросил епископ. — Южный оплот без ума от королевы Сильвиры. А мы никогда не позволим себе стать под флаг армии, возглавляемой женщиной. Мы можем рассчитывать только на собственные силы. Потому для нас так важно выиграть Золотой светильник на Светлой арене. Заметив вопросительно сощуренные глаза Марка, Автолик изложил обещанные пояснения: — Каждое лето в Мелисе на Светлой арене проходит турнир по софрогонии — самому популярному состязанию в Каллирое. Тот, кто победит в завершительном состязании, получит приз — Золотой светильник, имеющий форму глубокого кубка. Победитель имеет право набрать в него любые драгоценности из Сокровищницы света. Для нас же главное не золото и алмазы. Мы хотим показать городу мудрость и силу истины, чтобы все миряне, варвары и особенно маги увидели, что Путь истины — это не просто учение. Это жизнь. — Наверное, выиграть на Светлой арене непросто? — целиком погружаясь в слух, спросил Марк. — Чаще всего Светильник выигрывают серые маги. Но в последний раз выиграли учителя богатства, которых поддерживают купцы Гильдии Золотого динара. Может быть, люди стали больше стремиться к деньгам, чем к магии, а может, маги сознательно подыгрывают купцам, чтобы те возгордились. Гордость ослепляет человека, а слепыми легко управлять. — А аделиане? — Наша команда Ордена вольных стрелков не выигрывала еще ни разу. Но с тех пор, как Совет Мелиса основал Светлую арену, другие аделиане выигрывали трижды. В последний раз это было шесть лет назад. Но тогда маги не имели сильных команд, и награды не были так велики. — А в чем суть турнира? — О, правила очень просты, но только для того, кто в совершенстве владеет словоборьем — искусством состязаться словами, полными смысла. Да что там говорить, сейчас покажу! Автолик отвел Марка к фонтану и, невзирая на протестующие взгляды епископа, попросил обнажить оружие. Марк достал книгу, сжал в руке и, пытаясь вообразить врага, твердо произнес, как учила хранительница: — Слово-меч! Книга вспыхнула Логосом, ярко блеснув на проникающих под тент солнечных лучах. У Автолика появился откуда-то сферический шар мутно-серебристого цвета, размером с маленькое яблоко. — Это идейное послание в софрогонии — метид. Сейчас я произнесу атакующие слова и запущу этот метид в конец двора. У тебя будет всего несколько мгновений, чтобы придумать короткий ответ, способный опровергнуть мои слова. Произнеси его как можно уверенней и бей по летящему метиду своим мечом. Если метид ударит тебя, значит, ты нашел неверные слова или оказался неловок. Ну что, готов? — Надеюсь, бьет он не больно? — осмотрительно спросил Марк, сжимая меч покрепче. — Нет, что ты, это ж учебный метид! — Ну, давай! Замахнувшись, Автолик быстро и слитно произнес фразу, как одно слово: — Не верь убеждениям, они обманчивы, слушайся чувств! Мутно-серебристый шар полетел к противоположной стене как-то медленно, будто прорываясь через сопротивление воздуха. Увлекшись его траекторией, Марк позабыл об ответе и вспомнил только тогда, когда шар, пролетев вдоль стены, направился ему в лицо. Ответное слово? — Лукавы чувства человеческие! — выкрикнул Марк первое, что пришло на ум. Меч задрожал в его руках. Марк легко взмахнул им, и сияющее лезвие задело несущийся шар перед самым носом. Раздался восторженный крик Флои и хлопок ладош Хариса: метид угодил в стену, отбив от нее мелкие кусочки извести. Автолик восхищенно хлопнул Марка по плечу: — Славно! У тебя дар к софрогонии. Конечно, это было учебное послание, но все равно… ни разу не состязаясь… и так отбить! Марк хотел сказать, что он и сам не понял, как все произошло, но Автолик быстро заговорил: — Я уверен, ты станешь мудрым участником. У меня постоянно не хватает людей, многие уходят после поражений. В этом месяце сражаются лучшие команды Каллирои за право выступить в завершительном турнире. Состязания проходят каждую неделю. Кстати, завтра в четвертом часу состязаются учителя богатства Гильдии Золотого динара и странствующие философы, именующие себя странниками вселенной. Хочешь посмотреть? Епископ Ортос, терпимо наблюдавший за обучением Марка, встал и решительно пошел на Автолика, как отважный охотник на дикого вепря: — Автолик, я запрещаю тебе втягивать Седьмого миротворца в мирянские игрища. Твое упрямство погубит тебя! — У брата Ортоса устаревшие взгляды на софрогонию, — пояснил Марку Автолик, примирительно глядя на наступающего епископа. — Мы только посмотрим и все. Последняя фраза немного успокоила епископа, но он все же настоял на том, чтобы игроки вернулись к столу и поговорили о чем-нибудь другом. Солнце перевалило за полдень, в Мелисе запылала дневная жара, ощутимая даже в прохладном дворике под тентом. Автолик любезно предложил уставшему епископу возлечь на деревянном топчане в одной из комнат для гостей, от чего тот не мог отказаться. — На твоем месте я бы не ходила на Светлую арену, — неожиданно высказала Марку свое мнение хранительница. — Люди приходят туда для развлечений, а нам не время веселиться. — Извини, но я должен посмотреть на это… поверь, у меня есть причины. Хранительница отвернулась с безразличием, мол, поступай, как знаешь! Марк почувствовал себя неловко, но рассказывать ей о ночной встрече с серым магом, и тем более о своем желании встретиться с ним, очень не хотелось. * * * Утром следующего дня Автолик повел Марка, Хариса и Флою через аделианский квартал к центру Мелиса. В городе не было высоких построек как в Морфелоне, но кварталы оказались очень растянуты. Миновав торговый порт, откуда заманчиво виднелись мачты и паруса купеческих кораблей, друзья вышли на широкую городскую улицу. Здесь текли толпы людей, одетых в разноцветные одежды — еще одно существенное отличие от Морфелона, где горожане одевались однотонно. Вообще, жители Мелиса одевались менее сдержанно, чем морфелонцы. В одеждах здешних горожан выражалось стремление к раскованности, яркие, пестрые наряды будто выплескивали рвущиеся на свободу чувства. По мере приближения к центру города менялся пейзаж. Аделианский квартал был подобен огромному саду: не было ни одного дома, вокруг которого не росли бы плодоносные деревья. Переливающиеся цветники искрились на солнце многоцветными лучиками, радуя самые унылые сердца. Некоторые домики сплошь поросли виноградными лозами, а спелые грозди заглядывали прямо в окна. По дороге Флоя нарвала яблок и винограда, угостив всех друзей. Марк аж причмокнул, так как такого вкусного и сочного винограда не ел никогда. — А у вас здесь совсем неплохо, — озираясь на садовые богатства Мелиса, сказал он Автолику. — У нас многие остаются на всю жизнь. Даже если не найдешь работу, можно прокормить себя одним садом и огородом. Лазурный залив на западе кормит сотни рыболовов. А если ты твердо и настойчиво стремишься к цели, то можешь снискать славу в ежегодных состязаниях, коих в Мелисе хватает. Состязания в беге, в стрельбе из лука, в метании копья, в гонках на колесницах — возможностей много. Эх, порой хочется бросить все, сидеть под смоковницей, ловить рыбу, охотиться, состязаться и не думать о завтрашнем дне. — Но ты — искатель приключений! — восторженно улыбнулась Флоя. — Дело не в этом. Просто хочу быть верным своему призванию — бороться за свободу моего народа. Я родом из Морфелона, но потом долгое время жил на юге, а ныне мой дом — Мелис. Стало быть, народ всей Каллирои — мой народ. Не люблю высокопарных слов, но я готов ко многим лишениям, только бы совершить свой подвиг. — Какой подвиг? — подхватил идею Харис, как известно, тоже мечтавший о подвигах. — Я верю, что каждый человек призван совершить свой подвиг, — задумчиво ответил Автолик, сосредотачивая взгляд на дорожной пыли. — Если любишь по-настоящему, то любовь побуждает к подвигам. Вот я и мечтаю совершить подвиг: для своей избранницы, своего народа, своего Творца… — Скажи, Автолик, а кто твоя избранница? — хитро улыбнулась Флоя. — О, она прекрасна! Красива, умна, чиста душой и нежна сердцем. Верная и преданная, а ее прекрасный стан и взор не оставит безучастным ни одного мужчину. Вольномыслящая и совершенно не ревнивая. — Как чудесно! — прошептала Флоя. — А можем мы ее повидать? — спросил заинтригованный Харис. — О, несомненно, как только я найду ее, — Автолик, казалось, взгрустнул. — Ты так хорошо знаешь ее и не знаешь где она? — удивилась Флоя. — Как так? — Очень просто: я никогда не видел ее. Автолик весело расхохотался, довольный своей шуткой. Марк засмеялся вместе с ним, а Флоя, будучи разочарованной, захихикала только для виду. Харис озадаченно чесал затылок. — Ты любишь ее, хотя не знаешь ее и никогда не видел. Святой-Всемогущий, где ж в этом смысл, не пойму? — О чем ты рассуждаешь, странствующий рыцарь? О чувствах? Какой вздор! Нашим чувствам не нужен смысл, так уж мы созданы. Появившиеся величественные двух-трехэтажные дома богатых купцов и магов, означали, что Светлая арена рядом. Жить возле нее считалось престижно, как объяснил Автолик, люди платят за эти дома втрое больше обычного. Но аделианских домов здесь не было и близко. — Автолик, ты хорошо владеешь мечом? — спросил Марк, подхватив пришедшую на ум мысль. — В Эпоху лесных войн я был мастером своего отряда, — похвалился тот. — А к чему ты спрашиваешь? Хочешь, чтобы я помог тебе поквитаться с теми арпаками? — В том-то и дело, что нет. Как тебе сказать? …Мне стыдно признаться, но я почти не владею мечом. Ты не мог бы… как это… ну, показать мне пару приемов? — Пару приемов? — переспросил Автолик и весело засмеялся. — Хочешь научиться владеть обоюдоострым мечом? Тогда научись владеть словом. Меч против даймонов держат не мышцы рук, а слова веры. — А как научиться владеть словом? — Вот в этом тебе и поможет софрогония! «Хитрец!», — подумал Марк, но желание поучаствовать в этой игре возросло. Огромный амфитеатр овальной формы, построенный из больших каменных блоков песочно-золотого цвета, и был знаменитой Светлой ареной. Вокруг нее двигалась масса народу, спешившего успеть к началу состязаний, отовсюду слышались лихорадочно возбужденные голоса, обсуждающие предстоящий турнир. Пестрели, искрились позолотой одежды богатых купцов и вельмож, от их прекрасных спутниц веяло всевозможными благовониями. Платья, накидки, женские покрывала, не те бесцветные как в Морфелоне, а блестящие, вышитые бисером. Горожане несли букеты свежих цветов, многие девушки были в венках из лилий и роз, оживленные и веселые, громко разговаривали и напевали, словно в упоении от празднества, которое вот-вот должно было начаться. У Марка начала кружиться голова от этого людского водоворота, как тут его взгляд приковала группа девушек в удивительно диких одеяниях из свежих виноградных лоз и плюща. Опоясанные змеиной кожей, с вызывающе распущенными волосами, они так же вызывающе смеялись, выкрикивая какие-то непонятные возгласы, похожие на восхваления некоему божеству. Девушки осыпали прохожих лепестками роз и одевали на шею каждому лозу с виноградными листьями. Причем делали это настолько смело и решительно, насколько и женственно, нежно, так что всякий одобрительно кивал и улыбался им в ответ. — Бассао! Бассао! — выкрикнула одна из девушек и осыпала засмущавшегося Марка горстью лепестков. — Да влечет тебя страсть вечной весны! Марк неосторожно глянул в ее ярко-угольные глаза, горящие изумительным блеском, и вмиг все внутри него заволновалось. Девушка взывала к страсти и страсть выражалась во всей ее внешности: длинные черные волосы, растрепанные, беспорядочно разбросанные по плечам, вздымающаяся под виноградными листьями грудь, стройные ноги, гладкая загоревшая кожа, улыбка и смех, не наигранный, а живой, текущий из пульсирующей жизнью души. Одевая на шею Марка виноградную лозу, девушка как бы невзначай провела кончиками пальцев по его щеке. Он заулыбался, желая, чтобы этот миг затянулся подольше. И девушка снова осыпала его лепестками: легкость и гармоничность ее движений перехватывали дыхание. Да, она откликнулась на его взгляд! — Бассао! Бассао! Да влечет тебя страсть вечной весны! — раздавались уже за спиной голоса других девушек. От них действительно веяло весной и окрыляющей страстью. Они словно заряжали каким-то безумным восторгом, какой-то лесной дикостью, которая призывала бросить все и кинуться к ним, вместе с ними дарить людям свой смех и улыбку, радость своего бьющегося сердца. — Держи нос против ветра, Маркос, — вернул его к реальности Автолик. — Иначе его порыв унесет тебя гораздо дальше твоей страны Дальних земель. Только теперь до Марка дошло, что его взбудораженные чувства не остались незамеченными для Автолика. Но это обстоятельство его уже ничуть не смущало. — Кто эти девушки? — рассеяно спросил он. — У нас их именуют бассаридами. Они поклонницы божества Бассарея, покровителя стихийных сил земли и человеческих страстей. Будь осторожен и поменьше смотри в их сторону. Им ничего не стоит вскружить тебе голову и увлечь в свою Неистовую рощу. Но Марк уже думал только о девушке, о легком прикосновении ее пальцев к своей щеке. «А если бы я стал победителем Светлой арены!» — мечтательно подумал он и улыбнулся. — Здравствуй, Автолик! Под высоченными стенами Автолик обнялся с низеньким человечком с длинными как у сома усами и абсолютно лысой головой. — Это Клеант, ритор нашей команды, — познакомил Автолик друзей с напарником. Усатый человечек выглядел чрезмерно торопливым. Не тратя времени на любезности, он поторопил всех вовнутрь, так как состязание должно было начаться с минуты на минуту. Автолик заплатил за Марка, Флою и Хариса, поскольку вход был платный, но недорогой: всего одна пятая динара с человека. Побывать на Светлой арене в качестве зрителя было доступно каждому. Вход проходил между двумя высокими колоннами, украшенными снизу доверху длинными изваяниями остроголовых змей — символов мудрости. Лестница была устлана ковром ярко-золотого цвета, искрящегося тысячами золотистых блесток. Друзья устремились вверх вместе с большой толпой, которая постепенно рассеивалась, расходясь вправо и влево в двери, ведущие на трибуны. Когда они поднялись по лестничным зигзагам на самый верх, им открылся вид на большую гладиаторскую арену, усыпанную песком. Народу было тысяч пять-шесть, но, похоже, трибуны могли вместить и вдвое больше. Над каждым сектором виднелись флажки той или иной группы поддержки: купеческие, самых разных гильдий с изображением динаров, и разнообразные символы философских школ. Сектор аделиан, в котором расположились Марк с друзьями, оказался самым малочисленным. — Мало кто из аделиан поддерживает нас, — пояснил Автолик. — Но чем меньше поддержки от людей, тем больше мы уповаем на помощь свыше. Раздался трубный глас, оглашавший начало состязания, и с противоположных сторон навстречу друг другу вышли две команды — по шесть человек в каждой. Под всеобщее ликование между командами вспыхнула череда крупных колец, горящих зеленым, синим и красным огнем. Сеть огненных колец разделила поле надвое, отделив противников друг от друга. Каким образом горящие кольца висят в воздухе, да еще и вращаются, для Марка оставалось загадкой. Горели они настолько плотно, что о рукопашном контакте противников не могло быть и речи. Но, похоже, кольца горели не только для того, чтобы оградить оппонентов друг от друга. — Метид можно запускать через любое кольцо, в зависимости от слов мудрости, которые произносишь — шептал на ухо Автолик. — Зеленое, если хочешь разбить вражеский символ, синий, чтобы обезоружить противника, а красный… в красный запускать нельзя. В него летит отраженный метид — если тебе удастся обратить слова противника против него самого. Удачный зеленый метид приносит пять баллов, синий — десять, а красный — двадцать. Но заключительный метид — софронистир, — если достигнет цели, принесет шестьдесят баллов, почти верную победу. Состязание оканчивается тогда, когда оба софронистира использованы. Марк заметил, что за спинами философов стоят фарфоровые знаки, изображающие солнце, за спинами учителей богатства — знаки в виде золотых монет. Прозвучал гонг, и через горящие кольца полетели первые метиды. Изначально эти маленькие шарики были светло-серебристыми, но, пролетев через ярко вспыхнувшее кольцо, меняли цвет на зеленый или синий, в зависимости от цвета кольца. В красные кольца метиды не попадали. С обеих сторон шла словесная перепалка, вызывающая среди трибун бурю эмоций. Несмотря на хорошую акустику, благодаря которой состязающихся можно было слышать с самых последних рядов, Марк плохо разбирал произносимые соперниками слова. Может, из-за царившего вокруг шума, а может, из-за того, что эти фразы произносили быстро, как скороговоркой. Но по обрывкам фраз, Марк догадался: учителя Гильдии Золотого динара доказывают то, что богатство является главным благом для человека и страны, поскольку это — победа над бедностью, болезнями, угнетением, это — свобода от рабства и изнурительного труда, это — достаток и счастье для себя, своей семьи, своих близких. Странники вселенной, наоборот, утверждали, что все земные блага временны и только приобретая мудрость, совершая добрые дела и познавая самого себя, можно достичь счастья. Когда слово пославшего было особенно сильным, кольца, через которые пролетали метиды, вспыхивали необычайно ярко. — Императоры правят империями, но деньги правят императорами! — вспыхнуло кольцо зеленого огня. — Власть денег не… — взмахнул посохом длинноволосый философ, но замешкался и не успел досказать. Зеленый шар ударил с тихим свистом в один из глиняных символов странников вселенной, начисто его разрушив, чем вызвал восторженный шквал эмоций большей части трибун. Дальнейшее Марк видел, лишь подпрыгивая, пытаясь заглянуть через головы зрителей. Это было непросто — перед ним скакали сотни шляп, тюрбанов и чьих-то пышных шевелюр. На скамьях оставались сидеть только самые безразличные или те, кто поддерживали странников вселенной и уже успели разочароваться в их мастерстве. Марк пожалел философов, глядя, как стремительные метиды учителей богатства крушат их символы, а сами философы, потеряв хладнокровие, в панике мечутся по полю. Устав от прыганья, понимая, что исход состязания предрешен, Марк присел на жесткую скамью, и в этот миг раздался звонкий хлопок, затем — свист, как от тысячи летящих стрел. Над ареной поднялся столб золотистой пыли, дав понять, что софронистир учителей богатства окончательно добил странников вселенной. — Ты видел это, Маркос, видел? — прыгала вокруг него Флоя, когда они все спускались к выходу. — Вот это софронистир! Их главный символ разлетелся в прах! Просто чудо! — Ничего чудесного в этом не вижу, — буркнул Марк, проникшись к побежденным странникам жалостливой симпатией, хоть и не знал толком их убеждений. — Надеюсь, никто из них не пострадал? — Легкие повреждения часто сопровождают участников состязаний, — сказал Автолик. — Но смертных случаев не бывает, иначе бы Светлую арену запретили. Власти Мелиса очень ценят человеческие жизни. — Учителя богатства — настоящие мастера софрогонии! Просто чудо, как они сражались! — не уставала восхищаться Флоя. Тут молчаливо насупленный Харис глянул на нее так неодобрительно, что она вмиг притихла. Странствующий рыцарь, видно, как и Марк, симпатизировал странникам вселенной. — Я не расслышал, в чем заключался софронистир? — спросил Марк. Автолик кисловато усмехнулся: — Голос купца слышен в больших городах, голос оборванца — писк. — То есть смысл таков, что учителей богатства признают и слушают в мире, а с нищими странниками вселенной никто не считается? — Правильно мыслишь. Учение о богатстве широко приветствуется в Мелисе. А странников вселенной считают просто бродячими чудаками. Их учение близко нам, но им не хватает главного: Путь истины никому не найти и не понять одними размышлениями, без доверчивой веры. — Что-то слабо играли эти странники, — заметил Марк. — У них не было шансов, они всегда проигрывают. Смотрители Светлой арены допускают их к турниру либо из жалости, либо для потехи зрителей. — Но и метиды учителей богатства — не такие уж сильные утверждения. — Они пустяшны, но имеют грозную силу в двух случаях: если произносивший сам глубоко верит в него и если у противника нет достойного ответа. Чьи утверждения убедительней, чья вера в свои слова сильнее — тот и побеждает. — Это какая-то магия, — пробормотал Марк. — Нет здесь никакой магии, только сила слов, — возразил Автолик, фыркнув от такого предположения. — Много лет назад, когда Мелис начали заполнять многочисленные жрецы и философы, привлекая высокомудрыми речами людей, жизнь в городе превратилась в жаркие споры. У каждой школы было свое учение, каждый отстаивал свое право на истину. В садах, на базарах, на улицах — повсюду шли ожесточенные словопрения, из-за чего останавливалась работа, город терпел большие убытки. Тогда некто из Высшего Совета белых магов подал идею создать ежегодный турнир, который бы показал, чья истина сильней. Совет Мелиса с радостью одобрил эту идею. Так на Светлой арене появились состязания по софрогонии, положившие конец бесконечным спорам философов. Жизнь города пошла своим чередом, городские власти каждый год получают большую прибыль от Светлой арены. А силу своих убеждений каждый может доказать на деле. Софрогония — игра, в которой побеждает не тот, кто умеет красиво говорить, а уверенный в своих убеждениях человек, чья жизнь соответствует его словам. Слабость многих команд философов в том, что проповедуют они одно, а живут иначе. А учителя богатства из Гильдии Золотого динара говорят о накоплении богатств и живут этим. Бились бы эти скряги против нас, они бы не продержались с таким мудрствованием и минуты! В софрогонии главное — быстрота мышления, ловкость тела и уверенность в своих словах. Странники не имели этого, но… — Автолик сделал загадочную паузу. — Ты имеешь и то, и другое, и третье! — Ты на что намекаешь? — покосился Марк. Намеки, правда, были ясны. — Нашей команде не хватает одного участника. Ты подходишь, как никто другой. — Я..? — скромно изумился Марк. — Разве я тихо сказал? Конечно ты, Седьмой миротворец Маркос! — Но… но я должен идти на юг. — Неизвестно, сколько времени вам придется прожить в Мелисе, собирая деньги на дорогу. А наше состязание через неделю. Выиграем — получим право на состязание в завершительном турнире. А выиграем турнир — получим Золотой светильник, полный золота и самоцветов. Как тебе? — О-о, почтенный Маркос, это для тебя, ты сможешь! — затараторила Флоя, усложнив форму обращения. — Не называй меня почтенным! — отчитал ее Марк, но тут же смолк, охватываемый идеей заманчивого предложения выступить на уникальном турнире и стать хоть чуточку похожим на настоящего воина. — Нужно подумать… вроде бы, хороша идея. Но ведь нужно работать, зарабатывать на дорогу… — Я буду работать за двоих! — жертвенно заявил Харис. — Я много чего умею. — Я тоже, я, я, я… — начала обещать Флоя. — Ну, хорошо, я согласен, — с некоторым волнением согласился Марк, вспомнив, что на Светлой арене угрозы для жизни нет, а кроме нее ему в этом мире терять нечего. Но больше всего его ободряли слова Автолика о том, что софрогония поможет ему овладеть мечом, — сейчас Марк не видел ничего важнее этого. — Завтра же начнем тренироваться! — заключил Автолик, радуясь новому игроку в своей команде. А Марк, довольный признанием своих талантов, теперь опасался единственного препятствия на пути к Светлой арене — епископа Ортоса. * * * Опасения подтвердились — утром за завтраком епископ высказал твердое возражение: участие Седьмого миротворца в азартных состязаниях может навредить его призванию. Гораздо лучшим и полезным занятием будет работа за гончарным станком. Харис, напротив, всячески поддерживал друга, хлопал по плечу, уверяя, что у того все получится, а Флоя без умолку восхищалась его будущей победой. Хранительница недобро молчала и стояла в стороне, рассматривая оружейную стойку с разнообразными кинжалами. Автолик красочно повествовал о грядущем состязании. Марк принял решение еще вчера, но высказать его при епископе долго не решался. — Брат Ортос, простите, я… при всем уважении к вам… я все-таки попробую. Голос его звучал неуверенно, но епископ почему-то перестал возражать. — Это твой выбор, миротворец Маркос. Я не вправе тебе перечить. Ты совершаешь большую ошибку, но, возможно, тебе суждено ее совершить. Порою Всевышний позволяет нам делать ошибки, чтобы научить глубоким истинам. — Ортос, не надо лишних назиданий, — поднялся с места Автолик. — В софрогонии нет ничего предосудительного. Сейчас мы сыграем с Маркосом на твоих глазах, и ты все поймешь. — Не лучше ли показать Маркосу пару дельных приемов владения мечом? — вдруг сказала хранительница, не отворачиваясь от оружейной стойки. — Свежая мысль! — согласился Автолик. — Идемте во двор! Никтилена, я вижу, тебе приглянулись метательные кинжалы? Можешь взять себе. — Ты не шутишь? — оживилась хранительница, беря в руки кожаный набедренник, в котором лежали шесть фигурных кинжалов с утяжеленными рукоятями. — Они твои. По остроте твоего взгляда я вижу, что они найдут достойную цель, — проговорил Автолик с задорным смехом. Меч Автолика был тонкий и острый как бритва, почти как у хранительницы, только потяжелее и острый с обеих сторон: он был удобен как для колющих, так и для рубящих ударов. Из кратких пояснений Автолика о своем ордене, Марк узнал, что главное мастерство вольных стрелков, часто дававшее им превосходство — это высокая точность стрельбы из лука и быстрая маневренность движений. В боевых походах вольные стрелки никогда не облачались в тяжелые доспехи. Броней им служили легкие кольчужные рубахи и плащи из крепкой ткани. В бою вольный стрелок не пользовался щитом — для защиты ему служил длинный боевой кинжал в левой руке. — В искусстве боя на мечах, как и в стрельбе из лука есть важное правило, — сказал Автолик, занимая боевую позицию на пустыре за домом. — Не зная или не понимая этого правила, многие воины сталкиваются в бою с тем, что мы называем неуязвимостью врага. Разумеется, за один раз тебе этого не выучить, но если будешь тренировать свой взгляд каждый день, то не пройдет и года, как овладеешь хорошими навыками. Видеть свою цель — вот это правило. — Видеть цель? — недоверчиво покосился Марк, подозревая какую-то шутку. — Я понимаю, что это важно в стрельбе из лука, но в драке на мечах? Зачем, если цель и так передо мной? — Ты уверен? Попробуй. Марк поднял меч в боевое положение, немного подождал, примеряясь, и сделал резкий колющий выпад. Автолик мгновенно увернулся, не поднимая своего меча. — Ну-ну, смелее, покажи, что умеешь, — смеясь, выговорил Автолик. — Я боюсь тебя задеть, — признался Марк. — А я не боюсь этого совершенно. Ты не видишь цели, а потому и попасть не сможешь. Даже если захочешь очень, очень сильно. Вспоминая, как его учил стремительному натиску Афарей, Марк бросился вперед, делая взмах за взмахом. Оценив боевую выучку Автолика и поняв, что тот не даст себя ударить, Марк осмелел и уже рубил так, как если бы встретился с недавними арпаками. Логос со свистом рассекал воздух. Марк делал шаг и вслед за ним — удар, в одном ритме, стараясь не допускать лишних движений, не терять ни одной сотой секунды… Но к своему неудовольствию он быстро убедился, что на Автолика ему впечатления не произвести. Необычайно быстрый, изворотливый вольный стрелок легко уклонялся от всех ударов, даже не удосуживаясь поднять меч. Марк рубил справа — Автолик уклонялся, опуская левое плечо; колол — Автолик подавался назад; делал широкий взмах полукругом — вольный стрелок ловко отпрыгивал. Марк уже задыхался, а он дышал ровно, посмеиваясь и покачивая головой. — Теперь понимаешь, мой друг? — спросил Автолик, когда Марк, убедившись в тщетности своих попыток, опустил меч. — Попасть в цель еще не означает достичь цели, — так учил меня стрельбе из лука мой славный учитель Дексиол из Южного оплота. Но тебе прежде нужно научиться видеть цель — это самое первое основание для нашего с тобой боевого искусства. — Но я же вижу тебя! — Замечать цель глазами и видеть ее внутренним взором — не одно и то же. Глаза часто обманывают, осознанность — никогда. Когда осознаешь и почувствуешь цель — в тебе возникнет горячее рвение, твоя цель будет запечатлена внутри тебя. На какой-то миг она станет смыслом твоей жизни. Вот тогда, ты обязательно попадешь. Враг не сможет увернуться от твоего меча — меч сам последует за ним. — Независимо от моих рук? — поразился Марк. — Независимо от твоих рук не будет ничего. Твои руки должны быть в этот момент послушны мечу, а меч — твоему сердцу. Сложная наука, но она того стоит. Не забывай, далеко не все наши враги видимы. Не раз бывало, когда некто из даймонов вынуждал наших воинов сражаться с бестелесным фантомом, а сам заходил в спину… Марк услышал за спиной глухой стук. Обернувшись, он увидел торчащую из частокола рукоять метательного кинжала. — В неподвижную цель можно попасть и с закрытыми глазами, Никтилена! — крикнул Автолик вышедшей на пустырь хранительнице. — Что поделать, если на твоем тренировочном дворе нет движущихся целей, — мягко ответила хранительница, грациозно ступая по пустырю. — Кроме тебя и Маркоса. — Я мог бы послать слугу за кроликом, но не по духу мне убивать животных для тренировки. — А мне не по духу вообще убивать животных, — сказала хранительница, и, на сей раз, ее голос прозвучал с мистической грозностью, как у владычицы леса. — Теперь я вижу лесную нимфу! — на восхищенном вдохе проговорил Автолик. — Что ж, вот тебе не только движущаяся, но и летящая цель! Он поднял с земли медный диск, каким состязаются в метании и, широко размахнувшись, запустил между хранительницей и Марком. Марк не успел и проследить за летящим диском, как рука хранительницы взметнулась из-под ее одежд и выпустила кинжал. Тотчас звонкий звук удара стали о медь засвидетельствовал о точности попадания. — Славно, славно, славно! — похвалил Автолик. — Теперь понимаешь, мой друг, как важно видеть цель внутренним взором? Кинжал сам делает свое дело. Он поднял еще два диска, и в руках хранительницы появилось по кинжалу. — А теперь напряги взор, Никтилена! В этот раз хранительница подождала пока диски пролетят мимо нее и плавно, почти одновременно метнула кинжалы: один со звоном сбил летящий диск, другой же — тот, что был брошен левой рукой — пронесся мимо, ударившись в кирпичную стену. Хранительница с досадой поджала губы: — У меня не было возможности учиться. Кинжалы, которые мне достались от отца, украли из моего дома три года назад. — Теперь учись хоть каждый день, — подхватил Автолик. — Всегда приятно видеть людей, знающих толк в этом деле. Ну что, Маркос, твоя очередь. Марк тренировался целый день. Перед сном он с удовольствием выкупался в домашнем водоеме, размещенном с тыльной стороны дома. Проточная вода поступала в водоем из ближайшего родника по глиняному водопроводу. Такие приспособления в жарких землях Мелиса имели большую ценность — их могли позволить себе лишь богатые хозяева. Искупаться вечером в прогретом за день домашнем водоеме было очень приятно. Марк вспомнил девушку-бассариду, осыпавшую его лепестками роз. Почему она так сильно запала ему в память? Почему ему хочется думать о ней снова и снова? Он попробовал отбросить этот образ, но ее лицо вновь возникало перед глазами, и безумно, до невозможности захотелось побыть одному. «Выбрось из головы, — сказал Марк себе. — Она развращенная идолопоклонница, вакханка, жрица похоти. Наверняка она принимает участие в оргиях при капищах того мерзкого божества. А потому, о ней не стоит мечтать. И даже думать о ней не стоит». Однако думать хотелось, хоть от этих мыслей Марк и поостыл. Но, в конце концов, разве мало хороших девушек в Каллирое? Почему его должна привлекать развращенная вакханка? Поднявшись в комнату для гостей на втором этаже, Марк улегся на топчан и решил, наконец, раскрыть книгу-свиток. Свет подсвечника ярко осветил непонятные закрученные буквы и знаки. Не понимая, как это возможно читать, Марк сощурил глаза, пытаясь найти хоть что-то понятное. …Это было невероятно, необъяснимо, но он почувствовал, что сможет это прочитать, даже не зная каллиройской письменности. Словно давно знал этот язык, но очень сильно призабыл. Однако, разворачивая склеенные листы свитка, пробегая глазами по отдельным строчкам, Марк понял, что сейчас ему не прочитать ни слова. Нужна большая сосредоточенность, нужно терпение, нужны какие-то внутренние силы. Харис спал рядом, посапывая, как охотничий пес после изнурительной охоты. Просмотрев еще несколько страниц, Марк почувствовал неимоверную усталость, дунул на свечи и мигом уснул. * * * Поднялся он позже всех и завтракал в одиночестве, жадно поедая печеную рыбу с рисом. Автолик бегал устраивать на работу Хариса, Никту и Флою, благо, что знакомых работодателей у него хватало. Обеих девушек взяла к себе в помощницы аделианская семья ткачей, а Хариса с удовольствием нанял один плотник, нуждающийся в подмастерье. Рыцарь благородных кровей ничуть не брезговал ремеслом простонародья и взялся за рубанок с большим энтузиазмом. Епископ упорно скрывал свою обиду на Марка и еще больше — на Автолика, но сторонился и того, и другого, одиноко изучая в летней библиотеке кожаные книги. — Итак, помни, в софрогонии главное быстрота, ловкость, уверенность, — наставлял Автолик Марка. — По правилам этого года, в каждой команде, выступающей на Светлой арене — шестеро воинов. Лидер, два ритора, два аполога и один искатель. Нам как раз не хватало искателя. На большом пустыре за домом Автолик познакомил его с остальными учасниками его команды. Помимо уже известного Марку усача Клеанта, он пожал руку грузному круглолицему Амиклу. Эти двое были риторами команды, в их обязанности входило посылать противникам метиды. Апологами — защитниками, призванными отражать вражеские послания, были Иолас, крепкий светловолосый парень, и длинноволосый Алкман, мечтательный рассеянный поэт. — Через шесть дней состоится наш выход на Светлую арену, — напомнил Автолик. — Нам предстоит сразиться с учителями богатства Гильдии Золотого динара. Они надменны и напыщенны победой над странниками вселенной. В этом их слабость. Но в любом случае, они серьезные противники. Победим их — в следующем состязании встретимся с философами из Школы душевного покоя. Это уже проще. — Кто такие? — поинтересовался Марк. — Безмятежные мыслители, ищущие смысл в душевных наслаждениях и спокойствии. Они провозгласили высшей целью жизни земное счастье, понимаемое как отсутствие боли и суеверного страха. Мне они нравятся. Есть у них какая-то важная крупица истины. От них я перенял привычку ходить на мелисский торг, в самые богатые лавки и удивляться: сколько в мире дорогих вещей, которые мне совершенно не нужны, чтобы быть счастливым! Тренировка началась. Бегая с мечом за стремительным мутно-серебристым шариком, Марк признал, что софрогония — не для ленивых. Эта игра, требующая соединения в один кулак мышц, интеллекта и других внутренних сил, не имела аналогов. Марк пытался соединить несколько известных ему игр воедино, чтобы хоть отчасти иметь сравнение с софрогонией, но это ему не удавалось. Мелькающий шар не давал сосредоточиться на поиске ответа, а Автолик уверял, что на Светлой арене будет гораздо сложнее. Постепенно, час за часом, Марк начинал сожалеть, что согласился принимать в этом участие. Лучше бы вместе с Харисом стругал доски. Но идти на попятную было некрасиво и малодушно. — Только в богатстве свобода от нищеты! — имитировал Автолик ритора учителей богатства. — Смерть не позволит унести богатства в могилу… — прокричал Марк. Шар сильно ударил его в грудь, завалив спиною в пыль. Марк мысленно поблагодарил Автолика за то, что тот уговорил его сменить одежду — от рубашки остались бы лохмотья. На всех игроках команды были желтые ворсяные халаты с широким поясом и просторными рукавами. «Поначалу неудобно, но быстро привыкаешь, — говорил Автолик. — Состязаться удобней в тунике, но на Светлой арене нужно выглядеть как мудрецы, а не единоборцы». — Когда отвечаешь на атаку, ты опровергаешь послание противника не просто убедительными словами, а своей верой, — терпеливо сказал ему Автолик. — Верь в то, что говоришь. И помни, ты искатель. На Светлой арене тебе придется защищать наши символы от вражеских посланий, — от тех, которые пропустят наши апологи. Но твоя главная цель — найти ключевую фразу, исходя из всех высказанных посланий, провозгласить ее и запустить софронистир. Марк поднялся, шатаясь, как после двухчасовой пробежки и продолжил учебу. Вечером он почти не ел. Напился яблочного и виноградного сока и пошел к себе наверх. Поднимаясь по каменной лестнице, он наткнулся на хранительницу. — Постой, Маркос. Ее холодный тон не предвещал ничего хорошего. — Да, Никта. — Мое имя Никтилена, — поправила она его. — Скажи мне, что заставляет тебя идти на Светлую арену? — Я хочу научиться воевать. — Мы можем каждый день учиться владению мечом. С Автоликом или без него. — Ну… — Марк не знал, что ответить. Он был усталый и измученный. Отказаться от Светлой арены сегодня ему хотелось больше, чем вчера. — Я уже согласился, понимаешь? Не могу подвести Автолика. — А слова Ортоса ничего не значат для тебя? — хранительница глянула ему в глаза. — Что ты, конечно, значат, — отвел взгляд Марк и невольно отшатнулся. — Но я думаю, что Светлая арена поможет мне… — Ты считаешь себя достаточно опытным, чтобы ставить под сомнение мудрость Ортоса? — спросила она в упор. — Он позволил мне… — Он позволил тебе, потому что не мог запретить. Но разве доверие не выше запретов? Марк еще думал, что возразить, всей душой не желая ссориться, как тут подошел Харис, усталый после рабочего дня. — О, Маркос, ты верно уже научился отбивать эти метиды? — Харис не слышал их разговора и как на грех спросил, — Никта, славно ведь, что Маркос выступит на Светлой арене? Лицо хранительницы будто окаменело. — Для тебя тоже ничего не значит, что Ортос против этого состязания? Харис несколько секунд озадаченно думал, а затем взмахнул руками с догадкой: — Ортос против, но он все поймет. Верно, Маркос? Марк кивнул головой, будучи рад неожиданной поддержке. Хранительница смотрела на них уже с негодованием. — Вот как? Будем дурачиться, будем жить по своим прихотям, а добрый Ортос все простит, так что ли? — Да что ты взъелась, что плохого в Светлой арене? — возмутился Харис. — Ничего, кроме ослушания. А малое ослушание порой обращает в ничто достижения целой жизни, — выпалила Никта на одном дыхании. — Послушай, а у тебя есть свое мнение, а не Ортоса? — не выдержал Марк. — У меня есть то, чего не хватает тебе — понимание. Сказав, хранительница быстро сбежала вниз, прошуршав своими легкими одеждами. Марк повалился спать, на сей раз, даже не прикоснувшись к книге. Внизу во дворе долго раздавался звонкий голос Флои, делившейся впечатлениями от первого дня работы, но Марку это не мешало уйти в далекий беспробудный сон. В последующие дни Марк виделся с Харисом и Флоей только по вечерам, когда они, утомленные жарким рабочим днем, садились за ужин. Епископ, ужинавший с ним, оставался угрюм и немногословен. Хранительница вовсе не появлялась в доме Автолика. Обеспокоившись, Марк выведал у Флои, что Никта теперь и живет в доме ткачей. «Да, нехорошо получилось. Нужно будет еще раз поговорить с ней, — огорченно подумал Марк и решил еще усерднее учиться софрогонии. — Я должен достойно выступить на Светлой арене. Пусть увидит, что я на что-то способен». В один из поздних вечеров, предаваясь отдыху на жестком топчане, Марк был разбужен слугой Автолика Гаем, который служил также посыльным. — Хозяин просит тебя спуститься к нему во двор, — сообщил Гай. Гадая, зачем Автолику понадобилось отрывать его от заслуженного отдыха, Марк спустился в полутемный внутренний дворик. Автолик здесь был не один: у фонтана, освещенного светом одинокой лампады, стоял высокий вельможа средних лет, в богатой красной тунике с золотой каймой на вороте, рукавах и полах, подпоясанный шелковым поясом с кисточками. На плечах его был застегнут светло-красный плащ с вышитой эмблемой, на которой были изображены меч и раскрытый свиток с письменами. Неуловимая грация движений, гибкость голоса и несколько возвышенная манера разговора говорили о его высоком происхождении. Он был увлечен беседой с Автоликом и появления Марка не заметил. — Тебе следовало еще два года назад встретиться с королевой, упрямый вольный стрелок! — отчитывал вельможа Автолика. — Неужели тебе по душе скрываться в этом праздном городишке и выходить за его пределы лишь под покровом темноты? Явись к королеве, пока тебя не схватили. Хвалясь своей независимостью, ты играешь со смертью. — Поймай меня смерть! — весело улыбнулся Автолик. — Это моя любимая игра после софрогонии. Я рад, что ты печешься обо мне, дружище, но я не сдамся на милость твоей королевы и суда ее армии. Я ни в чем не виновен. — Тогда чего тебе опасаться? Приди и докажи свою невиновность. — Я не раз говорил тебе, что никогда не подчинюсь армии, во главе которой стоит женщина. Передай мой любезный поклон сиятельной Сильвире и тысячу дружеских поцелуев…Входи, входи, Маркос, не стой в темноте как ночной призрак. Высокий вельможа встретил Марка благородным кивком головы. — Значит, ты и есть Маркос-северянин, Седьмой миротворец? Признаться, я представлял тебя иным. — Мой давний друг Этеокл, принц Южного оплота и старший советник королевы Сильвиры, — отрекомендовал его Автолик. — Прибыл в Мелис с важным поручением сиятельной… — Я сам, — недовольно перебил его вельможа. — С твоим искусством словопрений, ты до утра будешь меня представлять. Буду краток, Маркос: я разыскиваю черную колдунью Амарту, с которой ты имел несчастье повстречаться. Епископ Ортос поведал мне детали схватки. От тебя я жажду узнать одно: где она назначила тебе встречу? Марк удивленно открыл рот. — Не знаю, понятия не имею. — Какой-либо намек, тайный знак, ну, вспомни! Она часто назначает встречу своим жертвам. — Не знаю, не было ничего, — морща лоб, ответил Марк. — Она ни на что не намекала. Сказала что-то, мол, мне уготовано нечто хуже смерти. — Это я слышал от Ортоса, — процедил сквозь зубы Этеокл. — Может, кто-то другой намекал? Кто-то из магов? Марк пожал плечами. — Нет, никто. Разве что Яннес? Но это было за несколько дней до встречи с Амартой. — Яннес! — Этеокл поднял взор к звездам, будто восхищенный догадкой. — Серый колдун Яннес — почитатель Амарты. Но хитрый прохвост отрицает свою связь с черными магами. Что он тебе говорил? — Говорил, что надеется увидеть меня на Светлой арене. — На Светлой арене! — воскликнул Этеокл. — Чего же ты тянул, миротворец? Проклятый колдун все предугадал. О Всевышний! Нужно освежиться. Все трое расселись за столом, и Автолик разлил по чашам крепкий виноградный сок. На небе искрились и падали звезды. Где-то в городе раздавались звуки веселой музыки. Мелис жил и ночью, сверкая огнями празднеств и веселья. — Что предугадал Яннес? — осторожно спросил Марк. Этеокл неспешно отпил из своей чаши и откинулся на спинку плетеного стула. — Ты, Маркос-северянин — житель страны Дальних земель. Ты многого не знаешь в нашей стране и многого тебе не понять. Каллироя давно заражена неверием, вернее, уважение к святыням не приветствуется. Язычники разуверились в своих богах, обряды правят по привычке, да и то лишь одни жрецы, для которых такая служба выгодна, да еще поэты, не могущие обойтись без давних богов. Немногочисленные племена варваров, поклоняющиеся идолам, живут далеко в горах, скрываясь от насмешек — их считают дикарями. Преданные реальным темным силам жрецы ушли в тень. Время жрецов кончилось, пришло время магов. Жрецы почитали богов, маги почитают только самих себя. Твердыней их стала южная столица Каллирои — Гесперон, именуемый ныне Амархтоном. В колдовстве жители Амархтона находят то, что им не удавалось получить от языческих богов: силу, знание, удовольствие. На смену вымышленным богам пришли реальные даймоны, архидаймоны и теоиты, способные дать людям то, чего они жаждут, и присвоить себе в плату их души. Находя пользу в колдовстве, жители Амархтона отвергли все накопленные веками ценности. Они стали ленивы и равнодушны. Жажда силы, знаний и удовольствия затмила все: мудрость, мораль, любовь. С тех пор как магия начала вытеснять верования, а философия богословие, благоговение сменилось сатирой, благодетельность — себялюбием. Но вернемся в Мелис, куда волей Всевышнего попал ты, Маркос-северянин. Его основали трудолюбивые пчеловоды: и по сей день город славится своим медом. Омываемый Лазурным заливом Западного моря, Мелис остается единственным городом запада, имеющим морскую гавань. Исключительное положение Мелиса сделало его важным торговым городом: сюда съезжаются торговцы с юга и с севера, прибывают корабли с запада. Но богатства сделали город очагом всяких пороков. Большинство горожан живут одними развлечениями, «праздной суетливой жизнью», как сказал бы епископ Ортос. Отсюда и выражение — «жить по-мелисски». Грех Мелиса, однако, не так велик, как беззакония Амархтона, где в капище Амартеоса на холме к югу от города тысячи блудниц ежедневно совершают идолослужения. Мелис — город игр, зрелищ и развлечений, известный далеко за пределами Каллирои. У здешних горожан нет более любимого занятия, чем всякого рода состязания. Город по-прежнему процветает, изобилуя роскошью и легкомыслием. Не понимая к чему он ведет, Марк внимательно слушал, интересуясь всем, что касалось истории и географии Каллирои. Этеокл заметил недоумение в его глазах и спросил: — Хочешь узнать, какое это имеет отношение к Яннесу и Амарте? Автолик насмешливо хохотнул: — И это тот, кто еще минуту назад упрекал меня в умении растягивать речь до утра! — Не остри, вольный стрелок. Все это я сказал для разумения Маркосом опасности, исходящей от Амарты. Светлая арена — излюбленное состязание аделиан Мелиса. Яннесу было нетрудно догадаться, что вы пойдете через Мелис. А где остановиться Ортосу, как не у доброго друга Автолика? А куда тебя поведет добрый друг Автолик как не на состязания? Для того Яннес и подкинул тебе мысль о Светлой арене. — Зачем ему это? — Затем, чтобы выслужиться перед Амартой. А ей нужна твоя смерть, но прежде — твой позор. Для сего она наняла здешних разбойников: пусть бродяги поглумятся над Седьмым миротворцем. Светлая арена — тоже ее замысел. Но не тревожься, убивать тебя на глазах у тысяч зрителей она не станет. А вот покрыть тебя позором поражения — сможет. — Ну, этому не бывать, пока я возглавляю команду, — заверил Автолик. — Но почему же Амарта пыталась меня убить? — спросил Марк. — Она часто рушит собственные планы из-за неконтролируемой ненависти, — с полной уверенностью ответил Этеокл. — Черная магия дала ей силу, власть, знание, но ожесточила ее сердце подобно черному дракону. — Ожесточило ее нечто другое, — с хмурой серьезностью вставил Автолик. — От этого не легче. Она от рождения посвящена злу, дочь коварнейших колдунов Эреба и Местры. Ее нарекли Амартой в честь божества Амартеоса — олицетворения греха и беззакония. И жизнь ее посвящена войне с нами. Вот почему я прибыл в Мелис, услышав, что она объявилась здесь. И теперь я знаю, где ее искать. Она придет на Светлую арену. — Даже в том невероятном случае если тебе удастся арестовать Амарту, власти Мелиса не позволят вывезти ее из города, — покачал головой Автолик. — Эту благородную миссию я поручу тебе. У тебя большой опыт в ночных вылазках из родного города, — сухо проговорил Этеокл, недовольный замечанием. Допив свою чашу, принц встал и, скупо распрощавшись, вышел за ворота, где вскоре послышался стук копыт и скрип колесницы. Автолик утешительно похлопал Марка по плечу. — Исполни мое желание, Маркос: пока не закончились состязания, забудь обо всем, что слышал сегодня. Пусть ничто не отвлекает тебя от стремления к победе. Глава шестая. Меллина Марк внял просьбе Автолика, и последующие дни прошли в тех же изнурительных тренировках. Он ходил как во сне, голова гудела от мучительных мыслей, путающихся в поисках нужных слов для отражения посланий противника, колени дрожали от устрашающего предчувствия реального поединка на Светлой арене. Если тренировки даются ему так тяжело, то что ожидает его на состязании? После каждой неудачи Марк хотел сорваться, высказать Автолику все, что накипело, но какое-то настойчивое упрямство раз за разом помогало сдержать себя. Никто ведь не заставлял его соглашаться на состязание. Автолик всегда оставался доволен, даже когда Марк сознательно халтурил, желая побыстрее сделать перерыв. Во время обеда жиденькая капустная похлебка и кусок хлебной лепешки с репчатым луком казались Марку изысканным блюдом. Пищей не баловали. Ночь перед состязанием выдалась самой неприятной за все его ночи в Каллирое. Марк ворочался на жестком топчане, вздрагивая от одной мысли о завтрашнем состязании. Как он выступит? Конечно, угрозы для жизни нет, но не опозорит ли он команду аделиан на виду у многотысячной толпы? Готов ли он отразить метиды с превозношениями материальных благ, которыми его будут атаковать учителя богатства? Правда, Автолик рассказал ему об излюбленных фразах противников, посоветовав отражать их известными правилами: «богатство безбожных — добыча воров», «власть динара бессильна в могиле» и многое другое. «Смогу ли я вспомнить нужную фразу в решающий момент? — думал Марк, пытаясь заставить неспокойное сердце стучать помедленней. Но в нем бушевал стремительный водоворот. — А если вражеский метид принесет фразу, от которой я не имею заготовленного ответа? Смогу ли я придумать меткое опровержение за несколько секунд? Да и ведь мечом тоже махать придется, и бегать. Зачем я согласился, зачем?» Заснул он только под утро и через три часа был спешно разбужен Автоликом. Тот как назло спросил: — Как себя чувствуешь, воин Светлой арены? — Нормально, — инстинктивно соврал Марк. Мало того, что он переволновался, так еще и не выспался. Конечно, волнение придает сил, но и голова нужна свежей. Веселые и выспавшиеся Харис и Флоя ждали его у ворот. Марк издали предупредительно дал им знак рукой, прося ни о чем не спрашивать. К счастью, они поняли и продолжили между собой спор: — Так, значит, Никта тебя отпустила на Светлую арену? — подшучивал Харис. — Я сама, — отфыркивалась Флоя. — Никта и сама хотела посмотреть на состязание, но, говорит, у нее много работы. Епископ подошел сзади, сделав не то приятный, не то неприятный сюрприз: все это время он оставался молчаливым противником участия Марка в состязании. — Ты еще не одумался, Маркос? Если софрогония игра для Автолика, то не для тебя, призванного совершить миссию Седьмого миротворца. Ты не откажешься от участия? — Не откажусь, — мотнул головой Марк, желая всеми силами сказать это без частицы «не». Но он представил себе выражение лица Автолика, услышавшего, что искатель отказывается от турнира перед его началом. А с каким удовольствием он открестился бы от этой затеи, а потом весело поддерживал команду аделиан с трибун! Стоял полдень обычного рабочего дня, но улицы оказались оживленными из-за множества желающих попасть на турнир. Группа аделиан во главе с Автоликом шла через знакомые кварталы, пряча глаза от яркого солнца. По мере приближения к Светлой арене ноги у Марка становились ватными, а сердце колотилось как перед лицом смерти. Команда была на месте. Клеант, Амикл, Иолас и Алкман пожали руки Марку и Автолику. Пока усач Клеант что-то встревоженно шептал лидеру команды, Иолас всех подгонял. Марк обернулся к друзьям: Харис, Флоя и епископ проходили мимо колонн со змеями по ярко-золотому ковру, вливаясь в толпу, спешившую занять свободные места. Команду провели через мрачные решетчатые ворота, без всяких колонн, ковров и лестниц. Остановились в полуподвальной камере, вымощенной неотесанными камнями. Через решетку, отделяющую их от арены, проникали солнечные лучи, на стенах горели факела, но все вокруг выглядело мрачным. «Точно как у гладиаторов! — подумал Марк, разглядывая решетку из толстых железных прутьев. — К чему такие меры предосторожности, если противники воюют словами и какими-то шариками?» Сзади подбежал Автолик, и Марк похолодел: лицо лидера побледнело в тревоге, а это могло означать уж очень большую неприятность. — Положение меняется от плохого к худшему. Учителя богатства, сославшись на усталость после предыдущего состязания, отказались от поединка с нами. — И что? — хором вопросили все. — Согласно порядку, очередь за Гильдией серых магов, с которой мы сейчас и встретимся на Светлой арене. …С чем вас и поздравляю, почтенные воины мудрости! Автолик хохотнул, но что-то нехорошее было в этом смехе. — Они не имеют права, — прошептал Марк, белея. — Кто, скряги? Еще как имеют. Клеант говорил с Верховным смотрителем Светлой арены, — Автолик кивнул в сторону Клеанта, угрюмо молчавшего с поникшими усами. — Им, как и любой другой команде, предоставляется двухнедельный отдых после каждого состязания, а прошла всего неделя после их встречи со странниками вселенной. А маги еще не участвовали ни в одном состязании. — Почему же нас не предупредили, что у нас другие противники? — возмущенно выкрикнул Иолас. — Скряги отказались вчера вечером. Даже если бы нас известили, это ничего бы не изменило. — Но почему они это сделали? Такая непоследовательность не на их пользу, — заметил Алкман. — Думаю, у них был план, чтобы мы вышли против магов неподготовленными. Скорее всего, они пошли на это не без просьбы самого Яннеса. И скряги, и колдуны жаждут одного: нашего поражения в первом же состязании. А между собой они всегда договорятся. Их план удался. Мы неподготовлены к встрече с серыми магами. Но мужайтесь, мы еще не таких бивали! — Справимся, чего уж там! — ответили все члены команды кроме обомлевшего Марка. Подошел хмурый, покрытый пыльным плащом надзиратель Светлой арены, похожий на инструктора гладиаторов. Лицо его, покрытое шрамами, со следами серьезных ожогов, наполовину скрывалось под покрывалом. Хриплый голос мрачно повествовал о правилах турнира: — Напоминаю, что послание, разбившее символ противника, приносит пять баллов, обезоружившее противника — десять, а отраженное послание противника на него самого — двадцать баллов. Успешный софронистир приносит шестьдесят баллов. Состязание заканчивается, когда софронистиры обеих команд использованы. Советую с ними не торопиться. Также состязание может окончиться, если все воины одной из команд будут не в состоянии стоять на ногах. Команда в лице лидера имеет право в любой момент остановить состязание, объявив себя побежденными. Под страхом удаления с арены запрещается нарушать правила состязания… — Это скажи серым крысам… — прошипел Клеант. — Оскорбления соперников будут вам только во вред, — снисходительно ответил инструктор. Над Светлой ареной протрубили трубы. — На выход! Массивная решетка поползла вверх, открыв команде аделиан огромную арену, перекрытую надвое сетью красно-сине-зеленых огненных колец. — Покажем им, друзья мои! — сказал Автолик и первым шагнул к выходу. Глаза его горели азартным огнем, он, кажется, вообще ничего не боялся, а лишь пылал неугасимым желанием победить. Марк до боли сжал вспыхнувший Логос, и тот слегка согрел холодную руку, наполняя ее живительной силой уверенности. Марк держал его острием вниз и шел по нагретому солнцем песку, как приговоренный к виселице. Шел с открытым ртом, остекленевшими глазами, тяжело дышал и глотал слюну. Трибуны восторженно шумели, ощущение того, что на него смотрят тысячи глаз, было невыносимым. Отсюда все выглядело совершенно иначе, чем из последних рядов. Над Светлой ареной звучал голос судьи, усиленный неизвестным способом: — Начинается состязание между аделианами Ордена вольных стрелков во главе с почтенным Автоликом и мудрецами Гильдии серых магов, возглавляемых высокочтимым Яннесом. В трибунах раздались приветственные возгласы, но Марк уже уходил от реальности. «Что делать, неужели все тренировки прошли впустую? Что я отвечу магам, когда готовился к поединку с учителями богатства? Вот о какой встрече говорил проклятый колдун Яннес!» — Ты что застыл, искатель? — раздался над ухом неунывающий голос Автолика, и дружеская рука хлопнула его по плечу. Команды поприветствовали друг друга, чуть склонив головы, и побежали занимать позиции на своей половине поля. Раздался гонг! Марк чуть не позабыл о своих обязанностях. Он должен отражать метиды, пропущенные Иоласом и Алкманом, а также думать над завершительным посланием. Заставляя ватные ноги двигаться, он отбежал в конец арены, где на маленьких песчаных холмиках стояли символы аделианской команды — полутораметровые глиняные светильники. В них горело масло. «Почему так много? — неприятно подумалось Марку. — Их здесь штук тридцать-сорок, как их все защищать?» Рядом стояли две деревянные чаши: одна огромная как ведро с горой светло-серебристых шариков-метидов; такие же стояли возле Автолика и других воинов команды. Вторая чаша была поменьше, с одним единственным золотистым софронистиром. Сквозь огромную сеть огненных колец Марк разглядел шестерых магов в серых мантиях с колдовскими повязками на голове. В отличие от аделиан, вооруженных мечами, в их руках были волшебные посохи, украшенные сверху либо силуэтом кобры, либо магическим кристаллом. Аделиане начали первыми. Автолик широко замахнулся и запустил метид в кольцо зеленого огня: — Вы ищете силу в магии, потому как не имеете силы сердца! Светло-серебристый шарик с едва уловимым свистом прошел сквозь зеленое кольцо, которое, вспыхнув, направило его в статуэтки-символы колдунов. Удар метида, принявшего после пролета через кольцо зеленого огня такой же зеленый цвет, оказался точен: звон глиняных осколков разнесся по всей арене. — Пять баллов аделианам! — огласил судья. «Пять — ноль, мы ведем!» — не без удовольствия подумал Марк, надеясь, что команда и без него справится со всеми атаками магов. Настораживало другое: колдуны даже не пытались защитить свой символ. Берегут силы, что ли? Оглянувшись, Автолик с улыбкой подмигнул ему через все поле, но тут же двинул бровями: не расслабляться! Настал черед серых магов. — Кто вы, чтоб утверждать мораль для всех?! — пронеслось над полем. — Мы только чтим законы, установленные до нас! Молодой аполог, крепыш Иолас в прыжке ударил вражеский шар мечом, отразив его в сторону. Зеленый шарик ударился о землю, взметнув пыль. Марк облегченно вздохнул, не успев испугаться: сбитый метид летел как-никак на него. «Ничего сложного в этом нет! — попытался успокоить себя Марк, радостно вздрагивая от очередного попадания Автолика во вражеский символ. — Нужно просто вовремя сообразить ответ, а меч сам сделает свое дело». — Постигающие мироздание, почему вы боитесь познания магии?! На этот раз шар летел прямо на него. — Не всякое знание на пользу! — выкрикнул Марк. Зеленый шар пронесся мимо и вслед за ним раздался жалобный звон разбитого светильника-символа. — А мечом, кто за тебя махать будет? — прокричал ему в сердцах Иолас. Марк смущенно отвернулся. Впопыхах он вообще забыл о мече. А ведь кроме работы разума нужно и ноги подключать, глаз вострить. «Ну, ничего, сейчас сосредоточусь, разойдусь…» Порядок состязания перерос в хаос: Автолик запускал свое послание и тут же отбивал вражеское, светящиеся шары летали туда-сюда, превращая сеть горящих колец в гигантскую переливающуюся гирлянду. Марк потерял счет баллам, всеми силами стараясь не прохлопать ушами послание риторов-магов. Пропущенное своими апологами послание «Путь истины — вздор, ведь истина у каждого своя!» устремился в его сторону. — Объединяет не Путь, а Творец, открывший его! — закричал Марк, одновременно делая широкий размах. У-у-ух! Меч едва не вырвался из рук, звон разбитого символа отразился досадной дрожью по всему телу, подорвав боевой дух. — Уверенней надо, уверенней! — кричал ему Иолас. — Ты не отразишь их слова, если не уверен в своих! — Я п-пытаюсь… — прошептал себе под нос Марк. «Быстрота, ловкость, уверенность! Сосредоточься!» — приказывал сам себе он, задыхаясь от невыносимо колотящегося сердца. — Ди-и-инами-и-ис пне-е-евма! То, что в этот миг прозвучало боевое заклинание, Марк понял мгновенно, уже имея подобный опыт благодаря столкновениям с Яннесом и Амартой. Со стороны магов вылетел полупрозрачный магический сгусток, стремительно пронесся сквозь кольца и так же быстро ударил в грудь Иоласа, завалив его в песок. — Нарушение! — возгласил судья. — Использование заклятий запрещено! Минус десять баллов с серых магов! Те не слишком огорчились потере, так как Иолас, поднявшись на ноги, уже не чувствовал себя таким проворным. Теперь он хромал, тяжело глотал воздух и шатался как пьяный. Серые маги изменили тактику, начав атаку через синие обезоруживающие кольца, сосредоточив свои послания на лидере аделиан. Автолик, запустив зеленый логос «исцеляете тело — калечите душу», оказался под ответным ударом: — Кто ты, чтоб осуждать познавшего мудрость? Яннес взмахом сверкнувшего посоха отправил метид обратно, и тот пронесся через кольцо темно-красного огня, окрасившись в тот же цвет. — Познавший истину! — крикнул Автолик и ловко увернулся от красного контр-метида, который было не обязательно отбивать. Марку было страшно подумать, что происходит, когда красный шар попадает в человека. — Отрицая истину — отрицаете всякую мораль! — ударил Автолик зеленым метидом, но один из колдунов отразил его, провозгласив: — У каждого своя мораль — мораль свободы! Атаки серых магов продолжались. — Догма ограничивает поиск! — …Но защищает от лжи! — Ди-и-инами-и-ис пне-е-евма! — сверкнул магический сгусток из посоха Яннеса. Сбитый заклятием Автолик покатился по песку, временно выйдя из строя. Трибуны возликовали, особенно сектор, заполненный зрителями в магических мантиях и халатах. — Снова нарушение! Еще минус десять баллов с серых магов! Но колдуны словно вошли в неотвратимую ярость. Пылая жаждой сокрушить аделиан, они бы бросили на кон и двадцать, и пятьдесят баллов. — Ди-и-инами-и-ис пне-е-евма! — Святой щит! Яннес хотел снова придавить Автолика к земле, но тот успел провозгласить слово защиты. Полупрозрачное заклятие отбилось от его меча и бухнуло в песок. Это нарушение судьи не заметили. На поле возникла непродолжительная пауза, во время которой Марк окинул взглядом трибуны. Вокруг поля состязания, над четырехметровой стеной, поросшей лианами, ликовали зрители, опьяненные восторгом. Знамена, посохи, трости, руки смешались в один бушующий океан людской стихии, сопровождаемый многоголосым криком. Невозможно было понять, кого больше поддерживает толпа, как невозможно понять, на чьей стороне разбушевавшийся океан во время эскадренного боя. Каким-то внутренним чутьем Марк понимал: народ за победителя, кто победит — тот и станет его фаворитом. — Маркос, подключайся! Нам не хватает риторов! — прокричал Автолик. Марк решительно запустил руку в ведро с шариками, а затем, что силы размахнулся и запустил метид. — Путь истины осуждает колдовство! Светло-серебристый шар лениво пролетел метров двадцать, словно встретил сильное сопротивление воздуха и упал в песок, не долетев до огненных колец. В трибунах раздался смех. Сектор магов ликовал. Сгорая от позора, Марк вспомнил, что ему рассказывал Автолик: если слова ритора совсем уж наивны, то его послание даже не достигнет колец. Так и случилось. — Ну что же ты, Маркос! — махнул ему Автолик. — Не будь так наивен, Путь истины для серых магов не имеет веса. Колдовской сгусток грязи ударил в голову Амикла, залив ему лицо черной противной жижей. — Нарушение! — Да будет проклят колдун! — закричал Клеант и его синий метид выбил посох из рук колдуна, облившего грязью Амикла. — Нарушение! Послания запрещено усиливать проклятиями! Минус десять баллов с аделиан! — Не нарушайте правил, держите свои страсти на замке! — в гневе накричал Автолик на команду. — Маркос, готовь софронистир! Приказ застал его врасплох. Марк глянул на таблички у судейской ложи: 90:75 в пользу аделиан. Если удачно запустить софронистир, можно и не отбивать вражеский — исход состязания будет предрешен. — Маркос, софронистир! Марк подхватил золотой шарик: такой маленький, такой хрупкий. Как опровергнуть все доводы серых магов, прозвучавшие так убедительно? — Соф-ро-ни-сти-и-р! — кричал Автолик как заклинание. Марк впился глазами в горящие кольца: софронистир следовало запускать в зеленое. Он зажмурил глаза: — Основание мудрости — не хитрые слова, а чистая совесть! На время для него все перестало существовать: трибуны, толпа, Автолик, песок, руки, ноги, существовали только глаза, будто слившиеся с золотистым шариком в единое целое. Он неотрывно следил за полетом софронистира: вот он пролетает сквозь кольцо зеленого огня, вот окрашивается в удивительный изумрудно-золотой сверкающий цвет, вот проносится мимо Яннеса, мимо растерявшегося мага-аполога: «Ну, ну, попади, попади же! Ну почему ты летишь так медленно?» — Порочащий свои принципы — посмешище для мудрых! Глаза заныли от боли, словно в них вонзилась тысяча осколков. Маг-искатель ликующе разнес софронистир Марка прямо перед высшим символом. Не дав Марку опомниться, колдун запустил свой софронистир. — Сила превыше морали! Кратко, но мощно. Такой же изумрудно-золотой софронистир, но не такой яркий, летел ему в глаза. Голова сжалась от боли. Удушливый неконтролируемый страх перед неизвестным забил горло и нос, Марк окоченел как парализованный. «В цепях безликого ты бессилен, бессилен!» — зловеще зашипел ненавистный голос в самом центре разума. Каким-то странным чувством он понимал — сила, поражающая его страхом исходит от первой ложи трибун. Где-то там сидит его злейший враг! Мысли спутались. — Нет… нет… неправда, — зашептал Марк, пытаясь на ходу сформулировать ответное слово. Он кинулся навстречу софронистиру, размахнулся мечом, слабо надеясь отбить шар без слов… Растянувшись на песке, он услышал три поочередных душераздирающих звука: звонкий хлопок и как бы свист тысячи стрел, звон осколков разбитого высшего символа и восторженный вопль трибун. Подниматься ох как не хотелось! Марк решил притвориться умирающим — не придется поднимать к людям взгляд опозоренного поражением воина. Протрубили конец состязания. Путь со Светлой арены на шумную многолюдную улицу проходил для Марка как в пьяном дурмане. Что-то малоутешительное твердил на ухо Харис, а Флоя настойчиво совала в рот огромное зеленое яблоко. Марк вертел головой как упрямый осел. Зеленый цвет был ему отвратительней всего на свете. «Как хочется умереть! — с отчаяньем лезли самые безумные мысли. — Или хотя бы напиться до забытья и крепко уснуть. * * * Но на следующее утро Марк, вопреки своему желанию, поднялся первым, едва только забрезжил рассвет. — Мы уходим на юг, Автолик, — сказал он, стараясь не смотреть лидеру в глаза. — Я виноват. Прости меня за упущенный шанс… Автолик понимающе глядел ему в лоб, и казалось, сопереживал: — Мы все виноваты в проигрыше. Серые маги демонстрировали силу, пусть и теряли из-за этого баллы. Но их софронистир достиг цели. Твоя идея с чистой совестью была восхитительна, но не могла достичь успеха: мы тоже нарушали правила. Клеант постарался. Когда слова не подтверждаются делами — это верный проигрыш. А насчет упущенного шанса… у нас всегда есть возможность исправить ошибку. — Мы проиграли, чего уж тут исправлять? Учителя богатства имеют одно выигранное состязание, они и будут биться с магами в завершительной встрече. — Они никогда не выступят друг против друга, они союзники. Да и баллов у скряг меньше, чем у нас, хоть они и выиграли у странников. Через две недели они сразятся с философами Школы душевного покоя и если проиграют, то с философами сразимся мы, а если выиграем — выйдем в завершительном состязании с серыми магами, а если… — Прости Автолик, вы справитесь без меня. — Маркос, я десятки раз пил горечь поражения, но Всевышний столько же раз поднимал меня, давая вкушать сладкое вино победы! — Победа опьяняет, поражение дает трезвость, — подумав, ответил Марк. — Отличный метид, искатель! — Но не в то время и не в том месте. Епископ неодобрительно покачал головой, когда услышал от Марка, что тот твердо решил идти через Белое забвение, даже если этот путь ему предстоит пройти в одиночку, но перечить не стал. Собирались в молчании — и от недоспанной ночи, и под впечатлением вчерашнего состязания. — Ваш путь лежит через Желтые пески, — разъяснял епископу Автолик, водя пальцем по старой, выцветшей и малопонятной карте. — Я дам вам небольшую повозку, все равно она у меня стоит без дела. Впряжете в нее Скоронога. Если не будете сворачивать со Старого торгового тракта, то через день увидите оазис, обозначенный на карте как Золотой бархан. О нем ходят нехорошие слухи, но я сам раза три там останавливался, и ничего плохого со мной не приключилось. Но лучше запаситесь водой заранее. Еще через день подойдете к болотам Белого забвения. Там должны быть родники, но берегитесь — многие из них ядовиты. — А где развилка на Горную таможню? — сухо спросил епископ, мало внимая объяснениям. — От Золотого бархана есть тропа к Великому торговому тракту. По нему постоянно ходят караваны. Но если передумаете идти через Белое забвение — лучше возвращайтесь в Мелис и присоединяйтесь к каравану. Но учтите, без денег вас караванщики не возьмут. — Ты бывал в Белом забвении? — Нет, я всегда предпочитал таможню — когда деньги были. А в трудные времена я ходил через Туманные болота, дней за шесть. Края там гиблые, но зато платить никому не надо. Главное не наткнуться на разбойников. А еще некоторые ловкачи пробираются мимо Горной таможни через Скалы ящеров, не уплачивая пошлин, но это чересчур рискованно. — Не может быть и речи о том, чтобы обманом пробираться на юг! — твердо заключил епископ. — Маркос решил идти через Белое забвение. Марк ободрился, услышав собственное имя; он боялся, что епископ после Светлой арены не будет считаться с его мнением. Хранительница, вернувшаяся в дом Автолика прошлым вечером, протянула епископу мешочек с заработком — ее, Флои и Хариса. — У нас всего двенадцать динаров. Нужно купить провизии и овса для лошади. — Для коня, — поправил Харис. Епископ бодро поднял голову. — Сходите на торг, друзья мои. Купите все необходимое. Всевышний хранил наш путь до Мелиса, сохранит и впредь. Только бы нам оставаться верными Его воле. Марк быстро отвернулся от глянувшего ему в лицо епископа, но встретился с проницательным взглядом хранительницы и, не зная, куда девать глаза, опустил их. Утренний мелисский базар встретил их гулом разноплеменной, многоцветной толпы. Разнообразные халаты, накидки, плащи, платья, чалмы, шляпы — все это людское море качалось, двигалось, гудело и поднимало пыль. А на базарную площадь беспорядочным потоком прибывали и прибывали новые торговцы, раскладывали товары и вливались в стремительную торговую жизнь. Харис остановился рядом с такими же скромными повозками мелких торговцев, преимущественно крестьян из окрестных селений. Флоя и Никта быстро унеслись в поток людей, ведущий к торговым рядам, захватив с собой Хариса. Оставаться в повозке Марку не хотелось, он решил пройтись. Неприятно, конечно, бродить по базару без денег, но заняться больше нечем. Фруктовые ряды окатили его свежестью летнего сада, прилавки ломились от богатого выбора: бесчисленные виды яблок, самых разнообразных, даже причудливых форм, персики, абрикосы, финики, инжир, гранат, синие, зеленые, лиловые, белые и даже розовые виноградные грозди. Торговцы наперебой кричали, расхваливая дары своих земель, зазывали прохожих попробовать и, удостоверившись в незабываемом вкусе, купить. Чем дальше Марк углублялся в лабиринты прилавков, тем удивительнейшие плоды встречались ему. Виноградные гроздья с виноградинами размером со сливу, айва, покрытая ярко-золотой пыльцой, плоды, излучающие зеленое магическое свечение, называемые здесь мандрагоровыми яблоками и многие-многие фрукты, о существовании которых Марк не подозревал. Выйдя из фруктовых рядов, Марк очутился перед чередой крытых торговых лавок, вдоль которых шнырял народ. Вывесок нигде не было, но даже для чужестранца Марка не составляло труда определить, где что продают. Вот лавка шелковых одежд, блистающая пестрыми, узорчатыми платьями, золочеными халатами, вот ювелирная лавка, из которой излучают удивительный блеск драгоценные изделия. А вот лавка знаменитых мелисских сладостей: запах меда и всевозможных ароматов действовал гораздо лучше всякой вывески. Марк вздохнул с тоской и зашагал дальше, рассматривая переливающиеся на солнце тысячами огней чудесные вазы и вазочки… какие же цветы туда помещают, если они сами великолепнее всякого букета? — Кого я вижу, Седьмой миротворец! Марк застыл, встретившись взглядом с печально известным серым магом. Дважды он встречал Яннеса, и дважды тот отравлял ему настроение. Первый раз у ночного костра, второй — на Светлой арене. Теперь, при свете дня, Марк удивленно заметил, что хотя борода и волосы колдуна серые, почти седые, но лицо молодое или даже юное. Если отбросить бороду, убрать седину, то на вид Яннесу будет не больше, чем Марку. — Терпишь нужду? Неужели почтенный Автолик настолько скуп, что не дал пару монет верному искателю? Марк недолго думал над ответом: — По крайней мере, он не подкупает судей, как некоторые! — Что-о? — вроде как удивился Яннес. — Если бы судьи проявили справедливость, тебя со всей командой выгнали бы с арены за такое количество нарушений. Возле Яннеса появились пятеро приятелей в серых колдовских мантиях, такие же молодые и такие же замаскированные под старцев. После слов Марка вокруг стала собираться толпа любопытных. — Ты всякое уважение потерял к старшим, дерзкий северянин! — издевательски нравоучительным тоном проговорил Яннес. — Старцем прикидываешься, юноша, — превозмогая волнение ответил Марк. Горечь и обида из-за поражения в состязании придавали смелости. — Напрасно ты это. Скоро и так состаришься, уж больно много знаешь! — А цепи безликого тебя больше не пугают? Яннес отступил шаг назад, и что-то шепнув, по-видимому, заклинание, приподнял посох: у кобры-наконечника засветились глаза. Ее объял густой магический дым. Марк похолодел от внезапно прилившей волны страха, инстинктивно сунув руку к Логосу. Чехла с книгой на месте не оказалось. Забыл в повозке. Страх, словно управляемый кем-то извне, пополз глубже — в самый центр разума, властно требуя отступить, склониться, попросить пощады или броситься бежать. Слабенькая, не привыкшая к упорному сопротивлению воля тут же вызвала мысль о сдаче на милость сильнейшего… Но тут в голову ударила кровь. Рядом, всего в десяти шагах Марк увидел ту самую темноволосую девушку-бассариду, которая осыпала его лепестками роз у Светлой арены! Марк сразу узнал эти ярко-угольные глаза, эти чуть покрытые румянцем щеки, эти полные, чуть приоткрытые в незаметной улыбке губы. На ней не было вакханского наряда из виноградных лоз; она была одета в красное облегающее платье до колен, поверх которого лежала черная легкая накидка, — вполне пристойное и вместе с тем притягивающее взгляд одеяние. Длинные черные волосы были привлекательно уложены и завиты, у висков, ниспадая на щеки, вились два локона. Словом, она предстала перед ним в совершенно ином образе, но, несмотря на все перемены, он узнал ее с первого взгляда. Узнал, и от ее присутствия и внимания все нутро запылало отвагой. Спина выпрямилась сама по себе, плечи расправились. — Ну-ну, бей своим динамисом, больно страшно! — презрительно выкрикнул Марк Яннесу, вскидывая голову. Он не фальшивил, не создавал тон безумного храбреца, и, возможно, Яннес это ощутил. Демонстрируя милосердие, колдун опустил посох, и змеиные глаза погасли, но Марк готов был поклясться, что милосердие его было сильно наиграно. — Не можешь обойтись без своей книги заклинаний? — с издевкой спросил колдун. — Не бойся, я не использую заклятия против безоружного. Тем более против тебя, безоружного полубрата. Яннес прошел мимо него как мимо столба, а один из его приятелей нарочно задел Марка плечом. Издалека послышался шепот: „Когда захочешь познать свою тайну, ищи меня по ту сторону добра и зла“, но быстро стих в шумном людском потоке. Образовавшаяся толпа мгновенно рассеялась, когда все интересное осталось позади. „Не глупо ли все вышло?“ — встревожился Марк. — Что она подумала обо мне?» О, только б она не ушла! Любопытствующие уже разошлись, но девушка оставалась на месте, разглядывая его с неподдельным интересом. «А вдруг это судьба?» — ударила молнией мысль. Внимание девушки придало ему смелости. Марк, наконец, нашел в себе силы подойти к ней. — Здравствуй. — Здравствуй, — ответила она, ослепительно улыбнувшись. Засмущавшись от ее улыбки, Марк глянул вслед ушедшим магам, будто думал сейчас только о них. — Напыщенные хорьки, — сказала девушка, продолжая улыбаться. — Не обижайся на них. Они считают себя самыми мудрыми. А выглядят в своих стариковских нарядах просто базарными шутами. Марк почувствовал на душе приятную легкость: она на его стороне! А серые маги всего лишь напыщенные хорьки. — Да, ты права, — ответил он, украдкой глянув в ее черные шальные глаза. — Мы, кажется, встречались. Ты осыпала меня лепестками роз. А потом накинула на шею виноградную лозу. — В наряде бассариды я приветствую гостей Светлой арены. Марк ощутил огромное облегчение. Так значит, это всего лишь наряд! Она всего лишь играла свою роль, а на самом деле она никакая не вакханка! Он просто обязан познакомиться с ней ближе. Но что она о нем думает? На восторженные чувства Марка упала темная тень. Состязание. Он проиграл. Проиграл на ее глазах. — Я наблюдала за тобой на Светлой арене, — сказала она, и Марк почувствовал, как сжимается весь его внутренний мир. — И как тебе? — осторожно спросил он, с большим трудом не выдавая своих чувств. — Серые маги каждый год состязаются на Светлой арене. А ты, как я вижу, впервые в Мелисе. Ты настоящий храбрец, если не побоялся выступить против них. И сейчас ты был храбр. Их было шестеро, а ты не отступил. Очень храбро. Внутри у Марка все разжалось и надулось от счастья. Он даже воспарил над этим шумным многолюдным базаром. «Да черт с ним, с Яннесом, с турниром. Она считает меня храбрым, вот что главное!» — Спасибо. Ты умеешь поднять настроение, — постарался сказать Марк как можно естественней. Она рассмеялась. Искренне и нежно, Марк почувствовал себя необычайно легко в ее смехе. Нет, он так просто с ней не расстанется! — Меня зовут Маркос. — А я Меллина, дочь Салмония. Откуда ты? — Из Морфелона. — Ты не похож на коренного морфелонца. — Ты права. Меня называют северянином. Мой дом в стране Дальних земель. — Ты из Дальних земель? — Меллина улыбнулась с восхищением и неподдельным любопытством. — Я всегда хотела узнать, что там, на севере за Морфелоном. Марк поднял глаза к безоблачному небу, как бы вспоминая свою страну Дальних земель. Но думал он лишь об одном: как условиться с ней о встрече, если он через час покидает Мелис? Принимать спонтанное, необдуманное решение было очень рискованно. Он опустил глаза и вдруг увидел Флою и Никту. С двумя большими корзинами они шли через торговый ряд, который выходил прямо на площадку к Марку. Они еще не заметили его, но это неизменно произойдет с секунды на секунду. «Быстрее, быстрее решайся!» — твердил он. — Я мог бы многое тебе рассказать о Дальних землях, — проговорил Марк, хотя знал о них не больше, чем о самой Меллине. — Правда? — податливо отозвалась она. — Может… может, встретимся? — Когда? — Понимаешь, я скоро уезжаю… — Марк хотел объяснить, что через час он покинет Мелис, а когда вернется — не знает, но Флоя и Никта уже подходили к концу ряда. Еще секунда, и все будет испорчено! — Давай завтра! — с такой решительностью выпалил он, что испугался, не отпугнул ли девушку. — Давай, — неожиданно просто согласилась Меллина, и при этом загадочно прищурила один глаз. — Завтра в четыре часа пополудни, когда начнет спадать эта жара. У входа в Рощу дриад. Знаешь где это? — Я найду. — Тогда там и увидимся. Она повернулась, но прежде чем уйти, одарила его очаровывающей улыбкой. Марк прошел вдоль ближайшего ряда, чтобы скрыть знакомство с Флоей и Никтой, если вдруг Меллина обернется, и только потом повернулся к ним. Флоя и Никта наконец его заметили. Он шел абсолютно счастливый. За весь разговор с Меллиной он не сказал ни одной глупости! «…И сейчас ты был храбр. …Ты не отступил. Очень храбро,» — Марк наслаждался, вспоминая ее слова. Теперь даже самый страшный риск ради встречи с ней был оправдан. — Где ты был, мы уже собрались тебя искать? — отчитала его хранительница. — Мы уже все купили, — весело добавила Флоя. — А я тут старину Яннеса встретил, — пробормотал Марк, делая непринужденный вид. — Да ты что! — воскликнула Флоя. — Что он тебе сделал? — Ничего. Опять нес какую-то чушь о «той стороне добра и зла». Они вернулись к повозке, в которую Харис укладывал бурдюки с водой. — Маркос, что с тобой? — с легким раздражением спросила хранительница. За последние пять минут он успел трижды споткнуться на ровном месте и раз пять врезался во встречных прохожих, а теперь еще неудачно сел в повозку, опрокинув корзины. — Яннес наслал на тебя заклятие рассеянности? — Нет, нет, все хорошо, — спешно заговорил Марк. О том, какое «заклятие» сразило его на самом деле, он бы не сказал ей и под пытками. Он даже насторожился: что, если хранительница таки заметила его с Меллиной, но не подала виду? Нужно немедленно изменить разговор. — Никта, ты не знаешь, кто такой полубрат? Она удивленно подняла красивые синие глаза. — Где ты это услышал? — Здесь на базаре. Яннес меня так назвал. Хранительница заметно смутилась и, стараясь смотреть в другую сторону, ответила: — Полубрат — это человек, который посвятил свою жизнь Спасителю, но после отрекся от своего посвящения. Такой человек верит в Путь истины, но идет по пути греха. Такого презирают все: и адельфы и миряне и маги. Часто так называют того, кто жил в грехе, потом отрекся от греха, пошел по Пути истины, но отрекся и от него. Убеждения и принципы такого человека меняются с любым веяньем ветра. Может ли кто доверять такому человеку? Стать полубратом — страшнейшая участь для адельфа. — Теперь понимаю, почему это слово показалось мне таким мерзким, — ответил Марк со вздохом. Но думал он совершенно о другом. Ему предстояло решить важную задачу: как перенести отъезд хотя бы на послезавтра? Как намекнуть об этом Автолику, епископу? Сказать правду невозможно. Выдумывать какие-то мистические причины опасно — он не умеет врать, уж Автолик точно догадается в чем дело. Он же видел, с каким восторгом смотрел Марк на очаровательную бассариду. А ведь сперва Марк счел ее развращенной вакханкой, устраивающей дикие оргии в безлюдных местах. Теперь при мысли, что ее можно потерять, его лихорадило. Но встретиться с нею будет немыслимо сложно. Жажда встречи придала интеллектуальных сил. Марк прокручивал в голове массу пояснительных диалогов с епископом и Автоликом, и с каждой новой идеей его надежды возрастали. Окончательное решение он принял уже у самого дома. Теперь главное — поговорить отдельно с епископом и отдельно с Автоликом, да так, чтобы никто не помешал. Он нашел Автолика на заднем дворе. Тот упражнялся в стрельбе из лука и, казалось, был немного мрачен. — Маркос, ты уже собрался в путь? Не хочешь ли на прощанье испытать себя в стрельбе из лучшего лука, когда-либо созданного мастерами Кедровых предгорий? — У меня к тебе просьба, Автолик. — Говори. Заранее обещаю, что выполню любую просьбу моего самого отважного искателя. — Понимаешь, я поспешил, сказав, что сегодня же ухожу на юг. Я сильно измучен после вчерашнего, а поход требует сил. Могу ли я провести еще две ночи в твоем доме? Автолик немного приподнял брови, выражая удивление. — Всего-то? Силы небесные, да живи у меня месяц, ты же знаешь, как я рад тебя видеть в своем доме! Разве это просьба? Это не в счет, я пообещал исполнить настоящую просьбу, так что проси что-нибудь еще, — но тут Автолик осекся. — А что говорит Ортос? — Он не против. Наоборот, он желает, чтобы я был полон сил. — Вот и славно. Сейчас же скажу Гаю, что ужинать мы снова будем вместе. Марк облегченно вздохнул. Впрочем, он и не ждал от Автолика чего-то другого. Впереди — куда более сложный разговор с епископом. Уж для него сослаться на усталость будет недостаточно. Не без труда выследив, когда епископ останется один во внутреннем дворике, Марк решительно направился к нему. — Прошу простить меня, брат Ортос, но я вынужден задержаться в Мелисе еще на день. Епископ медленно повернулся к нему. Чуть-чуть нахмуренное лицо выражало такую подозрительность, что Марк обомлел: неужто обо всем догадается? — Но ведь ты еще утром всей душой горел покинуть этот город. — Я очень устал после вчерашнего, плохо себя чувствую. Нездоровится мне. Вот Автолик и уговорил меня остаться. Епископ не скрывал разочарования. — Как твой проводник, Седьмой миротворец, я советую тебе немедленно отправиться в путь. В повозке ты отдохнешь гораздо лучше, чем в этом доме. Марк неприязненно отвел взгляд: епископ обращался к нему по титулу только когда был чем-то недоволен. Но отступать было некуда, и Марк уже твердо решил стоять до победы. — Простите… но я уже пообещал Автолику, — Марк с внутренней мольбой глянул епископу в глаза. — Всего на день, ладно? Послезавтра мы уедем, как только взойдет солнце. — Значит, не на день, а на два дня? — Нет, на один день… не считая сегодняшнего. — Будь по-твоему, Маркос, будь по-твоему, — неожиданно согласился епископ, скрывая, насколько непросто далось ему это согласие. Марк вздохнул снова: на сей раз окончательно. Путь к желанной встрече у Рощи дриад был свободен. * * * Настроение было чуть-чуть омрачено под вечер, когда епископ, не проронив за ужином ни слова, отвел Автолика от стола. Марк навострил уши, прислушиваясь к шепоту. — Я благодарен тебе, Автолик, за гостеприимство и заботу. Ты принял нас как верный друг. Но мне непонятно, какая темная сила побудила тебя встать на пути призвания Маркоса. — Ортос, Ортос, что за страшные слова я слышу! — Зачем ты надоумил его остаться? Каждый день промедления ему только вредит. Марк зажмурился: о, только б вольный стрелок не выдал его! — Он сам решил остаться. Я подумал, что ему стоит отдохнуть после мучительного состязания. — Я хорошо знаю тебя, Автолик, и не раз тебе говорил, что твое пристрастие к игрищам разрушительно. Но ты не только не подавляешь своих страстей, но еще и заражаешь ими других. — Я просто хотел помочь Марку утвердиться в своих силах. Ему ничего не угрожает в этом доме, беспокоиться не о чем. — Я перестану беспокоиться только тогда, когда мы с Маркосом покинем этот дом. Но даже этот неприятный разговор двух близких Марку людей не расстроил его. Он думал о Меллине постоянно. Он вспоминал ее слова, ее грациозный жест прощания, и то, как загадочно улыбнулась она ему напоследок. Он мучался и не мог заснуть до утра, постоянно ворочаясь, вставая и созерцая звезды. «Завтра, завтра, завтра», — повторял он, пытаясь подобрать наиболее красивые слова, какие он скажет ей при встрече. Но это было невозможно, взбудораженные мысли путались. Он заснул под утро и поспал всего часа три-четыре, больше не смог. Спать совершенно не хотелось. Не представляя, что он будет делать до четырех часов пополудни, Марк спустился во дворик и тут, глянув в зеркало из серебристой слюды, пришел в ужас. «О нет, неужели я предстал перед ней вчера в таком виде?!» Во-первых, нужно было срочно побриться, во-вторых, привести в порядок лохматую голову, а в-третьих, придумать что-то с одеждой. Его рубашка и брюки, еще из родного мира давно превратились в рабочее одеяние бедного ремесленника, а рыцарский плащ из грубой материи, подаренный морфелонцами, показался ему бездушно скучным и старомодным. Марк побрился автоликовским ножом для бритья, порезавшись с непривычки, вымыл голову настойкой из каких-то пахучих трав в искусственном водоеме и еще долго стоял перед тусклым зеркалом, расчесывая деревянным гребешком волосы. Затем, набравшись наглости, снова обратился к Автолику: — У тебя не найдется каких-нибудь старых одежд для меня? Морфелонский плащ жутко неудобен. — Что за просьба, искатель! Какие старые одежды! Что за обольститель тебе нашептал, что благородный Автолик может подарить верному другу какое-то старье! Через пару минут Марк красовался перед зеркалом в новой льняной тунике до колен, ярко-синего цвета, и в желтом ворсяном плаще под цвет песка пустыни — идеально защищающий от палящих солнечных лучей и довольно приглядный на вид. Автолик оказался щедрым другом, но вот попросить у него денег Марк не решился. Сказав Автолику, что идет посмотреть город, Марк чуть все не испортил. Услужливый хозяин долго предлагал в спутники своего молодого слугу Гая, нахваливая того, как лучшего знатока достопримечательностей Мелиса. В конце концов, Марку пришлось соврать, что сейчас ему, как никогда раньше, хочется побыть одному. С этим Автолик не мог поспорить, так как сам любил наслаждаться одиночеством. Последние приготовления сделаны. О, только бы она пришла! Отыскать Рощу дриад оказалось совсем просто. О ней знал каждый мелисец, и Марк удивился, с какой радостью прохожие указывают ему дорогу. Роща находилась на северной окраине города, на берегу большого озера, благодаря которому и могла существовать в этих жарких краях. Идти до нее было довольно долго — благо, что Марк это предусмотрел и вышел за четыре часа до назначенной встречи. Главный вход в Рощу дриад украшала огромная арка из двух огромных деревьев, которые, склонившись друг ко другу, сплелись своими пышными кронами. Изгороди, тянувшиеся вдоль дороги, огибавшей рощу, не портили картины, так как были сплошь обвиты виноградными лозами. Вглубь рощи вели дорожки для прогулок, разделенные низкой оградой из подстриженных кустов. Среди абрикосовых, фиговых, инжирных деревьев и финиковых пальм виднелись монументы и фонтанчики, выложенные камнями так, что получались маленькие водопады. По сторонам находились беседки для отдыха, тоже обвитые виноградом. Чувствуя по времени, что он пришел как минимум на час раньше, Марк решил пройтись по роще, чтобы потом хоть немножко ориентироваться в ее аллеях. Поначалу Марк натыкался только на молодые пары в праздничных одеждах. Но, углубляясь в чащу, где произрастали все более и более величественные деревья, он встретил какие-то церемониальные шествия. Это были люди всех возрастов и сословий в белых, пестрых, зеленых одеждах и в венках; иные несли пальмовые ветви, странные знамена из цветов и листьев, иные пели хвалебные гимны некоему божеству, иные играли на флейтах или били в бубенцы. «Чем, интересно, привлекает Роща дриад всех этих людей?» Последовав за процессией, Марк на какой-то миг даже забылся, вслушиваясь в пение и мелодии, рукоплескания и радостные крики. Во всем чувствовалась беззаботная радость, уводящая далеко-далеко от земной суеты. Чувствовалась искренность тех, что оставили свои заботы в городе и теперь неслись туда, куда понесет ветер. Одна молодая пара кружила в танце босыми ногами по зеленой траве, целовались, радовались. «Счастливые», — с завистью подумал Марк. В глубине рощи деревья и кусты сгустились, дорожки сузились. Войдя вслед за процессией на яркую залитую солнцем лужайку, Марк остановился. Ему показалось дикостью, что удивительной красоты поляна, укрытая огромными клеверными цветами и листьями служила как местом погребения умерших, так и местом празднеств. Повсюду виднелись каменные надгробья с выгравированными именами, светлые и блестящие. А среди надгробий водили веселый хоровод юноши и девушки, выкрикивая восторженные гимны. Предводитель процессии, молодой мужчина в пестрых одеждах, на голове которого был лавровый венок, со смехом объявил: — Здесь лежат те, кто жил с весельем Рощи дриад в душе, умер в веселье и пожелал быть погребенным в месте неистового веселья! Склонимся же перед этими великими людьми! И вся толпа с визгом и хохотом упала в цветы четырехлистного клевера, поклоняясь необычному месту. Желая удалиться от шумной и чем-то неприятной процессии, Марк свернул на тропинку, уводящую в заросли можжевеловых кустарников. Под отдаляющиеся звуки музыки и хора голосов, он ускоренно думал: «Почему люди так веселятся в этой роще? В чем состоит сладость пребывания в этих тенистых аллеях? Что за радость царит здесь, если люди даже завещают свой прах этой земле, соглашаясь, чтобы на их могилах танцевала разнузданная молодежь? В чем все-таки секрет этой рощи? Надо будет спросить Автолика». Размышляя, Марк не заметил, что тропа кончилась, и он идет по мягкому травяному ковру, среди девственных лесных кустов, покрытых цветами и плодами. Воздух был наполнен запахом диких роз и жасминов. Марк остановился. Над головой раздавалось пение птиц, ненавязчивое и нежное. Где-то далеко протрубил голос крупного лесного зверя. Олень? Лось? Непохоже. А вдруг это тот самый мифический единорог? Кто знает, какие чудеса скрывает Роща дриад? Марк вдруг сорвался с места: Меллина! Кто скажет, который час?! Он припустил назад к аллее, пытаясь вспомнить, сколько времени он уже бродит по роще. Большинство жителей Мелиса определяли время по солнцу, Марку же это было нелегко. Иногда в городе на площадях или у домов городских властей можно было увидеть солнечные часы, представляющие собой обелиск, тень от которого падала на размеченный круг, указывая время. В таких часах Марк еще мог разобраться, но в Роще дриад их, конечно же, не было. Здесь все было устроено так, чтобы человек потерял ощущение времени. К своему счастью, Марк подоспел вовремя. У входной арки, из разговоров стоящих рядом юношей, также ожидающих своих возлюбленных, он узнал, что до четырех часов пополудни еще целых двадцать минут. Тянулись они мучительно долго. * * * Но все муки ожиданий, страхов и тревог Марка были вознаграждены. Она появилась. На ней было то же облегающее красное платье, украшенное на эту встречу белой лилией, а ее плечи покрывала легкая колыхающаяся накидка цвета морской волны, застегнутая на груди золотой цепочкой. «Никакая она не вакханка, — в сотый раз повторил Марк. — Ее одежда — привлекательна и пристойна, ее походка грациозна и женственна, ее стан явственно говорит об аристократичности ее рода». Красивые обнаженные руки были обвиты на запястьях золотистыми браслетами в виде змей. По плечам и спине спадали длинные иссиня-черные волосы, которые сами по себе были украшением и не нуждались ни в каком головном уборе. Два завитых локона ниспадали с висков на чуть подрумяненные щеки. Лицо ее, цветущее молодостью и обаятельной красотой, было обращено к нему. Казалось, солнечные зайчики играют в ее черных, слегка подведенных глазах. Зубы блестели белизной сквозь полуоткрытые алые губы. — Здравствуй, Меллина, — поспешил сказать Марк. — Здравствуй, — отозвалась она и протянула ему обе руки, полностью высвободив их из-под легкой накидки. Не зная здешних манер, как приветствовать девушку в таких случаях, Марк трепетно взял обе ее руки за кончики пальцев и склонился в почтительном поклоне. По рукам пробежал разряд, его встряхнуло, будто от ее пальчиков исходила какая-то энергия. Меллина рассмеялась, забрав руки. Но этот смех выражал одобрение, так, словно его несмышленый жест оказался удачной шуткой. Марк встретился с нею взглядом и тотчас опустил глаза. Важно было заговорить сразу, но им овладела та самая стеснительность, за которую он себя ненавидел. — Хороший день сегодня, — произнес он, и немедля вся его душа вознегодовала. Как он глуп! О чем он говорит? Почему не может отпустить какую-нибудь милую шутку? Почему именно в такой ответственный момент язык выдает одни банальности? — Пойдем, я покажу тебе рощу, — предложила Меллина. — Да, конечно, — подхватил Марк, кляня себя за нерешительность. Он шел с ней рядом, чувствуя себя как-то неловко: впервые он ощутил, как нелепа его сутулая походка. — Сегодня ты выглядишь гораздо веселее, — сказала Меллина, оценив его плащ и тунику. — Да? Спасибо. А твой наряд — просто чудо, — сказал Марк. Они пошли по уже знакомой Марку дорожке среди декоративных кустов и плодовых деревьев, слушая смех и веселые возгласы молодых пар. — Увлеки, увлеки меня в неистовые луга! — услышали они восторженный женский голос из зарослей цветущих кустов. — Там где ветер, — ответил ей ее спутник. — О да, там где ветер! Они ускорили шаг. — Ты здесь часто бываешь? — спросил Марк, чувствуя себя крайне неудобно. — Как только появляется свободный день. — Ты работаешь? — Я помогаю отцу устраивать разные празднества в городе. А еще учусь театральному искусству. Мать говорит, что это мое. Дорожка расходилась на четыре тропинки, уводящие в разные концы Рощи дриад. — Куда теперь? — спросил Марк. Меллина усмехнулась, и Марк понял всю глупость своего вопроса. — Да, конечно, глупый вопрос. В нем ты услышала какую-то земную суету. А мы ее оставили в Мелисе, верно? — Мы в Роще дриад, — кивнула с улыбкой Меллина. — Мы там, где господствует стихия ветра и человеческой свободы, — подхватил Марк облегченно: наконец-то, удалось разговориться! — Мы идем туда, куда веет ветер. — И это прекрасно, — прошептала Меллина с выжиданием. — Да, это прекрасно. Марк сжался в комок нервов. Меллина наверное ждет от него действий, а он не может их себе позволить. У него не то мировоззрение, не те моральные позиции, не тот характер. Вот если бы она сама проявила инициативу! О, как бы он откликнулся! Они ушли от людных дорожек и теперь оставались совершенно одни, среди фисташковых деревьев, перед стеной зеленых кустов. Меллина с оживлением искала тропинку, Марк мучился, пытаясь найти нужные слова. — Здесь все очень быстро зарастает. На прошлой неделе здесь была тропинка, а сегодня на ее месте растет клевер. Она раздвинула кусты, за которыми открылась прекрасная лужайка с журчащим родничком, с беседкой, обвитой диким плющом и причудливыми карликовыми деревцами со светло-красной корой. — Смотри, какие деревья! Она схватила его за руку и увлекла за собой на лужайку. «Это сигнал?» — лихорадочно подумал Марк. — Меллина, — делая серьезное лицо, произнес он. — Я должен был тебе сразу сказать… Но досказать он не смог. Она неожиданно повернулась к нему и глянула с завораживающей откровенностью. Она была предельно близко, он видел каждую ресничку. — Ты мне очень нравишься, — сказала Меллина, прикасаясь кончиками пальцев к его щеке, точно как в первый раз. И сразу, непонятно даже кто тут был первым, они обнялись. Сперва Марк ничего не почувствовал, потому что его жгла мысль: этого не может быть! Она прижалась к нему. Его лицо коснулось ее густых волос, пахнущих миндалем. И да, она подняла к нему лицо, касаясь губами его губ. Марк потерял способность мыслить. Она сцепила руки на его затылке, и они слились в длительном поцелуе. Он прижал ее к себе, и она покорилась. Он мог делать с ней что угодно и чувствовал, что она будет поддаваться. Они оторвались друг от друга, разжали объятья. Марк испытывал гордость, до конца не веря в происходящее. Та же его часть, что уже поверила, угрожающе твердила: «Остерегайся! Остерегайся!» «Безрассудство, безрассудство и самоубийственная прихоть», — подумал Марк, но тут же усмехнулся, осознавая, что рассудок возвращается к нему и он чувствует себя вполне здраво. Он держал ее за руки и с упоением смотрел ей в глаза, не решаясь снова соединиться с нею в поцелуе. То, чего он ждал мучительно долго, произошло слишком быстро. Он испугался ее женственности и красоты. Он привык считать себя слишком невзрачным, слишком скучным для девушек. Привык быть лишним. — Здесь чудесно, — сказала Меллина, оглядываясь вокруг. — Чудесно, — согласился Марк. — А с тобой — просто восхитительно! Взявшись за руки, они прошли через цветочную лужайку и сели в тенистой беседке. — Ты совсем не такая, какой показалась мне сначала, — признался Марк. Сейчас ему хотелось быть искренним и честным, умалчивая лишь о самых неприятных слабостях. — Ты думал, что я поклоняюсь Аселгее, участвую в оргиях и всяких сумасшествиях? — Что-то вроде того. — Думал, что меня привлекают только деньги и развлечения? Это все из-за моего наряда бассариды, — с улыбкой ответила Меллина. — Но это лишь игра. Как и твое состязание на Светлой арене. — Для меня это было больше чем игра. — И ты был очень храбр. Ты проиграл, но проиграл с честью. Это не каждый умеет. До него дошло. Меллина полюбила его таким, каким он был там, на Светлой арене, а он ее — такой, какой увидел вчера. — Чем же я привлек твой прекрасный взор? — Ты мне понравился, и все, — лукаво усмехнулась Меллина. — А если задуматься? — Если так, то я увидела твое рвение к победе. Мне нравилось наблюдать, как ты пересиливаешь себя. Становишься сильным. Ты далеко взойдешь по ступеням славы. Сейчас тебя почти не видят, но придет время и о тебе заговорят. Поверь мне, я хорошо узнаю людей. Моя мать даже хотела отдать меня в Школу прорицания Фемонои. — Обо мне уже наслышаны в узких кругах. Я миротворец. Она рассмеялась. — Так же как и я бассарида. У вас, аделиан, свои игры и свои роли в игре. Впервые за эту встречу Марка неприятно кольнули ее слова. Но разобраться в своих мыслях и чувствах он не успел: под звуки песен и бубенцов на лужайку вылетел хоровод танцующих девушек в венках и одеяниях из виноградных листьев и плюща. Излучая радость и веселье, девушки пронеслись мимо их беседки, причем каждая из них улыбнулась Марку, и умчались в чащу. — Это тоже бассариды? — спросил Марк. — Да, но более посвященные святыням рощи. Это дриады, жрицы, служащие при алтаре Бассарея. Они и живут в роще. Меллина проводила их взглядом, пока они не исчезли, а затем продолжила: — На празднествах я именно такая. Отправляю обряд раз в месяц у алтаря Бассарея. Во время состязаний на Светлой арене встречаю гостей лепестками роз, перед всякими торжествами хожу в шествиях по городу, призывая горожан предаться стремлениям страсти. Не противься страсти, наслаждайся каждым ее мгновением — вот мое правило. Они ушли с лужайки и еще долго гуляли по тенистым дорожкам, обняв друг друга за талию. Над ними в ветвях деревьев пели скворцы и соловьи, по сторонам журчали ручьи и фонтанчики. Это было согласие любви и природы. Теперь, когда рядом была Меллина, Марку начало открываться очарование Рощи дриад, и он был готов отдаться этим чарам. Почему он не может оставаться в этом счастье, наслаждаться жизнью, растворяться в красоте цветов, родников, деревьев, в красоте любви. Любовь — великое чувство. Особенно, после стольких страданий. Марк все чаще замечал целующиеся парочки в беседках для отдыха и смотрел уже без всякой зависти. Он достиг самой желанной цели — Меллина ответила ему взаимностью. Но что будет дальше? У нее другие взгляды на жизнь, другие ценности. Сможет ли внезапно вспыхнувшее чувство это преодолеть? Они проходили мимо толстого древнего дуба с выпученными из-под земли корнями. Меж корней бился стремительный родник, кружился в бурном водовороте и снова убегал под землю. Прохожие легко бросали в него горсти монет. Одна женщина состоятельного вида бросила туда жемчужное ожерелье. — Это жертвенник рощи, — пояснила Меллина. — Люди бросают в него ценности, чтобы волшебство Рощи дриад сопутствовало им в счастье. — Счастье в Роще дриад можно приобрести за деньги? — усмехнулся Марк. — Нет, это всего лишь поверье. — А ты веришь в поверья? — В одни верю, в другие нет. Верю, что мы встретились не случайно. Бассарей сопутствовал нам. — Ты веришь в Творца? — В Бассарея я теперь точно верю, — сказала она со смехом. — Бассарей всего лишь вымышленный кумир. А я говорю о Всемогущем Боге. — Я буду верить и в твоего бога, если он сопутствует нам. Только не делай такое тяжкое лицо как у аделианского оратора, взывающего о целомудрии в Празднество страсти. Меллина рассмеялась, толкнув его в бок, и Марк подыграл ей с улыбкой, хотя ее слова опять его неприятно задели. — Расскажи мне о твоих Дальних землях. Марк сделал неодобрительную паузу. — Я не думал обрывать наш разговор… — О божествах? — Меллина остановилась и, поглядев ему в глаза, захохотала так звонко и заразительно, что вся его серьезность исчезла в миг. — Весь мир подчиняется одному божеству — любви. Покоримся и мы ему. Она нежно-нежно приложила ладони к его щекам. Этот удар выбил из его головы все рассуждения. Он обнял ее, и они вновь слились в страстном поцелуе. — Так ты расскажешь мне о Дальних землях? — Что я могу о них сказать: они очень дальние. Они рассмеялись и пошли дальше под упоительное пение птиц. Марк и не заметил, как наступил вечер. — Если б я мог продлить этот день! — произнес он, когда они вышли из рощи. — У нас еще есть часть вечера. Ты ведь проведешь меня до дома? — Еще ни одну просьбу я не желал исполнить с такой радостью! Ее дом находился гораздо ближе к Роще дриад, чем дом Автолика. Поначалу Марк огорчился, узнав, что им суждено идти вместе меньше часа, но после подумал: «С другой стороны, если б до ее дома было часа три, пришлось бы нанимать колесницу или повозку, а у меня ни гроша в кармане. Проклятое безденежье! Хоть вылавливай монеты из родника под дубом!» Они остановились у раскрытых настежь ворот ее дома. На небе ярко горели звезды. Дом Меллины, как и вообще богатые дома в Мелисе был двухэтажным, с шикарным фасадом и рядом колоннад. Все окна находились на втором этаже. В них горел свет. — Вот и дом моих родителей, — сказала Меллина. — А где остановился ты? — У Автолика. Ну, у лидера команды аделиан… — Я знаю, знаю. Кто в Мелисе не знает Автолика. — Меллина, — Марк взял ее за руки. — Благодаря тебе, я не встречал в Каллирое места лучше, чем твоя Роща дриад. Благодаря тебе я полюбил и этот город. Но завтра я вынужден покинуть Мелис. — Правда? — она прильнула к его груди. — Я все время чувствовала, что ты это скажешь. Надолго? — Не знаю. На неделю, две или на месяц… — А куда ты уходишь? — На юг. Понимаешь, я бы очень хотел остаться… — Но ты вернешься? — О чем речь, конечно, вернусь, — он крепко обнял ее. — Мы снова увидимся. Очень скоро. — Я так и не услышала о Дальних землях. — Зато услышишь о южных, когда я вернусь. — Южные земли, это тоже далеко, — сказала она с грустью. — Мы встретимся не так скоро, как ты говоришь. Марк закусил губу. — Я верю, мы увидимся раньше. Я пришлю тебе весть. — Или я найду тебя на юге. — Как? — усмехнулся Марк. — По зову сердца, — прошептала Меллина, целуя его в губы. * * * От дома Меллины в сторону аделианского квартала тянулась широкая городская дорога, по которой Марк и направил свои шаги. Несмотря на поздний вечерний час, в городе было полно праздно шатающихся мелисцев. Слышался смех и шутки, под стройными кипарисами какой-то пьяный поэт воодушевленно читал свои стихи звездному небу. Марк был слишком занят своими мыслями, чтобы обращать внимание на окружающих. Мало-помалу разгоряченное воображение остыло и позволило рассуждать спокойно. «Что дальше?» — вопрос, промелькнувший в его голове после шока от первого поцелуя, теперь обрел более отчетливый смысл. Как донести до Меллины свои убеждения, свои стремления, свои ценности? Как открыться ей, чтобы она поверила его словам? Конечно, он нравится ей, но у него нет авторитета, нет достойных свершений, о которых не стыдно рассказать. Он не готов стать для нее настоящим героем. Конечно, это изменится, но на все нужно время. А времени у него нет. «Так что сейчас лучше уйти, — решил Марк окончательно. — Уйти, чтобы вернуться. Вернуться героем. До Храма призвания, где я услышу пророчество — всего четыре дня пути. Мне не составит труда вернуться обратно в Мелис. Вернуться с подвигами. Один переход через то страшное место, именуемое Белым забвением, чего стоит! Вот тогда будет что рассказать. Вот тогда она увидит настоящего аделианина. И ее отношение изменится, как изменится и она сама». Сейчас в его воображении рисовалась новая Меллина — живущая его идеалами, верящая в то же, что и он. Он видел ее рядом с епископом, внимающую его словам, видел, как она смеется в кругу Автолика, Хариса, Флои и Никты, видел, как она склоняет голову, со слезами радости говоря, что отрекается от пустой жизни и твердо решает вступить на Пути истины. Если это произошло с ним, если это произошло с Флоей, то почему Меллина не может измениться? И Марк облизнул губы, вспоминая вкус ее прощального поцелуя. Ему вспомнились ее горящие темные глаза, иссиня-черные волосы, ее полные полуоткрытые губы, идеальная грация движений. — Как ты прекрасна! — произнес он, и сердце его снова учащенно забилось. В двери он постучался только к ночи, рассчитывая, что ему отворит молодой слуга, никогда не задающий лишних вопросов. Но дверь распахнул Автолик: — Славно же ты прошелся по городу, мой друг! Все уже спят, но еще час, и я бы поднял их на твои поиски. — Прости, я увлекся прогулкой. В Мелисе столько всего интересного, — уклонился от ответа Марк. — Ну, входи, входи, — снисходительно похлопал его по спине Автолик. — Рад, что прогулка по Мелису так тебя исцелила, что у тебя хватило сил бродить до полуночи. Марк добрался до стола во внутреннем дворике, где оставался от ужина кувшин с виноградным соком и жадно его выпил. Его по-прежнему наполняла эйфория удовлетворенной влюбленности, целая феерия чувств. При этом часть его хотела немедленно рассказать все друзьям, хотя бы Автолику, но зато другая была полна решимости унести свой секрет в могилу. Автолик поставил перед ним тарелку с хлебными лепешками и вдруг к чему-то принюхался. — Маркос, Маркос, от тебя веет ароматом женских благовоний, — произнес он на возвышенных тонах. Марк встрепенулся, чуть не подпрыгнув на месте, и тотчас набросился на лепешки, сделав вид умирающего от голода. — Да, это так… я разговаривал с всякими людьми… и с женщинами тоже. Автолик принюхался более щепетильно: — Миндальное масло для волос, нардовая мазь, мелисские духи из южных цветков шафрана… у твоей знакомой есть вкус, мой друг. Марк поперхнулся. — Так где ты был, искатель, что так долго не желал возвращаться в мой дом? — спросил Автолик, усаживаясь напротив. — В Роще дриад, — буркнул Марк с полным ртом. — В Роще дриад! — воскликнул Автолик, отчего Марку пришлось шикнуть, чтобы тот не перебудил весь дом. — Как тебя угораздило забраться в Неистовую рощу? — Неистовую рощу? — Да, да! Роща дриад и Неистовая роща, о которой я тебе говорил, когда ты засматривался на бассарид, это одно и то же место. Занесло же тебя, мой друг! Что ж, теперь понятно и твое позднее возвращение, и твой запах. Роща дриад. Силы небесные! — Так что это за роща? — поспешил спросить Марк, успокаиваясь, что друг ничего не заподозрил о Меллине. — Роща дриад существовала здесь задолго до Мелиса. Племена варваров почитали ее священным местом. Там приносились жертвы, отправлялись обряды. Роща дриад была обителью многих жрецов. Но времена изменились. Время жрецов кончилось, а в древних обрядах люди видят лишь развлечения. Мелисцы почитают только тех божеств, в которых видят удовлетворение своих желаний: Бассарей, божество стихий земли и страсти, Аселгея, богиня распущенности и любовных утех. Капища этих божеств — одни из немногих, которые собирают тысячи людей на различных празднествах в Роще дриад. — Людей привлекают божества, в которых они не верят? — спросил Марк, вспоминая, с каким легкомыслием отзывалась Меллина о своем Бассарее. — Роща дриад не утратила своих чар. Эти чары и привлекают толпы людей ежегодно. Там люди забывают о своих хлопотах, печалях и сожалениях. Там человек чувствует мир и гармонию со всем окружающим, гармонию без всяких забот. Там легко потерять ощущение времени, легко забыть о своем доме, об обманутых, неосуществившихся мечтах. Многие остаются там жить, служа при капищах или ухаживая за цветами, кустами и деревьями. Дриады — это те девушки, которые поселились в роще не только для того, чтобы заботиться о ней помимо садовников и смотрителей. Они — ее символ. Символ ухода от всего земного ради душевного покоя и плотских удовольствий. Слившись с природой, живя ее веяньем, наслаждаясь жизнью без забот, они позабыли свое прошлое: для них исчез смысл того, для чего они родились в этом мире. Горько об этом говорить, но среди дриад есть и девушки из нашего аделианского квартала. Некоторых из них я знал еще маленькими девочками. Посему, Маркос, берегись чар Рощи дриад. Нет ничего дурного, если пройтись по ней летним вечером, вдыхая аромат цветов. Но отдаться ее чарам — это как принять медленный неотвратимый яд. Верный способ забыть призвание и смысл. Обманчивый вкус счастья. — Я не знал, — ответил Марк. — Ты не знал! Эх, Маркос, я же говорил тебе: держи нос против ветра. Мелисские девушки хороши, но среди них всякие бывают. Да и о ламиях забывать не стоит. — Что за ламии? — спросил Марк рассеянно. — Не знаешь? О, друг мой, ты в большой беде, если никогда не слышал об этих существах. Они принесли людям столько горя, сколько война не приносит. Ламии — это элементалии, полудухи, что каким-то образом слились с даймонами. От таких слияний и рождаются самые ужасные существа. Ламии прекрасно чувствуют человеческие вожделения и умеют этим пользоваться, принимая облик соблазнительной женщины или красавца-мужчины. Ламии — женские полудухи и ламиты — мужские, известны нам как разрушители семей и осквернители любви. Они истязатели и убийцы. Ламит часто вкрадывается в дом к одинокой покинутой возлюбленным девушке. Если ему удается ее соблазнить, она вскоре начинает питать отвращение к себе, к окружающим, к жизни, быстро чахнет, сходит с ума, умирает. Ламия, навевая мужчине образ соблазнительной женщины, увлекает его, горящего страстью, в дикие места. Там, насытившись его ласками, высасывает из него кровь. Пока человек околдован, ламия грезиться ему прекрасной девушкой, и только в трезвом уме можно увидеть ее истинный облик: жуткое подобие женщины со змеиной половиной тела. Нет, не хочу тебя пугать, в Мелисе тебе ламии не угрожают. Да и ты не такой слабак, чтобы поддаться их чарам. Просто, знай на будущее. Марк доел лепешки и устало, почти шепотом, произнес: — Будь добр, Автолик, не говори о том, где я был Ортосу. И остальным не говори, потому что тогда и он узнает. Понимаешь? — Понимаю, — усмехнулся Автолик. — Я и сам не хочу, чтобы он узнал. Достаточно и Светлой арены. А то он больше никогда не остановится в моем доме. А я всегда рад его видеть. И тебя тоже, Маркос. Глава седьмая. Зов пустыни Рано утром Марк, Харис, Флоя, хранительница и епископ покинули гостеприимный дом главы Ордена вольных стрелков. В подаренную Автоликом повозку впрягли Скоронога, уложили две корзины с фруктами и пустой бочонок для воды. Флоя вплела в гриву Скоронога какие-то синенькие цветочки. Автолик невесело улыбался отъезжающему Седьмому миротворцу. Его растрепанные черные пряди шевелились на легком утреннем ветерке. — Я все-таки рассчитываю увидеть тебя в своей команде, искатель. Я извещу тебя, если что. Золотой светильник таки достанется аделианам! — Хватит! — оборвал епископ, сдвинув брови, и без того нахмуренные. — Я надеялся, что поражение вразумит тебя, Автолик, но вижу, упрямство снова берет над тобой верх. — Я хочу прославить истину, только и всего, — невозмутимо ответил вольный стрелок. — Придет время, мы победим на Светлой арене. — Ты используешь слова истины для поддержки мирянских игрищ. Даже если ты победишь, ты ничего не докажешь. Толпа желает развлечений, а ты потакаешь ее желаниям. — Я несу истину тем, кто не знает ее. Тем, кто не сможет принять ее в признанный тобою способ. — Прощай, Автолик! — До скорого, Ортос! Храни Спаситель вас всех! Автолик долго смотрел им вслед и вдруг, словно о чем-то вспомнив, сорвался с места. Догнав повозку, он сунул Марку маленький пастуший рожок. — Возьми на память. Это рог дружбы, сделанный мелисскими пастухами-аделианами. Если будешь в беде — труби, друзья придут на помощь. — Спасибо, Автолик! — получив подарок, Марк согрелся от вспыхнувшего внутри тепла. — Спасибо, надеюсь, свидимся. Успехов в софрогонии! — Держись, было приятно встретить честного и смелого искателя! Как только Автолик, ставший неожиданно таким близким другом, исчез из виду, Марк тщательно изучил темно-коричневый рожок и, обнаружив тоненький ремень, повесил через плечо. «Дай тебе Бог победить в следующем состязании, — от души пожелал Марк в мыслях. — И дай мне, Господи, такое рвение как у тебя». Харис и Марк получили по длинной белой повязке — мужчины в этих краях покрывали ими голову от палящего солнца. Флоя и Никта прикрывались накидками, а епископ — самодельной чалмой из длинного полотенца. Хранительница, казалось, была рада, что они покидают Мелис. Она даже улыбнулась, вглядываясь вдаль, где виднелись бескрайние Желтые пески. — Как твоя вчерашняя прогулка? — спросила она настолько просто, что Марк насторожился. — Ты пришел поздно. — Да так, загулялся… — С кем же ты так долго гулял? Марк почувствовал, как учащается пульс. Неужели она что-то знает о Меллине?! «Немедленно, немедленно измени разговор!» — заговорил он себе. — Со стариной Яннесом, — сострил Марк. Харис и Флоя прыснули со смеху. Хранительница усмехнулась. — Какому еще нехорошему слову он обучил тебя? — Кроме «полубрата» в его словарном запасе и ругательств-то нет. Марк весело хмыкнул, радуясь смене разговора. — Какое дело Яннесу до того, настоящий я аделианин или нет? Он же вообще колдун, не признающий никакой морали! — Он не родился серым магом, — ответила хранительница, обернувшись к епископу. — Он ведь был одним из наших, брат Ортос? Епископ ответил, не оборачивая головы: — Яннес, а это его не настоящее имя, родился в благочестивой семье хранителей традиций. Его погубило воспитание, основанное на одних запретах: «Не прикасайся!», «Не смотри!», «Не трогай!», «Не спрашивай!». Все эти предписания создавали лишь видимость благочестия, но были не в силах обуздать нечестивые желания. Желая вырваться из сети родительских запретов, Яннес ушел из дома еще в детстве, посвятив себя изучению разных направлений колдовства. Он остановился на серой магии, избрав ее как учение, не предписывающее никаких запретов. Внушаемое его родителями «нет» никаким удовольствиям, превратилось в «да» любым удовольствиям. Навязчивая мораль привела к отрицанию всякой морали. Уча Яннеса разделять все на черное и белое и делая это весьма невежественно, родители подтолкнули его к учению, утверждающему, что в мире не существует ни черного, ни белого — ни добра, ни зла, а есть только сила. — Почему вы мне раньше не говорили? — оживился Марк. — Зачем? — Я бы знал, что ответить серым магам на Светлой арене… Тут он смущенно умолк и, вспомнив о своем поражении, погрустнел. Епископ обернулся, почувствовав это. — Ты извлек урок из своей ошибки, миротворец Маркос? — Он прекрасно сражался! — возмущенно вставила Флоя, но Марк поспешил поднять руку в знак того, что в защите не нуждается. — Вы хотите напомнить, что у меня иное призвание? А если я его не понимаю? — Примирение людей сложно для твоего понимания? Значит, прежде всего, тебе нужно примириться с Творцом. — Я верующий. — Так говорят и миряне. — Я пытаюсь измениться. — И какие ты делаешь шаги к изменению? Марк опустил голову, и стараясь изо всех сил не чувствовать себя виноватым, ответил то, что уже отвечал хранительнице: — Я учусь сражаться. — И многому тебя научила Светлая арена? — мгновенно отреагировал епископ. — Не знаю… мне просто нужно было утвердиться, поверить в свои силы, да и потом… Автолику я пообещал. Он говорил, что для владения мечом нужно научиться владеть словом. Я и пытался. Вы же не учили меня боевому искусству! Епископ сурово смотрел в глаза. В белой самодельной чалме он меньше всего был похож на священника. Марк стал рассматривать колючие кусты пустыни, которая все отчетливей вырисовывалась вокруг. — Примирение не требует владения оружием, — неожиданно сказал епископ. — Первый миротворец примирил враждующие племена юга. Благодаря ему сотни мирян встали на Путь истины. А меч он поднял всего один раз в жизни. Вернее, не меч, а книгу, ставшую мечом. — Логос? — оживленно приподнялся Марк. — Это был Логос? — Да. Тот самый Логос, что достался тебе от предшественников. — Расскажите, откуда он. Как он попал к Первому миротворцу? Епископ уселся поудобнее. — Никто точно не знает, откуда возник этот меч. Никто из оружейников не смог разгадать, что за удивительный сплав металлов стал материалом для Логоса. Известно только, что до прихода Первого миротворца он был простой книгой с учением о Пути истины, какая есть в каждом храме адельфов. Сорок лет назад, когда Первый миротворец пришел в один из храмов на южном побережье, он увидел страшное злодеяние. Легионеры Хадамарта согнали беззащитные семьи адельфов в храм и принуждали их дать обет своему божеству Амартеосу. Каждого, кто отказывался, бросали толпе хаймаров — кровавых даймонов, что рождаются от пролития человеческой крови. У Первого не было оружия. Он схватил храмовую книгу о Пути истины и начал вразумлять легионеров. Но сердца этих людей были холоднее льда. Когда они, насмехаясь над словами Первого о милосердии, швырнули к хаймарам молодую мать с девочкой, что-то случилось в его душе. Он слыл чудотворцем и, может быть, чудодейственная сила сделала то, чего он желал в этот миг сильнее жизни. Книга превратилась в меч. Глаза Первого затуманились. Что произошло в последующие минуты, никто не мог пересказать. Сам миротворец ничего не помнил после. Творилось нечто страшное и необъяснимое. Когда все стихло, Первый стоял с залитым черной кровью мечом, а вокруг истлевали в песке порубленные хаймары. Его меч не тронул ни одного легионера. Иные бежали, иные стояли на коленях и просили прощения. Плененные семьи адельфов были спасены. На том месте сейчас стоит прекрасный Храм примирения. Кто-то из тех обращенных легионеров и по сей день служит в нем. Меч Логос стал знаком силы Слова, умноженной на силу любящего сердца. — Логос сохранил эту силу? — спросил Марк. — Его сила зависит только от силы твоей. Логос такой же меч, как и все остальные. Превращение книги в оружие — всего лишь символ, оставленный Первым миротворцем, как я верю, для напоминания нам о могущественной силе Слова. Епископ смолк и начал говорить Харис, сильно воодушевленный легендой о Логосе. Он рассказывал о каких-то походах и сражениях на юге, где никогда не бывал, но говорил так, будто сам стоял в первых рядах южного войска. Харис так завелся, что еще в течение часа рассказывал истории о себе и своем коне. Увлеченно повествовал о том, как преследовал на Скороноге удирающих арпаков, как вывозил раненого воеводу. Его почти не слушали, несмотря на красочно преувеличенное повествование. А сам Скороног грустно внимал его словам, понурив голову и невесело шевеля ушами. Он вез под палящим солнцем пятерых людей — любому было ясно, что к таким перевозкам боевой конь не привык. Марк улегся на овес, с наслаждением думая о Меллине. Он вспоминал все, что было связано с ней, начиная с самой первой встречи у Светлой арены. Он не упускал ничего. Медленно проплывали в памяти приятные картины: вот она осыпает его лепестками роз, нежно прикасается к его щеке. Вот они встретились на мелисском базаре, вот он осмелел перед Яннесом под действием ее взгляда, вот он, сильно волнуясь, договаривается с ней о встрече. Вот он томится ожиданием, вот они снова вместе в Роще дриад, вот он стесняется, не зная, что говорить и делать. Вот она хватает его за руку, вот она рядом, вот шепчет «Ты мне очень нравишься» и, да, она целует его! «Я вернусь, вернусь, я увижу ее снова, УВИЖУ!» — твердил он себе, снова и снова вспоминая ее глаза, ее руки, ее губы. Сколько часов он проспал, определить было сложно, но спал долго: солнце катилось к краю горизонта и жгло уже не так жестоко, как при выезде из Мелиса. Вокруг ни души, лишь голая пустыня. Епископ, казалось, сладко дремал, хранительница читала свою книгу, с которой никогда не расставалась, а Харис и Флоя ожесточенно спорили. Спор шел о том, как следовало поступить с драгоценностями Золотого светильника, в случае победы на Светлой арене. — Если бы я выиграл Золотой светильник, то пожертвовал бы все согласно учению Пути истины! — убежденно заявил Харис. Странствующий рыцарь сидел в одной рубахе и ветхих штанах. Никогда не расстававшийся с кольчугой, он таки не выдержал жары. — Раздал бы бедным, что ли? — иронично усмехнулась Флоя. — Ну, хотя бы… или основал бы новый орден в Морфелоне. Марк слушал их, изнывая от жажды. Во рту все пересохло. Он попробовал пить воду из бочонка, но она была теплая и неприятная на вкус. — Это ж прекрасно, жертвовать с чистым сердцем! — громко рассуждал странствующий рыцарь. — Да, но ведь и для себя ты бы что-то оставил? — настаивала Флоя. — Нет, ни сикля! — Ну и зря! А был бы у меня Золотой светильник, я бы пустила драгоценности в оборот, занялась торговлей и смогла бы помогать бедным всю жизнь. А ты? Раздал бы все сразу и остался бы нищим! — Да был бы у меня Золотой светильник… «Золотой светильник, Золотой светильник, Золотой светильник, — гудело в раскаленной за день голове Марка. — С чего это они? Других что ли тем для разговора нет? Вот был бы у меня Золотой светильник… ой, да что это я!» — Все, привал! Золотой бархан перед нами! — громогласно крикнул Харис, будто за ним ехало целое войско. Спрыгнув с повозки, странствующий рыцарь завертел головой. — Странно, Автолик говорил, тут останавливаются путники на ночь, а здесь никого. Марк высунул голову из-за бортика повозки. Три сухих, полумертвых пальмы, немного колючих кустов и едва заметное болотце — вот и весь оазис. — Здесь родник! — крикнул Харис, обежав выцветший водоем и застыв на бархане. — Можно пополнить запасы воды. Флоя уже взбиралась на бархан. «Хорошая идея!» — подумал Марк. Во рту у него царила сухость, хорошо бы сейчас напиться холодной водички. Высокий бархан, ограждающий водоем от песчаных бурь, огибал оазис полукругом. Марка охватило странное беспокойство. — Золото! Здесь золото! — раздался ликующий голос Хариса. — Маркос, сюда! Здесь много золота, целый сундук! — вторила ему Флоя. «Перегрелись, что ли?» — подумал Марк, спрыгивая в песок. Усталый и изморенный жарой он перебрался через бархан. Харис и Флоя увлеченно копошились возле сухих кустов. — Что вы там нашли? — Да, говорю ж тебе, золото! — рявкнул Харис. Этого не могло быть! Большой опрокинутый сундук и вправду лежал у колючих кустов, заметенный наполовину песком. Из него сверкали рассыпанные золотые цепочки, бусы, монеты, изделия из слоновой кости со вставленными драгоценными камнями. Марк нагнулся и осторожно потрогал их рукой, убеждаясь, что это не видение и не мираж. — Смейся, смейся, это настоящие сокровища! — кричал, набивая карманы, Харис, думая, что Марк ему все еще не верит. — Теперь оно наше. Что в пустыне лежит, никому не принадлежит, — проговорил он в рифму. Марк недоверчиво на него покосился. Странствующий рыцарь загребал сокровища с такой жадностью, какой не отличался никогда. Если бы Марк не знал Хариса, он бы подумал, что рядом с ним — алчный разбойник с большой дороги, которому пофартило в добыче. Флоя не отставала, нагребая золото в мешочек, мигом принесенный из повозки. «Слава Богу, теперь мы не будем побираться как нищие! — помыслил Марк. — Поедем нормальной дорогой через Горную таможню и уплатим пошлины». Теперь и он бросился к сундуку. Прибежал епископ, неловко опираясь на посох, и, присмотревшись к драгоценностям, заключил, мудро сдвинув брови: — Вероятно, это добыча разбойников, устроивших здесь свое логово. Нужно забрать золото, оно не должно принадлежать злодеям. Услышав поддержку, Флоя и Харис стали усерднее нагребать драгоценности. Хранительница тревожно оглянулась по сторонам: — Давайте быстрее. Странно все это. Тревога передалась и Марку: что, если разбойники сейчас вернутся? И неужели они могли так просто бросить огромные богатства? Почему не закопали сундук поглубже? Не долго думая, Марк набил золотом вещевой мешок и закинул его за спину. Затем вынул книгу из кожаного чехла, намереваясь заполнить золотом и его. «Теперь бы повидаться с Меллиной!» — мечтательно подумал он. Но предаться сладким грезам Марк не успел. Книга обожгла пальцы — настолько была горяча. Нагрелась на солнце? Марк поднял ее перед собой, и не успел еще сконцентрироваться, как Логос ослепительно вспыхнул в его руке. Опасность! — Флоя! Харис! Немедленно назад! — Что-о? — послышался недоуменный возглас Флои. — Здесь опасно! Надо уходить! — Флоя, беги! — пронзительно закричала хранительница. Стремительно пробежав по песку, хранительница молниеносно вонзила меч возле ног удивленной Флои… Жуткий внутриутробный звук окатил Марка ознобом. Из-под песка брызнула черная жидкость с отвратительным запахом, взметнулась пыль. — О-г-г-о! — воскликнул Марк. И, несмотря на жару, его тело покрылось ледяной испариной. Страшное существо темно-желтого цвета вынырнуло на поверхность. — Святые Небеса! — пятясь назад к повозке, воскликнул епископ. — Керкопы! Уродливый упырь на двух скрюченных высохших ногах, замахал длинными когтистыми лапами. Из пасти, полной кривых, изогнутых клыков вырвался рык, подобный скрежету, злобный и жестокий, не имеющий сходства ни с одним живым существом. Узкие, защищенные панцирем глаза, сверкали ядовитой хищностью, и один этот взгляд вызывал ужас перед неведомым беспощадным существом. Но удар хранительницы был точен. Шатаясь от глубокой раны, проходящей сквозь череп и шею, упырь-керкоп сделал шаг и рухнул в песок. Из раны выбивалась черная даймонская кровь. — Их здесь много! Харис, берегись! — закричала хранительница. За спиной странствующего рыцаря вынырнула еще одна такая же тварь, нацеливаясь острым трезубцем в его спину. Нерасторопного в этот роковой момент Хариса спас просвистевший меч хранительницы, не успевшей схватиться за кинжалы. Пронзенный насквозь керкоп повалился, испуская из клыкастого рта сгустки черной крови. А возле Никты вырвались на свет еще двое керкопов. Хранительница изогнулась как кошка, увильнув от брошенных в нее трезубцев. С ее рук слетели два метательных кинжала, угодив с глухим хрустом в черепа керкопов. В тот же миг из песка выпрыгнули еще четверо упырей. — Никта, подбери меч, я прикрою! — прокричал Марк, понимая, что пришел час для настоящего мужества. Возжаждав отыграться за все неудачи, он с удивительной легкостью отшвырнул страх. Меч горел в руках, наполняя все тело живительной отвагой. Словно покрытый желтым лишайником, почти однотонным с песком, керкоп метнул ему в лицо трезубец, но Марк, наученный на тренировках по софрогонии мгновенной реакции, взмахнул мечом, разрубив даймонское оружие надвое. Меч ожил в его руках, придавая храбрости, но этого было мало. Песчаные твари были быстры и проворны. Едва отразив удар колючей дубины керкопа, метнувшего в него трезубец, Марк моментально понял: эти существа, пострашнее арпаков, с которыми он встречался у мелисской таверны. Они вертелись, отпрыгивали, махали когтями, норовя выцарапать глаза. Тяжело дыша, Марк увернулся от трех резких ударов дубины, так и не сумев ударить в ответ. Столб песка взметнулся снова, снова и снова. На свет вынырнули еще трое керкопов. Один швырнул длинную сеть на перепуганную Флою и снова нырнул в песок. — Флоя!!! — раздался пронзительный крик хранительницы. — Бей тварей! — заревел Харис и бросился со своим коротким мечом на двух других врагов. Перед Марком появились уже три клыкастые морды, три леденящие кровь дубины. Они осторожно крались, обходя его с трех сторон. Марка начала охватывать паника. «Еще секунда, еще миг и они набросятся, Боже!» Марк попятился, тряся Логосом перед наступающими врагами. — Никта! — в диком ужасе позабыв всякое достоинство, закричал Марк. Она не отозвалась. Краем глаза Марк заметил, что безоружная хранительница едва увертывается от длинного трезубца. Харис отчаянно отбивался от двух керкопов, постоянно спотыкаясь о тело заколотого им врага, падал и вставал. Шлем, щит и кольчуга остались в повозке, без них странствующему рыцарю было нелегко. Нырнувший в песок упырь неумолимо увлекал за собой сеть с Флоей. Она брыкалась и рвалась, подобно пойманной в силки лисице. Уродливый керкоп, взявшийся откуда ни возьмись, набросился на нее с дубиной. Свист метательного кинжала остановил его всего в метре от опутанной сетью девушки. Керкоп резко дернул головой, оборачиваясь на свист, и кинжал по самую рукоять вонзился ему в глаз. Пронизывающий вопль монстра прокатился по молчаливой пустыне. Удар! Еще удар! Блок! Керкопы пошли в атаку на Марка. С первых же ударов он чуть не лишился уха — колючая дубина чуть-чуть задела его голову. Логос сверкал на солнце. Снова отразив три удара, Марк упал на спину, но живо вскочил. — Маркос! — раздался громкий голос епископа. — Брось золото! Падай на колени! На колени! Марк послушно сорвал со спины вещевой мешок с драгоценностями и швырнул в песок. Внезапно его осенило. Керкопы были ростом с него, но лапы держали высоко, никак не защищая нижнюю часть своих туловищ. Резво упав на колени, Марк нанес скользящий удар, совершив полукруг светящимся на солнце лезвием. По телам двух упырей прошла черная глубокая рана. Раздался яростный рык. Марку заложило уши, его обрызгали капли черной крови, в нос ударил запах сырой земли. Сраженные керкопы поползли по песку, оставляя черный след. Третий, щелкнув клыками, бросился на епископа. Сзади к нему подкрадывался еще один. Что-то коротко прошептав, епископ совершил правой рукой какое-то мановение, будто четырежды перечеркнул в воздухе наступающего керкопа. И эти движения епископа возымели действие: керкоп издал внутриутробное рычание, бросил дубину и скорчился на песке. — Сзади!!! — заорал Марк. Епископ обернулся, защищаясь посохом. Посох спас его от страшной дубины, но удар был настолько силен, что грузный епископ рухнул набок и покатился вниз по бархану. Марк бросился на помощь учителю, вкладывая в меч всю боль за прежнее малодушие. Вражью дубину он разрубил надвое, а обезоруженный керкоп пустился в бегство. Марк перевел дух. Где Харис, Никта? Сломав ударом ноги опасный трезубец и закатив в рожу керкопу рукой, хранительница, наконец, добралась до своего меча, торчащего из трупа монстра. Она уже истратила пять кинжалов, в руках оставался последний. Согнувшийся вдвое керкоп крался к ней, прикрываясь колючей дубиной. — Твое место в Гадесе, — шепнула хранительница. Противник таки успел прикрыть череп дубиной. Но брошенный кинжал ударил в нее с такой силой, что она вонзилась колючками в морду керкопа. Издав глухое рычание, враг обронил оружие и бросился наутек. Хранительница не успела вырвать свой меч — перед ней вынырнул очередной керкоп, столп песка ударил ей в лицо. Ослепленная на какое-то мгновение, она отшатнулась, и тут керкоп обрушил на нее дубину. Удар чуть не разбил ей голову: в последний миг хранительница закрылась левой ладонью. Колючки вонзились ей в руку, но она не вскрикнула, а лишь яростно простонала. Невзирая на боль, она отвела дубину в сторону, хватаясь правой рукой за рукоять меча. Керкоп потерял равновесие, и легкий слабоизогнутый меч насквозь пронзил его бесформенную шею. — Харис! Где Флоя? — прокричала хранительница. Странствующий рыцарь потерял меч, оставив его в теле одного из врагов, и теперь голыми руками дрался с другим, клубком катаясь с ним по песку. Марк бросился на помощь, и тут же столкнулся с двумя новыми упырями. — Да сколько же вас здесь! — в отчаянии выкрикнул он. Летящую на него сеть он рассек в воздухе, а от пущенного в голову трезубца как-то увернулся. Ближайший к нему сморщенный керкоп ринулся в атаку, противно шипя и ожесточенно тряся дубиной. Второй, пробежав мимо, решил ударить со спины. Раздался свист летящего меча, и напавший сзади упырь упал пронзенный в песок. — Спасибо, Никта, — прошептал Марк себе под нос. Оставшись с ним один на один, керкоп отказался от такой дуэли и стремительно скрылся в песке. Марк подумал, что это последний. Но нет, оставался еще один! — Флоя! Где Флоя? — кричала хранительница. На том месте, где Флоя только что отчаянно сопротивлялась, шевелился песок. Не думая ни о чем, Марк пал на живот и по локти погрузил руки. Хранительница упала рядом, начав рыть песок в диком исступлении. Ее пораненная ладонь оставляла на желтом песке кровавые следы. — Здесь, здесь, — хрипло прошептал Марк. Его пальцы нащупали сеть и принялись ее рвать. Она не поддавалась. — Дай кинжал! Закапывающийся вглубь керкоп не желал отпускать свою жертву. Хранительница сунула Марку Логос и он, не отпуская левой рукой сеть, запустил его в песок. Упругая леска тотчас лопнула под горячим лезвием. Затем с окрыляющей радостью Марк нащупал пульсирующие запястья Флои и, рванув с дикой силой, потянул на себя. Подоспел епископ, и втроем они вытащили Флою на поверхность. Освобожденная из песчаного плена девушка поползла на руках, сильно кашляя и отплевывая песок. — Уф-ф-ф! — громко выдохнул Марк, распластавшись на песке. К нему подбегал Харис с заляпанным черной кровью мечом, в изодранной рубахе, под которой виднелись красные царапины. Лицо тоже было расцарапано. Убедившись, что с Флоей все в порядке, хранительница стала собирать из сраженных керкопов свои кинжалы, зажимая левую ладонь. — Маркос, ты жив? — прохрипел Харис. — У меня ни царапины! — ответил Марк, поднимаясь. — У тебя голова в крови! — Правда? — Марк провел рукой по левому уху и обнаружил, что оно расцарапано в кровь. — Ерунда. Слегка дубинкой задело, — пребывая в наивысшей степени напряжения, он не чувствовал боли. — Нужно уходить отсюда. Флоя! Он подал ей руку и потащил за собой к повозке. Епископ уже стоял там, упираясь обеими руками о спасительный посох. Он все еще учащенно дышал, красный как рак. Таким рассерженным Марк не видел его никогда. — Мудрецы! Своей жадностью вы чуть не погубили нас всех! Понятно, почему никто не останавливается здесь. Золотой бархан погубил немало людей, жаждущих золота. Как я мог забыть! Но это были купцы, бродяги, разбойники. Как вы, вы — называющие себя адельфами, могли прельститься золотом керкопов?! Эти упреки отправлялись в адрес Флои и Хариса, которым защищаться было нечем. Харис виновато вертел головой, оглядываясь как бы в поисках врагов, а откашлявшаяся Флоя попыталась что-то возразить, но остановилась перед обличающим взглядом хранительницы: — Тебе лучше помолчать, Флоя. Выбрось эти сокровища, из-за которых мы все чуть не остались в песках. Мечтательница! Золото на дороге не валяется! Флоя обиженно смолкла и высыпала все содержимое мешочка. К ее удивлению там оказались не золото и самоцветы, а желтый песок пустыни. Уразумев подлинную цену золота керкопов, вывернул карманы и Харис. Воду набирать не стали. Она могла быть отравлена. Садясь в повозку, Марк увидел, что на левой ладони хранительницы кровоточат несколько рваных ран. Две тоненькие струйки крови медленно ползли по ее запястью под широкие рукава одежд. — Перевязать? — предложил Марк. — Не надо! — сухо ответила хранительница, выливая на рану целебный елей, флакон с которым оказался в ее походной сумке. — К утру все пройдет. А у тебя ухо в крови. Дай, промою. Флоя тихо плакала, не то от пережитого шока, не то от упрека Никты. Хранительница обняла ее, зашептав: — Все, все, не плачь, все кончилось, — и голос ее стал необыкновенно мягким. Ужинали под звездным небом у слабенького костра, разведенного Харисом из сухого саксаула, отъехав подальше от опасного места. Во время еды все напряженно молчали. Марк чувствовал в душе неприятный осадок вины за то, что польстился на дармовое золото, смалодушничал во время боя и не смог достойно защитить друзей. Кроме того, его слегка подташнивало. Ему за всю жизнь не приходилось убивать существо больше комара, и тот момент, когда из разрубленных Логосом керкопов брызнула черная кровь, он вспоминал с отвращением. — Мы с Маркосом будем сторожить по очереди, — заключил Харис после ужина. — Керкопы могут вернуться. — Они не вернутся, — сурово выговорил епископ, явно на что-то намекая. — Они нападают только на того, кто охвачен алчностью. — Мало ли других опасностей в Желтых песках? — тихо сказал Харис, смутившись так сильно, что Марку стало его жаль. — Те керкопы, которых мы поразили… они мертвы? — спросил Марк. — Керкопы — это те же даймоны. Даймона невозможно убить, — нехотя ответил епископ. — Они всегда восстают снова. Вопрос только во времени: восстанет пораженный даймон через год или через тысячелетие. Их природа нам мало известна. Знаем только, что даймоны связаны одновременно с живительной для них энергией людского греха и умерщвляющей силой преисподней. Люди сами способствуют их рождению и росту своими грехами. Народы часто заключают мир с даймонами, но этим только придают им сил, ибо любой договор со злом — это тоже грех. Мы сами являемся причиной своих страданий. — Так это из-за того, что нас привлекли сокровища? Из-за этого мы чуть не погибли? — с серьезным выражением своих черных озорных глаз спросила Флоя. — Страсть к легкой наживе, — промолвил епископ. — Скольких погубила она, скольких лишила счастья! Кто мечтает легко разбогатеть, неизбежно попадает в сеть своих низменных желаний, которые тащат его в пучину крушения и гибели. Немало я знал и адельфов, сбившихся с Пути из-за, казалось бы, благочестивого желания разбогатеть и помогать бедным. Но быстрым путем богатств не приобретают, так устроен мир. — Вот как? — Флоя давно утерла слезы и готова была спорить с таким азартом, будто схватка у Золотого бархана была детской игрой. — Для кого тогда лежат древние клады? А затонувшие корабли с сокровищами? А драгоценности подземелий? — Клады просто так не валяются, — ответил епископ, чуть-чуть улыбнувшись. — Чтобы найти клад, нужно хорошо потрудиться: изучить множество карт, расспросить знающих людей… — Собрать верную команду, — подсказал Харис. — …Совершенно верно, обзавестись надлежащими инструментами и искать, искать, искать. И поиски кладоискателей длятся порой долгие годы. — Проще взять денег взаймы и заняться торговлей, — снова добавил Харис, подмигнув Флое. — Ну, уж нет, — отфыркнулась та. — Клады искать, куда интереснее. — Да, и самое главное, — промолвил епископ. — Ища клад, нужно иметь чистые мысли и четкую цель: для чего мне нужны сокровища. — Чтобы жить без забот и иметь все, что хочешь, — Флоя засмеялась. — Хвалю за честность! — брякнул Харис. — Я уж подумал, что снова начнешь болтать о помощи несчастным беднякам. — Богатство приносит пользу только тогда, когда ты, имея его, живешь так, будто не имеешь, — проговорил епископ. — Сможешь ли в один миг расстаться с сокровищами, на поиски которых ушли годы? Флоя задумалась, не понимая, где здесь подвох. — Смотря, ради чего, — подсказал Марк. — Ради того, чтоб они не увели тебя от твоего призвания, — сказал епископ и проникновенно поглядел ему в глаза. — Что-то я не пойму, если я найду клад, что с ним делать? — недоумевала Флоя. — Прежде всего — осознать, что мы не можем владеть сокровищами, а только иметь их во временном пользовании. Потому что даже мы сами не принадлежим себе. Когда найдешь вещь, которую считаешь сокровищем, поступи с ней как с дикой птицей, попавшейся в силки. Посади ее в клетку — и она умрет. Отпусти ее — и она навсегда станет твоей. Какие бы ценности ни даровала тебе судьба — принимай их, но не удерживай. Только тот, кто доволен тем, что имеет — по-настоящему богат. Харис сторожил первую половину ночи, облачившись в шлем и кольчугу. Марк пожалел, что не стал дежурить первым, поскольку заснуть было невозможно. Полученный шок не позволял расслабиться, возбужденные мысли бунтовали и отгоняли сон. А потом начался сезон охоты ночных обитателей пустыни. Вначале ледяным холодом страха обдал какой-то мохнатый паук, нахально пробежавший по щеке, потом длинная многоножка зачем-то полезла за шиворот. Марк перебрался с одеяла в повозку. Но пауки и всякие противные насекомые шныряли и здесь. Спать можно было лишь непрестанно ворочаясь, отгоняя шумом всех непредсказуемых маленьких хищников. Никта и Флоя сладко спали, не обращая внимания на мохнатые лапки пауков, перебегающих по лицам, а епископ тихо посапывал, зарывшись с головой в свое одеяние. Под утро вымученный бессонной ночью Марк начал, наконец, засыпать, поскольку пауки, многоножки и скорпионы разбежались по норкам. Но тут его разбудил Харис, объявив, что настала его очередь караулить, и надвигающийся сон пришлось прервать. Харис, промычав что-то на непонятном диалекте, рухнул в овес на утрамбованное место Марка и мгновенно захрапел. За ночь в пустыне похолодало. Марк накинул плащ, немного отпил из бочонка и закусил яблоком, несколько сморщенным от вчерашней жары. «Ничего, днем отосплюсь. Сейчас хотя бы жары нет, надо наслаждаться прохладой». Проходя мимо спящей хранительницы, он остановился. Девушка спала, чуть-чуть улыбаясь. Ей снилось что-то близкое и родное. Марк совершенно забыл раздражение, которое вызывала у него Никта. Сейчас он уважал ее. Смелая, бесстрашная, самоотверженная, она разила керкопов одного за другим. «Но ведь героем должен быть я, а не она, — подумал он без зависти. — Я Седьмой миротворец, а кто она? Она всего лишь сопровождает миротворца». Марк поднял взгляд к бескрайним пескам. Он знал: где-то там, на востоке, лежит пустыня Фаран, где всякий ищущий — находит то, что ищет. Она вдруг стала манить его, как зажженная свеча манит заблудившегося путника на ночлег. «Иди, иди, здесь ты обретешь то, что искал всю жизнь», — позвали его безмолвные барханы. «Может быть, я схожу с ума?» — вздрогнул Марк. Он пошел к барханам, попутно удостоверившись, что книга покоится в чехле на поясе. Почему его так тянет туда, он не знал, да и думать об этом не хотелось. Что-то живое, трепещущее в груди, тянуло вдаль песков. Его влекла надежда найти то вечное и недостижимое, которое он искал много лет, и не знал что. Как умирающий от жажды странник, увидев оазис, рвется к нему, так желал Марк сейчас убежать через безлюдные пески в таинственную пустыню Фаран. Он шел и шел, и, о чудо, разбитые надежды снова начинали собираться в единый сосуд, осколки мечтаний вновь возрождались в железное острие цели. Он пойдет до конца, через все кошмары, опасности и несчастья, ибо самое страшное — это гнить в четырех стенах, оплакивая разбитые мечты. «Я добьюсь, я найду все, что искал, — шептал он, слыша стук бьющегося в трепетной надежде сердца. — Я совершу то, для чего призван, я не стану малодушничать, только помоги мне, Боже, поддержи меня!» Он упал на колени и уронил голову в песок. Что делать здесь, в одинокой пустыне: кричать, просить, звать? Марк вытащил книгу и положил перед собою, раскрыв свиток. Перед глазами замелькали странные закрученные буквы древнего языка. Что он мог прочитать в ней, не зная каллиройской письменности? …Однако с людьми он как-то разговаривал и все понимал! Марк пристально посмотрел в книгу, погружаясь в написанное, словно хотел влезть туда целиком. Грозная, могущественная сила ощущалась внутри этих строк, огражденная от его понимания непроходимой решеткой непонятных знаков. «Я найду Тебя, найду Твой Путь истины! — Марк рванулся всем своим разумом на невидимую ограду. — Найду!..» Что-то сильно вспыхнуло возле сердца, обожгло внутренности, как горящая смола. Тайный смысл одной из строк докатился до его разума. «Не может быть, неужели я прочитал?» Марк снова погрузился в строки, но теперь помимо глаз он вчитывался в неведомые знаки восхищенным взглядом из глубин души, о котором никогда не подозревал раньше; и взгляд этот впитывал живительную силу слов в каждую клеточку души. «Пустыня. Почему ты зовешь меня? Ведь мое призвание на юге». Марк не знал, сколько времени он пролежал в песке. Взошедшее солнце стало припекать, свидетельствуя о том, что прошло несколько часов. Он прочел еще несколько строк из свитка, и каждое опалило его нутро живым огнем. Не привычный к такой работе разум, начал отставать, как изношенный часовой механизм, осознавать прочитанное становилось все труднее. Марк поднялся и отряхнул с одежды песок. На миг ему почудилось, что, отказываясь сейчас от зова, он совершает большую ошибку, но выбор уже был сделан. «Я должен идти на юг. Пустыня — это не для меня». Возвращаясь к повозке, он свободно дышал, стараясь не думать о странном зове. «Тот, кто ищет свое призвание — уходит в пустыню Фаран, тот, кто убегает от своего призвания — уходит в Белое забвение», — с ясностью пришли на ум слова епископа Ортоса. — Где ты был, миротворец Маркос? — строгим голосом встретил епископ своего ученика. — Я искал себя, — просто ответил Марк, не зная как объяснить случившееся. — Предупреждать надо! — коротко, но метко высказался Харис. — Ты же оставил боевой пост! Что, если бы вернулись керкопы или еще какие твари? — Прости, Харис, я никогда не участвовал в боевых походах. Я не подумал… — В одиночку здесь нельзя ходить, — добавила хранительница. — Нужно держаться вместе. — Не делай так больше, ладно? — Итак, друзья мои! — подвел итог епископ. — Я долго думал сегодня обо всех ловушках врага, в которые мы угодили. Думал о ночной встрече с Яннесом в лесу, об Амарте и ее наемниках, чуть было не погубивших Маркоса, о Светлой арене и о вчерашней ловушке у Золотого бархана… — И что? — предчувствуя недоброе, спросил Марк. — А то, что через Белое забвение нам не пройти. Воцарилась тишина. Полная, так как даже легкий ветерок не шелестел в это утро. — Почему? — спросил Марк. — Потому что эта земля полностью открыта для сил тьмы. Если керкопы нас чуть не погубили, то что с нами сделают силы Белого забвения? — Что вы предлагаете? — Мы вернемся в Мелис и присоединимся к каравану. Епископ снял с пальца тусклый перстень, украшенный фиолетовым камнем и вложил в руку Марка. — У нас почти не осталось денег, но за этот перстень купцы дадут нам не менее двадцати динаров. Этого хватит на двоих. Маркос и я пойдем с караваном через Горную таможню и уплатим пошлины. — А мы? — вспыхнула, надув губы, Флоя. — А вы трое сядете в повозку и отправитесь к Автолику. — А потом? — возмутилась девушка. — Дальше решать вам. Можете поселиться у Автолика, заработать денег и потом приехать к нам в Зеленую идиллию. — Что-о? — Не понял! — Только не это! Поочередные возгласы Флои, Хариса и Никты прозвучали как ответ на обидное оскорбление. — Это когда ж мы к вам приедем? — вспыхнул Харис, присвистнув. — Через месяц? Не-е, мы не оставим Маркоса! — Через месяц Маркоса не будет в Зеленой идиллии, — с раздражением решила хранительница. — Кто знает, куда ему предсказано идти пророчеством? Где нам вас искать тогда? В Диких горах? В Южном оплоте? Или в Падшем городе? Марк огорчился не меньше. Он настолько привык к своим друзьям, что не представлял себе дальнейший путь без них. Да и страшновато двигаться по немирным землям Каллирои в обществе одного лишь старого епископа. — Брат Ортос, нельзя ли иначе? — Придумай, Маркос, придумай лучший путь. — И думать не надо! — решительно сделала шаг вперед хранительница, растрепав волосы. — Если вы с Маркосом пойдете через таможню, то мы втроем переберемся через Скалы ящеров и придем в Зеленую идиллию раньше вас. — Я запрещаю! — побагровел епископ. — Вы не можете нам запретить! — сверкнув глазами, хранительница впервые бросила вызов своему учителю. — Это безумная, никому не нужная смерть! — высказал епископ вспыхнувшие чувства, но тут же смягчился. — Дочка. Ты видишь, что происходит с нами. Мы едва избежали смерти, а Золотой бархан, далеко не самое опасное место на нашем пути. — Нет уж, как по мне, то лучше через Белое забвение, чем по скалам корячиться, — проговорил Харис. — У нас ни веревок нет, ни сноровки. Епископ пригрозил ему взглядом, и тот умолк. Но хранительница сдаваться не собиралась: — Мне все равно: через болота, скалы или огненные поля Гадеса, но я приду в Зеленую идиллию вместе с вами и Маркосом. Я слишком долго ждала своего часа. И мое место здесь, рядом с Седьмым миротворцем. — Хорошо, поступим иначе, — подобрел епископ. — Отправляйся в Морфелон. В Иероне передашь от меня послание королевскому казначею, получишь деньги и отправишься к нам на самом быстром скакуне… — Я никогда не приду с просьбой к предателям моего отца! — выпалила хранительница ему в лицо. Епископ затрясся от гнева, поднял руку, будто собирался ударить ее по лицу, но только пригрозил пальцем, проговорив сдавленно: — Никогда. Слышишь, хранительница секретов, никогда не говори так о служителях Иерона. — Простите, — Никта опустила глаза, в которых, казалось, блеснули слезы. — Я скорблю о своих словах. Но путь в Иерон не для меня. — В Белое забвение — тоже, — не отступал епископ. — Если у тебя хватит сил пройти через это место, то не у них. Не думаешь о себе, подумай о своих друзьях. Посмотри на Флорию. Взгляни на эту юную неокрепшую душу. Смерть — это лучшее, что ожидает ее в Белом забвении. — Пока рядом я — с ней ничего не случится. — Ты можешь защитить ее от даймонов и разбойников, но не от тумана Белого забвения, ибо против него твой меч бессилен. Марк придумал выход еще в начале перепалки, но не решался его высказать. — Брат Ортос, позвольте мне. — Да, Маркос. — Этот перстень, он принадлежит вам, я понимаю. Но… позвольте мне им распорядиться, пожалуйста. От собственной дерзости Марк прикусил язык, однако жгучее желание сохранить друзей было сильнее. — Я твой слуга, Седьмой миротворец, — неожиданно принизил себя епископ. — Все мое — твое, ибо так гласит Путь истины. — Благодарю вас, брат Ортос! — Марк обернулся к Флое. — Ты поедешь с караваном через Горную таможню. Харис, поедешь с ней, вот возьми. Он вложил в руку странствующего рыцаря перстень епископа. — А я? — покинуто спросила хранительница. — Ты пойдешь с нами через Белое забвение. Брат Ортос сказал, что тебе хватит сил… — Маркос! — снова вспылил епископ. — Все будет хорошо. Мы уже многое повидали. — Это страшная ошибка. Двое миротворцев не вернулись из Белого забвения. — Это мое решение. Вы же сами предоставили мне возможность решать, — ответил Марк, хотя уже всерьез думал, не погорячился ли он со своим намерением. Напоминание о судьбе Четвертого и Пятого миротворцев остудило его отвагу. Но идти на попятную было поздно, Харис и Флоя спешно собирались, видно, боясь, что он передумает. — Встретимся в том поселке… как он называется? Зеленая идиллия. — В таверне «Четыре бочки», — насилу вымолвил епископ очень-очень тихо. — Это на перекрестке дорог, между селениями Зеленая идиллия и Буйный луг. — Найдем! — браво заверил Харис, и глаза его загорелись жаждой приключений. — Брат Ортос, вы умеете управлять Скороногом? Он любит крепкую руку. Овес и воду давайте ему только на больших привалах. Эх, верный конь, служи друзьям моим усерднее, чем мне! — Следи за ней, — кивнул епископ в сторону Флои. — Отвечаешь головой, — добавила хранительница. Она тщательно скрывала свои эмоции, но Марк видел, как ликует она втайне. — Мой меч на страже ее покоя! Харис похлопал по гриве коня, который заметно погрустнел, почувствовав неизбежность разлуки с хозяином. Неизбежность почувствовал и епископ, перестав протестовать против решения Марка. Благословив Хариса и Флою, он сложил им в вещевой мешок хлеб, сыр, подвявшие фрукты и бурдюк с водой. Марк обнял их: расставаться было нелегко, зато узел был развязан, сердце дышало свободно. — За нас не тревожьтесь, мы пройдем Белое забвение, как прошли Золотой бархан. — Храни вас Небо! — сказал Харис. — Не пройдет и недели, как мы встретимся. Хранительница высыпала Харису в руку последние монеты. — Возьми, вам они будут нужнее. Спустя час две маленькие фигурки Хариса и Флои исчезли на горизонте. Марк блаженно лежал на мягком овсе, глядел в небо, изредка поглядывая на нескладно управлявшего конем епископа и, нагоняя утраченный ночью сон, медленно засыпал. В душе царила легкость и свобода, его уже не мучили ни палящее солнце, ни томительное ожидание зловещего Белого забвения. Глава восьмая. Белое забвение Проспав в трясущейся повозке до захода солнца, Марк утомленно осознал, что переходит на ночной образ жизни. Поужинали остатками хлеба и сыра, закусили окончательно сморщившимися яблоками. Скороногу скормили добрую половину оставшегося овса, обделив водою. Епископ приказал пить по два-три глотка, так как ближайший родник будет только за болотами Белого забвения, то есть не раньше, чем через два дня. — Я буду дежурить до утра, — вызвался Марк перед наступлением ночи. — Все равно мне не уснуть. Первую половину ночи он провел, ходя взад-вперед, ежесекундно глядя под ноги, чтобы на ботинок не вылезло какое-нибудь опасное насекомое. Думал о вещах столь разнообразных, что по большому счету — ни о чем. Потом от нечего делать насобирал саксаула и вторую половину ночи пытался развести костер. Упрямые кремневые пластинки давали по две-три искры, тогда как Харис зажигал кучу дров одним легким чирканьем. Намучившись с кремнями, Марк пришел к выводу, что дрова у него загорятся лишь при помощи какой-нибудь горючей жидкости. Утро встретило его немилосердным солнцем Желтых песков. Друзья доели все, что осталось от ужина, скормили коню остатки овса, напоили остатками воды и двинулись в путь. Марк крепко уснул, разморенный воздухом знойной пустыни, утомленный бессонной ночью и воспоминаниями о недавней схватке с песчаными керкопами. Снились ему зеленые оазисы, прозрачные источники и прекрасная Меллина в золотисто-белых одеждах. — Что ищешь ты, именуемый Седьмым миротворцем? — спрашивала она. — Я ищу свое призвание, — отвечал Марк, не задумываясь. — И я найду его, как только разыщу пророка. — Когда же ты вернешься ко мне? Когда? Марк молчал, стараясь не думать об этом. А перед глазами плыл и плыл в блеске воды и солнца образ Меллины, прекрасный и манящий: ее черные распущенные волосы развевались подобно темным морским волнам, а выразительные ярко-угольные глаза мечтательно смотрели вдаль. Таинственный и романтичный образ влек его к себе. Марку почудилось, что он искал ее всю жизнь. Не хотелось думать ни о чем, хотелось просто плыть и плыть в безмятежных мыслях и слушать ее голос. «Твоя мечта тщетна, — в то же время твердил рассудок, будто чей-то чужой голос. — Меллина и ты слишком разные. Вам никогда не быть вместе. Ты не можешь изменить законов вселенной». — Проснись, Маркос! — прозвучал над ухом суровый голос епископа. — Проснись, миротворец, мы на месте. Неохотно расставшись с желанным сновидением, Марк сонно огляделся по сторонам. Пески кончились, повозка двигалась через влажную болотистую местность. Солнца не было, вокруг царил густой белый туман. Видимость — не больше десяти метров. Ветра нет. Из-под повозки тянуло сыростью, стало быть, под ногами болотистая почва. Завидев, что епископ и хранительница на ногах, Марк накинул плащ и спрыгнул с повозки. Под ногами чвякнула болотная жижа. — Это и есть Белое забвение? — Да, — приглушенно ответил епископ. — Здесь нельзя спать. Марк поспешил вынуть книгу, и она тут же вспыхнула мечом Логосом, без всякого приказа. Опасность! И, похоже, опасность серьезная! Сквозь призрачную туманную дымку просвечивались одинокие деревья, обросшие густым мхом, лишайником и болотными водорослями, страшные как неведомые чудища. Дороги перед ними не было, однако, епископ, ведя под уздцы Скоронога, нащупывал перед собою посохом твердую почву. По правую и по левую сторону посох часто уходил наполовину в топь: они шли по межболотной тропе, которая и считалась в землях Туманных болот дорогой. Шли медленно, постоянно оборачиваясь по сторонам. Марк держал меч наперевес. Вокруг царила невыносимая зловещая тишина: ни криков болотных птиц, ни кваканья лягушек. «Скорее бы вылезло какое-нибудь чудище», — пожелал Марк. Мучительное, напряженное ожидание засады — неприятнее всякой напасти, а хуже некуда — ощущение неизвестности. Кто на сей раз будет противником? Разбойники? Арпаки? Керкопы? Или кто-то еще страшнее? Но пока что врагами оставались только собственные страхи и непроглядный туман, густевший с каждым шагом. Видимость сократилась до пяти метров. В очередной раз оглянувшись по сторонам, Марк споткнулся о кочку и неловко шлепнулся носом в грязь. — Проклятые болота! — ругнулся Марк, поднимаясь на ноги. Повозка исчезла из виду, и это было неприятней всего. — Никта! Брат Ортос, где вы? — Ого-го-го-го-у! — раздался очень отдаленный голос. «Ничего себе, как оторвались! — удивился Марк. — И это за какие-то десять секунд!» Окончательно дезориентировавшись, Марк побрел туда, откуда раздался голос. Прибавить темп оказалось невозможно, в ботинки набралась вода и противно чвякала. Появились топи. Ноги то и дело проваливались одна за другой в грязь. Марк понял, что сбился с пути и идет неизвестно куда, возможно, в самые глухие и непроходимые болота. …Это было невероятно, необъяснимо, но страх абсолютно исчез! Заблудившись в безлюдных трясинных болотах, о которых ходили самые ужасные слухи, Марк совершенно ничего не боялся, напротив, чувствовал упоительное спокойствие. Душа возрадовалась такому обстоятельству, на какой-то миг Марк поверил, что после испытания в Песках, он избавился от своих страхов. Но какое-то внутреннее, очень сильное чувство из глубин человеческого духа свидетельствовало едва уловимой тревогой, что это недоброе спокойствие. Разбираться в своих чувствах Марк не собирался: нужно было найти друзей. Он покричал несколько раз, но ответом была мертвая тишина. И снова произошло необъяснимое. Вместо того чтобы не на шутку испугаться, Марк разозлился на епископа и хранительницу: почему они не пытаются его найти?! Впрочем, злость вскоре обратилась к собственной судьбе. «Ну и жизнь, ну и жизнь! То в пустыне от жажды подыхаешь, то в болотах маешься! Господи, куда меня занесло?» Выбирая ногой твердую землю, Марк уперся на выпуклую кочку, которая вдруг коварно ушла вниз. Какой-то миг он размахивал руками, пытаясь удержать равновесие, а затем рухнул в тину. Болотная влага моментально впиталась в одежду, стало неудобно и противно. «Зачем, зачем я пошел этой дорогой, почему не согласился пойти с епископом по нормальному пути? — забушевали чувства. — Зачем я вообще вышел из Мелиса? Почему не остался с Меллиной?» И тут он услышал тихий мелодичный звон. Таинственный, как колокольчик в ночном лесу, и вместе с тем, приятный, успокаивающий, как нежные звуки волшебной арфы. Марк не стал удивляться, почему музыка в столь безлюдном месте вызывает у него не тревогу, а покой и умиротворение. Он просто пошел туда, откуда слышался звон. Его взору открылся прекрасный оазис, если, конечно, в болотах бывают оазисы. Здесь росли тонкие зелененькие деревца, журчал кристально чистый ручеек, а по земле стелился мягкий-мягкий покров пушистого мха. Марк потрогал тонкие веточки, зачерпнул пригоршней воды из ручья, напился, с наслаждением освежив горло. «Значит, это не мираж! — решил он и почувствовал сонливую слабость. — Как же я устал!» Марк улегся на мягкий ковер мха, блаженно вздохнув. По всему телу растеклось расслабляющее тепло пенящейся ванны, в душе воцарился домашний уют. До чего ж хорошо! Но что-то изнутри беспокоило его, о чем-то предупреждало. «Меч должен быть рядом! — решил Марк, покрепче сжав рукоять, насколько это было возможно в состоянии отдыха. — Отдохну немного, и пойду искать своих». «Почему я не остался с Меллиной? — снова спросил себя Марк. — Когда теперь увижу ее? Меллина. Таинственная и необыкновенная. Если бы она могла быть рядом! Я бы обнял ее крепко-крепко и уже бы никогда не покидал». Мысли поплыли, упоенные полусонным дурманом. — Маркос, — раздался над ним желанный голос. — Меллина? — удивленно протер глаза Марк. Она была здесь. В ярко-белом платье, от золотистых блесток которого рябило в глазах. Распущенные волосы были несдержанно разбросаны по плечам. — Как ты меня нашла? — Я везде найду тебя, где бы ты ни был. — Но как? — По зову сердца, — ответила она с нежной чарующей улыбкой. — Если нам суждено быть вместе, мы встретимся в любом конце вселенной. У Марка бешенно заколотилось сердце. Нет, этого не может быть! Откуда Меллина в этих болотах? Она что, шла за ним из самого Мелиса? Это сон? Он грезит? Силы небесные, что происходит?! — Ты ждал меня? — спросила она. — Я… хочу быть с тобой, — Марк не знал, что говорить, голова плыла. Она опустилась рядом с ним на колени. Ее пальцы легли на его щеку. — Я знаю. Нам не хватает друг друга. Она склонилась, и Марк ощутил на губах пламенный поцелуй. Кровь ударила в голову, как колдовская молния, а сердце, казалось, сейчас выпрыгнет и убежит. Голова закружилась в сладком полузабытьи. Марк закрыл глаза. Если это сон, то пусть он не заканчивается! Если он грезит — пусть грезит дальше. Если явь — о, если б это была явь! — Мы счастливы вместе, — прошептала она. — Оставайся со мной. Он вяло пошевелился. — Но я должен идти. — Маркос. Ты никому ничего не должен. Ты сам хозяин своей судьбы. Ее ладони легли на его щеки, губы снова коснулись его губ. Его поглощала неукротимая сила страсти. Он не мог и не желал ей противостоять. Она владела им. — Мы уедем, уедем. Нас ждет жизнь без скитаний, страданий и лишений. Мы будем наслаждаться любовью. Мы будем вольные. Ты взойдешь по ступеням славы. Я буду рядом. Твои желания исполнятся одно за другим. Со мною для тебя не будет ничего невозможного, правда ведь? Слушая сладкий поток ее слов, Марк упоенно мечтал. Воображение рисовало ему Меллину, путешествующую с ним по Каллирое. Среди всех зол и лишений этого мира, она, как идеал мечтаний, помогала ему забыть обо всех заботах и наслаждаться жизнью. Он видел себя с ней среди молчаливых песков и в зеленых лугах. Он видел себя с ней в богатых домах, среди всевозможной роскоши. Он видел себя победителем Светлой арены, и она шла рядом с ним, разделяя его триумф, а им махали пальмовыми ветвями и осыпали лепестками роз. Его с почтением принимали в доме ее отца, его уважали в ее городе. Он упивался ее любовью, ее страстью. Она стала для него всем, и благодаря ей он получал все, что желал, все, о чем раньше не смел и мечтать. — Я хочу быть с тобою, — не открывая глаз, сказал Марк. Он желал ее и все остальные цели и стремления отходили на задний план, а то и забывались вовсе. — Скажи, что я должен сделать? Только скажи, я все сделаю для тебя. Она потянулась к его уху, прижимаясь щекой к щеке. — Ты ведь откажешься от своих бессмысленных скитаний, правда? — Если… если ты так хочешь, — Марк колебался, не зная, что говорить. Может ли он говорить то, что хочет? Из затуманенного разума пробивались возражения, но страсть неконтролируемой силой заглушала все. Но вдруг сквозь страсть и пылкость он ощутил нарастающее беспокойство. Это был не страх и не совесть. Это шло откуда-то извне. Странный неслышимый голос, кричал, призывал, молил, призывая вскочить и бежать со всей прыти, куда понесут ноги. «Отойди, отстань!» — мысленно приказал ему Марк. — Ты не бросишь меня, не пойдешь на юг, ведь так? «Скажи да, скажи да, скажи да», — зашептала вокруг очаровательная красота и потянула из него сладкий дурман желаний. Марк ощутил еще один поцелуй и услышал ее смешок, приятный до сумасшествия. Левая рука обхватила ее за талию, но правая по-прежнему лежала на рукояти меча. — Да! — произнес Марк, с колотящимся в потоке чувств сердцем. Он не желал больше сдерживать страсть. — Я никуда не пойду! К черту этот юг! Я остаюсь с тобой. Не открывая глаз, он оторвал руку от Логоса и сжал ее обеими руками, с силой прижал к себе. Его ожидала неземная душевная близость, какой он не испытывал никогда. …Что-то кольнуло его изнутри. Если он присягнул Пути истины, то имеет ли право на такие решения? Что он сказал только что? Что совершил? Не предательство ли? «Предательство! — выговорила совесть, прорвавшаяся в его разум. — Ты предал своих друзей, своего Спасителя и самого себя!» «Ну и пусть, пусть… — раздраженно подумал Марк. — Я всю жизнь был одинок! Почему теперь, когда появился шанс все изменить, я должен подчиняться неведомым предрассудкам? Или я не хозяин своей жизни?» — Я остаюсь с тобой, — повторил Марк. Его охватил жар. Он необычайно явственно ощутил, как произнесенные слова совершают в его жизни поворот. Резкий поворот. Воля совести, ставшая вдруг такой бесконечно далекой, больше не отзывалась. — Скажи мне, — прошептал Марк, боясь в этот момент только странного неслышимого голоса, что вызывал беспокойство. Он еще мог вернуться и остановить его самое сладкое желание. Но вместе с тем Марк вдруг испугался своих слов. Он почему-то вспомнил епископа, вспомнил его слова о людях, спаливших свою совесть. — Скажи, как мне быть с моим призванием? Марк снова почувствовал укол совести, так как сам знал ответ на свой вопрос. — Твое призвание — быть со мною и наслаждаться жизнью, — ответила она и жгуче вздрогнула всем телом. — Мы счастливы вместе. Оставайся со мной. — Но если я призван идти на юг… — Ради чего? — раздался ее смешок. — Чтобы быть верным, — непроизвольно сорвалось с его языка, но в этих словах выражалось уже иное решение. То, которое так яростно заглушала любовная страсть. — Ты со мной. Кому еще ты хочешь быть верен? — Друзьям, призванию… Спасителю. — Забудь о Нем! — раздался нервный голос. — Что с тобой? Почуяв дикий страх, Марк великим усилием открыл глаза… Холодный отрезвляющий удар вывел его из пьяного дурмана. Он хотел закричать, завопить изо всех сил, но горло парализовало. В первую же секунду Марку захотелось умереть, исчезнуть, отправиться куда угодно, пусть даже в сам Гадес, только не оставаться здесь. Свет померк в его глазах, как от сильнейшего удара по затылку. — Протрезвел таки, — раздался мерзкий, шипящий голос. — Поздно. Ты проклят Белым забвением. С-с-с-с, ничто тебя не с-с-спасет, ты с-с-сам решил ос-с-статься со мною. Когда зрение вернулось к нему, Марк испытал новый приступ ужаса. Он рванулся, но руки и ноги оказались прочно обвиты болотными водорослями как паутиной. Над ним сидела женщина-змея. Ее шею и грудь покрывали мелкие змеиные чешуйки. Когтистые руки давили Марку в плечи, вжимая его в слякоть. Черновато-зеленый цвет бестии был почти однотонным с болотом, чешуйчатую кожу покрывала мелкая ряска. Когда ее лицо приблизилось, Марк закричал. Это лицо было безумно страстным, коварно-обольстительным, но не женским — лицо соблазнительной дьяволицы, околдовавшей свою жертву. Ее кроваво-красные глаза с крупными черными зрачками буравили его хищным, безжалостным взглядом. Волосы, цвета черной даймонской крови шевелились над ее головой, переплетаясь в змеином клубке. Ниже груди ее тело сужалось и переходило в длинный змеиный хвост, переплетающий несколькими кольцами ноги Марка. «Это ламия, — с ужасом вспомнил он рассказ Автолика о полуженщинах-полузмеях, околдовывающих мужчин. — Это она. Я попался в сети ламии». Вот она, неземная страсть и неземная смерть! Ламия приоткрыла рот. Сразу с двух змеиных зубов капнула кровавая слюна. Марк едва успел откинуть голову, чтобы она не попала ему в лицо. — С-с-с, мое имя Горгея, — представилась дьяволица. Хищная улыбка бестии окатила Марка потусторонним кошмаром — мысль о быстрой смерти тотчас представилась ему чудесным избавлением. Едва не теряя сознание от ужаса, Марк крутанул головой: вокруг одно лишь мертвое болото! Никакого оазиса, никаких деревьев, никакого ручейка! У изголовья стояла темная человеческая фигура, скрытая под толстым плащом с капюшоном, точь-в-точь, как у того, кого Марк видел у мелисской таверны, после драки с главарем Банды черных ножей. И тут Марк почувствовал, как эта фигура вытягивает из него что-то невидимое, что-то липкое и скользкое, будто-то какую-то часть души, которая сверхъестественным способом стала материей. Он дернулся, пытаясь остановить, оборвать эту связь, но невидимая слизь потянулась из него еще сильнее. Боли не было, его выкручивало мерзкое, отвратительное ощущение, не сравнимое ни с чем, словно его выворачивали наизнанку, словно превращали все внутренние органы в слизь и тащили, тащили… Эта пытка продолжалась бесконечно, пока жуткая связь не прервалась сама собой. Марк запрокинул голову и жадно задышал. Ужас сковывал мысли, уверяя, что мучения только начинаются. Где меч? О да, Логос лежал всего в двух шагах от его руки, но как дотянуться до него? А если и дотянется, у ослабленного тела не хватит сил поднять оружие. — С-с-с, твоя кровь мне по вкус-с-су, миротворец, — продолжала шипеть ламия. — Я с-с-с удовольс-с-ствием выпью твоей крови. Ты умрешь не с-с-сразу, я хочу, чтобы ты подольше пожил. Не одной мне по вкус-с-су твоя кровь. Соблазнительная женско-змеиная улыбка снова появилась на ее губах. — Не-ет… — попытался закричать Марк, но из горла вырвались лишь глухие хрипы. Ламия потянулась к его шее. Губы приоткрылись, обнажив змеиные зубы, изо рта вырвался и скользнул Марку по щеке длинный раздвоенный язык. Марк сжал все мышцы, готовясь совершить огромной силы рывок, но поздно: ламия впилась в его шею. Он задергался всем телом от жуткой боли. Ламия впрыснула яд, вызвав невыносимое жжение. Когда она подняла голову, Марк обреченно увидел испачканные его кровью зубы — рана на шее вспыхнула. Жгучая, едкая боль распространялась все дальше от укуса. Внезапно Марк понял: он умрет. Умрет как сотни других людей, не вернувшихся из Белого забвения. Умрет, и даже тела его не найдут. «Господи, Спаситель! — в мыслях вскричал Марк. — Спаси в последний раз. Боже, я готов умереть, но не такой гадкой смертью. Дай мне умереть достойно, если Тебе угодна моя смерть!» Тошно умирать, будучи бессильным дать сдачи смерти. Марк чувствовал, как слабеет тело с каждой потерянной каплей крови. Все внутреннее естество рвалось драться, бороться, сопротивляться, но как, если он опутан по рукам и ногам цепкими водорослями? Краем затекшего глаза Марк уловил склонившуюся над ним темную фигуру. Некто приставил к его шее стеклянный пузырек, очевидно, собирая кровь. Кто? Зачем? Кому могла понадобиться его кровь кроме этой кровожадной твари? Сделав свое дело, темная фигура повернулась и растворилась в белой пелене болот. — Ты бес-с-с-силен, ты мой, — сладострастно шипела Горгея, втягивая из его шеи кровь. — Не дергайс-с-ся, не поможет. «Боже, почему? — мысленно обливался слезами Марк. — Спаси меня, спасите, кто-нибудь!» Что-то прилетело, зашумело возле его головы, будто шальной порыв ветра, каким-то чудом появившийся в безветренных болотах. И это что-то пронзило разум ослепительной мыслью, высказанной недавно хранительницей: «Полубрат — это человек, который посвятил свою жизнь Спасителю, но после отрекся от своего посвящения. Такой человек верит в Путь истины, но идет по пути греха». Лишь сейчас, в смертельной ловушке Марк понял весь смысл этих слов. И перестал дергаться. Он сам выбрал свою судьбу. Сам выбрал образ жизни, навязанный Белым забвением. Он отрекся и от своего призвания, и от Пути истины. «Отступник! Полубрат! — мысленно разразился Марк руганью на самого себя. — Я сам вынес себе приговор. Суди меня, Бог!» — Пусть Твой огонь сойдет… — прошептал он с хрипом, болью, тошнотой, но вслух. Горькая скорбь, сдавившая грудь, заставила забыть об ужасной ране на шее и растекающемся по сосудам яде. — …Сойдет и спалит меня с этой тварью. Или дай мне умереть в бою. Но не оставь меня этому исчадию… — Что ты шепчешь? — не отрываясь от шеи, прошипела Горгея. — С-с-с, не мучь с-с-себя, ты живой труп. В твоем теле мой яд. — Я каюсь в своем предательстве, — продолжал шептать Марк, понимая, что теперь все зависит только от его слов. — Господи, прости, если это возможно! Дай силы, Спаситель, Ты же всемогущ! Я же так верил в Тебя… Одно слово — и я встану. Спаси меня, спаси… Он по-прежнему слабел, тело все меньше ощущалось. Шея онемела, он не мог и головы повернуть. Но внутри его еще билась жизнь, и это вселяло надежду. «Меч, мой меч, мне не дотянуться до него…» — заработали мысли с новой силой. «Бог невидим и непостижим. Никакого огня с небес не будет. Все, что мне нужно, чтобы спастись, Он уже дал мне». — Слово… меч, Логос, — прошептал умирающим голосом Марк. «Как ты учила меня, Никта?» И собрав всю внутреннюю силу, все рвение, всю волю, всю тягу к жизни он закричал: — Слово в сердце! Лежащий в стороне Логос вспыхнул, сдвинулся и потянулся к нему. Теплая рукоять легла в ладонь. Всю правую руку, от кончиков пальцев до плеча, наполнил прилив свежих сил. Марк с нечеловеческим усилием рванул путы. — На, тварь, получай! Ламия оглушительно заверещала. Горящая сталь легко пронзила ее змеиную кожу. Из пронзенного живота ударила струя зеленой слизи, смешанной с красным цветом человеческой крови: видно, немало путников стало жертвами любовной страсти. Хвост сдавил его ноги чудовищной силы кольцами, грозя переломать кости. Но Марку уже было все равно. Он бил и бил, колол и колол. Им овладела ярость раненого волка, которому нечего терять. Горгея полоснула его по лицу острыми, как бритва когтями, но Марк даже не вздрогнул от боли. Чувствуя, как по щеке и подбородку струится кровь, он еще яростней рванулся из пут и вырвался. Высвободив левую руку, Марк с ревом завалил ламию набок. — Сдохни, тварь! Меч с шипением вонзался в живот, в грудь, в голову, Марк не замечал брызжущую в глаза отвратительную слизь: залитый своей и чужой кровью, он остервенело, как последний раз в жизни, рубил и колол, жаждая нанести как можно больше ударов. Взмахнувшаяся на него когтистая рука ламии отлетела, отрубленная, в болото. — На! Получай тварь, получай! Отправляйся в ад! — орал Марк, яростно вонзая и вонзая меч уже в обмякшее, безжизненное тело Горгеи. Остановился он лишь тогда, когда раскромсанный труп ламии начал быстро, на глазах разлагаться, сливаясь с болотом. Не отдышавшись, Марк разрубил сковывающий его хвост и попробовал пошевелить ногами. Кости целы — ему сильно повезло. Бледный, измученный, истерзанный, с тяжелой опухшей шеей, он поднялся на ноги. По телу стекала зеленая слизь, перемешанная с болотной жижей и собственной кровью. Значит, все это время он лежал в болоте, а грезил на ложе из пушистого мха. «Меллина. Моя Меллина, эта тварь использовала твой образ, чтобы завлечь меня!» Марк глянул на слизкое крошево, которое недавно было ламией, и его бурно вырвало. Голова закружилась как в дурмане, он зашатался, еле удерживаясь на ногах. «Хвала Спасителю, я вырвался!» С великим усилием Марк поднял глаза к небу, скрытому плотной пеленой тумана. Трезвость мыслей вернулась снова, принеся беспокойство и тревогу. Марк впервые в жизни был рад этим знакомым чувствам. К недавнему одурманивающему спокойствию он испытывал отвращение. Его друзья, где они? С ними могло случиться что угодно! Преодолевая невероятную слабость, как при сильной лихорадке, еле-еле передвигая ногами и опираясь на меч, Марк побрел прочь от страшного места. Перед глазами все плыло, голова невыносимо трещала, как у беспробудного пьяницы, который в кои-то веки очнулся от своих грез: горечь возвращения к постылым будням, когда обыденная реальность становится мучительной пыткой. Помимо слабости и головной боли, Марка через каждый шаг охватывал приступ тошноты. Он не понимал, от чего его тошнит больше: от того, что с ним сделала ламия, или от того, что он сделал с ней? «А ведь я сам во всем виноват, — с отвращением подумал он. — Я же мог ее распознать, мог! Но я поддался, поддался как дурак. Но нет, хватит! Лучше погибнуть в бою, лучше пойти на верную смерть, чем заживо сгнить в змеином болоте. Выбор, выбор в свое удовольствие… силы небесные, какая жуткая цена за все это! Будь оно все проклято!» Мучительные размышления были прерваны приглушенным хрюканьем из тумана. С трудом и болью обернув голову, Марк увидел вынырнувших из белой пелены грязно-зеленых существ. Тощие, длиннорукие, они немного походили на песчаных керкопов, только ростом пониже и сгорбленные чуть ли не вдвое. Свисавшие с них болотные водоросли служили им и одеждой и маскировкой. С другой стороны вылезло еще несколько таких же монстров. «Десять болотных хмырей против одного раненого человека, — прикинул Марк, отгоняя отчаяние. — Но берегитесь, я уже на ногах и вооружен…» Осклизлые морды, глядящие голодными глазами из продолговатых шишкастых черепов, предвкушали легкую добычу и переговаривались между собой урчащим хрюканьем. Марк оказался окруженным, под прицелом копий с раздвоенным наконечником и коротких тростниковых пик. Вся эта идея с походом через Белое забвение показалась ему безумной авантюрой. …А может, это и есть смерть, о которой он просил в лапах Горгеи? Может, ему дан шанс умереть достойно, в бою? Расплывающимся взглядом Марк разглядел гадкую рожу одного из монстров: в отличие от керкопов у того из пасти выглядывали не клыки, а тупые присоски. «Так ведь и эти уроды болотные будут сосать из меня кровь, — пришла догадка. — Они, наверное, и живут здесь тем, что добивают раненых! — Марк вознегодовал. — Нет, не бывать этому. Нет ничего предрешенного. Мне рано умирать!» — А ну подходи, жабоящеры! — взмахнул он мечом, расставляя ноги пошире, чтобы не свалиться от слабости. — Кто первый, а?! Болотные монстры резко отпрянули, затем, изменив тактику, стали ходить вокруг, изредка тыча в его сторону остриями копий. Марк, как загнанный кабан, завертелся на месте, почти не пытаясь отбивать выпады. Остатки отравленных змеиным ядом сил иссякали. Сейчас эти хмыри болотные добьются своего: он упадет обессиленный и тогда… Из тумана выныривали новые твари. Марк понял, что не справится с ними. Он и здоровый вряд ли справился бы с такой толпой. Шанс у него оставался один — чудо. Марк глубоко вздохнул, набирая в легкие как можно больше воздуха. — По-мо-ги-те-е-е! — закричал он на выдохе, как только мог. Монстры от неожиданности отпрыгнули. «Ага, боитесь!» Марк набрал еще воздуха и заголосил снова. — По-мо-ги-те-е-е! На по-о-мощь! Хмыри шарахнулись снова. Однако после пятого крика уже не боялись. До их примитивных мозгов дошло, что жертва не сопротивляется, а кричит о помощи. — Лю-у-ди! По-мо-ги-те-е-е! — Марк задыхался, не в силах больше кричать. Топот чвякающих лошадиных копыт обдал теплом надежды еще до того, как Марк увидел всадника. — Сюда! Сюда! — закричал он с новыми силами. Темно-гнедой конь, выглядевший сказочным в этих унылых болотах, вынес из тумана женщину в лиственном маскировочном плаще. В ее руке был зажат длинный чуть изогнутый меч. Этот меч и рассек продолговатый череп первого болотного хмыря. Вдохновленный неожиданным спасением, Марк перестал мучить себя попытками устоять и опустился в ил. Женщина спрыгнула с коня, поразила замешкавшегося монстра и, прежде чем две твари метнули в нее копья, из тумана вылетели стрелы, сразив их наповал. За ними еще два болотных хмыря рухнули в болото, пронзенные стрелами. Из тумана появились конные рыцари. Набросившийся на женщину-воина очередной враг просчитался перед более ловким приемом. Женщина сделала всего шаг навстречу, после чего крутанулась в завихрениях своего плаща, плавно обогнув бегущего навстречу хмыря и свистнувший меч снес ему голову. Обезглавленное тело монстра, пробежав несколько шагов, плюхнулось в грязь, вызвав боязливое шипение остальных. Еще один хмырь решился метнуть копье, но тут же упал со стрелой в черепе. Боевая реакция рыцарей-лучников превосходила быстроту их всех. Оставшиеся монстры бросились наутек. Потеряв всякий интерес к бегущему врагу, женщина пристально осмотрелась вокруг, нет ли еще кого из раненых людей. — Тебе помочь? — спросила она, подав руку. — Спасибо, — отозвался Марк, вставая с ее помощью. Радость спасения веселила, и не было никакого смущения от того, что женщина помогает ему подняться. Сильная и очень чувствительная ладонь женщины разжалась, и Марк посмотрел ей в глаза. Наверное, ей было лет сорок, хотя Марк мог и ошибаться. Строгие и усталые, словно повидавшие много горя, серые глаза свидетельствовали о том, что она в возрасте. Но отсутствие признаков морщин говорило о противоположном: ей могло быть и меньше сорока. — Ты ранен? — ее голос был строгим, и вместе с тем какая-то ободряющая сила ощущалась в нем. Марк представил себе свое расцарапанное, залитое кровью лицо и подумал, что вопрос наивный. — Да, немного… шея горит. Ее длинные огненно-рыжие волосы были по-походному уложены за спину. Все черты лица незнакомки показались Марку невыразительными, но за этой неприметностью скрывалось что-то очень глубокое и сильное. С тонким макияжем она, наверное, будет выглядеть очень привлекательно. Она держалась как королева, с достоинством, но без высокомерия. Идеально ровную осанку не мог скрыть даже маскировочный плащ. Помимо плаща ее тело покрывала тонкая серебристая кольчуга. Похоже, она была знатной женщиной: могучие рыцари на конях ее покорно ждали. — Кто ты? — спросила она, прикоснувшись кончиками пальцев к огромному волдырю на его шее. — Я Маркос-северянин, Седьмой миротворец… так меня называют. Я немного отстал от своих… Титул не произвел должного впечатления. — Что же ты попадаешься к ламиям, миротворец? — Так получилось… — не без стыда ответил Марк. Она взяла из его рук меч. — Обоюдоострый Логос. Похвально, — женщина посмотрела на Марка благосклонно. — Отличное оружие. Значит, испытание епископа Ортоса ты прошел. — Как тебя зовут? — отозвался Марк. — Меня называют Сильвирой. — Ты едешь в Мелис? — спросил он, не зная зачем. — В Морфелон, — ответила женщина, продолжая осматривать его рану на шее. — Мы спешили и были вынуждены ехать через Белое забвение. Мои слуги рассеялись. Я собираю их по одному. Когда я услышала тебя, то поначалу приняла за одного из них. …А теперь соберись с силой, миротворец, будет больно. — Это почему? — ничуть не обеспокоился Марк: все самое страшное казалось позади. — Рана отравлена. Он это и сам знал. Зуд охватил всю шею и медленно захватывал голову и плечи. — Если не обезвредить рану сейчас, то тебя ждет долгое и неприятное лечение. Потерпи. Женщина подняла Логос и плавно приложила лезвие к ране. От нестерпимой боли сильнейшего ожога Марк чуть не лишился чувств, до крови закусив губу. В глазах потемнело, голова пылала и раскалывалась, будто кровь закипела в мозгах. Марк пошатнулся, но сильная рука женщины удержала его за плечо. Придя в себя через минуту, Марк, тяжело дыша, смотрел в ее усталые серые глаза, и чувствовал, что болевой шок проходит. Тошнота и головокружение уплывали прочь, а в безвольном теле появились силы. Он уже мог устоять на ногах без посторонней помощи. Яд действительно был обезврежен. — Спасибо, — прошептал Марк. Она ничего не сказала, но ее глаза говорили за нее. Марк решил, что, глядя в них, невозможно не вдохновиться мужеством, жаждой жизни, стремлением идти до победы. В ее взгляде выражалось такое понимание, что Марк почувствовал в ней кого-то родного. «Я понимаю тебя. Я проходила через то, что проходишь ты. Я терпела все это. Я чувствовала то же, что и ты» — говорил ее взгляд, понимаемый лучше всяких слов. Утешение зажигало сердце живительным огнем, возрождая к жизни. Молчаливая связь длилась недолго. Женщина отошла, переступая через трупы монстров, разлагающиеся прямо на глазах. Марк решил, что многим бы пожертвовал, только б не оставаться одному, но она уже садилась на лошадь. — Если хочешь выйти на Старый торговый тракт, тогда тебе туда, — указала она рукой. Марк обрадовался и этому, так как доселе брел в противоположную сторону. — Как мне найти своих друзей? — Выстави вперед меч и закрой глаза. Если человек горит всей своей жизнью найти близких, если он тверд в вере и чист в сердце, — вся вселенная, по приказу Всевышнего, придет в движение, чтобы помочь его поискам. Женщина ускакала в непроглядную пелену, оставив Марка наедине с собственными мыслями. Размышлял он недолго, вцепившись в мудрый совет как в спасительную соломинку. Подняв меч обеими руками, он выставил его перед собой и пошел. Тело по-прежнему было слабым и, казалось, с каждым шагом еще больше слабело. Марк шел на одних внутренних силах, полученных от спасительной встречи. Шел и постоянно вскидывал голову, ступая с полузакрытыми глазами туда, куда было устремлено острие меча. «Я выберусь отсюда, выберусь, — думал Марк. — Я прошел испытание, я выжил. Я найду Никту и Ортоса, где бы они ни были. Меня спасла незнакомая женщина, а я спасу их. Ибо таковы законы вселенной — чтобы люди спасали друг друга». Вскоре в его хворые мысли ворвались странные голоса: восторженные, хвалебные возгласы массы людей раздавались где-то впереди. Несмотря на всю мистическую окраску этих голосов, Марк решил идти к ним — так указывало острие меча. Шел недолго: крики стали отчетливей, и к своему удивлению Марк услышал, как восхищенные голоса возглашают «Никта!» «Никта!» «Значит, она там!» — ободрился Марк и прибавил шагу, насколько мог в своем состоянии. «Никта!» «Никта!» — раздавалось уже поблизости. Перед ним возник деревянный храм, точно такой же, как в печально известном селении Сонная дубрава. По обе стороны от него в белой пелене тумана стояли люди, в которых легко узнавались тамошние жители. Они и восхваляли хранительницу во весь голос. А где же она? Марк сделал еще несколько шагов, и туман открыл ему всю картину. Хранительница была здесь: взаправдашняя, а не иллюзорная как все эти люди вокруг нее. Ее длинные одежды были в зеленой болотной тине, густые темно-каштановые волосы слиплись от грязи. В руках сверкал меч. Она сражалась. Вернее не сражалась, а беспощадно истребляла людей, идущих на нее из болот. Это были тоже жители Сонной дубравы — такие же иллюзорные. Но в отличие от тех, что воздавали хвалу хранительнице, эти кипели злобой и сыпали проклятия: «Будь ты проклята, дочь Гадеса! Да сожрут тебя огнем твои похоти, да падешь ты в позоре до глубин преисподней!» Со злобой и проклятиями они шли и шли, пытаясь ударить ее рогатиной или палкой, вцепиться в нее руками. А она, воинственная и гордая, будто не чувствуя усталости, рубила и крошила их, бросаясь в диком азарте от одного к другому. Сраженные вопили и стонали, падали в болото, растворяясь в грязище, а на их место вставали новые. Хранительницу занимала и забавляла эта бойня. Подойдя ближе, Марк увидел, как горят ее щеки, как сверкает взор, как резвятся руки, поражая ненавистных врагов. — Никта! Остановись! — крикнул Марк. Она его не услышала. Марк крикнул снова, и она заметила, но не уделила ему внимания. Сейчас ничто не могло ее отвлечь от расправы над обидчиками. Лишь когда оставшаяся кучка противников прекратила надвигаться, повалив в трусливой злобе назад, хранительница вскинула волосы и, победно подняв меч, остановилась. Толпы почитателей встретили ее победу восторженными возгласами, криками, восхвалением. Оглянувшись, Марк убедился, что число ее сторонников резко возросло. Везде, насколько было видно в белой дымке, стояли толпы людей, восхваляющих свою госпожу: «Владычица! Веди нас! Мы пойдем за тобой!» Многие стояли на коленях, воздевая к ней руки. «Владычица! Мы жаждем твоих слов! Говори нам! Веди нас!» Хранительница тяжело дышала после боя, и с гордо возведенным мечом принимала почести. Эти толпы словно питали ее, наполняли неиссякаемой силой. Марк подошел к ней. — Никта. Она смотрела вдаль, в рассеивающуюся белую пелену, за которой открывались и открывались горизонты ее славы, поражение ее врагов, возмездие всем обидчикам. Она была заворожена тем, что видела в своем эфемерном будущем. — Никта, приди в себя. — Со мной все хорошо, — ровным и немного высокомерным тоном ответила она. — Я увидела то, что искала. — Никта, пойми, здесь никого нет, это все грязные шутки Белого забвения! Забудь об этом, и уйдем отсюда! — Да, это марево, — согласилась хранительница и окинула торжествующим взглядом толпы народа. — Но оно открывает мне глаза. — Никта, пойдем отсюда. Нужно найти Ортоса. — Иди. Я догоню тебя после. — Нет, так не пойдет. Нам нельзя оставаться порознь, — Марк набрался решительности. — Ты под действием злых чар Белого забвения. Они внушают любовь к греху. Она не шелохнулась. — Никта, послушай, я только что чуть не погиб из-за того, что поддался соблазну. Я впустил в свой разум чары греха с его перевернутыми понятиями о добре и зле. Я едва спасся. Если ты останешься здесь… я не знаю, что произойдет, но уверен: твое внутреннее зло тебя победит. Ты потеряешь себя, потеряешь свою человечность. Марк смолк, надеясь увидеть понимание, но хранительница молчала, с непостижимым желанием глядя на почитателей, которым не было конца. — Если Всевышний призвал тебя идти с Седьмым миротворцем, тогда кто призывает тебя к этим толпам? Она неотрывно смотрела вдаль. Только теперь Марк заметил, что в действительности, в ней идет борьба. Жестокая борьба. — Если в твоем сердце живет сострадание к этим людям, тогда что тебя заставляет их ненавидеть? Она тряхнула головой, словно пробуждаясь от глубокого гипнотического сна. Марк увидел, что рассудок берет в ней верх над обманутыми маревом чувствами, и это была победа. — Ты прав! — сказала она, стряхивая с себя наваждение. — Идем отсюда. Вдалеке послышалось тревожное лошадиное ржанье. — Это Скороног! — вспыхнула решимостью хранительница. — Бежим, с Ортосом беда! — Беги, Никта, — сказал Марк. Для него и медленный шаг был на грани невозможного, а о беге он и не думал. Сзади послышалось невообразимое бульканье. Обернувшись, Марк увидел, что весь народ, так сильно манивший хранительницу, погрузился в недра болот. К сожалению, хранительница этого не видела, она исчезла в густом тумане, спеша на помощь к епископу. С трудом ковыляя за ней, Марк пытался прибавить шагу, но это оказалось невозможно: тело ныло от слабости. К счастью, ковылять пришлось недолго. Минут через десять Марк с радостью увидел знакомую повозку и Скоронога, крутящего головой и топчущегося на месте. Хранительница была здесь, изо всех сил пытаясь вытянуть епископа из трясины. Епископ, вытянутый наполовину, пыхтел и громогласно икал, отчаянно рвясь из болотной западни. С него свисали огромные пласты грязи и болотного мха, из-за чего он напоминал медведя, угодившего в трясину. Марк ничем не мог ему помочь, но в этом и не было особой надобности. С помощью хранительницы, епископ дотянулся руками до повозки, а Скороног, будто этого и ждал, дернул вперед. Вырвавшийся из плена епископ, не разжимая рук, проехался на животе по болоту шагов десять, пока хранительница не остановила Скоронога. Превратившийся в сплошную гору грязи и тины, епископ поднялся на ноги, вымученно простонав: — Ох-х, как же крепко я уснул. Какой сон я видел… — Что вы видели? — спросил Марк. Епископ запнулся, стараясь спрятать глаза, словно боялся, что Марк сможет прочитать в них его сон. — Ничего, брат мой, ничего. Марк кивнул с пониманием. Было ясно, что сон епископа навсегда останется для него тайной, однако суть этого сна Марк понял с удивительной ясностью. Епископ видел то, о чем мечтал, но эти мечты были несоизмеримо далекими от того, к чему он был призван. — Вы могли уснуть здесь навсегда, — тихо произнес Марк, не поднимая от слабости головы. Епископ поднял глаза, собираясь что-то возразить, но вместо этого всплеснул руками: — Святые Небеса, что у тебя с лицом? — Кто тебя так? — шепнула хранительница. — Тварь болотная, — отвернулся Марк. Повалившись вслед за епископом и хранительницей в повозку, он почувствовал себя таким обессиленным, что и говорить ему было тяжко. Предаваться же отдыху оказалось рано. Хранительница начала промывать целебным елеем его лицо и вдруг громко ахнула, заметив на его шее след от сильного ожога. — А это что? Марк молчал. Возможно, он бы рассказал епископу правду, как на исповеди, но не ей. — Маркос, что с тобой произошло? Ты можешь ответить? — ее голос стал строже. Оставалось говорить полуправду. — Я потерял вас из виду и сбился с дороги. А потом меня околдовало болотное страшилище. Сильное колдовство… я не мог противостоять. — Это была ламия? — спросила хранительница с укорительной вкрадчивостью. Голова поплыла в горячем стыде, который не мог заглушить ни яд, ни общее недомогание. — Я не знаю, что это за тварь, — соврал Марк. — Верхняя часть тела — женщины, нижняя — змеи? — метко уточнила хранительница. — Ну… — Марк больше не мог отговариваться, — что-то вроде того. — Ламия, — повторила хранительница с уверенностью. — Они часто увлекали людей из моего селения, хоть и слыли не слишком смышлеными. Но здесь, усиленные чарами Белого забвения, они могут обольстить кого угодно. Как тебе удалось вырваться? Об этом Марк заговорил искренней, радуясь, что не проговорился о Меллине. Хранительница слушала внимательно, попутно задавая уточняющие вопросы, но их было легко обойти. — Мы оба показали себя не с лучшей стороны, — только и сказала она. Епископ слушал рассеянно, видимо, не до конца очнувшись от крепкого болотного сна. Лицо ему удалось отереть от грязи носовым платком, но все его одежды покрывал толстый слой грязи. Когда Марк в своем рассказе дошел до встречи с женщиной, спасшей его от болотных хмырей, епископ пробудился, воскликнув: — Сильвира! Королева Южного оплота! Ты встречался с королевой Сильвирой! Почему же ты не спросил ее о миссии Седьмого миротворца? — Да, мне как-то было не до того… и ей тоже, она искала своих людей. Епископ охнул, сожалея, что Седьмой миротворец упустил такую возможность. Марк же ничуть не огорчился, сейчас ему было все равно. Жив, это главное. А с королевой он еще свидится. Он начал засыпать, погружаясь в глубокий сон, как вдруг в душу ворвалась новая тревога. Вдали нарастали страшные необъяснимые голоса. Это был и плач, и хохот, и вопли отчаянья, образовывающие жуткую какофонию звуков, сравнимую, наверное, лишь со стоном обреченных грешников в преисподней. Марк, не открывая глаз, сжал рукоять меча. Она оставалась горячей. — Брат Ортос! — позвал Марк. Епископ молчал. — Ортос, скажите, что там? — настойчиво попросил Марк. — Нам ничего не угрожает. — Но что там? — настаивал Марк, чувствуя, как беспокойство начинает его трясти. — Тебе лучше не видеть этого, Маркос. Последнее окончательно его встревожило. С трудом разлепив слипшиеся веки, он поднял голову и судорожно вздрогнул. Отовсюду несло могильной сыростью. В нос ударила головокружительная трупная вонь. Поначалу можно было подумать, что здесь лежат погибшие в схватке с болотной нечистью, но… Вокруг лежали живые люди! Сквозь мрачный туман, направо и налево, далеко, насколько мог охватить глаз, виднелись человеческие тела. И эти тела жили: стонали, вопили, рыдали, а некоторые заливались истерическим смехом. Все эти страдания создавали такой адский звук, что хотелось вскочить и бежать, бежать, бежать… Марк тряхнул головой, надеясь проснуться. Но нет, это не сон. Когда разум прояснился, он увидел детали и его объял ужас. Лиц он не видел, тела покрывали гнилые щупальца болотных водорослей, и казалось, росли сквозь них. На ком-то поблескивала дорогая золотистая кольчуга, сохранившая свой блеск, рядом лежало оружие: мечи, копья, кинжалы, все покрывала грязно-зеленая жижа. В глубоком шоке, не желая верить увиденному, Марк заметил прямоугольный рыцарский щит с символикой. — Аделиане… — прошептал Марк, и невидимые петли мучительно стянули его грудь. — Нет! — жестко ответил епископ, но в тоне его послышалась горькая печаль. — Это лежат отступившие адельфы и те, кто имел шанс примириться с Творцом и обрести Вечную Жизнь. Но они избрали иной путь. Мелкие змееподобные твари ползали по живым трупам, впивались, сосали кровь. Марк резко перегнулся через край, и его чуть не вырвало наизнанку. Рвотные спазмы схватили горло, но рвать было нечем. Густой белый туман плыл по людям, входил в их тела, клубился над их лицами, исходил из ртов. В призрачной пелене мелькали тени прочей нечисти. На одном из полуживых людей сидели отвратительные безглазые птицы, со змеиными шеями и кожистыми крыльями. Они клевали тело, живое и безвольное. — Теперь мы знаем, что такое Белое забвение, — заговорил епископ спокойным повествовательным тоном. — Любой человек, вошедший в него, неизбежно сталкивается со своим потаенным «я». Оно окутано туманом. Даже если идти всем вместе, все равно каждый останется один на один с собой. Упав на спину, Марк уставился в плывший над ними туман. Хотелось зажать уши, чтобы не слышать многоголосых стонов, плача и хохота, но силы окончательно покинули его. Слабость охватила его тело, как полный паралич, не позволяя пошевелить и пальцем. — В Белое забвение уходят, чтобы найти себя, — продолжал епископ. — Люди думают, что, заглянув в свою душу, они познают, как достичь своей мечты. Но в Белом забвении человек встречается не просто с собой, а со своим темным «я». Это земля, где все подчинено вожделенной силе греха. Потому чары болот и дают нечистым существам небывалую силу. — Не надо, не рассказывайте… — прошептал Марк, но тот его не услышал. — Люди ищут мечту, а находят свой грех, который в действительности и был их мечтой. Тайный грех, о котором человек мог и не подозревать, обретает здесь силу и форму. Вся мораль, совесть, честность срываются как маска. Человек предстает перед соблазном таким, каким есть на самом деле. И начинает покоряться темной воле своего греха. Так рождаются самые страшные чудовища… — Прекратите!!! Епископ обернул к нему лицо, наполненное какой-то безумной добротой. — Но ведь мы вырвались. Значит, Белое забвение можно победить… стой, дочка! Епископ крепко схватил за руку хранительницу, сорвавшуюся с обнаженным мечом к живому кладбищу. — Пустите! — Сядь на место, дочь Сельвана! — Там живые люди! — Уже нет, сядь! Туман Белого забвения — и есть его чары греха. Пока ты в тумане, ты можешь спастись, но когда туман в тебе — спасения нет. Никта в отчаянье бросила меч под ноги и села. По ее лицу, охваченному скорбью, текли слезы. Уткнувшись лицом в колени, она приглушенно зарыдала. Марк, медленно теряя сознание, будто под действием дурмана, размыто представлял себя лежащим среди этих людей. Мерзкие твари копошились в его теле, руки и ноги цепко обвивали водоросли. «Мучительная, долгая смерть живого трупа, вот что ожидало меня. Что меня спасло? Чудо? И спасло ли?» Страх исчез. Марк начал убеждать себя, что все это сон, кошмарный сон и ничего более. Глава девятая. Непредсказуемое пророчество Снов было много, очень много. Кошмарные и восхитительные, мучительные и приятные, но Марк не запомнил ни одного. Помнил только, что просыпался несколько раз, что-то шептал, его сильно тошнило, хранительница давала ему воды, а он жадно пил. Он не знал, сколько времени проспал в трясущейся старой повозке. Чистое небо, озаренное неярким солнцем и сырая прохлада, подсказывали, что сейчас утро. «Мы уже выехали из болот? — спросил себя в мыслях Марк. Смутный, отдаленный ужас, пережитый в Белом забвении, угрожал вернуться снова. — Нужно забыть о проклятых болотах. Забыть. Пусть все пережитое окажется сном». Подняв голову, в которой трещала боль, будто кто-то огрел его палицей, Марк сонно осмотрелся по сторонам. Они ехали через приятный зеленый поселок, окруженный дремучим лесом, как многометровой стеной. Маленькие домики покрывали плоские квадратные крыши. В полтора раза больше самих домиков крыши создавали над ними необычно широкие карнизы. Большое расстояние между домами занимали фруктовые сады и овощные грядки. Следовательно, поселок был велик по территории, но не слишком по населенности. — Доброе утро, миротворец Маркос, — промолвил епископ своим обычным голосом, лишенным всяких интонаций. Только сейчас Марк заметил, что тот беседовал с хранительницей и прервал беседу, услышав, что Марк заворочался. — Кому доброе, а кому как всегда, — пробормотал Марк. — Я долго спал? Всю ночь? — Две ночи, — так же без интонаций сообщила Никта. — Это как? — Ты спал всю ночь, потом весь день, потом снова всю ночь, и вот теперь проснулся, — растолковала ему хранительница, придав своему голосу несколько крупинок укора. — Понятно. Марку стало легче на душе от этих крупинок. Отсутствие интонации у людей всегда настораживало. Они проехали через маленькую молодую рощицу. Преимущественно здесь росли миртовые деревца, источая свежее благоухание. Проведя рукой по листьям глянцевидной зелени, Марк сорвал несколько красно-синих ягод и положил в рот. Они освежали. Среди миртовых попадались и лавровые деревца, а дальше — с высоких стройных сосен начинался густой лес. — Где это мы? Епископ посмотрел на него взглядом доброго лекаря, имеющего дело с помешанным. — Мы в Каллирое. — Это я уже знаю. Что за поселок? — Зеленая идиллия. Мы в Цветущей долине Анфее. Там, куда направлялись из Мелиса, брат мой. — Понятно… — тут Марк возмущенно остановил взгляд на застывших в смешке губах хранительницы. — Что ты нашла смешного во мне? Девушка рассмеялась. Чистая прядь волос закрыла ее глаза. За время, проведенное в Мелисе и Желтых песках, ее лицо заметно загорело и цвет загара теперь необычно сочетался с яркой синевой ее глаз. Едва ли ей, выросшей во влажных лесах Спящей сельвы, понравился жаркий климат Мелиса, однако жаловаться было не в ее духе. И все же нетрудно было заметить, что среди этих зеленых лесков она, наконец, почувствовала себя в своей стихии. — Я все помню, со мной все нормально! — принялся доказывать Марк, хотя понял, что она не смеется над ним, а попросту рада его возвращению в реальный мир. — Я все помню! Мы должны встретиться на перекрестке дорог с Харисом и Флоей. В таверне… э-э… таверне… — «Четыре бочки», — подсказала хранительница сквозь улыбку. — Какие бочки? Ах, да, в таверне «Четыре бочки». Видишь, я все помню. Вспоминать Белое забвение очень не хотелось, и кажется, епископ с хранительницей это понимали. Марк с большим удивлением рассмотрел темно-каштановые волосы Никты, чистые коричневые одежды, сандалии без единого следа болотной грязи. Затем перевел взгляд на свое одеяние, которое вполне могло сойти за хорошую маскировку, чтобы идти на разведку в земли Туманных болот. Кое-где висели остатки сухих водорослей и мха. — Где ты успела отстираться? Хранительница перестала смеяться и просто с улыбкой смотрела ему в лицо. — Вчера мы останавливались у Изумрудного водопада. Он находится сразу за болотами Белого забвения… Марк вздрогнул, но, не подав виду, отогнал надвигающиеся страхи прежде, чем они успели отравить душу. — Прекрасное место! Особенно после того, что мы пережили там… — Никта проницательно поняла, какие чувства вызывает у Марка напоминание о земле греха, и улыбнулась. — Чудесный белый поток, несущийся с высокой скалы. Дно искрится ярко-зелеными камнями, напоминающими изумруд, а вокруг цветет красивый лес или даже сад. Жаль, что ты так крепко спал. Мы не хотели тебя будить. — Ну и зря, мне бы тоже отмыться не помешало бы, — произнес Марк. — Отмоешься в таверне, — сказал епископ, не отворачиваясь от упряжи. — Мы снимем комнату в долг. Меня здесь знают. — А… постойте, вы говорили, что в Зеленой идиллии мы встретим пророка. — Верно, Маркос. — Так когда мы пойдем к нему? — Как только встретим наших друзей. — Ах да, Харис и Флоя, как я мог забыть! — Марк сонно провел рукой по лицу и его пальцы сняли засохшую болотную паутинку. Хранительница усмехнулась и протянула ему круглое зеркальце из слюды в оправе из березовой веточки. Глянув на свое отражение, Марк понял: ему не удастся убедить себя, что Белое забвение было сном. Лицо покрывала засохшая ряска, из волос торчали обрывки водорослей. Четыре глубоких пореза от виска до подбородка, которые оставила ему ламия, поджили, но полностью исчезнут не скоро. Возле таверны «Четыре бочки» домов было немного, она находилась на пересечении дорог и поселков. Ободранная таверна контрастно отличалась от чистеньких, ухоженных домиков Зеленой идиллии. Над ней не было широкой крыши с огромными навесами, а грубо прорубленным окнам не хватало стекол, из печных труб валил дым. Чуть поодаль стоял двухэтажный бревенчатый дом — место для ночлега. Несмотря на убогие стены, выглядел он лучше, чем печально известная мелисская ночлежка. Вокруг таверны стоял хлипкий заборчик из двух перекладин и несколько лавок, длинных, чтобы вместить всех желающих. Слезая с повозки, Марк чуть не упал, не учтя двухдневного лежания без движений. Хранительница вовремя подхватила его под руку. — Что с тобой? — Ничего, все в порядке. Марк кривил душой. Кости ломило как при тяжелой болезни, тело двигалось вяло и расслабленно, очевидно, давали о себе знать остатки яда и большая потеря крови. При ходьбе немного кружилась голова. Вдобавок, он вспомнил, что не ел три дня. Внутри таверны стоял устойчивый запах пива и жареного лука. Свет из прорубленных окон мрачно освещал комнату, а иного освещения здесь не было. Возле грубых деревянных столов стояли высокие лавки, несколько из них занимали бородатые любители пива. Стены украшали деревянные муляжи сабель, копий и прочего оружия, причем многие экспонаты были поломаны, не иначе как во время какой-нибудь пьяной драки. Кроме этого со стены смотрела клыкастая морда-чучело свирепого кабана. — Мир вам, — сказал епископ, приветливо улыбаясь. — Почтенный Ортос! Давненько вас не видали! Хозяин таверны — пузатый бородач в засаленной повязке, прикрывающей лысину, отдал распоряжение двум юным вертким служанкам, и они мигом понеслись на кухню, откуда доносились самые разнообразные запахи. Епископ быстро договорился и о еде, и о ночлеге в долг. Было заметно, что его здесь уважают. Марк обратил внимание на сидевшего за противоположным столом старого забулдыгу, одетого в крестьянскую робу грязновато-коричневато цвета. Обхватив перепачканными землей руками огромную пивную кружку, он глухо спал, уткнувшись подбородком в ту же кружку. Он умудрялся сопеть и носом, и ртом. Поток воздуха из ноздрей раздувал усы, делая их пышными на какой-то миг, после чего они снова укладывались на место. Изо рта поток перегара уходил в кружку, заполненную наполовину, создавая странное подводное бульканье. Из кружки летели пивные брызги, а иногда пробивались целые фонтанчики, орошая ему бороду и усы. — Миряне… — произнесла хранительница без презрения, скорее сочувственно. — Брат Ортос, разве нет лучшего места для ночлега, чем мирянская таверна? — Тут отличное место: подальше от чужих глаз и вредных слухов, — ответил епископ, оглядываясь по сторонам. — В Зеленой идиллии полно шпионов темного князя Эреба. — Эреба? Это не тот ли Эреб, который отец колдуньи Амарты? — Марк вопросительно глянул на епископа. — Да! — резко ответила за него хранительница, и глаза ее сверкнули. — Вы полагаете, эти миряне не опасны? — спросил Марк, вспоминая неприятности в мелисской таверне. — Что ты, они нам не враги, — улыбнулся епископ и, проследив за взглядом Марка, посмотрел на сопящего забулдыгу. — Вот этот, например, пьяница беспробудный, но в душе — человек добрый. И к тому же — староста соседнего поселка Буйный луг. Он всегда разрешал мне выступить перед мирянами своего селения. Он и сам, наверное, встал бы на Путь истины, если б не его тяга к кружке. — Староста? — удивился Марк. — Беспробудный пьяница и вдруг староста? — Увы, да. Для Буйного луга такой староста вполне подходит, — сказал епископ, погрустнев. Подошел хозяин таверны, лично подав гостям горячие кушанья. — Что слышно у вас, какие вести ходят через ваше пристанище? — спросил епископ. Хозяин тихо зашептал: — Говорят, грядет война с Амархтоном. Князь Эреб тайно созывает народ в легионеры тьмы. Не далее как на прошлой неделе, его посланник захаживал в наш Буйный луг, дескать, кто хочет вступить в армию Темного Владыки Хадамарта? Шестеро наших парней согласились на пьяную голову. Тут же их облекли в черные доспехи и увезли. — Понятно. Влияние Падшего города на Анфею усиливается с каждым днем. — А еще говорят, королева Сильвира спешно собирает войска, — сообщил хозяин и зашептал еще тише. — Ее посыльные отправились по всем селениям, где живут ваши аделиане. А она, говорят, поехала в Морфелон, заключать новый договор с вашим Сиятельнейшим Патриархом. Нам то что, нам нет дела до ваших войн, — заговорил он уже громче. — Это вам, аделианам есть над чем поразмыслить. — Дожить бы до того благословенного дня, когда Знамя победы воссияет над Падшим городом! — впервые высказал одно из своих мечтаний епископ и взгляды Марка и Никты обратились на него. Он смутился, хоть и сумел это скрыть, перекинув взгляд на тарелку Марка. — Ты что, тебе нельзя мяса! Куда тебе, после трехдневного голодания! Марк хотел сказать, что это мясо неизвестного происхождения он и так бы не стал есть. Ему подали миску бульона, и Марк постепенно утолял голод, прихлебывая его с хлебом. В животе непривычно бурчало. Когда он запил все это большой кружкой сладкого чая, с приятным вкусом мяты и какой-то душистой травки, то почувствовал себя самым сытым человеком в Каллирое. — Простите, я сейчас приду. Выйдя из таверны, Марк направился к низкому, покосившемуся сараю, который являлся полуразваленной уборной. У входа стояли два высоких воина, привлекших к себе внимание Марка. Один из них оказался крепким пожилым рыцарем в обветшавшем нагруднике. Рыцарь опирался на длинный двуручный меч как на посох. Его спутником был худющий тип, покрытый с ног до головы в толстую черную мантию, высокий — на голову выше рыцаря, и на две головы выше Марка. Не расслышав, о чем говорят эти двое, Марк определил, что хриплый, пропитый и сильно сдавленный голос принадлежит рыцарю, а свистящий, едва уловимый — его спутнику. Странное любопытство влекло узнать их поближе. Выходя из уборной, Марк как бы невзначай глянул на их лица: выжатое как лимон, давно небритое лицо старого рыцаря не задержало его внимания. Но вот лицо его спутника… Марк содрогнулся. Верхняя часть лица незнакомца была скрыта капюшоном, а нижняя представляла собой две голые челюстные кости, соединенные белыми костяными губами. И этот ужасный мертвецкий рот произносил свистящие слова, как будто их пытался прошипеть зимний вихрь: «Ты остался один, ты никому не нужен, ты наедине с судьбой, ты один против всех невидимых врагов…» Марк почувствовал, как застывают глаза, губы, щеки, как в уши врывается невыносимая звуковая пустота, а перед ним плывет, плывет, плывет бескрайняя степь под унылым заходом солнца. Необъяснимый страх одиночества сковал и парализовал разум, хотя ноги продолжали шагать к дверям таверны. Марк вдруг оказался один в этом чужом мире. Одинокий. Беспомощный. Несчастный. Никому не нужный. Отверженный Богом. Наступил кошмар длинною в вечность, пока Марк не споткнулся ногой о лавку. Бух! Марк пришел в себя и смахнул со щеки прилипший песок. Светило взошедшее солнце, крестьяне спешили на поля, бросая на него обыденные взгляды, очевидно, принимая за пьяницу, наклюкавшегося с утра пораньше. Но Марка не волновало их мнение. Его пугал страшный спутник неизвестного рыцаря. Вернувшись за стол к друзьям, Марк готов был поделиться впечатлениями, но епископ так оживленно выспрашивал новости у хозяина, что он передумал. Да и потом, ведь ничего не случилось! «Нервы у меня никуда, — подумал Марк позднее. — Подумаешь, даймон! Что, мало всяких монстров по этой стране шатается?» Получив комнату на первом этаже, отмывшись в небольшой баньке, Марк только и делал, что лежал. Он еще был очень слаб и предавался отдыху последующие четыре дня. О Белом забвении он старался не вспоминать, и о нем не напоминали ни епископ, ни хранительница. К своему удивлению Марк обнаружил, что после Белого забвения в нем произошли перемены. Он стал более смел в общении с епископом, да и перед проницательным взглядом хранительницы мог устоять без смущения. В нем пробуждалась какая-то сила, которой он еще не понимал, но уже радовался изменениям. Наконец-то! Однако один раз за эти дни епископ таки заставил его поволноваться. — Скажи мне, Маркос, если это не тайна, кто такая Меллина? В груди екнуло, и сердце застучало в бешенном ритме. Счастье, что хранительницы в этот момент не было рядом. — Откуда вам известно это имя? — медленно проговорил Марк, стараясь сохранять невозмутимое выражение лица. — Я первый тебя спросил, — улыбнулся епископ, убеждая, что ничего выпытывать не собирается. Марк помялся. — Одна девушка. Случайно познакомились в Мелисе. Поговорили да и разошлись. А вы откуда ее знаете? Епископ глубокомысленно сложил руки на животе и секунд пять думал, держа Марка в напряжении. — Видимо, эта девушка произвела на тебя сильное впечатление, если ты шептал во сне ее имя… — Когда? — Когда мы выезжали из Белого забвения. — Вот как? — Марк нервно затеребил рукава своей рубахи. — Никта тоже слышала? — Она спала. — Не знаю, что на меня нашло, но это… это ничего не значит. Ну, может, и запомнилась мне эта девушка, ну и что? — Белое забвение не создает свои образы искушений — оно лишь отражает то, чего мы жаждем, что живо в нашей памяти. Ламия, которая тебя чуть не погубила, была пропитана чарами Белого забвения… — Хватит, не вспоминайте больше об этом месте! — Марк заговорил дерзко, ничуть не стесняясь. — Что было, то было. Вам ведь тоже не хочется вспоминать то, что вам тогда снилось? Епископ смутился, кашлянул, но ничего не сказал. Марку стало неловко: да, можно было обойтись без последней фразы. Однако к этому разговору епископ больше не возвращался. Стояло жаркое лето, теплый сухой ветер проносился по дорогам, поднимая пыль. Вдоль таверны проходили телеги купцов и мелких бродячих торговцев. По вечерам в таверне становилось шумно от веселья, которое порой затягивалось до утра. Хранительница по-прежнему была немногословной, но теперь проявляла к Марку больше внимания, чем раньше. Она настаивала, чтобы он молился перед сном, учился читать, предлагала поучить его владению мечом. От тренировок Марк отказывался, ссылаясь на слабость, хотя чувствовал, что быстро идет на поправку. Ему было приятно, что девушка приготавливает ему чай из целебных трав, спрашивает о его самочувствии, интересуется, что ему надо. Но Марка заботила главная цель похода — пророчество. Ему не давала покоя мысль, что ему уготовано. Совершит ли он подвиги, о которых мечтал, достигнет ли того, к чему призван? Дано ли ему когда-нибудь вернуться домой? Да, в Каллирое он крепнет и умнеет, но все-таки его дом там. Узнать бы, когда и как он сможет вернуться, и можно путешествовать со спокойной душой. Он узнал, что от таверны до Храма призвания всего два часа ходьбы. Спросив епископа, почему бы им не сходить к пророку, а потом вернуться сюда и дожидаться Хариса и Флою, Марк получил странный ответ: — Нельзя раскрывать наше присутствие, пока мы разделены. В «Четырех бочках» нас никто не станет искать, но как только мы придем в Храм призвания, о нашем присутствии узнают все. — Кто это все? — В Анфее многие не хотят, чтобы Седьмой миротворец исполнил свое пророчество. Запомни, Маркос — мы не в Морфелоне и даже не в Мелисе. Мы пришли на юг. Здесь никогда не прекращается тихая война. Тишина и спокойствие могут в одно мгновение обернуться кровью и смертью. Так что самое разумное для нас — держаться вместе. И в Храм нужно идти вместе. Дождемся наших друзей. Да и тебе не мешает набраться сил. Впереди у тебя — решающая встреча в твоей жизни. «Уговорил», — недовольно подумал Марк. * * * На пятый день пребывания в «Четырех бочках» прибыли Харис и Флоя: усталые, но счастливые. Марк к этому времени окончательно окреп и дружеские объятия странствующего рыцаря встретил стойко. — Дружище! Вот мы и снова единым клинком идем на врага! — Маркос! Ортос! Никтилена! — неугомонная Флоя встретила всех радостным визгом. Ее белая накидка приобрела грязноватый цвет, а смуглое лицо еще сильнее загорело. Она бросилась обнимать Никту, и та ответила радостным возгласом. Никогда Марк не видел хранительницу такой веселой. — Как вы добрались? — Чудесно, караванщики провели нас за перстень брата Ортоса через таможню и кормили всю дорогу, — прощебетала Флоя. — Спасибо, Маркос, брат Ортос! Епископ передал Харису уздцы, и странствующий рыцарь ласково потрепал коня по гриве. Скороног, вновь обретя хозяина, тихо заржал и энергично затряс ушами. — А как вы прошли Белое забвение? — справился Харис. — Маркос, что у тебя с лицом? — подхватила Флоя. Раны от когтей ламии поджили, но все же были сильно заметны. — Болота есть болота, — уклончиво ответил Марк, поднимая воротник рубашки, чтобы скрыть ужасный шрам на шее. — А что вы видели в Белом забвении? — настаивал Харис. — Брат Ортос объяснит тебе лучше, чем я, — проговорил Марк, испугавшись жутких воспоминаний. — Хорошо, но что же мы стоим, идемте в таверну. Нам нужно поесть с дороги! — обхватил его за плечи Харис. — У вас разве что-то осталось от тех сиклей? — недоверчиво спросила хранительница. — Нет, но есть нечто большее. Вчера я починил колесницу одному аделианскому вельможе из Южного оплота. Местные конюхи и кузнецы ничего не смыслят в колесницах, а я провел на них детство. Он дал мне пять динаров и остался доволен, хотя все время ругал мелисские власти, на чем свет стоит. Кстати, это был эмиссар королевы Сильвиры в Зеленой идиллии. Славная встреча! Обед затянулся. И к большому недовольству Марка, затянулся надолго. Он рассчитывал, что они немедля отправятся к пророку, но где там! Харис увлеченно рассказывал о караванах, купцах и рыцарях, с которыми познакомился в дороге. Флоя перебивала его, повествуя о непослушном верблюде, на котором ей довелось ехать. Так они чередовались, наперебой делясь впечатлениями. Наконец, когда епископ первым вышел из таверны, Марк поспешил за ним, спросив со скрытым нетерпением: — Ну теперь-то мы идем к пророку? Епископ немного помедлил с ответом, копошась в своем вещевом мешке у дверей. — Нет, не сегодня. Сейчас мы поедем к моему давнему другу, служителю Храма призвания, почтенному Иалему. Он будет рад принять нас в своем доме. Неожиданно для самого себя Марк вскипел. В его душе происходило что-то непривычное. Тонкая струйка обиды больше не угнетала его как раньше, не замыкала в себе. Нет, она жаждала своего высвобождения, стремительно перерастала в бурную реку негодования. — Почему не сегодня? Зачем тогда было говорить, что мы пойдем к пророку, как только прибудут Харис и Флоя? — Нам нужно подготовиться и все продумать. Марк глянул в таверну: Харис, Флоя и Никта еще были там. Он оставался с епископом наедине, и это придавало дерзости. — У вас было четыре дня, чтобы все продумать! — Маркос… — епископ примирительно поднял руки, — остынь. — Остынь! Что значит остынь?! — громко заявил Марк, хотя в душе успел пожалеть обо всем, что слетело с языка. Однако неконтролируемый поток эмоций, невесть как накипевший, рвался наружу, и остановить его было непросто. Что-то сломалось, что-то изменилось в нем после Белого забвения. — Почему я должен ждать, когда вы поведете меня к пророку? Почему я сам не могу решать за себя? Сколько еще я должен оставаться вашей тенью? Почему вы столько всего недоговариваете, скрываете? Почему держите меня в загадках? Знаете, каково это, жить в неведении, постоянно мучаясь мыслями «Где я?» и «Что будет завтра?» Почему, когда я что-то начинаю решать сам, вы меня останавливаете? Туда я не готов, сюда не готов, и на Светлой арене мне состязаться рановато и мечом владеть необязательно! Хватит! Теперь я могу обойтись без вас. Из него пробивалась новая сила. Независимость. Самодостаточность. Амбиции. Епископ рассердился: его щеки побагровели, а ноздри стали гневно раздуваться как кузнечные меха. Секунд через десять он пересилил себя и ответил сдержанно: — Я твой проводник, Седьмой миротворец. Будь добр прислушиваться к моим советам. — Вы были моим проводником до Зеленой идиллии, — ответил Марк, все меньше и меньше сдерживая себя. Ради своей попытки добиться самостоятельности он был готов поссориться с епископом всерьез и надолго. — Дальше я как-нибудь сам. Можете идти к своему приятелю. А я иду к пророку. Неожиданно просвистевший поток воздуха задел Марка по лицу. Рядом раздался глухой удар в двери таверны, и Марк ошеломленно уставился на полуметровую стрелу с черной ленточкой на конце. — Это… это кто? — робко спросил он, забыв и гнев, и свою тягу к самостоятельности. — Что здесь происходит? — из таверны выскочил Харис, а за ним Флоя и Никта. — Даймоны! — взвизгнула Флоя, а хранительница одновременно с Харисом схватилась за меч. Острая стрела торчала четко между епископом и Марком. Полметра вправо — и она бы угодила епископу в грудь, полметра влево — и она бы сразила Седьмого миротворца. — Нет, не даймоны, — сохраняя видимое спокойствие, произнес Харис. — Это человек. Хранительница глянула вокруг, прищурившись. — Мастер своего дела. Стрелял из леса, а это больше полета обычной стрелы. — Невозможно! — заявил Харис. — Это самострельная стрела, а самострелы так далеко не стреляют. — Он мог усилить стрелу магией ветра. — Был бы мастером, то кто-то из нас уже бы встретился с вечностью, — сказал епископ, единственный из всех, кто совершенно не тревожился. — И… и кто это может быть? — рассеянно произнес Марк, думая, то о стреле, то о глупой ссоре с епископом. — Это предупреждение! — решила хранительница. — Или чья-то шутка, — подметил епископ, не разделяя ее тревоги. — Челюсть сверну за такие шутки! — прорычал Харис. — Так чего же ты стоишь? Беги, лови его! — едко подстегнула Флоя, видимо, успокоенная тоном епископа. — В любом случае надо уходить отсюда, — промолвил епископ. Он не озирался по сторонам, как видно, будучи уверенным, что покушение сейчас не повторится. — Наше присутствие в Зеленой идиллии уже замечено. * * * Дом служителя Иалема находился неподалеку от таверны на окраине поселка, всего в нескольких шагах от дремучего леса, называемого здесь Лунным. Хозяин, по-видимому, имел трудности с деньгами, поскольку его жилье пребывало не в лучшем виде: стены, сплетенные из гибких ветвей, были обшарпаны, будто их постоянно царапали дикие коты, а с крыши свисали лохмотья кровельного покрытия из сухого мха. Нуждалась в ремонте и печная труба, жалобно покосившаяся к краю крыши. Служитель Иалем был круглолицым пожилым человеком, с большой плешью на голове. Как и епископ Ортос, он постоянно носил длинные одежды священника, всегда сохраняя на лице невеселую, но добродушную улыбку. Молчаливый, неразговорчивый, он особенно избегал разговоров о Падшем городе. Подолгу с ним можно было говорить только о его здоровье и об абстрактных понятиях добра и зла. Марка поселили в гостиной, предоставив твердую дощатую кровать. Старые доски скрипели и неприятно напрягали спинные мышцы, но ему было все равно. За время похода он стал совершенно неприхотливым. Епископ все справлялся о здоровье Иалема, и тот охотно отвечал, находя интересной эту тему. Флоя, собрав у леса несколько букетиков цветов и, разместив их в глиняных кувшинчиках, скрасила неухоженный вид гостиной. Хозяин отреагировал доброй улыбкой. — Вы любите цветы, почтенный Иалем? — осведомилась Флоя с зажатым в руке кувшинчиком, полным ярко-синих полевых цветов. — Я видела ваш цветник за домом. Прелесть! — Да, цветы помогают не замечать одиночества, — глубокомысленно ответил хозяин, польщенный вниманием юной девушки. — Ой, а вы одиноки? У вас нет семьи? А где ваша жена? Вы никогда не были женаты? — Флория! — нахмурил брови епископ. — О, все славно, брат мой, — проговорил хозяин. Его улыбка стала уныло-разочарованной. — Просто есть вещи, о которых говорить рано. Всему свое время. Он сказал Харису, чтобы тот отвел коня в стойло, взял вещевой мешок епископа и понес на второй этаж, по лестнице, из которой вот-вот должны была посыпаться труха. — Никогда не задавай глупых вопросов людям, испившим немало горя! — сердито упрекнул Флою епископ и поучительно поднял палец перед ее недоуменным лицом. — И другим людям тоже не задавай… — А что тут такого? — как всегда возмутилась Флоя. — У каждого человека есть свои сокровенные тайны, о которых не нужно знать никому другому. — Я всего лишь спросила о семье… — У него нет семьи… больше нет. Теперь его семья — храм… гм, я очень много сказал. Проворчав какие-то поучительные слова, понятные лишь ему самому, епископ удалился следом за неразговорчивым служителем. — Я не понимаю, как можно быть таким замкнутым в себе! — пожав плечами, высказалась Флоя, оставшись наедине с Марком. — Ну не всем же быть такими говорливыми! — отозвался со своего ложа Марк. — Зато у тебя, когда появляется тайна, о ней сразу узнает вся округа. — Не могу же я держать в себе все, что меня тревожит! Иначе я просто лопну. — А многие люди, наоборот, не могут высказывать свои переживания, — сказал Марк, думая совсем о другом. Что его сейчас тревожило, так это неизвестный стрелок, пустивший в него стрелу. — Это делает их душу уязвимой. Особенно, если в ней живет боль. Флоя вдруг стала непривычно серьезной. Ее губы сложились в трубочку, а озорные блестящие глазки сощурились, как при обдумывании важного вопроса. — Заглушая в себе боль, мы делаем ее сильной в будущем. Лучше вылить ее сразу и избавить себя от лишних страданий. — Мудрая мысль! — согласился Марк, поднимаясь. Он желал поскорей остаться один на один со своими мыслями. — Да только многие люди любят страдания. Им нравится, когда их жалеют. Марк вышел во двор. Здесь приятно обдувало вечерней прохладой, ветер доносил чудные запахи душистых садов. В саду служителя Иалема помимо яблонь росли маленькие гранатовые деревца с прямыми стволами и многочисленными отростками, красноватою корою, продолговатыми блестящими листьями. На ветках висели созревшие плоды с большими, похожими на звезды ярко-красными цветами, не имеющими запаха. Марк подобрал с травы упавший плод. Он был покрыт твердой красной кожурой, а при разломе оказалось, что он вполне созрел: множество сочных красных зерен оказались весьма неплохими на вкус. Из памяти не уходила стрела с черной ленточкой. Покушение? Предупреждение? Намек? Кто это мог быть? Посланник черной колдуньи Амарты, однажды покушавшейся на его жизнь? Но в прошлый раз она это сделала открыто. Она желала видеть его предсмертный взгляд, об этом ясно говорили ее глаза, преисполненные глубоко личной ненавистью. Так зачем же ей наемник? С ее-то смертельным искусством черной магии! Яннес? А ему зачем? Он и так победил Седьмого миротворца на Светлой арене. Да и не таков этот тип, чтобы убивать соперника стрелой в спину. Кто-то из слуг Темного Владыки Хадамарта? Вдруг они боятся Седьмого миротворца из-за того самого пророчества? Тут может быть целая вереница версий, вплоть до высказанной епископом, что стрела с черной ленточкой — чья-то глупая шутка. Ох, хорошо бы, если так. — Маркос… — раздался сзади голос Флои, приглушенный и заговорщицкий. — А? Чего тебе? — Весь день хотела тебе сказать… — она зашептала над самым ухом. — Во время путешествия с караваном из Мелиса… я заметила среди купцов… архиепископа Ипокрита. — А-а, помню, помню, — махнул рукой Марк, припоминая, как встретили Седьмого миротворца в Сонной дубраве, после того как там побывал Ипокрит. — Ну и что, может, у него родственники в Анфее? — Да нет же, погоди. Я подслушала его разговор… я говорила Харису, но он не слушал. Говорит, я много себе воображаю. Но я слышала точно: Ипокрит говорил со странной женщиной, которая, несмотря на ужасную жару, скрывалась под черной мантией. Ипокрит опасается, что Седьмой миротворец возмутит спокойствие в Анфее, а потому, говорит, он добился от Совета епископов Морфелона письменного указа. Благодаря этому указу, говорил он, ни один храм, ни одна аделианская община не имеет права содействовать тебе без согласия представителя Совета. То есть, его, Ипокрита! — Вот как? — удивился Марк. — Чем же я насолил этому старикашке? — Это еще не все! — возбужденно проговорила Флоя. — Та странная женщина рассмеялась и, ты не поверишь, я узнала колдунью Амарту! Она сказала Ипокриту, что его усилия излишни. Она… она заявила что-то страшное… что Седьмой миротворец надежно скован цепями безликого! Марк обомлел. Амарта. Ипокрит. Цепи безликого. Голова пошла кругом. Он почувствовал, что больше не может терпеть сужающийся вокруг него заговор. Он бросился в дом, поднялся на второй этаж в комнату епископа и стал говорить. Его прорвало. Он говорил все, о чем боялся рассказать раньше: о странных голосах перед появлением в Каллирое, о намеках Яннеса, о подобных словах Амарты, которые подслушала Флоя. Он упустил только новость об Ипокрите, зная, что епископ не поверит в его сговор с колдунами. Епископ слушал внимательно, с интересом и спокойствием, видимо, не считая эти сведения слишком тревожными. Когда Марк закончил, епископ неспешно заговорил: — Твои голоса в переходе из твоего мира в наш давай оставим. Не нам судить о том, что закрыто для нашего ума. Откуда об этих голосах знают Яннес и Амарта? Все довольно просто. Амарте известны сильные оракулы, даже оракулы-некроманты. Они идеально видят слабости людей, в том числе и адельфов. Цепями безликого именуют силу человеческого страха. Немудрено, что оракул увидел в тебе страх и пересказал Амарте, а она — Яннесу. Они оба желают показать, что знают о тебе больше, чем ты сам. Посему не удивляйся, если услышишь о цепях безликого еще от кого-нибудь. Оракулы способны видеть в тебе твои слабости, но им никогда не предугадать твоих сильных сторон. Жаль, что ты мне сразу все не рассказал. Впредь не держи от меня втайне свои опасения. — Ясно, — произнес Марк, чувствуя, как спадает с души камень неизвестности. — Да, и еще: скажи Флории… нет, лучше я сам. — Что сказать? — Чтобы не была так наивна в дальнейшем. Амарта не тот человек, которого можно подслушать. — Но Флоя уверяет… — …Если Амарта сама не захочет, чтоб ее подслушали. — Зачем? — Чтобы внести в твое сердце тревогу со всех сторон. И со стороны твоих друзей тоже. Епископ устало зевнул. — Иди спать, Маркос. Завтра у тебя великий день. Ты услышишь пророчество о Седьмом миротворце. * * * Марк мучался всю ночь напролет, так и не сумев заснуть до утра. Он пытался читать книгу Пути истины, но это оказалось невыносимо тяжело: веки начинали смыкаться, мысли сонно путались. А как только Марк откладывал книгу в сторону, сон издевательски убегал прочь. Чтение незнакомых символов и строк давалось не так легко как в безлюдных Желтых песках. Да, после Белого забвения в нем произошли перемены, но его по-прежнему мучил страх. Неведомый страх за свою судьбу заставлял вжиматься в подушку и вздрагивать от каждого шороха. Даже когда страхи прекратились сами собой, нетерпеливое ожидание получить все разгадки у пророка, не давало уснуть. «Почему все знают обо мне больше, чем я сам? И почему эти все — враги? Почему они ненавидят меня? Что плохого я сделал кому-то из них? Ипокрит, Яннес, Амарта и ее зловещий отец темный князь Эреб, с которым, по Божьей милости, я до сих пор не познакомился. Кажется, они ненавидели меня задолго до того, как я попал в Каллирою. Неужели все дело в моем титуле? Быть может, они все, включая Темного Владыку Хадамарта, ненавидят только Седьмого миротворца, а не Маркоса-северянина? Впрочем, какая разница: целясь в Седьмого миротворца, убийца неизбежно попадет в меня». Уснуть удалось только к утру и, к счастью, его никто не будил до полудня. Его одежда лежала рядом на кресле, выстиранная и высушенная. Когда Марк оделся, то почувствовал приятно исходящий от нее запах полевых цветов. Ясно, что стирала Флоя. Поглядев на себя в зеркало, Марк зачесал волосы назад, накинул желтый ворсяной плащ, подаренный Автоликом. Теперь он походил на странствующего мелисца с древней книгой. — Славно выглядишь! — ободрил его вошедший Харис. — Пойдем, у меня еще осталась жменя сиклей для скромного завтрака в «Четырех бочках». Не хлебать же кашу из лечебных цветочков. — А… а как же епископ Ортос… мы же должны были… — Пойдем, миротворец! — Харис потянул его за локоть. — Ортос пошел с Никтиленой в Храм призвания — предупредить пророка и совет старейшин о твоем прибытии. Они нас там подождут. Я сказал, что мы зайдем в таверну. — Не лучше ли поторопиться? — сказал Марк, не кривя душой. Желая побыстрее встретиться с пророком, он был согласен довольствоваться и цветочной кашей. — Пойдем, пойдем, тебе надо подкрепиться. Неизвестно, что ждет тебя у пророка. — Но Ортос говорил, что надо держаться вместе. — В Храме — да. Но добираться до него лучше порознь и разными путями. Так мы не привлечем к себе внимания. Они вышли навстречу яркому солнцу, заливающему светом зеленые сады, отчего те переливались многоцветными красками. Пустая повозка стояла под навесом крыши, а Скороног увлеченно пасся на изобилующем цветами и травами лугу, поедая все подряд. — Иалем сказал, что вокруг дома растет немало целебных трав, — сообщил Харис, не без удовольствия наблюдая, как его конь, похудевший за время путешествия из Мелиса, набирает вес. — Скороногу они пойдут на пользу. — Он сказал это, чтобы ты не выпускал Скоронога из стойла! — объяснила подбежавшая сзади Флоя. — Твой конь сожрет все, что Иалем готовился собрать для снадобий. — Да-а? — Харис озадаченно оглянулся по сторонам. — Ничего, травы здесь на всех хватит. А тебе-то зачем с нами? — Мне Ортос приказал. А ты, верно, хотел, чтоб я осталась с твоим невоспитанным конем и объяснила ему, что не все растущее на лугу можно сжирать? — Славная мысль! — усмехнулся Харис. — Ты самый грубый и неотесанный вояка, которого я встречала в своей жизни! — О-о, сестрица, ты еще очень юная! От этих перепалок Марку стало легче: жизнь шла своим чередом, а если невидимый враг охотится за ним, то тут уж поделать нечего. А если роковая стрела уготована ему пророчеством, то тогда тем более ничего не изменить. Осознание своей зависимости от пророчества заставило ускорить шаг. Сегодня он все узнает! У таверны слышался лязг мечей. В поединке сошлись двое воинов, которых Марк заприметил вчера: старый рыцарь в обветшавшем нагруднике и подобное призраку существо, покрытое черной мантией. Лица призрака не было видно, он дрался спиною к Марку, но вот выжатое небритое лицо рыцаря морщилось при каждом взмахе. Его удары были сильны, но призрак в мантии почти без труда отбивал их, словно издеваясь над безсилием старого рыцаря. Марку показалось странным, что опытный рыцарь почти беззащитен против медленных, приторможенных ударов призрака. Но самое поразительное — никто не обращал на них внимания, будто эти двое не рубились насмерть, а тренировались деревянными палками. — Что тут творится? — робко спросил Марк как бы у самого себя. — А, я слышал об этом рыцаре от королевского эмиссара, — сообщил Харис, напрягши скулы. — Этот старик — бывший глава Ордена разбитых оков, сотник Армии Свободы Экбаллар, а его противник — один из изолитов. Они дерутся почти каждый день. Уже не раз пробовали ему помочь, причем, рыцари покрепче нас. Но Экбаллар не принимает ничьей помощи. Попробуй, вступись за него, так он замахнется на тебя. А в одиночку победить изолита невозможно. Поединок окончился предсказуемо. Отставной сотник сделал сильный, но неверный выпад, а клинок существа-изолита ударил его в бок. Глухо вскрикнув, старик поджал губы и, зажимая рану, опустился на колени. Призрак, как ни удивительно, помог ему подняться, и поддерживая за плечи, отвел в таверну. Во время завтрака, Марк не сводил глаз с угрюмого сотника. Жуткий собутыльник подливал ему вина, а старый воин только этого и желал. Выпивая кружку за кружкой, он кряхтел, морщился, однако, не веселел, как это обычно происходит с пьяными. — Я хочу с ним поговорить, — не доев завтрак, объявил Марк. Харис в этот момент пил квас прямо из кувшина и от неожиданности громко икнул: струи кваса потекли по его подбородку на рубаху. — Храни тебя Небо от встречи с изолитом один на один. Эти порождения тьмы уничтожали лучших воинов Спасителя. Посмотри на это жалкое подобие аделианского рыцаря: вот во что превращают нас изолиты! Марк нахмурился. Харис вроде никогда ничего не боялся, а по бесшабашной браваде ему не было равных. И вот он вдруг проявляет осмотрительность. — Мне жаль этого сотника, — с болью глядя на спивающегося рыцаря, сказал Марк. Он сам не понимал, почему так проникся состраданием к неизвестному старику. — Я все-таки попробую. Марк заметил в себе еще одну новую особенность. Он стал храбрее. Встреча с опасным противником его остерегала, но не пугала. Он вспомнил свою присягу на Совете епископов Морфелона, свое обещание: там, где отчаяние, сеять надежду, там, где тьма, сеять свет. Не пора ли вырваться из липкой паутины страха? Не пора ли бросить вызов настоящему злу? — Не стоит связываться с изолитом. Он гораздо опаснее, чем кажется, — сказал Харис и перестал хлебать квас. — Подумаешь, какой-то поганый даймон! — фыркнула Флоя, всем своим видом демонстрируя непоколебимую веру в способности Седьмого миротворца. — Это не даймон, это архидаймон. К тому же он обладает силой, способной проникать в человеческие чувства. — Ты что, струсил? — хихикнула Флоя. — Я струсил?! — зарычал Харис, вставая из-за стола. — Я?! Да я… Идем, Маркос! Дадим по ушам этой образине! Марк собирался в одиночку выступить против этого существа, а с Харисом он был храбр вдвойне. Стараясь держать себя уверенней, он покрепче сжал нагревающуюся книгу-свиток и пошел мимо пустых столов. Посетителей в таверне оказалось меньше чем вчера: за пивными кружками сидело шестеро мужиков и вчерашний бородатый староста-забулдыга, похрапывающий, упав лицом в блюдо с останками селедки. — Сразу не бей, дай я сперва поговорю с этим сотником, — предупредил Марк. — Ладно уж, — буркнул Харис, почесывая кулак. — Почтенный Экбаллар? — осторожно обратился Марк к изрядно набравшемуся старику. В ответ он ощутил ледяное прикосновение взгляда черного существа. Верхняя часть лица изолита скрывалась под мантией, а нижняя — голая челюсть с костяными губами, чуть дрогнула. — Что тебе нужно? Марка обдало холодом, словно он стоял на морозном сквозняке. Нечеловеческий голос изолита холодным пронизывающим ветром снежной пустыни прошел через его нутро, оставив там пугающий холод одиночества. Он не говорил, он выдувал слова. — Я… я обращаюсь не к тебе! — вдохнув побольше воздуха, набрался храбрости Марк. — Кто ты? — вновь пронесся поток холода из пустых уст изолита. Марк отвернулся, всей душой желая, чтобы существо больше не произносило ни слова. Странная необъяснимая пустота захватывала внутренний мир его чувств, угнетала и пугала. — Присядь, приятель! — пробубнил хриплым пропитым голосом сотник, отрываясь от кружки. Марк медленно сел на деревянный табурет. Рука впилась в горячую книгу, а разум был готов дать сигнал к бою. — Зачем ты столько пьешь? — Чтобы забыть, — опрокидывая себе в рот остатки вина, ответил сотник. — Я слышал, ты был сотником Армии Свободы. Значит, ты — аделианин? — Да, да, — подтвердил сотник, наполняя себе кружку до краев. — Почему же ты покоряешься своему врагу? — прямо спросил Марк, украдкой поглядывая на подозрительно молчащего изолита. — Он отрекся, — вдруг вымолвил изолит, тем же свистом северного ветра. — Нет, — покачал головой сотник. Изолит придвинулся к нему: «Ты отрекся, отрекся! Твой бог — вино, твоя утеха — кружка, ты никому не нужен!». Марк подумал, что грезит. Ему померещились струи снежного ветра, исходящие из уст изолита — входящие в мозг сотника. Тот сник и безвольно опустил голову, наверное, впуская опустошающие слова в свой разум. Глядя на него, Марк ощутил отдаленную боль утраты и одиночества, покинутости и отверженности всем миром, но секундой спустя, понял, что эта боль не его. Он переживал чувства сотника, и это было невыносимо. — Да что ты слушаешь этого скелета! — вскричал, не выдержав, Харис. Он рванулся из-за стола, целясь кулаком в скрытое под капюшоном лицо изолита. Тот отклонил голову и странствующий рыцарь грохнулся на пол. — Порождение тьмы, отойди от этого человека! — вскочил Марк. Он выпрямился во весь рост, и книга вспыхнула в его руке Логосом без всякого приказа. Поступок Марка удивил всех, кто находился в таверне, но больше всех — его самого: «Я это сделал?!» Реакция изолита была внезапной, но предсказуемой. Из-под черной мантии сверкнул кривой палаш, обломки стола полетели в морду кабаньего чучела. Изолит сделал невидимый шаг, нанося плавный, замедленный удар. Взмах Логоса отразил удар, от соприкосновения клинков брызнули ледяные искры. Долгие секунды минули, пока изолит делал второй взмах, и казалось, не нужно быть опытным фехтовальщиком, чтобы вонзить ему острие в грудь, но… холодная дрожь отверженности и обреченности сковала все тело. Марк не мог даже помыслить о контратаке. Если бы не живительная сила Логоса, он не отбил бы этого удара. Холод изолита просто бы его парализовал. «Харис, где Харис?» — в панике оглянулся по сторонам Марк, но сделал глупость. Хариса он увидел: тот поднимался с пола, вытягивая меч и снимая из-за спины щит… но тут же пропустил очередной удар. Палаш изолита прижал его меч к деревянному полу, и в тот же миг холодная костяная рука с невероятной силой отшвырнула Марка к стене. Он кувырком перекатился через заставленный кружками столик и неудачно упал в корзины с ботвой и капустой. — Не тронь его, нечисть! — раздался бравый голос старого сотника. Изолит обернулся: похоже, он был удивлен, что его жертва показала зубы. Тяжело дыша, Марк уселся на корзину с капустой, успев пожалеть, что ввязался в поединок. — Лучше достойная смерть, чем жизнь в рабстве! — решительно поднял свой длинный двуручный меч сотник. Это была не пьяная бравада. В хриплом голосе чувствовалась непоколебимая жажда свободы узника, несправедливо приговоренного к пожизненному заключению. — Ищешь смерти? — изолит направился к сотнику. — Сначала тебе придется разобраться со мной! — с отчаянной храбростью прокричал Харис. Странствующий рыцарь бросился наперерез, но плавный удар палаша по щиту, отбросил его в сторону. — Харис! — крикнул Марк, вскочив на ноги. — Хаос тебя раздери, образина! — подал голос тот, снова бросаясь на изолита, успевшего отбросить сотника к дверям. Марк подхватил меч и побежал со спины к темному воину. Изолит обернулся. — Ты один в этом чужом мире. Ты никому не нужен. Ты одинок. Никто тебя не спасет… Марк застыл с воздетым мечом. Его сковал холод слов, звучащих в разуме: он один, один! …Харис вздрогнул, вероятно, испытывая похожие чувства. Изолит парировал его удар, и взмах руки с костлявыми пальцами отправил странствующего рыцаря за прилавок, в винные бурдюки. В полете Харис чуть не зашиб бородатого хозяина таверны. Перепуганный бородач закрыл руками лицо и опустился под стол. — Скрепите сердца! — раздался девичий крик в дверях. — Никта! — услышал свой голос Марк и вдруг почувствовал, как его внутренние силы соединяются с силами друзей. — Два сердца в единстве — сильнее, чем рать, пока мы едины — нас не сломать, — какой-то скороговоркой проговорила хранительница. Она бросилась со сверкнувшим мечом, и тут изолит необычайно резко обернулся к ней, отбросив капюшон мантии, скрывавший верхнюю часть лица. Марк увидел только охваченные смертным ужасом глаза Никты: она растерялась, и вместо боевого прыжка у нее получилось какое-то замысловатое движение. Не удержавшись, хранительница упала на спину у ног изолита. Раздался рев сотника, в котором пробуждался дикий воин. Размах его огромного меча должен был разрубить изолита надвое, но то ли из-за пьяных глаз, то ли из-за чрезмерной ярости, рыцарь промахнулся и его меч разнес невинную скамью. Марк вступил в бой одновременно с Харисом, чувствуя внутри себя приятное тепло единства. Какая-то внутренняя сила объединила его с Харисом, Никтой, Флоей и даже со старым сотником. Он был уверен — все они чувствуют то же самое. Единая цель, единое желание победить сплотили силу пяти личностей в единую боевую мощь. Изолит отбил оба удара, но Марк готов был рубиться дальше и дальше, он чувствовал победу, вдыхая ее предвкушение полной грудью. — Вот тебе, нечисть! — закричала Флоя, воодушевленная появлением хранительницы. Винная бутылка звонко разбилась об голову изолита, вновь скрывшуюся под капюшоном. Друзья нанесли удар как по команде: Марк слева, Харис справа, Никта снизу. Изолит отбил только один выпад, Марк даже не понял чей: его или Хариса. Это было неважно. Из бока и груди воина тьмы повалили клубы густого черного дыма, как от горящей смолы. Отшвырнув вставшего на пути сотника, изолит, измеряя таверну огромными шагами, подобными прыжкам, унесся за дверь. — Хвала Спасителю! — Марк подал руку хранительнице. — Ты не ранена? — Все хорошо. В ее глазах постепенно таял тот сильный ужас, что вспыхнул, когда изолит открыл перед ней свое лицо. — Откуда ты взялась? — спросил Харис, отдышавшись. — Ортос просил поторопиться. Пророк не может ждать Седьмого миротворца до ночи. Ты когда должен был привести его в храм? — Мы только зашли перекусить, — оправдывающимся тоном ответил Харис, пряча меч в ножны. — Я это поняла, — многозначительно сказала хранительница, оглядывая таверну. Вокруг царил разгром, какого, наверное, не устраивали и самые буйные дебоширы. Шестеро выпивох стояли, прижавшись к стене, и испуганно глазели на вооруженных аделиан. Бородатый хозяин опасливо выглядывал из-под стола. — Благодарю вас, воины света! — промолвил, поднимаясь, сотник. — Два года мерзкий дух пил из меня жизнь. Хвала Всевышнему, вы сделали то, что одному мне было не под силу. — И разгромили все, что только можно! — донесся сварливый возмущенный голос. К ним приближался низкий, похожий на гнома, бородатый дедуган — тот, что еще недавно храпел, уткнувшись лицом в блюдо с селедкой. На его бородище висели остатки рыбьих костей и капустного салата. — Что все это значит? — сварливым голосом возопил он, глядя снизу-вверх; Флоя, самая низенькая из всех, оказалась выше его на голову. — Кто будет платить за погром? Здесь убытков на сто динаров, безумные дикари! — Успокойся, весь этот винный бурдюк стоит не больше пятидесяти! — прикрикнул на него сотник. Дедуган комично подпрыгнул, накаляясь от такого оскорбления таверны и желая доказать, что ее истинная цена минимум в десять раз больше. — Мы… как-нибудь рассчитаемся, — дипломатично улыбнулся Марк, подтолкнув друзей к двери. — Мы… не при деньгах сегодня… простите. Пятеро аделиан спешно удалялись от таверны, откуда доносились возмущенные вопли протрезвевшего старосты. Кричал он с таким запалом, что заключить можно было одно из двух: либо он совладелец «Четырех бочек», либо просто несчастный человек, на глазах которого пострадало самое родное пристанище. * * * От таверны до Храма призвания было не менее двух часов ходьбы вдоль густых ароматных садов Зеленой идиллии, напоминающих дремучий лес, обросший посредством волшебства сочными фруктами. Пожилой сотник, увлеченно рассказывал свою историю, а его длинный меч, висевший на поясе, волочился острием по дорожной пыли. — Наш Орден разбитых оков — древний и славный. Никто не ковал мечи и секиры лучше нас, и никто не держал их в руках лучше воинов нашего ордена. Горы южных ветров помнят нашу славу, как мы освобождали невольников с горных рудников темных князей. Невольничий город у подножия Гор южных ветров освободили мы. И мы создали могучую твердыню, где всякий угнетенный находил пристанище. Эх, сколько славных воинов взрастили мы в нашем городе! — Подгорный чертог? — взволнованно спросил Харис. — Я слышал о нем. — Да, да, мой славный Подгорный чертог, — прохрипел старый рыцарь со скорбной грустью. — Но я слышал… его разрушили исполины Хадамарта, — Харис снизил голос. — После разгрома войска Ликорея в Темной долине, тринадцать лет назад. У Экбаллара мгновенно зажглись глаза и жилы вздулись на лбу. — Порожденья Гадеса! Они убили всех, кто не успел уйти в горы, а затем своры даймонов подожгли все, что могло гореть. Тех, что выжили, увели в Подземные копи Амархтона, — сотник затряс головой. — Мы сами, сами виноваты в этом, несчастные! Зачем мы устраивали эти кровавые состязания, зачем? Мало нам крови в битвах было? Ожесточились мы. Избавляя людей от страха, мы отягощали их бременем жестокости. Темная воля Хадамарта тайком прокралась в наши души… — Воля Хадамарта?! — поразился Харис. — В сердца воинов-освободителей?! Сотник кивнул со скорбным гневом: — Воин-освободитель не может ненавидеть. Даже такого презренного врага как Хадамарт. Он хочет помочь, очистить, исправить. Ему вообще чужда жестокость. Он освобождает человека и идет дальше. Радость узника, получившего свободу — вот самая благая награда воина-освободителя. Марк невольно смутился. Слова сотника как-то совсем не увязывались с его мрачным обликом воина, побывавшего во многих передрягах. Но все же слова эти были искренни: в душе старого вояки явно оставалось что-то светлое и любящее. — Словом, очерствели наши сердца. Так и навлекли мы врага на себя и на семьи наши, глупцы! Сыновья мои полегли в той битве, — голос сотника надломился. — Хвала Всевышнему, жена моя почила годом раньше, не дожила до того горького дня. А дочь моя замуж вышла, да вовремя от нас ушла. Вот я один и остался. — А изолит откуда к тебе пристал? — спросил Харис. — Остатки Ордена я возглавил, да только не борьба это уже была, а сплошь месть за горькую обиду. Одиночество и отчаяние томило каждого из нас. Вот и выпустил Хадамарт своих изолитов нам на пятки. Они разыскивали нас по одному и порабощали одного за другим. Они не стремились нас убить, нет. У них была иная цель — сделать из нас предателей, отступников. Они лишали нас веры, радости, вытягивали все силы, обрекая на тоску и одиночество. Я держался долго. Но это порождение Гадеса знает свое дело. Сначала навеет призрачные мечты, измучит тщетными надеждами, истомит искушениями, а потом и обрушит холод и боль отчаяния. Самые крепкие воины падают в этот миг…И я пал. С тех пор изолит стал моим постоянным спутником, вино — моей единственной утехой. — Отчаянье — это верная гибель, — добавил Харис. — Отчаянье? Это и отчаяньем не назвать… Я не боялся смерти, нет. Страшно было то, что я хотел умереть, но не мог. …Хвала Всевышнему за вас, воины света! Сотник закашлял и его хриплый голос совсем заглох. Марк, Харис и Никта понимающе молчали и только Флоя, не удерживала язык: — Мое мирянское селение спивается. Хоть там и нет ни одного изолита. — Ты в этом уверена? — искоса глянул на нее Харис. — Изолиты видимы далеко не для всех. Разве не видела, как пялились на нас эти пропойцы в таверне? Марк чуть не остолбенел от удивления. Теперь понятно, как себя чувствовали сидящие в «Четырех бочках» миряне, смотря на воинов, рубившихся с невидимым врагом. Ясно, почему староста назвал их безумными. Хранительница шла молча. Бросив косой взгляд, Марк заметил в ее глазах сохранившийся отпечаток ужаса, охватившего ее в тот момент, когда она глянула в открытое лицо изолита. — Ты видела его глаза? — тихо спросил Марк, отставая от остальных. — Я видела себя. Свой страх, свою боль… тяжелую потерю маленькой девочки, оставшейся в один день без отца и матери. — Ты осталась без родителей еще ребенком? — Не спрашивай ничего. Не время об этом говорить. К хранительнице подбежала Флоя и две девушки зашептались, сразу поотстав. Марк слышал только Флою, шепчущую о своих переживаниях: «Как я испугалась за тебя! Он ничего тебе не сделал? А как ты объединила наши мысли?» Потом Флоя смолкла, и хранительница стала рассказывать ей что-то, что Марк, как ни силился, разобрать не смог. Храм призвания предстал во всей красе, разительно отличаясь от других строений Зеленой идиллии. Великолепная крыша с широкими карнизами состояла из трех ярусов, нижний — самый большой, средний — поменьше, и последний — еще меньше, служивший, как видно, чердачным помещением. Из каждого яруса-этажа смотрели маленькие треугольные окошки, напоминающие бойницы. Стены же храма были совсем невысокими: от земли до карниза нижнего яруса можно было дотянуться руками. — Почему так долго? — нахмуренно встретил друзей епископ. — Мы встретили изолита… — начал Марк, но тот увлек его в открытые ворота храма, недоверчиво глянув на старого сотника, от которого все еще несло дешевой выпивкой. — Да продлит Творец ваши дни, епископ Ортос! — прокричал им вслед бравый сотник. — Век великих войн настал! Мы восстанем против сил тьмы, и прольется свет Небес на землю Каллирои! Епископ сделал вид, что этот полупьяный пафос относится не к нему, и бесцеремонно втолкнул Марка в зал собрания. Внутри храм оказался обширней, чем казался снаружи. На скамьях сидело около ста человек, но могло разместиться и втрое больше. Высокий старик в одеянии священнослужителя читал тихую проповедь, слов которой Марк не успел разобрать. Епископ увлекал его дальше. Пройдя по просторному коридору, который украшали мелкие виноградные лозы, растущие каким-то образом просто из стен, они вышли к каменным ступеням, ведущим вниз в темный подвальный проем. Подвальное помещение храма оказалось менее приятным, нежели верхнее. Сырость и полумрак создавали неприятную атмосферу. Узкий проход уводил в полную темноту, но туда епископ Марка не повел. Прямо перед ними виднелись полукруглые двери келий. К одной из них епископ подвел Марка и, ни слова не говоря, втолкнул вовнутрь. Очевидно, еще сердился за опоздание. Присмотревшись к внутренней обстановке кельи, освещаемой одинокой свечой на залитом воском семисвечнике, Марк все понял, и сердце его застучало. Епископ привел его к пророку, знающему тайну появления Марка в этом мире. Почему же епископ не вошел с ним? Неужели пророчества столь секретны, что узнать их могут лишь те, о ком они произносились? В любом случае, он не вернется отсюда прежним! Он узнает все и мучительное неведение покинет его. Может, ему уготованы великие трудности и скорби, но когда он узнает свой путь, будет намного спокойнее. Гораздо легче идти по тому пути, который знаешь, даже если этот путь — длиною в годы. — Пророк Эйреном? — спросил Марк, не зная как обращаться к священнику и пророку в одном лице. От одинокого стола, слабо освещаемого единственной свечой, отделился сгорбленный человек. Приблизившись, Марк разглядел в нем древнего старца, облаченного в длинный халат, возможно, служивший своеобразной рясой. На Марка старец произвел неприятное впечатление, и если бы не высокая миссия, он бы вообще отказался от подобной встречи. Поросшее седой пыльной бородой лицо старца покрывали тысячи морщин, а на лбу лежали глубокие складки, словно от постоянно нахмуренных бровей. — Не называй меня так, Маркос, — мягко проговорил старец, что совсем не соответствовало его мрачному виду. — Пророк — это дар, а не имя. — Да, конечно, вы правы. — И не на «вы». Я же не священник. — Да, прости, — согласился Марк. Ему не терпелось заговорить об основном вопросе. — Епископ Ортос, наверное, поведал тебе: я пришел, чтобы услышать пророчество. — Для чего? Вопрос старца застал его врасплох. Он не думал об этом. Он столько шел к пророку, столько всего пережил. Пророчество само по себе стало для него целью. Неторопливо дожидаясь ответа, старик сел в плетеное кресло и позвал кого-то из темноты. — Циэль, зажги свечи. У горящей свечи в другом конце кельи появилась маленькая фигурка. Марк увидел девочку лет десяти, несущую серебряный семисвечник и зажженную толстую свечу. Длинные черные волосы вились по плечам. Она была одета в легкое синенькое платьице, причем без всяких следов пыли. Красивое личико не выражало и тени недовольства тем, что она прислуживает в темной келье одинокому старику. Видимо, она давно прислуживала здесь, потому что делала все умело и спокойно, нисколько не смущаясь. Пока Марк думал, девочка по имени Циэль зажгла все свечи серебряного семисвечника. Комнату наполнил живительный свет, озарил полки с множеством древних книг и свитков исписанного пергамента. То, что Марк принял за убогую келью отшельника, оказалось ухоженной библиотекой, содержащей массу рукописей. — У меня достаточно времени, чтобы дождаться твоего ответа, — сказал старец. — Я… я хочу узнать, в чем мое призвание, — заговорил Марк. — Хочу узнать, почему я попал в Каллирою? Почему меня преследуют враги, которых я никогда не знал? И суждено ли мне вернуться домой, то есть в мой мир? — Хорошие вопросы, потому что искренние. Кроме последнего. Ты, правда, хочешь вернуться в свой мир? — спросил старец, все тем же мягким голосом. — Ради чего? Белого забвения? — Белого забвения? — недоуменно насторожился Марк. — В моем мире его нет. — Белое забвение, которое ты прошел по дороге в Анфею — всего лишь видимый образ невидимой сущности человеческого «я», — произнес пророк, и голос его стал намного тверже. — Так я имею шанс вернуться или нет? — Марк решил говорить напрямую. — До тех пор, пока ты жаждешь возвращения — нет, — безжалостно развеял его надежды пророк. — То есть я могу остаться в Каллирое навсегда? — спросил Марк, поежившись от пробежавшего по спине холодка. — Но почему? — Ответ очень прост. Загляни в свое сердце и все поймешь сам. Марк уставился на горящий семисвечник. Постепенно приходило понимание. Он по-прежнему жаждет подвигов и по-прежнему их страшится. В этом мире его ждут испытания и опасности, дома — комфорт и безопасность. Итак, душа его хочет оставаться в Каллирое, но страх — влечет домой. Действительно, все просто. — Но в Каллирое я могу погибнуть? — Пока боишься смерти — да. Марк замер: этот ответ означал одно — смерть реальна. Он может умереть, так и не увидев родителей, родного дома, родного мира. Но с другой стороны, разве в своем мире он бессмертен? Разве смерть от опухоли мозга или заражения крови менее реальна, чем от даймонского палаша или стрелы наемного убийцы? — Да, в Каллирое много опасностей, — спокойно согласился старец, будто читая его мысли. — Но как адельфу тебе известно, что для познавшего Путь истины смерть не является концом. Подобно и существование без цели и смысла не является жизнью. — Нет, — буркнул Марк, понимая намек. — После всего, что произошло со мной здесь, я никогда не потеряю смысл своей жизни. — Не это ли решение ты принимал, когда впервые решил измениться и обратился от пустой суеты к Жизни? — Откуда тебе это известно? — поразился Марк. Этого не мог знать даже епископ Ортос. — Я бы не был пророком, если бы не читал прошлое людей по их словам и лицам. Марк сильно смутился. Старый пророк знает все, от него ничего не скроешь. Тут не слукавить как с епископом. Придется быть честным. Предельно честным. — Ты говоришь, что смерть мне страшна, пока я боюсь ее. Но как мне достичь свободы от страха смерти? — Путь истины даст тебе ответ на этот вопрос в свое время. — В свое время, — повторил Марк со вздохом. — Я много знаю о Пути истины, но не нахожу в нем ответа, — Марк развел руками. — Помолись за меня, пусть Спаситель откроет мне его суть… — Ты до сих пор не понял, что Путь истины — это и есть Спаситель, открывшийся нам в образе живых слов? Слов, которые не живут, но сами по себе являются Жизнью. Марк запнулся, окончательно запутавшись. Говорить с пророком становилось все сложней и сложней. — Но тогда скажи мне… — Марк перебирал мысли. Он столько всего хотел спросить у пророка, что не мог решить, что важнее. — Скажи мне, почему я попал из своего мира в ваш? Это воля Всевышнего? Можешь мне не верить, но мой мир существует, и он отличается от вашего… — Я верю тебе, Маркос. Я знал людей, которые были раздираемы между двумя мирами. — И что? Какой из моих двух миров является истинным? В каком из них мне суждено остаться? — спросил Марк и затаил дыхание. — Помимо двух миров, которые ты знаешь, есть еще один. Открой его и поймешь, что только он и является настоящим. — Что это за мир? — Мир внутри тебя. Место, найти которое настолько легко, что находят его немногие. Оно в тебе и во всем, что вокруг тебя. — Не понимаю. — Я бы тоже тебя не понял, если бы ты пытался выразить невыразимое. Старец обернулся. — Циэль, подойди к нам. Девочка послушно подошла. Марк поглядел на ее темные волосы, на приподнятую головку, на всю ее фигурку, залитую огнями свечей, и удивился, насколько по-взрослому серьезны ее глаза и как необычно они сочетаются с ее детскими щечками и губами. Марку вдруг показалось, что он где-то видел ее, только не мог вспомнить — во сне ли, или где-то в Каллирое. — Восемь десятков лет разделяют нас с маленькой Циэлью, — проговорил старец, упокоенно улыбаясь. — А в чем разница? Я молюсь — и Творец отвечает, молится Циэль — и Творец отвечает тоже. Мы оба познали мир, который более реален, чем тот, который ты видишь. Я познал его в конце жизни, а она в начале — вот и вся разница. Они немного помолчали. — Вижу, Маркос, мои ответы тебя не устраивают. Ладно, перейдем к тому, за чем ты пришел. Однако и пророчество, увы, не даст тебе желаемых ответов. — Это почему? — нахмурился Марк в нехорошем предчувствии. — Ты хочешь заверений, а не истины. Но дело не только в этом. Я получил это пророчество незадолго до твоего появления в Каллирое, а с тех пор многое изменилось. Да, забыл сказать: я стар и не записываю пророчеств. Этим занимается Циэль. А она, уж прости, любит придавать словам пророчеств забавную форму. Прочти, Циэль. Девочка держала свиток двумя руками у груди, не раскрывая. Она помнила его наизусть. — Пророчество о Седьмом миротворце… Марк погрузился в слух. Окружающий мир перестал существовать, была только девочка и свиток в ее руках. Над Башнею мрака труба вострубит, Восход Миротворца сердца вдохновит, Там Избранный верным сигнал даст к войне И стяги Свободы взовьются во тьме. Путь миротворца ты призван пройти, Хоть трудно теперь его снова найти: Однажды запятнан он кровью людской И проклят с тех пор миротворец любой. Лишь в сердце жестоком найдешь тот ответ, Что сможет разрушить Проклятья завет, Но выбор пред тем предстоит совершить: Быть верным Пути иль ему изменить. Отступишь — и проклятый путь изберешь, Заветное зло из болот призовешь, Тогда берегись и готовься к борьбе: Судьба хуже смерти готова тебе. Противиться ей никто не сумел, Ответ здесь не в том, умен ты иль смел, Покорность же ей — свершит волю тьмы, И ужасом станешь для этой страны. На последней строчке Марк содрогнулся, как-будто услышав чье-то приглушенное злое шипение. Нечто жестокое и темное, что пугало его в отдаленных мистических предчувствиях, вдруг пронеслось совсем рядом. Марк поморщился как от внезапной головной боли. Но это была не боль. «…И ужасом станешь для этой страны». Марк вытер лоб, стараясь не выдавать своей необъяснимой тревоги. — Нельзя ли еще раз? — попросил он. Девочка прочитала снова, потом еще раз и еще один раз. Марк вслушивался в каждое слово, мгновенно запечатлевая его в памяти. Пугающее предчувствие больше не повторялось, но в душе остался тревожный след. — Что оно означает? — спросил он, когда уже был способен пересказать стихи сам. — Теперь видишь, почему я сказал, что пророчество не даст тебе ответа, которого ты хочешь, — промолвил старец. — Признаться, я его представлял себе иначе, — сказал Марк. Вернее было бы сказать, что он себе его никак не представлял. Но услышать пророчество Эйренома в форме детских стихов было странно. — А как оно звучало, когда ты получил его? — спросил Марк, надеясь узнать что-то более конкретное. — Я не помню его, — ответил старец, наклоняясь над столом. — А если бы и помнил, ты бы ничего из него не понял. Для того Циэль и служит мне, чтобы изъяснять пророчества таким как ты. Марк уязвленно кашлянул. — Если так, то, может быть, она разъяснит мне, что именно я должен сделать? — Это работа твоего проводника. Ортос любит разъяснения. Ступай, он тебе все расскажет. Марк пожал плечами. Больше ему здесь делать было нечего. — Можно мне свиток с пророчеством? — Бери, но смотри, не отдавай его никому, — протянула девочка свиток, глядя на него не по-детски серьезными глазами. — Спасибо. И тебе спасибо, Эйреном. Остальное надеюсь узнать от Ортоса. — Только не забудь ему рассказать о том, что произошло с тобой в Белом забвении. — Откуда ты знаешь? — вздрогнул Марк. — Достаточно увидеть твой шрам на шее. Но мне не нужно даже этого. Марк покрутил головой и поднял воротник рубахи. — Я ему все рассказал. — Нет, не все. Если бы он все знал, то не был бы так спокоен. Ступай, Маркос. Не доходя до двери, Марк задержался. — И все-таки я хочу знать: суждено ли мне когда-нибудь вернуться в мой мир? Старец замолчал, не желая отвечать на надоевший вопрос. Марк перевел взгляд к девочке. — Все в твоих руках, — ответила она, и Марку показалось, что девочка чуть-чуть улыбается. — То есть, я получу возможность вернуться, если исполню свое призвание? — Призвание — это вся твоя жизнь, — пояснила она, — а пророчество говорит только об одной миссии. — Но я исполню ее? — Спроси у себя. — Ее вообще возможно исполнить? — Всевышний не дает невыполнимых испытаний, — проговорила девочка и теперь улыбнулась по-настоящему. Марк подошел к двери: все не так плохо! Если миссию исполнить возможно, значит, он исполнит ее! А когда исполнит — откроется дорога домой. — Можно еще вопрос, Эйреном? — спросил Марк, остановленный внезапной мыслью. — А что было предсказано Шестому миротворцу? Пророк молчал. Видно, совсем устал от глупых вопросов. — Циэль, скажи, — Марк склонился над девочкой, — ты ведь помнишь? Девочка чуть опустила головку, но глаза ее, отражая свет семисвечника, неотрывно смотрели на Марка. — …С Сонного города смоет позор избранный князь Мутных озер, — изрекла она на одном дыхании, и Марку почудилось, что где-то заиграла таинственная музыка. — Ему было предсказано стать князем провинции Мутных озер! — почти вскричал он. — Но он же погиб, его убили! — Тебе пора идти, Маркос, — с грустью сказала девочка. — Пророчество не исполнилось, почему? — проговорил Марк, уже выйдя за дверь, словно разговаривал сам с собой. — А что было предсказано Пятому миротворцу, Четвертому? Они тоже должны были прославиться? — Мне жаль тебя, — произнесла девочка вслед. — Жаль? Почему? — Ты идешь по пути не лучших своих предшественников. Третьего, Четвертого, Пятого, Шестого миротворцев. Девочка подошла к нему и взяла его за руку. — Те миротворцы пытались кем-то стать: полководцем, вельможей, следопытом. Не будь как они. Будь миротворцем. Она забрала руку и вернулась в библиотеку. — Ну, я постараюсь, — сказал Марк поуверенней. Сочувствие маленькой девочки почему-то подарило ему прилив отваги: не минутной, а такой, что будет сопровождать его долго. — Циэль! — позвал он ее напоследок. — Почему ты сидишь в этом мрачном месте, а не играешь с другими детьми? — Мне хорошо там, где я нужна. Прощай. Глухо затворилась полукруглая дверь. Марк вздохнул: он не узнал решительно ничего. Кроме, конечно, того, что пророчество условно. Может, сбудется, может, нет — все зависит от него. Как глупо. И стоило столько ждать? Одна надежда, что епископ внесет какую-то ясность. Но это твердил разум. В глубине души Марк испытывал какое-то тихое и светлое чувство. Неподвластное разуму. Неподвластное страху. Неподвластное злу. Как знать, быть может, неподвластное и самой смерти. Храмовое служение закончилось, но по каким-то причинам никто не расходился. Прихожане в чистеньких белых платьях, рубашках и туниках разбрелись по залу небольшими группками и тревожно перешептывались. Друзья Марка, а с ними и бравый сотник Экбаллар молчаливо стояли у окна, что-то напряженно созерцая. Минуя встревоженных местных аделиан, из которых кто-то сопровождал его неодобрительным и даже враждебным взглядом, Марк бесшумно подошел к Никте и Харису со спины. — Что здесь у вас? — Глянь в окно, — подтолкнул его Харис. — И приготовься к драке! Увиденная картина заставила бы вздрогнуть воинов и покрепче. У храма во всеоружии стояли ряды арпаков, очень похожих на тех, с которыми Марк встречался у мелисской таверны. Только здесь их было гораздо больше, наверное, около сотни. За ними возвышался черный всадник в мантии. Шокирующего страха не было, встречались противники и посерьезней, и к тому же Марк находился в храме, где полно аделиан. Но в то же время слова пророка о реальности смерти неприятно щемили сердце. — Если это по поводу разгромленной таверны, то пусть пришлют счет, — сострил Марк, хотя лицо его наливалось свинцом. — Пустим шапку по кругу и возместим убытки. — Готовься к худшему, Маркос, — со всей серьезностью предупредил епископ. — Как я и предполагал, шпионы быстро донесли черным магам, что Седьмой миротворец пришел в Храм призвания. Теперь, когда ты услышал пророчество, враг не даст тебе покоя. Здесь сам темный князь Эреб и вся его даймонская свора. — Чего они хотят? Епископ как-то странно посмотрел на окружавших его Хариса, Никту и Флою. По их смятенным взглядам Марк уразумел, что ситуация плачевна. — Эреб требует только тебя, Маркос, — выдавил из себя епископ. — Остальных его арпаки не тронут. В противном случае он угрожает сжечь храм и уничтожить здесь все живое. «Попался миротворец! — подумал Марк, оглядываясь на озабоченные лица прихожан. — Вот почему никто не выходит из храма». — А что меня ждет в плену? — То, что тебе обещала Амарта: нечто худшее, чем смерть, — сообщил епископ, не меняя голоса. Флоя взвизгнула, привлекши внимание всех прихожан. — Да тихо ты! — шикнул Харис. — Мы не собираемся отдавать им Маркоса. Эреб просто глупец, если надеется с сотней каких-то арпаков штурмовать этот храм. Погляди, здесь полно мужчин, а в подвале у них склад оружия. Мы примем бой. — Не все так просто, Харис, — поник головой епископ. — Он помешан на мести, но совсем не глуп, этот архимаг Эреб. — Бывший архимаг, — уничижительно уточнил Харис. К ним подошел старый настоятель храма, в белом хитоне. В глазах его читались спокойствие и решительность. — Я проведу вас в погреба. Вы уйдете через подземный ход. Епископ покачал головой. — Хотя Эреб в приступах безумия и растерял способности архимага, но огненной магией он владеет неплохо. Он подожжет храм, когда узнает, что его обманули. — Храм призвания устоял в Эпоху лесных войн, устоял при нашествии черного дракона Фамбода, устоит и сейчас! Эреб получит твердый отпор! — Тогда мы останемся с вами, и отпор будет еще тверже, — проговорил епископ к великой радости Хариса. — Ух, зададим нелюдям! — сжал кулаки странствующий рыцарь. Настоятель какое-то время молчал, поджимая губы и думая. — Мой слуга уже поспешил через подземный ход в гарнизон за помощью. Нам нужно продержаться хотя бы полчаса. Я прикажу раздать оружие. — Ваши люди не пойдут в бой, — неожиданно сказала хранительница, все это время к чему-то присматриваясь. — Как… не пойдут? — недоуменно и даже возмущенно вопросил настоятель. Хранительница обвела проницательным взглядом всех людей, пребывающих в храме. — Здесь не доверяют нам. Некто хорошо поработал, поливая клеветой Седьмого миротворца и его друзей. Кто захочет рисковать жизнью из-за человека, которого считает шарлатаном? — Это Ипокрит! — воскликнула Флоя, вновь привлекая внимание публики. — Я же говорила! Это он подговорил всех! — И теперь все против меня, — покосился Марк по сторонам. — Мы за тебя. Мой меч на страже твоего покоя! — отважно заявил Харис. Настоятель, как бы в тревоге за честь своего храма, покровительственно положил одну руку на плечо Марка, а другую — на плечо епископа. — Что бы ни говорил о вас Ипокрит, вы — гости храма, и всякий, переступивший его порог, пребывает под защитой служителей. Ты права, дочь Сельвана, не все готовы вступиться за Седьмого миротворца. Но каждый, кто считает этот храм своим, поднимет оружие, если враг осмелится осквернить святое место. — Они встанут на защиту храма, а не миротворца, — упрямо возразила хранительница. Она прищурила глаза и отвернулась, как показалось Марку, скрывая боль воспоминаний о своей Сонной дубраве. — И через подземный ход мы уйти не можем, потому как сожженный Эребом храм возложат на совесть Маркоса. Приход миротворца в Зеленую идиллию ознаменуется огнем и смертью. Его назовут трусом и носителем бедствий. Ипокрит неплохо потрудился. Кто-то еще доверяет Седьмому миротворцу, а кто-то уже презирает. В Храме призвания нет единства. — Зато есть мечи и щиты, — ответил настоятель и вскинул голову, как настоящий воин перед сражением. — К оружию! Терзая себя мыслями, что через минуту из-за него прольется кровь, Марк едва сопротивлялся отчаянию. «Я должен нести мир, а принес разделение. Я только пришел в Зеленую идиллию, а уже поставил под удар целый храм. Но нет, еще можно что-то придумать. Через полчаса придет помощь. Нужно затянуть время!» — Стойте! — крикнул Марк настоятелю, шедшему к группе служителей. — Тот, кто за окном — моя судьба и только моя. Это не война двух противоборствующих сил, это конфликт аделианина и черного мага. Темный князь Эреб ищет меня, он меня и получит. Я выйду к нему и вызову его на бой. Если есть в нем хоть капля чести, он примет мой вызов. Марк застыл под множеством молчаливых взглядов и впервые в жизни не ощутил никакой стеснительности. Тело колол страх за свою жизнь, но Марк уверял себя, что ничего страшного не случится. Он просто затянет время. Логос вспыхнул обоюдоострым мечом лишь по легкому шепоту «Слово-меч», вызвав где-то в зале одинокий «ах». — Нет! Не надо! — крикнула в слезах Флоя, повиснув у Марка на плече. — Он убьет тебя! Не ходи, давай убежим! — Маркос благороден. Он вызывает Эреба на честный поединок, — с нескрываемым уважением посмотрев на Седьмого миротворца, Харис отдернул Флою. — Славно, Маркос! Темный князь согласится, если не струсит. Черные маги чтят свои законы поединков. «Неужели он поверил, что я собираюсь драться с Эребом?» — поразился Марк. В зале зашумел встревоженный шепот. Несколько мужчин, успевших сбегать за щитами и доспехами, недоуменно остановились. — Верно, Седьмой миротворец! Покажи им, кто такой воин света! — громко крякнул сотник Экбаллар и, подняв двуручный меч, чуть не разнес им люстру со свечами. Епископ посмотрел на Марка с глубоким сочувствием. — Остановись. Эреб прирожденный колдун и опытный воин-маг. — Я не боюсь его! Марк сделал вид, что обнимает епископа, и прошептал ему на ухо: — Я выйду, и буду говорить с ним как можно дольше, пока не придет помощь. Епископ напряженно думал. Его морщины нервно вздрагивали. — Послушай, Маркос, что мы сделаем. Выйду я. И я затяну разговор с Эребом, а ты беги вглубь поселка, — заговорил епископ очень быстро, что никогда прежде за ним не замечалось. — Спрячься и жди рыцарей Армии Свободы. — Брат Ортос… — Не спорь! Подумай о пророчестве. Тебе нельзя рисковать. План епископа был куда безопаснее. «Соглашайся, соглашайся», — заговорил сам себе Марк в мыслях, как тут подскочил Харис, притащив старый прямоугольный щит и кольчужную кирасу. — Гляди, Маркос, как тебе кольчужка? Славно? Нет, не подходит? Держи, я дам тебе свою. Марк заметил, что теперь все присутствующие в храме смотрят на него с надеждой, ожидая поединка. Побег, предложенный епископом, теперь будет выглядеть низменной трусостью. «И кто меня за язык дернул? …Но если мой план удастся, о, эти люди не будут разочарованы. Я спасу и себя, и храм. И пусть потом попробует Ипокрит обвинить меня в трусости и шарлатанстве!» В этот миг одно из витражных стекол жалобно зазвенело, и в наполненный тревогой зал влетела горящая стрела, к счастью, никого не задев. — Время истекло! — раздался со стороны черного всадника властный голос. Медлить становилось опасно. — План таков, — спешно заговорил Марк. Никакого плана у него не было, он надеялся, что кто-то из друзей придумал что-то и отговорит его от опасной затеи. — Говорить с Эребом буду я. А кто-то пусть отвлечет арпаков. Нужно увести их подальше от храма… Харис… Странствующий рыцарь покорно придвинулся к нему с выражением мудрого стратега на лице, но говорить Марку было нечего. Он ничего не придумал, кроме безрассудного разговора с черным магом. Хранительница дернула его за рукав. Ее глаза смотрели на него с недоуменным негодованием. — Ты что, совсем свихнулся? — ее голос дрожал, она явно не ждала от Марка такой храбрости. «Надо же, даже она поверила!» — не без удовольствия отметил он. Ему нравилось ее недоумение, и не хотелось ее разубеждать. Пусть она его отговаривает! — Все будет славно, я справлюсь! Но мне будет нужна ваша помощь, Никта… Экбаллар! Однако бравый сотник, не дослушав плана, вдруг подхватил свой двуручный меч и ринулся к дверям, распахнув их ударом ноги. — А ну подходи, гадесово племя! Сейчас вы станете удобрением для этой земли! Я покажу вам, отродье, кто такой рыцарь Ордена разбитых оков! — Утренний хмель так и не выветрился из его головы, — вполголоса заметила хранительница. С ужасом услышав свист стрел, Марк схватил бесшабашного сотника за плечи и рывком втянул обратно. Из древнего нагрудника сотника торчали три толстых стрелы, на его счастье, не пробившие броню насквозь. — Жалкие трусы… — прошептал старик трясущимися губами и сплюнул. — Как ты? — Как боевой слон! Век великих войн настал! Марк прокричал в открытую дверь: — Не стрелять! Я Седьмой миротворец Маркос! Я выхожу! — Кольчугу, Маркос, кольчугу! — закричал Харис. Тот отмахнулся: как объяснить бравому вояке, что он не собирается биться с Эребом? — Не надо, она будет мне мешать… — Так хоть щит возьми! Марк сбросил на пол все, что могло помешать бегству, если разговор с Эребом примет опасный оборот: полупустой походный мешок, накидку на голову, рожок Автолика, кухонный нож, оставив при себе только меч и свиток с пророчеством. — Не стрелять! — еще громче крикнул Марк, выходя во двор. — Эреб, я иду к тебе! Один на один! До чего жутко делать каждый шаг навстречу множеству пар даймонских глаз, горящих ненавистью и жаждой крови! Ноги наливались тяжестью, тряслись поджилки, голова мутнела от осознания безумности своего плана и только правая рука живилась силой сверкающего меча. «Так, спокойно, соберись, — твердил Марк в мыслях. — Постоянно задавай вопросы, причем так, чтобы ему приходилось отвечать подольше». Шагая навстречу неизбежности, он надеялся только на чудо. Рослые однорогие арпаки, покрытые полосками брони и круглыми шлемами, из-под которых виднелись ненавидящие красные глаза и кривые клыки, примолкли и расступились, пропуская темного князя Эреба. Мрачное лицо бывшего архимага с длинными черными бровями и гладко подстриженной бородой выражало гнев и презрение. Впалые глаза излучали темную силу, отчего смотреть в них было невозможно. Могучие плечи покрывала черная мантия из шероховатой кожи, с огромным воротником, выступающим за шеей в форме полумесяца. — Не думал, что ты решишься на поединок, миротворец, — густым басом проговорил темный князь, испепеляя его взглядом. — Но что это? Я чувствую в твоем сердце животный страх за свою жизнь! — Боится тело, но не дух, — превозмогая учащенное дыхание, ответил Марк. — Это не помешает мне скрестить с тобой меч. Но прежде я хочу знать: за что ты ненавидишь меня? Зачем ищет моей смерти твоя дочь? Я не причинил вам никакого зла. По какому праву ты собираешься убить меня? Я знаю, у вас, черных магов, своя мораль, свои законы. По какому из них ты выносишь мне приговор? — Черные маги извечно хранят честь своего рода, — ответил Эреб мрачным как преисподняя голосом. — Но когда от подлого коварства погибает та, которую ты любил больше жизни — умирает честь, умирает мораль, умирают все законы. И только закон мести способен утолить ужаленное сердце. По этому закону я и живу. Я поклялся на алтаре богов войны, что буду истреблять всех миротворцев. И мне не будет покоя, пока не исчезнет в Каллирое и память о миротворцах. Эреб вытянул длинный ятаган с красными камнями на рукояти, и при его взмахе Марка обдала волна магической мощи. — Я принимаю твой вызов. Я легко справлюсь с тобой и уведу в плен, где ты изопьешь сполна свою участь. А чтобы не было молвы, будто миротворец пал в неравном бою, я даю слово, что не воспользуюсь магией. Мой меч против твоего меча. Что до тебя, то можешь использовать все свои глупости: молитвы, мольбы, причитания… ничто не спасет тебя от возмездия архимага Эреба Амархтонского. Сила проклятия на моей стороне. Эреб шагнул к нему. «Говори, говори, спрашивай, тяни время!» — Постой, Эреб! Тебе нужно пророчество, не так ли? Для этого ты пришел за мной? — Я не верю в пророчества. Защищайся, — глухо произнес темный князь. — Нет, погоди… — Марк начал непроизвольно пятиться. — Что за проклятие лежит на миротворцах, ответь? — У меня нет времени болтать с тобой, ничтожество. В темнице тебе все расскажут. Поднапрягши дрожащие мышцы, Марк поднял меч, сжав обеими руками горячую рукоять, и замер в боевой стойке. План провалился. На что он мог рассчитывать? Те скудные навыки, которые он приобрел, учась у Афарея и Автолика, не спасут его от меча закаленного убийцы. Поединок волка и ягненка — ему и минуты не продержаться на ногах! В глубине души Марк желал, чтобы спасающим чудом вышли на помощь друзья и воины храма, но и понимал, что никакой помощи не будет — он сделал свой выбор, ему и отвечать за него. Вдруг, неожиданно для самого себя, Марк выпрямился и силой разума приказал дрожи утихнуть. «Ладно, я приму бой! Пусть даже он будет последним, но ты меня так просто не возьмешь, Эреб!» — Марк до боли сжал зубы и все мышцы лица. В нем заговорило достоинство. На него смотрит его друг и учитель, на него смотрят девушки, смотрят аделиане, которые еще не разочаровались в миротворцах! Он не имеет права малодушничать! Не умеет сражаться — сразится, как умеет! — Незаслуженное проклятие не сбудется, Эреб, — промолвил Марк, ощутив, как легко говорить, когда находишь в себе силы сказать первую фразу. — Я не сделал ничего, заслуживающего проклятия. И я вышел не драться с тобой, как варвар, а решить все при помощи слов. И если ты намерен убить меня — знай: моя жизнь принадлежит не мне, а моему Творцу. И я призван не проливать людскую кровь, а нести мир… Лицо Эреба обрело такой лик, что Марку почудилось, будто он вздрогнул, будто что-то екнуло в груди бесстрашного темного князя. — Лицемер! — прошипел он. В следующий миг Эреб взревел и бросился на него диким вепрем. От удара скрестившихся клинков посыпался рой искр, камни на рукояти ятагана Эреба вспыхнули темно-красным огнем преисподнего пламени. Марк чудом удержал меч, отступил на несколько шагов и едва не упал. Не успел он опомниться, как обрушился новый удар. Снова посыпались искры как из-под кузнечного молота. Третий удар свалил его с ног: прокатившись по земле, Марк разжал руки, гудящие от звона меча. — Нет, я не буду биться с тобой, — прохрипел в ярости Эреб. — Иначе мне не сдержать гнева. Ты мне нужен живым. Взять его! Захваченные врасплох новым намерением своего темного князя, арпаки не сразу ринулись исполнять приказ. В эту секунду, Марк ощутил, как сильные руки поднимают его на ноги и в правую руку вкладывают Логос. — Харис! — Марк как никогда был рад другу. — Держи, побратим! В левой руке Марка появился тяжелый прямоугольный щит с графическим рисунком неприступной скалы, закрывающий все тело от шеи до колен. В руке Харис держал свой круглый, обшитый кожей щит. — Это крепостной щит, — впопыхах пояснил Харис. — Подарок служителей храма. Прекрасная защита от даймонского оружия для того, кто верит… Издавая глухое рычание, арпаки ринулись на них бушующей лавиной. — Время драки! Плечом к плечу! — прокричал Харис. И громко возгласив какой-то воинственный клич, как было принято у воинов Ордена молодого льва, бросился навстречу врагам. По щиту Марка гулко заколотили дубины, он неловко попятился. Дикая орда арпаков едва не растоптала его сходу. Содрогаясь от тяжелых ударов дубин и топоров по щиту, Марк совершенно позабыл о своем мече, а лишь отступал, отступал, пока не уперся спиной в стену храма. Выглянув из-за щита, Марк оценил, что ситуация не такая уж безнадежная. Враги, опьяненные легкой добычей, толкались, пинались, мешали друг другу, задевали сородичей оружием, отпихивали один другого. Бой кончился бы гораздо быстрее, если бы арпаков было два-три. «Неужели я еще жив?» — измученно подумал Марк, уже не в состоянии держать щит, и тут чудовищный удар огромной палицы вожака вмял его спиной в стену. Щит отлетел в сторону и остался под ногами ликующих врагов. Свалившись мешком на землю, Марк в смертельном ужасе зажмурил глаза, предчувствуя шквал дубинок на своей спине. — А ну разойдись, гадесово племя! Рыцарь Ордена разбитых оков идет в бой! — прокатился над полем боя хриплый голос сотника Экбаллара. Приоткрыв глаза, Марк с облегчением увидел отхлынувших от него арпаков. Бравый сотник пробивался к нему сквозь дрогнувшие ряды. Исполненный огромной силой бывший глава Ордена разбитых оков размахивал огромным мечом, словно кадилом, образовывая вокруг себя свободное пространство. Два или три арпака попали под его удар и уже валялись в черной крови. Но остальные предусмотрительно отбегали от его меча и держались в стороне. Наступление сотника не произвело впечатления на бывшего архимага. Он взмахнул рукой и нервно выкрикнул: — Оставьте пьяницу, хватайте миротворца! Марк чуть было не упустил единственный момент для отступления. Подпрыгнув, он ухватился двумя руками за хлипкий карниз, чуть-чуть не обломавшийся от рывка, затем подтянулся и влез на крышу. И весьма вовремя, так как даймонские лапы уже пытались схватить его за ноги. Не останавливаясь, он рванулся еще выше — с первого яруса на второй, затем на третий. Внезапно здесь раздался протяжный трубный вой, окативший Марка волной страха. Но наверху кроме него оказалась только Флоя, трубящая изо всех сил в рожок Автолика. Звуки, издаваемые рожком, походили на беспорядочные трели погонщика верблюдов, но никак не на боевой сигнал. «Зачем тебе это нужно?» — хотел крикнуть Марк, но не успел: даймоны полезли на крышу, становясь один другому на плечи. Растерянно ища меч, Марк с ужасом вспомнил, что бросил его внизу, когда убегал на крышу! Что делать? От крошек отваги, теплившихся перед боем, не осталось и следа. Тогда поединок казался иначе; Марк надеялся, что он будет оттягивать время, пока не придет помощь или его таки отговорят, или еще что-то произойдет. Но теперь, оказавшись лицом к лицу с врагом, он почувствовал себя жалким, безобидным существом, бессильным даже против одного арпака. Но жажда жизни сделала свое дело. Он вскочил, и что силы пнул карабкающегося арпака ногой в морду. Тот полетел, задрав ноги, а Марк упал от сильного рывка за лодыжку. Ухвативший его даймон тоже получил ногой по морде и покатился вниз в толпу сородичей. Спасали хрупкие карнизы. Тяжелые арпаки заваливали их своим весом, с какой бы стороны ни подбирались. Марк метался по крыше как загнанный кот, изредка пиная какую-нибудь ползущую к нему рожу. Он был готов убежать в храм, но не знал, где среди всех чердачных окошек искать лестницу. У ближайшего дома с садом бегал, воинственно крича, Харис. Он отбивался от четырех увязавшихся за ним арпаков и перебегал от дома к сараю, перемахивал через забор. Враги упорно гонялись за ним, ломая заборчики и растаптывая грядки. Еще трое арпаков пытались попасть в странствующего рыцаря из самострелов, но, к его счастью, стрелки из них были никудышные. — Э-э-х, гадесово племя! — ревел Экбаллар, окруженный плотным кольцом даймонов. Приблизиться они не могли, поскольку сотник без устали махал вокруг себя мечом, а лишь выжидали удобный момент. Марк с холодом понял, что всех лезущих на крышу арпаков ему не остановить. Был шанс спрыгнуть с противоположного конца крыши и попытаться убежать, но… вдруг там засада? «Неужто все тщетно!» — с отчаяньем подумал Марк и заметил, что Флоя все еще стоит на одном из чердачных люков с зажатым рожком. — Флоя, беги! Слышишь, прячься! — закричал Марк. Строя живые лестницы, на крышу храма взобрались уже шестеро арпаков. Опешив от тщетности своих попыток отбиться от врагов, Марк растерянно замер на краю карниза. Когда решительность вернулась к нему, бежать к противоположному краю крыши и спасаться бегством, было поздно. Марк забегал по крыше, надеясь сбить с толку врагов. Однако арпаки были не так глупы. Они полезли со всех четырех сторон, медленно беря добычу в кольцо. Трое из них готовили прозрачные сетки. — Маркос, стой! — раздался пронзительный голос хранительницы откуда-то сверху. Марк оглянулся и прямо перед ним рухнул увесистый арпак с торчащим из шлема метательным кинжалом… На том месте, где только что была Флоя, появилась хранительница. Ее темные и легкие как шелк одежды шевелились на трепетном ветерке, веющем с Лунного леса. — Лесная нимфа сражается вместе с Седьмым миротворцем? — донесся снизу насмешливый голос бывшего архимага Эреба. — Иди прочь, девчонка! — Мое имя Никтилена! — крикнула в ответ хранительница. — Я хранительница секретов, дочь Сельвана, сотника Лесного воинства! — Дочь Сельвана? — переспросил Эреб и насмешка покинула его уста. — Так вот ты кто, ночная птица! Ты решила принять судьбу своего отца? Что ж, в знак почтения его памяти, я помогу тебе. Убейте ее! Марк зажмурил глаза, когда сразу четверо арпаков ринулись на хранительницу. Но она, словно вспорхнув на крыльях своих одежд, пронеслась между ними, рубанув одного из них, и спрыгнула на второй ярус храма. Противно рыча, арпак с рассеченной броней поковылял в сторону. Остальные прыгнули вслед за Никтой, но под их телами затрещали только плетеные карнизы. — Никта, берегись! — крикнул Марк. Выбравшихся к ней арпаков хранительница встретила взмахом меча, отправив одного из них кубарем вниз. Несколько молниеносных взмахов в течение двух-трех секунд отразили выпады двух пик и четырех топоров. Чуть нагнув спину и согнув ноги в коленях, хранительница замерла в хладнокровной боевой стойке и, как только враги подкрались к ней ближе чем на пять шагов, метнулась в бой. Сжимая свой легкий слабоизогнутый меч обеими руками, она нанесла череду рубящих и режущих ударов, плавных и, казалось, невидимых. Трое раненых арпаков покатились вниз, хрипло ревя. Вокруг нее оставалось шестеро противников. Снизу лезли еще пятеро. Видя, что ее окружают, хранительница рванулась вперед, отогнав преграждающих путь врагов двумя взмахами меча. Спрыгнув на первый ярус, где уже толпился десяток арпаков, хранительница вонзила меч в карниз и неуловимым движением выхватила два кинжала. Тонкий плетеный карниз закачался под ее сандалиями. Двое арпаков-стрелков не успели вскинуть самострелы, как метательные кинжалы сразили их наповал. На третий ярус арпаки взбирались один за другим. Марка окружали. В отчаянии он зажмурил глаза, готовясь разбежаться и прыгнуть вниз… — Назад! Все отступаем, назад! — раздался голос Эреба, дребезжащий от досады. Марк подумал, что ослышался, но зов к отступлению повторился. Тогда он решил, что темный князь задумал какой-то хитрый маневр. Но вот арпаки оставили его и Никту, попрыгав с крыши. Вот грозная толпа дрогнула и в одно мгновение превратилась в неорганизованную массу — толкаясь и распихивая друг друга, арпаки сбились в кучу. А затем, не обращая внимания на машущего мечом сотника, тщетно призывающего их сразиться с ним, арпаки ринулись к лесу. Через мгновение воины Эреба уже неслись со всех ног, словно преследуемое осиным роем коровье стадо. Темный князь хлестнул коня и, поглядев напоследок в сторону Марка, поскакал во главе своей нечистой гвардии. Поначалу Марк был настолько счастлив, что даже не пытался объяснить себе причины массового бегства врагов, когда победа была у них в кармане. Но минутой позже все стало ясно. Долгожданная помощь таки пришла! Когда от орды арпаков остались лишь тучи поднятой пыли, у храма остановились пять боевых колесниц с флагами Армии Свободы. За ними появилась большая группа конных рыцарей. «Хвала Спасителю, я жив!» Марк слез на землю, — хотелось познакомиться с рыцарями. Хранительница же бросила на подоспевших всадников какой-то недоверчивый взгляд и пошла собирать свои кинжалы. Двери храма, наконец, распахнулись, и первым из них выбежал епископ Ортос, переругиваясь с брызжущим слюной архиепископом Ипокритом. Теперь не оставалось сомнений в том, что коварный старик настроил прихожан храма против Седьмого миротворца. Однако поверили ему не все. Вслед за настоятелем во двор выбежала гурьба прихожан, вооруженных чем попало. Но всех опередил Харис, целый и невредимый, если не считать расцарапанного ветками деревьев лица. Подбежав к сердитому военачальнику, спрыгнувшему с золоченой колесницы, странствующий рыцарь бросил щит и меч и заключил его в дружеские объятия. Тот небрежно отстранил его в сторону. — Почтенный Теламон, вот так встреча! Как колесница, колесо больше не шатается? Названный Теламоном военачальник, как догадался Марк, и был тем эмиссаром королевы Сильвиры, которому Харис помог с ремонтом колесницы. Чем он понравился Харису, Марк не понимал, разве что щедростью оплаты за помощь. Надменный взгляд, поджатые губы, зачесанные назад жесткие дымчатые волосы придавали ему вид человека тщеславного и несдержанного. Темно-синий плащ и золоченый нагрудник со множеством сверкающих петлиц подчеркивали его особое положение среди других рыцарей. — Святой-Всемогущий! Вы прибыли вовремя, эти твари так и помчались от вас к Лунному лесу! — взволнованно говорил Харис. Теламон не замечал его, он был взбешен. — Где, где он? — Темный князь Эреб? — услужливо уточнил Харис. — Говорю же, они помчались к Лунному лесу. Друзья, их надо догнать! Дайте мне коня, я с вами поеду. — Да какой Эреб! — в ярости вскричал Теламон, поднимая кулаки и презрительно кривя губы в сторону Хариса. — Я спрашиваю, где этот проклятый негодяй, что трубил в рожок? Перед храмом воцарилась тишина, нарушаемая только храпом лошадей да ожесточенным спором Ипокрита и Ортоса. Трубивший о помощи, видимо, был самым ненавистным врагом королевского эмиссара и наверняка закоренелым преступником. А Марк подумал, что это распоясавшаяся нечисть вызвала такой гнев. — Я спрашиваю! — багровея от негодования, кричал Теламон, и при этом его голова как будто подпрыгивала на плечах. — Я спрашиваю, где этот смутьян, где этот гнусный нечестивец, заслуживший пожизненный Шарат?! Марк обернулся: за спиной стояла побледневшая Флоя, с полуоткрытым ртом наблюдая за мстительным взглядом эмиссара. Скрывать зажатый в руке рожок она не могла и трясущейся рукой выставила его на общее обозрение. — Я… — тихо прошептала она, но в напряженной тишине не было никого, кто бы ее не услышал. Теламон подскочил к ней как взбесившийся волк и рывком вырвал рожок. Марк шагнул к девушке, готовясь вступиться, если тот посмеет прикоснуться к ней, но Теламон только затряс рожком перед ее носом. — Ты трубила? А где, я тебя спрашиваю, владелец этого рожка? — Вообще-то, эта вещь принадлежит мне, — сказал Марк, раздраженный хамоватым вельможей. — Откуда он у тебя? — спросил Теламон с резким обвинением в голосе. — Мне подарили, — с вызовом выпалил Марк. — Кто?! — Глава Ордена вольных стрелков, почтенный Автолик… — Почтенный! — вскричал Теламон, и бордовая краска гнева залила его уши до кончиков. — Почтенный! Бессовестного, самолюбивого сластолюбца ты называешь почтенным? Да он… он… — Автолик мой друг, почтенный Теламон, — холодно возразил Марк. После Эреба гнев королевского эмиссара не страшил, а вызывал неприязнь и досаду. — Друг?! — еще громче возопил Теламон. — Да с такими друзьями тебе и врагов не нужно, Седьмой миротворец! Где он?! — Вообще-то, Автолик живет в Мелисе. Теламон громко фыркнул. — Может, мы знаем разных Автоликов? — поспешил с догадкой Марк. — Как же, как же! Другого такого нет! Орден он основал! Да как он смеет называть свое сборище разбойников орденом! Предатель, полубрат, любитель игрищ! Этот рожок я надолго запомню! Теламон понемногу успокоился и перестал кричать, но презрительное фырканье и дальше прерывало его слова. — Нам сообщили, что на храм напали. Мы были охвачены праведным гневом, услышав звук рожка этого нечестивца. Жаль, жаль, что даром мчались, я надеялся схватить его здесь. Трусливый пес не вылезает из своей конуры. — Если он в чем-то виновен, то почему не арестовать его в Мелисе? — вступила в разговор подошедшая хранительница. Эмиссар только презрительно фыркнул, смерив ее уничижающим взглядом, но за него ответил низенький лысоватый писец: — Нам не дают такой возможности! Правящая в Мелисе Гильдия купцов не позволяет нам взять его в городе. Эти скряги принимают в свой город всех разбойников, лишь бы им подати платили. Теламон наконец-то заметил епископа и Ипокрита. — А, епископ Ортос, все же мы не зря ехали. Вас хочет видеть сиятельная королева Сильвира. — Где она? — спросил епископ, выражая в голосе почтение к королевской особе. — Сейчас у сиятельной королевы важные переговоры в Морфелоне. Если есть вопросы — решайте со мной. Я личный эмиссар сиятельной королевы в Зеленой идиллии. Все это время королевский эмиссар делал вид, что не замечает или не узнает Ипокрита, но как только Теламон повернулся к колеснице, архиепископ остановил его сварливым окликом: — Почтенный Теламон, как архиепископ морфелонский и эмиссар Сиятельнейшего Патриарха я требую арестовать Седьмого миротворца. — За что? — воскликнула Флоя, и большинство прихожан поддержали ее возмущенным ропотом. — За нарушение спокойствия в Зеленой идиллии! За то, что он навлек даймонов на мирный храм и поставил под угрозу жизнь многих адельфов. Теламон нехотя развернулся, демонстрируя надменную властность. По его виду Марк догадался, что при других обстоятельствах эмиссар, может быть, и прислушался бы к словам архиепископа. Но Ипокрит имел неосторожность не попросить, а потребовать — этого Теламон не терпел. — А, достопочтенный Ипокрит, и вы тут. Рад вас видеть. А еще больше буду рад, если вы предоставите мне право самому решать, кого и когда арестовывать в вверенной мне провинции. Ипокрит яростно затряс бородкой, погрозил посохом и сунул Теламону развернутый свиток. — Я представляю Совет епископов Морфелона, и только с моего согласия Седьмой миротворец может останавливаться в любом храме адельфов или в доме любого из служителей храма адельфов. Он не только нарушил указ Совета епископов, но и навлек даймонов на храм. Храм Зеленой идиллии, храм, который обязан защищать ты, почтенный Теламон. Ты обязан арестовать… — Не вам решать, что я обязан, достопочтенный Ипокрит, — ответил Теламон, ясно выражая, что не намерен терпеть посягательств на свое исключительное право арестовывать и сажать под стражу. — Спрячьте вашу бумагу. Союз Морфелона и Южного оплота еще не заключен. Но даже союз не даст вам права указывать мне, что я обязан делать. Я подчиняюсь только сиятельной королеве Сильвире. Ипокрит заскрипел зубами и сморщился как от глотка горького сока. Теламон самодовольно улыбнулся. Похоже, архиепископ не переносил имени королевы Южного оплота, и эмиссар это знал. Раздосадовано шикнув, вместо слов прощания, Ипокрит быстро пошел прочь. Теламон тоже не собирался здесь задерживаться, но епископ опередил его вопросом: — Когда сиятельная королева прибудет в Зеленую идиллию? На лице королевского эмиссара засияла усмешка. — Месяца через два, не раньше. — Могу я получить назад мой рожок? — попросил Марк строгим тоном. — Это подарок, как-никак. — А зачем он тебе? — с той же гадкой усмешкой отозвался Теламон. — Зачем подарки тому, чья судьба предопределена не слишком праведными деяниями предшественников? И кстати, — эмиссар окинул взглядом обломанные карнизы храма и взволнованные лица прихожан. — Не забудьте оплатить ремонт храма, пострадавшего по вашей вине. И больше ни шагу без моего ведома! Где вы остановились? — В доме почтенного Иалема, — ответил епископ. — Отлично, я расставлю патрули вдоль Лунного леса. Больше в Зеленую идиллию нечисть не сунется, если, конечно, вы сами ее в гости не попросите. Сидите тихо. Зеленая идиллия слишком важное селение в стратегии Армии Свободы, и я бы не хотел, чтобы кто-то из вас испортил планы сиятельной королевы. И поверьте: если такая угроза возникнет, я посажу вас всех под стражу, будьте вы хоть трижды благословлены королем Морфелона. Поехали! Рыцари зашевелились на лошадях, загремели доспехами, но тут проснулся голос сотника Экбаллара, отдышавшегося после безумных маневров с мечом: — Святые Небеса, а кто же догонит злую нечисть, а? Вы что, струсили? Теламон подошел к сотнику и потянул носом, принюхиваясь: — А вот этого нужно забрать. От него несет как от пивной бочки. Пусть посидит под стражей, чтобы не позорил аделианское рыцарство. Двое дюжих воинов взяли сотника под руки и усадили в колесницу. Он не сопротивлялся, позволив изъять у себя любимый меч, только причитал: — Я же рыцарь, я не пью больше, я снова свободен… — Знаем, слышали не раз, — небрежно ответил Теламон. В последний раз удостоив вниманием епископа, королевский эмиссар приказал трогать. Конные рыцари скрылись вслед за колесницами, оставив после себя больше пыли, чем орда даймонов. Толпа прихожан шумно загудела, кто-то неодобрительно указал пальцем на Седьмого миротворца, а кто-то — вслед уходящему Ипокриту. — А все-таки они спасли нас, — Марк постарался улыбнуться поестественней. — Этот злюка забрал твой рожок, — обиженно прошептала Флоя. — И что ему такого сделал наш добрый Автолик? — Старая история, — вполголоса ответил епископ, и с опаской оглянулся на толпу. — Уходите отсюда, я должен поговорить со старейшинами. Возвращайтесь в дом Иалема и ждите. — Пора собирать деньги: сначала таверна, теперь храм, — развел руками Марк. — Чувствую, еще один день в Зеленой идиллии, и я стану первым должником в Каллирое. Его походный мешок со всем содержимым кто-то любезно вышвырнул из храма, не иначе как Ипокрит в момент горячего спора с Ортосом. Свой меч Марк нашел под стеной храма, где и бросил его при бегстве на крышу. Больше у Храма призвания его ничего не удерживало. Глава десятая. Роковая стрела Остаток дня Марк провел в домике служителя Иалема, слушая впечатления Хариса и Флои и попивая чай из каких-то лечебных трав. Каждый восхищенный возглас Флои о его храбром вызове Эребу, вводил в краску. Его мучил стыд. Он знал истинную цену своей храбрости: бросить меч и удрать на крышу мог только самый трусливый воин Каллирои. Ну почему, почему так вышло? Он же мог занять оборону на ступенях храма и, прикрываясь щитом, наносить колющие удары. Ни один арпак не смог бы подобраться к нему. А если уж бежать на крышу, то сначала на нее нужно забросить меч. А еще лучше — броситься бежать, уводя врагов подальше от храма. В густых садах можно запутать врагов и справиться с ними поодиночке. Да, много возможностей было у него с мечом в руках, но он выбрал наихудшую. — Отныне, ты первый миротворец, бросивший вызов самому Эребу, — как назло заявил Харис. — Да, и выдержал аж три его удара… — отозвался Марк, уставившись в большую глиняную кружку, чтобы не встретиться ни с кем взглядом. — Он сам отказался биться с тобой. Натравил на тебя сотню арпаков, подлец! Флоя в это время рассказывала Никте о своих переживаниях: — …А потом я схватила рожок Автолика, думаю, надо трубить, звать подмогу. Автолик говорил, труби, и друзья придут на помощь! Марк вспоминал все произошедшее, пытаясь воссоздать полную картину. — Что произошло в храме после того как я вышел к Эребу? Откуда взялся Ипокрит? — Старый интриган! — гаркнул Харис. — Он все это время был в храме, подговаривал людей против нас. — Как только ты вышел на поединок, Ипокрит встал у дверей храма, — вставила Флоя, вскочив из-за стола. — Он достал какую-то бумагу и заявил, что никто не смеет помогать Седьмому миротворцу без его, Ипокрита, согласия… — …Иначе ослушается Совета епископов Морфелона, — продолжил Харис. — Подлый старикан знал, что говорить! Кто захочет ссориться с Морфелоном, когда решается судьба Священного союза двух королевств? И веришь ли, Маркос, все стояли и покорно слушали. Никто не мог и слова сказать. Ну, наш Ортос, само собой, пытался взывать к его совести, но без толку. Ну, я терпел, терпел, ты ж знаешь, я уважаю Ортоса, но когда увидал в окно, что Эреб натравливает на тебя арпаков, ух, как я разозлился! — Харис оттолкнул Ипокрита щитом, да так здорово, что тот полетел в толпу, сбил настоятеля и еще четверых служителей, — добавила Флоя с ликованием. — Очень здорово! — съязвила хранительница, вступив в разговор. — Теперь у Ортоса будут большие неприятности. — А ты хотела, чтобы я оставил Маркоса одного против сотни арпаков?! — ударил кулаком по столу Харис. — Как иначе мне было придти к нему на помощь? Стану я думать о каких-то дворцовых интригах, когда мой друг в беде! — Харис всплеснул руками. — А Ортоса я вообще не понимаю! Вместо того, чтобы выйти во двор на помощь Маркосу, он бросился поднимать Ипокрита, тревожась, не ушибся ли тот… — Не понимаешь, так молчи, — вставила хранительница. — Из-за тебя еще союз двух королевств сорвется. — Ладно тебе, не тревожься по пустякам. Главное, что все мы живы, а Эреб трусливо бежал, — заключил Харис, немного обидевшись на хранительницу. Марк видел, что тот не понимает, насколько дорог хранительнице епископ и как сильно она за него переживает. — И все-таки, если бы не ты, Харис, арпаки расправились бы со мной в три секунды, — Марк поспешил изменить разговор. — Да я ничего и сделать не успел, — виновато заговорил Харис. — Прости, что бросил тебя одного, но драться с таким безумным количеством арпаков я не привык. Ошалел немного. Я хотел увлечь их за собой, но они тоже не дурачки. Им был нужен ты. Видал, они не особо пытались убить меня. И сотника Экбаллара тоже, и Флою. — Зато пытались убить Никту, — заметил Марк, желая изменить ход беседы. — Чем ты им насолила, хранительница секретов? Она молча сидела в древнем кресле служителя Иалема. Немногословная в этот вечер, она будто мучилась тяжелыми воспоминаниями. — Они ненавидят человеческую расу. Это их природа, — коротко ответила она. — Не только они, но сам Эреб, — напомнил Марк. — Который, кстати, сам человек. Хранительница не отозвалась. Почувствовав, что ее нужно разговорить, Марк с неподдельным интересом спросил: — Тебе волосы не мешают сражаться? — Что? — Волосы у тебя в бою были расплетены. — Наоборот, помогают. При изворотливых движениях сбивают врага с толку. — Понятно. А где ты научилась так прыгать? Ты скакала по крыше как белка. Он попал в самую точку, сам того не ожидая. Глубокие глаза хранительницы дрогнули, и в них засветилась радость жизни. — Я с детства люблю гулять по деревьям. — По деревьям? — удивился Марк. — Ты ходишь по верхушкам леса? — Это же опасно! — воскликнула Флоя удивленно. Видимо, этим секретом хранительница с ней не делилась. — Нет, — хранительница едва заметно улыбнулась. — В прогулках по деревьям нет ничего опасного, когда ты идешь в гармонии с ветром. Если бы ты хоть раз поднялась на верхушку любого из титановых деревьев, ты бы сама полюбила высоты Спящей сельвы. — Я помню, — сказал Марк, вспоминая свой первый день в Каллирое, когда перед ним предстала громадина морфелонских лесов. — Верхушки исполинских деревьев образовывают как бы висячий ковер. — Не слишком мягкий этот ковер. На высотах бывают сильные ветры, верхушки титановых деревьев качаются и нужно прыгать с одной на другую. — И у тебя это выходит? — с восторгом спросила Флоя. — Только не в этих одеждах. Лучше всего — мантия из листьев клена. — Наверное, это чудесно, гулять по деревьям, — вздохнула Флоя. — Да, там дышится жизнью. Тело наполняет свобода, душа возносится к небесам. А когда наступает ночь, кажется, что звезды лежат на твоих ладонях. — Ночь? — вскрикнула в изумлении Флоя. — Ты и ночью ходишь по деревьям Спящей сельвы? Это ж ужас! — Ночью мне особенно спокойно. Ночь — моя стихия. — За это тебя прозвали ночной птицей? — спросил Марк. Наблюдая за выражением ее глаз, он заметил, что дружеский разговор постепенно выводит ее из тяжелых раздумий. Ярко-синие глаза хранительницы, обычно неподвижные и выражающие странное таинственно-грустное чувство, оживились, быстро переводя взгляд от Марка к Харису, от Хариса к Флое. О своем прошлом, о котором она предпочитала молчать, хранительница теперь говорила с раскрепощенной радостью, будто освобождалась от давно мучившего бремени. — Ночная птица. Это прозвище прилепилось ко мне с детства. Люди Сонной дубравы ненавидели моего отца, а вместе с ним и меня. Родителей часто не бывало дома, и я скрывалась от обид и насмешек в лесу. Особенно я полюбила ночь. Ночью никто из жителей не решался войти в Спящую сельву. Она скрывала множество кошмаров, но для меня не было ничего хуже, чем терпеть обиды от своих. Когда наступает ночь, я становлюсь собою, а в ночном лесу — чувствую себя в безопасности. Маленькая девочка, скрывающаяся от обидчиков в Спящей сельве, где рыщут элементалии и даймоны. Хранительница улыбнулась своим воспоминаниям из невозвратного детства, которые хранила, как секреты миротворца. «Сколько лет прожила в угнетении и одиночестве, а осталась такой чувствительной, — подумал Марк. — Чем она жила?» — Эреб узнал тебя. Ты знала его раньше? — спросил Харис, интересуясь, прежде всего тем, что имело отношение к войне. — Он знал моего отца, — сказала хранительница. В ее голосе почувствовалась горечь. — Эреб строил ему козни, когда легионы Хадамарта вели непрерывные войны с Лесным воинством. Двери дома моего отца всегда были открыты для воинов-адельфов любого города и ордена. После его смерти я продолжила отцовскую традицию. Воины находили приют в моем доме — единственном во всем селении. Старейшины и соседи постоянно донимали меня за то, что я навлекаю на них гнев нечисти. Однажды, когда в день моего шестнадцатилетия старейшины приказали мне убираться из Сонной дубравы, тоска и отчаянье взяли надо мной верх. Эриты этим воспользовались. Они внушили соседским юношам, погрязшим в разврате, войти в мой дом и поставить перед выбором: бесчестие или изгнание. Я была для них изгоем, гордой девушкой, не желающей вливаться в их развращенное общество. Общество не терпит таковых. Сейчас я бы остановила их без труда, но тогда уныние выпило из меня все силы. Мне оставалось только бежать. Они бежали за мной, крича омерзительные, грязные слова, и юноши, и дети. Скрываясь от позора, я убежала в ночной лес, но мои преследователи не отставали. Они были опьянены жаждой расправы — эриты притупили их страх перед лесом. Они настигли меня у огромного титанового дерева. Лица их смешались, я уже не различала, где люди — где даймоны. Казалось, Спящая сельва проснулась и наполнила ночь злобными криками. Меня окружали люди и тени. Они кружили, кричали, дергали меня за одежду, говорили, что сейчас сделают со мной… я не могла больше терпеть эту пытку. К своему стыду, я хотела закричать Спасителю «Где же Ты? Почему Ты бросил меня?», как тут отчаяние бросило меня на титановое дерево. Не помню, как взобралась я на высоту более ста локтей. Но там, под великолепным звездным небом меня наполнил необыкновенный покой. Настоящее чудо. Будто только что терпела муки Гадеса, а попала на Небеса. Вокруг царила неземная тишина. И дивный голос, который невозможно услышать ушами, сказал: «Не бойся, только верь». Мне стало стыдно, что я усомнилась, но стыд мой быстро прошел. Я говорила с Голосом всю ночь. Я переходила с дерева на дерево и ни разу не сорвалась. С тех пор я гуляю по деревьям и не знаю ничего лучшего. Это место, где я по-настоящему свободна. Место, где меня не достать ни людям, ни даймонам. Хранительница говорила сегодня на редкость долго, не скрывая пережитых чувств. Марк подумал, что это битва у Храма призвания повлияла так, но позже понял — встреча с темным князем и его даймонами возродила ее воспоминания о жестокой судьбе детства. «Наверняка Эреб как-то причастен к смерти ее родителей», — решил Марк, но спрашивать об этом не стал, помня нежелание хранительницы говорить о своих родителях. К тому же по-настоящему его волновало пророчество и только пророчество. А с этой загадкой ему мог помочь только епископ, а тот, как назло, куда-то запропастился с Иалемом. — Что теперь будет с Экбалларом? Он хотел защитить нас, а они посадили его под стражу, — вспомнила Флоя бравого сотника, когда время приблизилось к полночи. — Они не могут держать его взаперти, они ведь отпустят его? — Да уж верно, что не сошлют в Хиром, — отозвался Харис. — Это куда? В тюрьму Южного оплота? — поинтересовался Марк. Харис с важным видом покачал головой. — В долину Хиром ссылают совершивших преступление аделиан. Пребывание виновного в Хироме может длиться месяц, год или несколько лет, это уж, насколько преступление тяжкое. — А если преступление слишком тяжкое? — спросила Флоя. — Тогда преступника обрекают на пожизненное скитание в горном ущелье Шарат. Или могут передать в городской суд, где существует смертная казнь. Но такого давненько не бывало — судьи Армии Свободы решают судебные вопросы по своим законам. — Но ведь это хорошо! — воскликнула Флоя, словно сама вскоре должна была сесть на скамью подсудимых. — Не сказал бы, — ответил Харис и помрачнел как грозовая туча. — Любой аделианин предпочел бы смерть изгнанию в Шарат. — Разве оттуда нельзя сбежать? — не поверила Флоя. — Там много охраны? — Говорят, там нет ни стен, ни цепей, ни стражников. Но убежать все равно нельзя. Что-то происходит с волей узника, так что он даже не пытается убежать. Марк тяжело вздохнул и, отгораживая себя от остальных кружкой чая, продолжал ждать епископа. Особенности местного судоустройства волновали его меньше всего. Вскоре он улегся на кровать, делая вид, что смертельно устал и жаждет спокойного сна. Друзья, не желая беспокоить его сон, разошлись: Никта и Флоя в нижнюю комнату для гостей, а Харис на сеновал, так как в гостиной была только одна кровать. Иалем и Ортос вернулись после полуночи. Они выглядели уставшими, как после изнурительного рабочего дня в поле. Иалем пожелал Марку спокойной ночи и отправился наверх. Марк же, забыв про сон, набросился на епископа, быстро пившего холодный чай. — Где вы пропадали, я волновался? — Я говорил со старейшинами Храма призвания. — Так долго? И что? — Эх, эх, — покряхтел епископ. — Старейшины настроены к нам дружелюбно, но вынуждены требовать, чтобы Иалем прогнал нас из своего дома. Так повелел архиепископ Ипокрит. Они не хотят ссориться, боясь испортить отношения с Морфелоном. — И потому не вышли поддержать меня, — заключил Марк, хоть ему сильно не хотелось выдавать обиду. — Многие верные адельфы хотели прийти тебе на помощь, когда ты вышел навстречу Эребу. Но появился архиепископ Ипокрит. Он предъявил указ Совета епископов Морфелона о запрете оказывать помощь Седьмому миротворцу. Еще когда мы были в Иероне, я знал, что он подговаривает Совет издать такой указ, но не верил, что у него получится. А Совет внял таки его уверениям: «Седьмой миротворец должен пройти свой путь один, и если он повторит печальную судьбу предшественников, ни один храм не запятнает себя соучастием в его делах». Ипокрит стоял у дверей, и никто не смел оттолкнуть его, ибо это означало бы нанести оскорбление Морфелону. Но пока я тщетно взывал к его совести, Харис просто отшвырнул его в сторону и вышел. Он не слишком чтит указы Совета епископов, — добавил епископ со странной укоризной, больше похожей на иронию. — Меня снова спасали друзья, — признал Марк, опустив глаза. — И я снова опозорил призвание Седьмого миротворца. — Что ты говоришь? — Я опозорен. Седьмой миротворец опозорен. Сначала я был опозорен Яннесом, Амартой, а теперь и Эребом, — высказал Марк мучившую его боль, которой не мог поделиться с молодыми друзьями. — Ты вышел против сильного воина-мага. Не каждый рыцарь решился бы на такой поединок. — Я бросил меч… я убежал от арпаков на крышу храма. Брат Ортос, я был готов бросить всех и убежать! — Именно об этом я просил тебя, Маркос. Эреб не осмелился бы уничтожить храм. Служители были готовы отразить нападение. Ипокрит бы этому не противился. — Почему этот архиепископ меня преследует? Ведь король благословил наш поход. — Ипокрит опасается, что Седьмой миротворец станет причиной новой войны против Морфелона. — Почему? — насторожился Марк. — Морфелон помог Южному оплоту в битве против Хадамарта в Темной долине. После этого амархтонские даймоны пошли на Морфелон, положив начало Эпохе лесных войн. Но Ипокрит опасается напрасно: ни миротворец, ни кто-либо другой из адельфов не развяжет новой войны против Морфелона — это ложь, навязанная страхом. Скрытая война давно идет. Нам угрожают не дела, а бездействие. — Это как? — Чем дольше молчат верные Пути истины, чем дольше закрывают глаза на грех и беззаконие — тем больше крепнет власть Хадамарта. Но мы не из молчащих, а потому Хадамарту не суждено победить, — благодушно улыбнулся епископ, в один миг рассеяв всю напущенную им же атмосферу мрака. — Да и потом Ипокрит боится не столько Хадамарта, сколько того, что Сиятельнейший Патриарх поставит меня архиепископом Морфелонским. Ипокритом многие недовольны в Иероне. Но мне архиепископство не нужно — это не мое призвание. Я должен оставаться проводником миротворцев. Епископ завертел головой в поисках чая. Марк вскочил и, забегав, налил ему целую кружку. — Так нас выгоняют из Зеленой идиллии? — Иалем никогда не выгонит гостей из своего дома. Ипокрит не может ему запретить впускать нас в свой дом. — Постойте, но он может запретить вам! — Он и запретил. Сказал, если мы не покинем этот дом до завтрашнего вечера, он направит послание в Морфелон с требованием лишить меня сана. Епископ опустил глаза, удрученно думая. Марк старался понять его: лишиться сана на старости лет епископу, конечно же, было горько. Но и отправляться с Марком неизвестно куда, он не мог. После сегодняшней драки у храма стало ясно, что бродить в округе и спать под открытым небом небезопасно. А поблизости нет более защищенного места, чем охраняемая войсками королевы Зеленая идиллия. — Разве мы не можем пожить в таверне? — осторожно предложил Марк. — Так и сделаем, — неожиданно сказал епископ, будто только этого и ждал. — Пойдем завтра же. В соседнем Буйном лугу найдем работу, оплатим проживание и будем спокойно ждать королеву Сильвиру, которая уж точно поможет тебе исполнить миссию. — Миссию! — Марк хлопнул себя по лбу. Увлекшись разговором об Ипокрите, он чуть не позабыл самое важное. — Брат Ортос, пророк Эйреном поведал мне очень странное пророчество… я хотел бы… чтобы вы помогли мне разобраться. — О пророчествах лучше говорить днем, — устало ответил епископ и, допив чай, встал. — У нас будет время завтра. Марк остался один, раздумывая над стихами пророчества. Четыре толстенных свечи во всех углах, казалось, будут гореть вечно, освещая гостиную не хуже факелов. Неожиданно его взгляд упал на тусклое зеркало: невероятно, как он изменился! Марк увидел заросшего неопрятного человека со слипшимися волосами, ниспадающими на глаза, впалыми щеками и выпирающими скулами. Под глазами набухли мешки, никогда не появлявшиеся раньше. Перед ним стоял иной человек, у которого оставалось очень мало общего с прежним Марком. Испытания и время делают свое дело. Сначала его охватил страх, но не сковывающий, а какой-то тягостный, тоскливый. Время не остановилось. Оно реально в обоих мирах. Оно уходит безвозвратно. Сколько ему еще жить в этой стране? Вернется ли он домой? А если вернется, встретит ли он свой мир прежним? Ведь и там, дома, все изменится на месяцы, а то и годы — кто знает, сколько ему исполнять свою миссию? Хватились ли его там, по ту сторону Каллирои? Наверное, нет, кому он там нужен? Все решат, что он уехал в далекие страны, нашел свою мечту… «А раз так, то я и не спешу возвращаться, — решил Марк, неожиданно обозлившись. — Я останусь здесь, и исполню все, для чего призван. А там, будь что будет!» * * * Глубокий сон без сновидений сковал Марка, но вскоре он пробудился от ощущения, что рядом проплывает что-то холодное и липкое. Он отчаянно взмахнул руками, стараясь освободиться от невидимых пут, и открыл глаза. Было раннее-раннее утро. Через щель неплотно прикрытого окошка просачивалась молочно-белая дымка тумана. Марка не покидало ощущение, что в доме находится некое существо. Бесшумно поднявшись, он осмотрел гостиную, подошел к двери. Она оказалась заперта. Успокоившись, он вернулся в кровать и стал думать. Насупленный, он пролежал не меньше часа, размышляя о своей жизни. Он по-прежнему не нравился самому себе. Далеко не идеальный, в родном мире он тщательно скрывал свои недостатки от окружающих и даже от самого себя. Но в мире Каллирои, где невидимые законы мироустройства необычайно обострены, ничего не скроешь. Здесь все недостатки Марка становятся явными и для мудрого епископа, и для простоватого Хариса, и, что хуже всего, — для Флои и Никты. Дуться было не на кого. Марк понимал, что во всем виноват он сам. «Наверное, мало молился, мало ходил в церковь, мало заботился о близких, одним словом — малодушничал, — укорял он себя. — Как мне изменить себя? Малодушие въелось в мой характер настолько, что стало его неотделимой частью». Он пытался вспомнить светлые эпизоды своего пребывания в Каллирое, но как назло вспоминались только неприятные моменты, когда все зависело от его решений, а он выбирал малодушие. Если бы не растерялся на Светлой арене, если бы не запаниковал в схватке с керкопами, если бы не поддался искушению в Белом забвении, если бы твердо выстоял под ударами Эреба, если бы не бросился бежать от арпаков — малодушию пришлось бы покинуть его душу. Но он заботился о своем страхе больше чем о чести и достоинстве: отступил, испугался — и враг торжествовал. — Так будет не всегда, — постарался успокоить себя Марк, в который раз решив все изменить. Знакомое чувство. Оно часто посещало его в минуты уныния, но к великому сожалению не задерживалось надолго. Мечтая в субботу, что с понедельника начнется новая жизнь, Марк осознанно обманывал сам себя, прекрасно понимая: в жизни ничего не изменится, если не начать ее менять прямо сейчас. И он начнет. * * * После завтрака епископ пребывал в хорошем настроении. Покидая дом Иалема, он исполнял повеление архиепископа Ипокрита, и теперь тот уже не сможет донести на него за непослушание. Правда, по возвращению в Морфелон епископу таки придется ответить за дерзкую выходку Хариса, отшвырнувшего Ипокрита в храме, но это было не так страшно. Что взять с бесшабашного вояки? Харис начал было извиняться, но епископ сказал, что это лишнее. — Моя вина, что я так и не научил тебя сдерживать гнев, — сказал он, улыбаясь. — Что сделано, то сделано. Ты спешил помочь другу, и я тебя не осуждаю. Иалем немало огорчился, что гости покидают его дом, но спорить не стал. Он хорошо понимал положение епископа и даже предложил денег со своего скудного жалования на проживание в таверне. Епископ денег не взял, уверяя, что ему с друзьями не привыкать к безденежью. После того как Иалем, попрощавшись, ушел в храм, епископ приказал Харису запрячь Скоронога в повозку, а Флою и Никту попросил подождать во дворе. Оставшись с Марком один на один, епископ, наконец, задал долгожданный вопрос: — Итак, Маркос, о чем же гласит пророчество Эйренома? — Самому мне этого не понять, — Марк протянул ему свиток. — Это еще что? — епископ удивленно поднял глаза. — Пророчество. — Ты записал его?! — воскликнул епископ. — Какое безрассудство! А если оно попадет в руки врага? Дай, я прочитаю, а потом сожги. — Я не умею писать по-каллиройски, это Циэль, девочка, что служит у Эйренома, — заговорил Марк в то время как епископ принялся читать. — Вот только, как я понял, она записывает пророчества по-своему. Стишки какие-то сочиняет… — Циэль записывает так, чтобы было понятно таким как мы, — ответил епископ, углубляясь в чтение. — Эйренома ты бы все равно не понял. Марк замолчал, дожидаясь пока епископ дочитает до конца. Он волновался и, помня пророчество наизусть, повторял его в уме. Закончив, епископ как-то странно вздохнул и отложил свиток в сторону. В его вздохе чувствовались глубокая скорбь и предчувствие страшной неотвратимой беды. — Проклятие все-таки существует, — промолвил он упавшим голосом. — Проклятие миротворцев? — взволнованно спросил Марк, вспоминая мелисскую таверну, где уже спрашивал епископ об этом. — Вы же говорили, это поверье. — Теперь вижу, что нечто большее… Чего же ты сидишь, я сказал тебе сжечь свиток! — неожиданно встрепенулся епископ. — И никому больше не рассказывай свое пророчество, слышишь? Никому, кроме меня и лично королевы Сильвиры! Марк послушно бросил бумагу в домашнюю печь, где еще тлели угли. Свиток сначала затлел, начал чернеть, затем вспыхнул и, быстро пожираемый огнем, превратился в пепел. Епископ жадно смотрел, как сгорает бумага, а когда огонь сделал свое дело, чуть-чуть успокоился. — Что тебе сказал пророк Эйреном? — Сказал, что вы мне разъясните пророчество. — Он что-то говорил о Белом забвении? — Н-не знаю, нет, вроде… — ответил Марк сбивчиво. Ему совершенно не хотелось признаваться в том, о чем просил пророк. — Ты уверен? Уверен? — епископ с такой дикой настойчивостью глянул Марку в глаза, что тот испугался. «Если это так важно, то лучше ничего не утаивать, — решил он. — Моя судьба, все-таки». — А, вспомнил! Пророк говорил, чтобы я рассказал вам, что произошло в Белом забвении. Но я вам все и так рассказал… Епископ приложил ладонь к виску, будто у него сильно разболелась голова. — Что ты от меня утаил? — спросил он с мертвенной сухостью в голосе. Марк сел напротив него за стол. Было очень неприятно. Он отвел взгляд, думая, какими бы отговорками обойтись. Но епископ выглядел таким бледным, что Марку стало его жаль. Надо решиться и поведать все. Он собрался с духом, глянул в окно, убеждаясь, что Флоя и Никта сидят во дворе и ничего не услышат, и как можно спокойнее заговорил: — В Мелисе я познакомился с одной девушкой. Она мне очень понравилась… — Маркос, оставь эти россказни, все очень серьезно, — проговорил епископ, глядя заледеневшими глазами в стол. — Что произошло в Белом забвении? — …Словом, ламия, которая меня околдовала, приняла облик той девушки… — Это совершенно неважно. Скажи, что произошло там, когда ты лежал в сетях ламии? Марк недоуменно запнулся: Меллина была бы самым тяжелым его признанием, и он готовил себя к этому. Но если епископа это не интересует, то об остальном говорить гораздо легче. — Она сосала из меня кровь, — Марк прикоснулся к своему шраму на шее. — Потом появилась какая-то темная фигура. Человек это был или нет, не знаю… — Дальше! — епископ весь напрягся. — Он набрал кровь из моей раны… — Что?! Епископ выкатил глаза как при сильном душевном потрясении. В таком страхе Марк его никогда не видел. Руки епископа затряслись, он с трудом поднимался из-за стола. — Что он еще сделал? — Он тянул из меня что-то непонятное… что-то такое… как невидимая слизь, — Марк поморщился от неприятных воспоминаний. — А ты?! Что ты говорил перед этим?! — Я? Я не помню… — Вспоминай! Что ты говорил перед тем как узнал ламию? Ты отрекался от Пути истины, отрекался от своего призвания?! Признавайся!!! — епископ уже не говорил, он кричал. — Нет, что вы такое говорите, нет! — Марк сам вскочил из-за стола. — Ты лжешь! — выкрикнул епископ. — Лгу?! — Вижу, что лжешь… Ты не отрекался прямо, но отрекся своим выбором! Ты изменил своему пути! И выбрал проклятый путь! «Отступишь — и проклятый путь изберешь, заветное зло из болот призовешь» — пришли на ум пугающие слова. — Я был околдован. Я не понимал, что говорю, — попытался защититься Марк. — Ты все понимал. Это было твое искушение. И ты поддался ему, — епископ немного утих, но глаза его по-прежнему пылали. — Этим ты и призвал из болот Белого забвения зло. — Я покаялся, — осторожно произнес Марк. — Ты породил чудовище. Епископ бросился собираться. Схватил плащ, покрывало, посох, перебросил через плечо походную сумку. — Куда вы? — не понимая, что происходит с епископом, Марк боялся отпускать его. — В гарнизон Армии Свободы. Хочу знать, нет ли вестей от королевы Сильвиры. — Я с вами! — Тебе нельзя. Теламон будет не рад твоему появлению. — Я подожду вас у ворот гарнизона. Епископ, тяжело дыша, уставился в пол, что всегда означало твердое «нет». — Оставайся здесь. — Когда вы вернетесь? — Не знаю. Когда найду учителя Калигана. Он научит тебя боевому мастерству. Ты должен научиться сражаться. Марк был удивлен и напуган. С чего это епископ так озаботился его боевыми навыками? — Но вы не разъяснили мне пророчество. — Теперь пророчество не имеет смысла, — бросил епископ, ринувшись к двери. Марка словно обухом по голове ударили. — Да что происходит?! Почему это?! Епископ резко обернулся. — «Но выбор пред тем предстоит совершить: быть верным Пути иль ему изменить». Неужели не понимаешь? Это предупреждение. Чтобы ты не предавал свой путь миротворца, иначе раскрепостишь завет Проклятия. А ты УЖЕ это сделал! Ты встал на проклятый путь!…И потерял пророчество до того, как его услышал. Отныне Проклятие миротворцев на свободе! Нервным движением епископ распахнул дверь и, громко хлопнув, вышел во двор. Харис уже успел впрячь Скоронога в повозку. — О, брат Ортос, вы готовы? Едем? — Никуда мы не едем! — прикрикнул тот на странствующего рыцаря. — Вы все остаетесь в доме Иалема, ясно? Харис опешил от такой перемены не меньше Марка: — Но, брат Ортос, вы же можете лишиться своего сана… — К хаосу мой сан, Маркос в большой беде! — крикнул епископ. — Никтилена, учи Маркоса сражаться. Каждый день, не ленитесь! Харис, Флория, будьте всегда рядом, глаз с него не спускайте. Да хранит нас всех воля Всевышнего! Энергично опираясь на посох, епископ быстро зашагал по дороге и вскоре исчез из виду. Выбежав поначалу следом, Марк вернулся в дом. Испуг от неожиданной вспышки епископа прошел, теперь Марка злило, что он ничего не понимает. Что за грех совершил он в Белом забвении? Какое чудовище породил — что имел ввиду епископ? Что за Проклятие миротворцев, наконец? Епископ же был убежден, что это поверье. Почему исковерканное детскими стишками пророчество его разубедило? Он никогда не был слишком суеверен. — Куда ушел Ортос? — спросила хранительница из-за спины. — Ушел искать какого-то учителя боевых искусств, — удрученно ответил Марк. — Понятно, — прошептала хранительница, нахмурившись. Марку показалось, что она догадывается, кого отправился искать епископ, и этот кто-то ей далеко не симпатичен. * * * Странное поведение епископа насторожило всех. Харис, Флоя и Никта долго выпытывали у Марка, что произошло, но так и не услышали ничего вразумительного. Марк и сам толком не знал, что так напугало спокойного уравновешенного епископа. Пророчества он не понимал, а рассказать его друзьям не решался, памятуя строгое наставление епископа. Ближе к вечеру у Лунного леса и дальше в сторону Храма призвания появились тройки воинов, вооруженных копьями и луками. Это были патрули гарнизона Зеленой идиллии: значит, королевский эмиссар таки побеспокоился о защите дома Иалема и других жителей поселка. Присутствие войск придавало чувство защищенности — возвращения в поселок Эреба с даймонами можно было не опасаться. Глядя на патрулирующих воинов, Марк увидел хранительницу, идущую из леса к дому. Ее густые темно-каштановые волосы были заплетены в косу, а озаренное утренним светом лицо украшала скромно-проницательная улыбка, с какой она смотрела на сидящего Марка. Ее движения рук и ног, легкие повороты головы и даже покачивание за спиной чехла с мечом — все выглядело грациозным. Легкие коричневые одежды, скрывающие даже кисти рук, все так же придавали ее фигуре ауру таинственности, как у владычицы леса. «Ночная птица, лесная нимфа, хранительница секретов… наверное, нужно заслужить такие странные прозвища». — Гуляла по деревьям? — Нет. Деревья Лунного леса не пригодны для прогулок. А что ты делаешь? Марк пожал плечами. — Так, ничего. — Ортос сказал, чтобы я учила тебя сражаться. Марк кивнул без особого энтузиазма. Он давно мечтал научиться владеть мечом, но ему не хотелось, чтобы его учителем была именно Никта. — Раз Ортос сказал, то так тому и быть, — сдержанно ответил он. — Тогда обнажи меч. Я расскажу тебе о секретах Шестого миротворца, каких ты еще не знаешь. «Это мне пригодится», — с утешением подумал Марк, глядя на обоюдоострый меч и наслаждаясь теплом рукояти. — Основа всякого боевого мастерства — это сила терпения, — начала хранительница. — Один из секретов Шестого миротворца научит тебя этому. Вонзи меч в землю. Марк послушно воткнул Логос на половину лезвия. — Стань на колени и обхвати двумя руками рукоять. Он повиновался, ожидая чего-то необычного. — Так и стой. Недоумевая, Марк проследил, как хранительница направляется к двери. — И все? — Все. — Сколько же времени мне так стоять? — Пока не вернется брат Ортос. — Но он может вернуться только ночью! — напомнил Марк. — Тем лучше. Тогда ты точно овладеешь искусством терпения, — с душевной простотой ответила хранительница и скрылась за дверью. «Издевается? — внутри все вскипело, но Марк пересилил себя. — Ну ладно, я буду послушным», — упрямо подумал он. В течение получаса он усиленно думал о пророчестве, о своей миссии, но потом все наскучило. Колени начали затекать, голова — клониться к груди, на лицо и руки изредка садились мелкие мушки. Марк начал раздраженно ерзать: уж не посмеялась ли над ним хранительница, не свалял ли он дурака, послушавшись немудреного секрета? «Пусть даже так, я буду послушным!» Он сжал рукоять, твердую и теплую, направляя мысли к небесам. Закрыв глаза, он устремился ввысь, где царили абсолютная чистота и ясность… — Хвала Небесам, ты хорошо начал урок терпения, — приветливо встретила его хранительница за столом гостиной комнаты. — Ты продержался целых два с половиной часа. — Но так и не дождался брата Ортоса. — Ты сделал первый шаг к победе и победишь, если сделаешь второй и третий. Марк чувствовал, что вполне заслужил ее благосклонность. Грудь дышала свободой, он испытывал радость жизни. Двухчасовые размышления на коленях с мечом зарядили его бодростью и ясностью ума. Неплохо для начала. — Поешь, — указала хранительница на стол, где были хлебные лепешки, зелень и глиняная миска с пропаренными пшеничными зернами. — Завтра продолжим. Вижу, ты уже готов к изучению боевых приемов. — У тебя еще много секретов Шестого миротворца? — спросил Марк. — Некоторые я уже открыла тебе, некоторые ты открыл сам. — Когда? — смутился Марк. — Когда остановил Лестаса у мелисской таверны. Ты открыл в себе Силу примирения. Примирения, которое изменит мир. Марк провел рукой по лезвию Логоса. Холодный металл и теплая рукоять соединяли в нем странное очарование, вызывая то таинственно-приятное состояние чувств, когда строгий рассудок уступает вере в чудеса. «Уповать на чудо — вот в чем сила Логоса», — подумал Марк. — Раскаленное лезвие твоего меча можно прикладывать к отравленным ранам. Если осознаешь причину своей раны. — Это я узнал от королевы Сильвиры, — сказал Марк, с неприязнью вспоминая Белое забвение, о котором напоминал шрам от ожога на шее. — Рада за тебя: ты встречался с самой королевой Южного оплота! — с чересчур наигранной завистью сказала хранительница. — Если б я знал, что она королева, — вздохнул Марк и вдруг уловил ее скрытое желание. — Ты тоже хочешь встретиться с ней? — Было бы любопытно, — уклонилась от прямого ответа хранительница, неумело скрывая свою давнюю мечту. Жажда встречи с королевой горела в ее глазах, как бы она их ни прятала. — Вернемся к твоему мечу. Шестой миротворец рассказывал, что против Логоса не устоят никакие двери, если его правильно использовать. Этот освященный меч — сплав металлов неизвестного происхождения. Он может разрубать любые цепи, открывать любые ворота, но есть один секрет. В каждом случае тебе необходимо знать: зачем? Что тебя ведет? Каково твое желание? Освободить пленников? Ради чего? Ради их жизней? Или ради своей славы? От внутренней силы, ведущей тебя, зависит и сила удара Логоса. — Я могу потренироваться? — Марк окинул взглядом гостиную в поисках подходящего материала. — Нет. Этому научит только жизнь. — Понятно. А говорил ли тебе Шестой миротворец как сражаться с людьми? Что делать, если мой противник — человек, легионер тьмы, скажем? — Существует много приемов. Для тебя как миротворца лучше всего — защита, называемая Потоком мыслей. Легионер идет на тебя с мечом, а ты смотришь ему в глаза и направляешь свои мысли в его разум, уверяя, что ты ему не враг. Это поубавит в нем желание тебя убивать. Разумеется, без искреннего сочувствия к твоему врагу ничего не выйдет. — А дальше? — Бросаешь свой меч и мысленно убеждаешь противника сделать то же самое. — Рискованно. А если не выйдет? — Ясное дело, не выйдет, — усмехнулась хранительница. — Минули времена, когда Потоком мыслей адельфы останавливали врагов. Ныне черные маги накладывают на своих легионеров Чары крови, Заклятие голодных волков, Затуманенный разум. Теперь пробиться в разум врага не так просто. — А если легионеров несколько? И все они под действием чар? — усложнил задачу Марк. — Тогда остается прибегнуть к защите, именуемой Сила покорных. Мысленно прощаешься с жизнью, заставляя тело поверить, что смерть неизбежна. Это усилит твое чувство зависимости от Спасителя. Затем делаешь волнообразный взмах мечом и говоришь: «Тот, кто со мной — сильнее смерти», ну, или что-то вроде того. Твоя осознанная беззащитность призовет силу Небес. — Здорово! Научиться бы этой Силе покорных, — сказал Марк. — А в этом деле мне можно потренироваться? Хранительница рассмеялась, откинувшись на спинку стула. — Извини, но изобразить легионера тьмы я не смогу. — А черного мага? — продолжил Марк тем же веселым тоном, но хранительница вдруг перестала смеяться. — Нет. С черными магами у меня нет ничего общего. И если научишься Силе покорных, никогда не используй ее против черных магов. Не поможет. — А как от них защититься? — Я научу тебя блокировать заклятия. — Как? Мечом? — В боевом искусстве рыцарей-адельфов существует такое мастерство как защита от магии или, как ее еще называют, антимагия. — Серьезно? — Марк проявил неподдельный интерес. — Когда начнем? — Когда научишься держать меч в руках как следует. * * * Епископ не появился и до ночи. Пришел один Иалем, объяснив, что Ортос отправился на поиски учителя боевого искусства и раньше чем через три дня его можно не ждать. Новость едва не вывела Марка из себя. Он надеялся обсудить с епископом пророчество уже сегодня, а получил томительные дни ожидания. «Если это снова урок терпения, то я больше учиться не хочу!» Он вышел во двор, чувствуя себя покинутым. Почему, почему епископ ушел, не разъяснив ему пророчества? Почему он заявил, что оно больше не имеет смысла? Почему оставил его мучаться загадками? Марк прислушался. Время близилось к полночи, Иалем ушел спать, а вот Флоя и Никта сидели неподалеку под яблоней, о чем-то задушевно болтая. Завидев Марка, они смолкли. — Маркос, ты куда? — окликнула его хранительница. — Пройдусь к лесу, — ему не понравился ее оклик. Это было не любопытство подруги, а навязчивый надзор наставницы. — Тебе не следует отходить от дома. Так и есть — наставница! Почувствовав посягательство на свою свободу, Марк теперь пошел бы к лесу, даже если бы не хотел. — Не волнуйся, я не заблужусь. И он медленным, как на прогулке, шагом направился к Лунному лесу. — Маркос, вернись! Это уже был приказ. — Да брось ты, — Марку нравилось не подчиняться ей. Он впервые очень ясно понял, что в действительности она не вправе ему что-то приказывать. Он, Седьмой миротворец, здесь старший! Все остальные — помощники. Сам епископ не мог возражать против его решений. — Маркос! Она быстрыми шагами догнала его и одернула за рукав рубахи. — Ты что, не слышишь? Не смей ходить ночью один! — она говорила с неприкрытым возмущением. — А в чем дело? — делая недоуменно-невинное лицо, ответил Марк. — В том, что за тобой по пятам ходит зло, — в ее глазах блеснул свет полной луны. — Я не могу постоянно следить за тобой. Марк рассмеялся с наигранным удивлением: — А с чего ты решила, что я нуждаюсь в охране? — А с того, что ты забываешь, в чьи лапы угодил в Белом забвении. Ищешь встречи с еще одной ламией? В груди что-то закипело. Марк едва унял внезапную дрожь. Игры закончились — хранительница нанесла запрещенный удар. Он почувствовал, как по скулам разливается жаркий гнев. — Так, так, — проговорил он, подготавливая удар в ответ, — тогда и тебе нужна охрана. А то, чего доброго, зарубишь кого-нибудь, кто не захочет воздать тебе почести… Удар пощечины прозвучал в ночной тишине необычайно звонко. Марк даже не поднял руку к горящей щеке. Он ликовал: «Есть! Наконец-то! У нее тоже есть слабости, есть уязвимые места!» — Что у вас тут, Маркос, Никта? Сзади подходил Харис с зажженным факелом — рядом с ним бесшумно ступала Флоя. «Она была здесь и все слышала, — догадался Марк. — Никта научила ее бесшумной поступи. Что ж, пусть Флоя узнает о своей подруге больше. Никта наверняка проболталась ей о ламии!» — Маркос обидел Никтилену, — пожаловалась Флоя. — Никто никого не обижал, — сухо отозвалась хранительница. Марк видел, как трудно ей сдерживать гнев. Он и сам с трудом сдерживался после того, как Флоя поддержала Никту. — Маркос? Никтилену? — Харис изумленно махнул факелом. — Что за чушь? Я видел как она ударила Маркоса. — Потому что он ее оскорбил! — выкрикнула Флоя. — Помолчите оба, — сказала хранительница. Марк не мог этим не воспользоваться. — О, ты уже приказываешь! И кто же наделил тебя такой властью? — Ты глуп и упрям. Я пытаюсь помочь тебе, — с холодом выговорила она. — Ты пытаешься стать во главе. Быть наставницей. Чтобы все тебе подчинялись, — высказался Марк отрывисто. Свет факела упал на ее ярко-синие глаза. Марк вздрогнул от горящего в них гнева. Она была не просто рассерженной. Это был гнев выходящего на поединок соперника. — Вернись в дом, Маркос, — это прозвучало уже не как повеление, а как угроза. — Уйми пыл, хранительница. Ты не наставник мой и даже не проводник. Я Седьмой миротворец, вообще-то, и это мой поход. — Если бы ты понимал, какая миссия возложена на тебя, ты был бы рад меня слушать, — с жаром проговорила хранительница. — Но ты глуп и упрям. Не хочешь и задуматься над тем, что все миротворцы, начиная с Третьего, заканчивали бессмысленной смертью. Говорят, путь миротворцев проклят, и всякий идущий им — мечен некромантами. Не хочешь слушать меня — не слушай. Но если хочешь выжить — не отходи от нас. Ее голос звучал резко, но гнев прошел. Хранительница подавила в себе и ярость, и обиду. Марк почувствовал, что тоже остывает, будто невидимая горящая нить, возбуждающая в нем гнев, рвется… В лесной чаще что-то мелькнуло. Хранительница стояла спиной к лесу, но каким-то чутьем почувствовала врага. Ловко извернувшись, она выхватила метательный кинжал, и тут же острое лезвие унеслось в темную чащу. Флоя ойкнула, Харис схватился за меч. — Что там? — Тс-с, потуши факел, быстро, — прошептала хранительница. — Ждите. Словно тень в своих легких одеждах она понеслась к лесу, сливаясь с темнотой. — Что это было? — шепотом спросил Харис, затаптывая факел своими тяжелыми сапогами. — Не знаю. Но Никта не стала бы бросать кинжал наугад, — шепнул Марк в ответ. Он вдруг ощутил холод. В одно мгновение ему показалось, почувствовалось, что там в лесу проплыло что-то липкое и холодное — чувство точь-в-точь как в доме Иалема ночью, после драки у Храма призвания. — А если там человек? — сказал Харис. — Никтилена не метнула бы кинжал в человека, — прошептала Флоя без особого беспокойства. — Маркос, зачем ты ее обидел? — Да, это… случайно вышло, как-то, — смутился Марк неожиданному вопросу. — Она тоже хороша… — Она беспокоится о тебе, переживает, правда, — сообщила Флоя. — Ты не знаешь, но я знаю — она очень преданна тебе. Она тебя не бросит в беде. Она будет тебя защищать даже ценой жизни, она мне сама говорила. — Да, это верно, — согласился Харис. — Лесные нимфы, они, знаешь ли… — Только не называй ее лесной нимфой на людях, — Флоя приложила палец к губам, — она этого не любит. Вернулась хранительница со своим кинжалом. — Все тихо. Там никого нет. — Что это было? — Какая-то нечисть. — Нечисть? В селении говорят, что она не подходит к жилищам людей так близко, — заявил Харис, еще в первый день расспросивший местных жителей обо всем, что касалось окружающих врагов. — Почему ты думаешь, что это не человек? — Я чувствую, когда за мной наблюдает человек, а когда нечеловек. — Чувствуешь? — не поверил Харис. — В лесу глаза тебе мало чем помогут, — сказала хранительница своим обычным голосом, без гнева и тревоги. — В лесных войнах побеждает тот, кто научился чувствовать врага, а не видеть. Идемте в дом, туда нечисть точно не сунется, — она вдруг осеклась. — Маркос, если хочешь пройтись вдоль леса, мы пройдемся с тобой. — Нет уж, хватит на сегодня прогулок, — отмахнулся Марк. Он больше не держал на нее обиду, но как ни старался, не мог понять, почему пять минут назад готов был скрестить с ней мечи. Неконтролируемая злоба. Откуда? Язвительность. Злорадство. Да, все это было в нем давно, но всегда тихо спало и не рвалось наружу. Раньше он не выплескивал это на других. Нет, что-то определенно изменилось в нем после Белого забвения. Изменилось. * * * Хранительница подняла его рано утром. Харис и Флоя еще спали, спал даже Иалем, обычно встававший раньше всех. — Ну, чего, в такую рань, — проворчал Марк, чувствуя, что ему нужно поспать еще часа три. — Поднимайся, рыцарь! Ортос велел, чтобы я учила тебя владению мечом. — Нельзя ли попозже? — Позже мы будем учиться защите от магии. Вставай. Преодолевая свою сонливость, ты закаляешь волю. Насилу поднявшись, Марк быстро размялся, выпил травяного чаю, заваренного хранительницей, и почувствовал себя на редкость бодро. Что ж, он и сам давно хотел овладеть мечом. «Только если она сейчас начнет читать нравоучения, то я лучше сам потренируюсь», — наперед решил Марк. Они вышли на лужайку за домом. — Начнем? — спросил Марк, опережая ее вступительное слово. Он взмахнул Логосом, выводя освоенный прием отражения меча противника. Хранительница провела ладонью по своему легкому слабоизогнутому мечу и замерла, вытянув левую руку вперед, а меч — держа на уровне глаз. Взор ее был прикован к одной точке — где-то под ногами Марка. — Нападай, — приказала она. Марк усмехнулся, перекрутил в воздухе меч и устремился вперед. Он был уверен, что хранительница отразит его удар и ее меч остановится у его горла, но она неожиданно отшагнула в сторону. Марк пронесся мимо, и в этот миг нога хранительницы сильно ударила его под колено. Движение это было столь внезапным, что Марк не удержал равновесия; нога согнулась — он рухнул на нее всем телом, чуть не вывихнув лодыжку. — Что ты делаешь? — в обиде закричал он, вскакивая и прихрамывая на одну ногу. — Это что — искусство пинания противника? — Это хороший способ, чтобы не проливать кровь человека, — ответила она так, будто забавлялась с ним. — Да я чуть ногу не сломал! Нельзя обойтись без увечий? — Нападай. Она снова застыла с вытянутой левой рукой, мечом на уровне глаз и взглядом, устремленным в одну точку. Марк решил быть хитрее. Он сделал ложный выпад, а затем прыгнул мимо хранительницы, делая взмах — тоже ложный. Она не шевельнулась. Даже взгляд ее не изменился. Марка это задело: получалось, он со своими ложными ударами и прыжками выглядит перед ней как идиот. — Ну, держись, — прошептал он, все больше раздражаясь. Он сделал шаг вперед и при этом совершил прямой колющий выпад. Его меч застыл у ее груди, а она так и осталась неподвижной. — А это что значит? — в сердцах выкрикнул он. — Ты собирался меня убить? — будто бы с удивлением спросила она в ответ. — Ты учишь меня сражаться с людьми или с нечистью? — Я учу тебя сражаться. Сейчас был человек, но раз хочешь даймона… Хранительница сделала плавный взмах, отразив его меч в сторону, а после — одним броском оказалась за его спиной. Марк сжал зубы, не от боли — от злости, так как она хлопнула его плашмя мечом по спине. Развернувшись, Марк принялся махать Логосом, наступая шаг за шагом. Пользуясь тем, что у девушки гораздо меньше силы, чем у него, он бил изо всех сил, желая выбить оружие из ее рук. Но, увы, все его старания не приносили успеха. Хуже того — его сила обращалась против него. Хранительница без труда уклонялась от его ударов, а он, не встречая сопротивления, попадал мечом в пустоту. Получив еще три шлепка по спине, запыхавшись, он остановился, едва сдерживая себя в руках. — Это какое-то издевательство, — пробурчал он. — Что за приемы такие? — Приемы боя на мечах, — невозмутимо и чуть усмехаясь, ответила хранительница. — Но это же не по правилам! — В искусстве боя на мечах есть только одно правило — никаких правил. Хранительница вдруг стала серьезной. Она быстро оглянулась, нет ли кого поблизости, словно опасалась, что епископ услышит ее и отчитает за такие слова. — Поясни, — буркнул Марк. — Ты обучался у принца Афарея. Тебя учил Автолик. Ты выучил несколько приемов и думаешь, что тебе этого хватит. Ты точно знаешь, как сражаться — вот причина, почему ты терпишь поражение. — А ты? Разве ты сражаешься не заученными приемами? — Я никогда не останавливаюсь на одних и тех же приемах. Я постоянно учусь. Иные приемы я создаю во время боя. Ты же сам видишь, что против людей — одна тактика, против даймонов — другая, против элементалиев — третья. Так что, если хочешь научиться владеть мечом — ищи свою тактику. Ни один учитель не научит тебя лучше, чем ты сам. — Почему? — Потому что намного надежнее сражаться своим незнанием, нежели чужим опытом. Найди свою тактику. Нападай! На этот раз Марк долго стоял, пытаясь запечатлеть хранительницу внутренним взором, как учил Автолик. Но напрасно: хранительница будто отражала все его попытки пристальностью своих глаз. Решив снова положиться на свое преимущество в силе, Марк пошел вперед, выписывая в воздухе мечом наклоненную набок «восьмерку». Его расчет был верен: сжатый двумя руками Логос свистел с пугающей силой, уклониться от широких взмахов «восьмерки» невозможно. А как только хранительница подставит под удар свой меч — он будет выбит из ее рук, — она его просто не удержит. Ей остается только отступать, этого Марк и добивался. Однако снова хранительница совершила то, чего он никак не ожидал. Она нырнула вниз на землю, оказавшись у его ног, и тотчас острие ее меча уткнулось в его пояс. Марк едва успел замереть на месте, чтобы не напороться, а свой меч, который уже было сложно остановить, отбросил в сторону, опасаясь поранить себя или Никту. — Такова судьба всех воинов, которые в своей тактике боя готовы изменить все, кроме своих правил, — сказала хранительница, поднявшись. На ее лице появилась ободряющая улыбка. — Ты быстро учишься. Мне нравится твое рвение. Только никогда не полагайся ни на советы других людей, ни на свой опыт. Марк невольно заулыбался. Всего минуту назад хранительница вызывала у него раздражение, перерастающее в злость, а сейчас он испытывал к ней что-то близкое, дружеское, родное. Хоть и младше его по годам, она по-прежнему казалась ему старшей наставницей, но сейчас это не злило. Она была готова пройти с ним через любые испытания, поддержать и не позволить упасть. — Что ж, тогда давай поищем такие приемы, каких не знает ни один мастер в Каллирое, — сказал Марк и почувствовал, что тренировки с хранительницей ему начинают нравиться. * * * Приказание епископа оставаться всем вместе, было нелегко исполнить. Харис любил странствовать, Флое тоже не сиделось. Она услышала, что где-то здесь за Зеленой идиллией есть сады мандрагоровых яблонь, и теперь не унималась. Марк был не прочь прогуляться, но после вчерашней ссоры с хранительницей решил остаться дома. К тому же епископ мог вернуться в любой момент. Флоя принялась упрашивать подругу пойти с ней, но хранительница неожиданно сказала ей, что та может идти с Харисом, если пообещает вернуться до темноты. Сама же Никта оставалась неуклонной: она останется здесь и будет учить Марка защите от магии. «С чего это она за меня так волнуется? — недоумевал Марк. — Переживает больше, чем я сам». Сразу после ухода Хариса и Флои хранительница сказала Марку, чтоб он переоделся и приготовился к тренировке. — Я еще не завтракал, — пожаловался он. — Перед антимагией лучше не завтракать, — намекнула хранительница. Переодевшись в легкую походную тунику, перевязанную льняным поясом, Марк решил еще раз спросить Иалема, не знает ли он, куда подевался епископ. Хозяин возился у печки с глиняной посудой. Он пытался снять с углей горячий горшок, но под рукой не было ни ухвата, ни кухонного утиральника. — Вот, возьмите, — Марк взял со спинки стула полотенце, вышитое волнистыми узорами. — Нет, нет, положи! — Иалем испуганно бросился к нему и вырвал полотенце из рук. — Это нельзя трогать. Это семейное. — Ох, простите, — ответил Марк и неосторожно спросил, — а где ваша семья? — Они в Падшем городе, — ответил Иалем, повернувшись к нему спиной. — Мы расстались много лет назад. — А что произошло? — Они умерли для меня… а я для них. В мягком голосе хозяина что-то дрогнуло, дав понять, насколько тяжелы ему эти воспоминания. Зацепив его старую рану, Марк почувствовал себя неудобно. — Простите… Он вышел на залитую солнцем лужайку и бесшумно подошел к хранительнице. Она сидела над книгой, подложив под себя ногу, но взор ее устремлялся к верхушкам сосен Лунного леса. Очевидно, она была погружена в раздумья, но появление Марка почувствовала. — Ты чем-то смущен? — спросила она, не оборачиваясь. — Да так, спросил Иалема о его семье, — нехотя ответил Марк. — Лучше бы не спрашивал. — Мог бы спросить у меня, если тебе это так интересно. Ортос мне рассказывал о нем когда-то. Лет двадцать назад жена Иалема увлеклась учением серых магов. Из-за этого она очень скоро решила, что Путь истины — не для нее. Вслед за ней обратились к серым магам их двое сыновей и дочь. Совместная жизнь стала невыносимой. Они оставили Иалема и переселились в Амархтон. Вот и все. — Но как это могло произойти? Аделианская семья, отец — служитель храма… — Иалем, как только стал старейшиной храма, полностью ушел в служение, о котором мечтал всю жизнь. Он перестал замечать семью. Перестал замечать их желания, часто приходил ночью и уходил рано утром. Жил жизнью других людей. Он слишком сильно любил свое служение. И сам виноват, что семья оставила его. — Резкий вывод, — неодобрительно заметил Марк. — А я подумал, что виной всему серые маги. — Серые маги никогда бы не увлекли их, если бы Иалем проявлял любовь к своим домашним. По причине своего невнимания он потерял их. Рассудок его помутился. Он еще глубже ушел в жизнь храма, ставшего его единственной отрадой. Только это уже не служение. Он не учит людей, не наставляет, никем не опекается. Кому нужен наставник, одержимый идеей одиночества, брошенный собственной семьей? Потому он и не хочет говорить о тех, кого с ним больше нет. А у тебя есть родители? — неожиданно спросила хранительница, застав Марка врасплох. Все, что осталось в родном мире, казалось ему бесконечно далеким. — Есть. Не знаю, увижу ли их когда-нибудь, — смутился Марк и, не желая предаваться тоскливым мыслям, повернул разговор в сторону хранительницы. — А твои родители… я слышал… э-э, прости. — Можешь спрашивать. Иалем стыдится не столько своей семьи, сколько себя. А мне нечего стыдиться: мои родители погибли героями. — Расскажи, если можешь. — Как ты знаешь, мой отец был одним из основателей Лесного воинства. Это было народное ополчение адельфов, не желавших мириться с нечистью, которая хозяйничала в Спящей сельве, добираясь до самых стен Морфелона. Лесное воинство поддерживал Южный оплот, но власти Морфелона, напротив, настаивали на том, что ополчение лишнее. При всем том королевские войска не могли защитить селения от набегов нечисти. Этим занималось Лесное воинство. Шла Эпоха лесных войн. Даймоны Хадамарта избегали прямых битв, используя тактику ударов по тылам. Мой отец был другом Пятого миротворца, который к тому времени стал старшим советником короля Морфелона. Услышав, что в его Лесном замке произошло разделение, Пятый отправил туда гонцов с приказом принять нового управителя. Этим управителем он попросил стать моего отца. Предложил ему поселиться в Лесном замке с семьей и со всеми сторонниками. Там хватило бы места для всех. Мне было девять лет, когда мы выехали из Сонной дубравы в Лесной замок — всего восемьдесят человек, — лесные воины со своими семьями. Вскоре замок в Спящей сельве должен был стать нашим новым домом. Хранительница на секунду запнулась, справляясь с волнением в голосе. — Нас атаковали на полпути к замку: полетели стрелы, копья. Помню оскаленные пасти арпаков. Наши лучники ударили в ответ, загоняя нечисть обратно в лес. Даймоны боялись стрелков Лесного воинства. Мы отразили нападение и двинулись дальше. Но на нас набрасывались снова, снова и снова. Засады тщательно готовились: нас атаковали по всей дороге вплоть до Лесного замка. Наши воины не боялись даймонов, но среди врагов было немало людей: легионеры тьмы, чародеи леса, черные маги и сам Эреб. Тогда он еще был архимагом. В нас летели заклятия Плотоядной лозы, опутывая руки стрелкам, заклятия Мутного взора, затемняющие зрение. На нас бросались легионеры, околдованные кровожадностью, и каждый из адельфов, кто убивал их — сам становился уязвимым для смертельного Заклятия крови. Били по нам заклятия и пострашнее, доступные только архимагам: Голос безумия, Вихрь старости… — Никта сжала кулаки, — оно задело мою мать. Хранительница смолкла, ее горло как будто сдавило. Она сильно сжала губы и задышала носом. — Моя мать все время прикрывала меня в повозке собою. Я ничего не видела, но все слышала и чувствовала. В тот день мои чувства сильно обострились. Мы прорывались с боем, теряя людей, но все же больше половины из нас добрались до Лесного замка. Но нам не открыли. Мужчины колотили по воротам, женщины кричали, дети плакали. Тщетно. Бывшие сторонники Пятого миротворца уже считали замок своим и не желали впускать новых хозяев. Тогда отец приказал расставить повозки полукругом и соорудить оборону под стенами замка. На нас двинулись толпы арпаков, прикрываемые заклятиями колдунов. Наши разили арпаков стрелами, отражали заклятия обратно на врагов. После того как несколько магов пали под своими же заклятиями, колдуны приутихли. На смену им пришли изолиты. Они пошли на нас открыто, не боясь стрел. Они чувствовали наше отчаяние, чувствовали одиночество каждого из нас — в этом была их сила, — по губам хранительницы пробежала горькая усмешка. — Мой отец был очень сильным, очень выносливым. Но предательство тех, кому он доверял, убило его. Он первым пал в схватке с изолитами. В ярко-синих глазах хранительницы появились слезы, поглотив и горечь, и ненависть, готовясь вот-вот побежать по щекам. Но она продолжала говорить четко и размеренно. — …Мать успела спрятать меня под повозку, прикрыв одеждами. Я лежала там, слыша ужасный свист изолитов, злобное ликование даймонов и отчаянные крики людей. Выглядывая из-под одежд, я видела среди когтистых лап даймонов черные сапоги людей — союзников нечисти. Мысль о том, что люди помогают извергам убивать людей, настолько потрясла меня, что мне захотелось, чтобы убили и меня. Потом все стихло. Я услышала топот коней и звон рыцарских доспехов и поняла, что пришла подмога. Позже я узнала, что епископ Ортос за день до нападения раскрыл заговор и доложил королю о готовящейся расправе. Он подгонял короля и его советников как мог, но из-за обычной морфелонской медлительности и бестолковости рыцари приехали на помощь слишком поздно — когда нас уже добивали. Горстка оставшихся в живых встретила их молчанием. Моя мать, пораженная Вихрем старости, долго не прожила. Она встретилась с вечностью через две недели. Незадолго до этого меня привели к ее постели. Стараясь не смотреть на сморщенное лицо старухи, которая совсем недавно была моей матерью, я почувствовала все, что она хочет мне сказать. Она говорила, что ей пора уходить в Небесную Обитель, где она встретится с моим отцом, уговаривала, чтобы я не стремилась к ним, так как они все равно будут со мной… Хранительница отвернулась, быстро вытерла слезы и снова обернулась к Марку, казалось, посветлев. — Потом ее не стало. Меня взял на первое время епископ Ортос. Если бы он не научил меня побеждать боль и скорбь, я бы сошла с ума. Мне было хорошо с ним, но он не мог постоянно быть со мной. Потому и отвез обратно в Сонную дубраву, где я осталась жить у доброго лесника Ремфана, друга моего отца. Я его называла дедушкой. — А что стало с предателями? Их арестовали? — спросил Марк в наступившей тишине. — Ортос узнал, что в сговоре против Лесного воинства объединились управители Лесного замка, старейшины Сонной дубравы и некоторые вельможи из Иерона — этим ничего не угрожало, они были слишком влиятельны во дворце. А вот Ортоса после этого невзлюбили: ему препятствовали во всем, что бы он ни делал. Три раза его пытались отравить. Лесной замок вскоре был сожжен при очередном нападении нечисти, а его самозваные хозяева разбежались. Кто-то из них даже устроился на высокую службу в Иерон. В Сонную дубраву приезжали королевские эмиссары, расследуя заговор, но виновных так и не нашли. Их нашла я. Два года спустя после гибели моих родителей. Однажды ночью, гуляя по лесу недалеко от храма, я услышала голос одного из старейшин. Он говорил со страшным человеком, имени которого я тогда не знала. Это был архимаг Эреб. Из разговора я поняла, что этот старейшина помогал Эребу с его нечистью уничтожать нас под стенами Лесного замка. Теперь он просил Эреба избавить его от черных сапог, в которых он был в день расправы. Его сапоги кровоточили. Предательство высвободило какое-то неизвестное проклятие. Кровь адельфов свидетельствовала против него. Эреб посмеялся, сказав, что над этим проклятием не властен ни один колдун, и посоветовал закопать сапоги. Старейшина так и сделал. Я откопала их и узнала. Их я и видела в тот страшный день, когда погибли мои родители. Сложно сказать, кого я ненавидела больше — черного мага Эреба или старейшин своего селения. — Ты рассказала кому-нибудь о том, что видела? — спросил Марк. — Я рассказала дедушке, больше было некому. Дальше все случилось предсказуемо. Он высказал все на совете старейшин, его объявили безумным и прогнали в лес. С тех пор я его не видела. Я осталась одна. Мой дом стал единственным домом в Сонной дубраве, где лесные воины находили ночлег. Шестой миротворец часто останавливался у меня с епископом Ортосом. Я просила их взять меня с собой, желая помогать лесным воинам, но Ортос сказал, что для меня главное — учиться, расти и познавать Путь истины. Шестой миротворец подарил мне меч, который у меня и доныне, заверив, что когда я выросту, он возьмет меня к себе в следопыты. Вскоре Эпоха лесных войн закончилась, нечисть притихла. Ортос изредка навещал меня, и я просила его всякий раз забрать меня с собой. Он обещал, что когда мне исполнится восемнадцать, он придет за мной с миротворцем. Я думала, это будет Шестой миротворец, но он погиб раньше. В храм я не ходила: там учили только закрывать глаза на беззаконие. Я уходила в лес и молилась, с нетерпением ожидая своего восемнадцатилетия. С каждым днем я набиралась смелости и начинала говорить людям о грехе предательства. Однажды в храме я назвала старейшин полубратьями. Меня, как и дедушку, объявили безумной, но в лес не прогнали — у многих сохранилось уважение к моему отцу. Однако в храм меня больше не пускали. Я стала изгнанницей, именуемой лесной нимфой. Я начала говорить жителям под стенами храма, что силы Хадамарта медленно превращают их в рабов, и если мы не восстанем — то все погибнем. Меня сначала встречали насмешками, а потом открытыми угрозами. То, что ты видел в день, когда мы встретились — случалось не раз. Меня призывали уйти из поселка, но я хотела быть верной своему слову и ждала брата Ортоса с новым миротворцем. И вот мне исполнилось восемнадцать. — И пришел миротворец, — добавил Марк со всей серьезностью. — Да, пришел, — по ее губам пробежала чуть заметная улыбка. — Ты ждала меня? — спросил он неуверенно. — Я ждала Седьмого миротворца, — совершенно спокойно ответила хранительница. — И удивилась, когда им оказался я? — Я представляла себе Седьмого миротворца иначе. — Двухметровым рубилой с двуручным мечом наперевес? — усмехнулся Марк, почувствовав себя уязвленным. — Нет. В моем воображении он был отважным, рассудительным, чутким, внимательным человеком. — Извини. Пришел такой, какой был! — Марк виновато развел руками. — И я за тебя рада. Я тоже далеко не такая, какой видела себя в будущем девятилетней девочкой. — Это утешает. Значит, я не один такой. — Какой? — Не оправдавший твоих мечтаний. Они усмехнулись, глядя на темную чащу Лунного леса. Легкий ветерок скользил между деревьями, покачивая бесчисленную листву. Кроме поскрипывания сосен и разносимого ветром шелеста листьев, ничто не нарушало тишину леса. — Не понимаю, почему именно я стал Седьмым миротворцем, — сказал Марк, чувствуя, что в свою очередь должен немного открыться. — В Каллирое много героев, гораздо сильней меня. В Иероне я встретил принца Афарея. Отважный рыцарь, горящий своей мечтой — почему не он Седьмой миротворец? Или принц Этеокл? Или Автолик? А я кто? Не смог справиться с какими-то арпаками! Какой из меня миротворец? — Миротворец не тот, кто исправно машет мечом… — Да, но это бы тоже не помешало, — Марк невесело усмехнулся и впервые почувствовал в себе достаточно смелости, чтобы высказаться перед ней. — Я спасался бегством от даймонов Эреба, забыв о том, что должен защищать вас. А тогда, у таверны в Мелисе? Я испугался кучки арпаков. А о том, как я вел себя в Белом забвении, и вспоминать тошно… — А в Сонной дубраве? Ты спасал меня, — с серьезным выражением лица заявила хранительница, но Марк, глядя в глубокую синеву ее глаз, прекрасно видел, что она не воспринимает его «подвиг» всерьез, просто хочет ободрить. — Я бросился защищать тебя от толпы против своей воли. Этого требовал титул Седьмого миротворца. Если бы не он, мне бы не хватило отваги. Спасал! — Марк снова усмехнулся с еще меньшим весельем. — Точнее, спасся с тобой бегством. Это было глупо. И Флою я спасал по-глупому. И вообще, я… все меньше верю, что найду в Каллирое свое призвание. — Зря ты так. Я никогда не сомневаюсь, что найду… Хранительница вдруг запнулась, будто чуть не проговорилась о страшной тайне. Быстро собрав разложенные книги, она встала, скрывая от Марка свой взгляд. — Пойдем в дом, поможем Иалему с обедом, — предложила она и уже у двери оглянулась. — Ты честен в своих слабостях, а это уже много. Я вижу, каких усилий тебе стоило открыть мне свои тревоги. Поверь, я нисколько не жалею, что Седьмым миротворцем оказался именно ты. Марк кивнул. — Мы так и не поупражнялись в антимагии. — У нас все впереди. Помогать Иалему с обедом не пришлось — все уже было готово. Суп из чечевицы, печеные зерна и огромная миска соленых грибов показались Марку роскошным обедом королей. Готовить хозяин умел. Одинокая жизнь приучила его стирать, убирать, вести хозяйство, в то же время служить при храме. Но похоже, теперь он уделял служению гораздо меньше времени, чем когда-то. * * * Марк не раз задумывался над тем, что он может противопоставить противнику-магу, и как вообще воины-адельфы сражаются мечами против магии. Из кратких пояснений хранительницы он заключил, что заклинания, используемые магами настолько многочисленны и разнообразны, что придумывать против каждого из них особый стиль защиты бессмысленно. Однако у магов имелись и свои излюбленные приемы. — Магию стихий используют лесные чародеи. Раньше мы с ними не враждовали, но после прихода Третьего миротворца они встали на сторону Хадамарта. В Эпоху лесных войн они немало навредили Морфелону и Лесному воинству, — рассказывала хранительница на лужайке за домом. Помимо Марка ее слушали Харис и Флоя. — Иные маги стараются громко и четко произносить заклинания, внося смятение в душу противника. Но магия лесных чародеев иная. Их заклинания подобны дуновению ветра, шелесту листьев или журчанью ручья. Черные маги многому от них научились. Например, заклинанию Плотоядной лозы, опутывающей руки, Живой сети, заматывающей человека в клейкую сетку. Эти заклятия не так страшны: их используют, чтобы пленить, а не убивать. Хуже, когда лесной чародей насылает рой ос или свирепого вепря, околдованного яростью. Это заклинания смерти. Есть и более жуткие искусства лесной магии: заклинания Лесного ветра, Ночных призраков, Призыва леших. Эти используются уже для того, чтобы свести человека с ума. — Что-то мне уже страшно в лес заходить, — проговорил Марк. — Лесные чародеи остались только в морфелонских лесах Спящей сельвы. К тому же их магия сильна только в лесу, где царит сила их стихии. Черные маги переняли у них многое, но наиболее сильные заклятия лесных чародеев им неподвластны. — У черных магов и своей гадости хватает, — хмыкнул Харис. — Да только что там их фокусы против аделианского меча и щита! Хранительница многозначительно взглянула на странствующего рыцаря, с большим скепсисом оценивая его познания, как в магии, так и в антимагии. — Ну и против какого вида магии ты можешь защититься щитом? — Да против любой, — постучал кулаком по своему круглому щиту Харис. — Он пускает в меня свою молнию, а я щитом закрываюсь. А потом сожму кулак, да ка-а-к хрястну! Флоя весело захихикала. Хранительница снисходительно улыбнулась как малому ребенку, вздумавшему пошалить. — Боевая магия очень разнообразна, в отличие от рыцарских щитов, — проговорила она. — Есть заклятия четко направленные на противника. Как метид в софрогонии, — Никта подмигнула Марку. — Летящее в тебя заклятие может иметь форму магической молнии, сгустка материи, облачка дыма или чего-то еще. Маги предпочитают направлять магию, глядя человеку в лицо — им важно, чтобы жертва поверила в неизбежность действия заклинания. Есть сковывающая магия — та, что наступает со всех сторон, как сжимающееся кольцо. Она может быть наложена на ноги, голову или на все тело. Кольцо страха, например, Облако вялости. — Откуда ты столько всего знаешь? — воскликнул Харис. — Ты же в лесу жила! Хранительница загадочно улыбнулась. — Не забывай, что за люди останавливались в моем доме все эти годы. Лесное воинство. От каждого я узнавала что-то новое. И не забывай, кем был мой отец! — А, правда, что черная магия — сильнейшая из магий в Каллирое? — с интересом спросила Флоя. — Нет, — покачала головой хранительница, став вдруг очень серьезной, — магия крови и некромантия сильнее. На этом слове по ее лицу как будто мелькнула таинственная, жуткая тень. Она знала, о чем говорит, знала, какие омерзительные преступления творятся при помощи некромантии, и какую страшную цену платят те отчаянные маги, что решились связаться с этой силой. — Ну и как действует эта некромансия? — исказил слово Харис, словно речь шла о фокусах ярмарочного клоуна. — Ты видел… — прошептала хранительница. — Мы все видели. У мелисской таверны. — Да, помню! — вскрикнула Флоя. — Он отбил заклятье Амарты какой-то трупной гадостью. — Заклинание Амарты было смертельным, — ответила хранительница ледяным голосом. — Его формулу слышал только Маркос — тот, на кого оно было направлено. Но я и так знаю, что это Пневма Танатос — заклинание духа смерти. Будучи выпущенным, оно не успокоится, пока не найдет жертву. Некроманту удалось его обмануть — он соткал нечто подобное живой плоти. Дух смерти удовлетворился этим нечто, приняв его за чью-то жизнь. Знаю, Автолик говорил, некроманты не вмешиваются в дела живых, но ни один маг Каллирои не сумел бы обмануть духа смерти. — Оставим некромантию, — поспешил Марк. Его уже начинал пробирать холод, который, казалось, испытывала хранительница. — Расскажи, как противостоять черной и прочей магии. Они встали с хранительницей напротив друг друга, как перед поединком. Ее темно-каштановые волосы были заплетены в косу. — Адельфы, использующие магию против магии, плохо заканчивали. Долгое время мы не имели почти ничего, что можно противопоставить магам, пока не узнали, что в нас самих есть сила посильнее магии. Нужно лишь открыть ее. Возьми меч, вот так. Следуя ее примеру, Марк выставил перед собою Логос острием вниз, так, чтобы рукоять была чуть выше головы, а вся длина клинка как бы закрывала тело. Это была антимагическая стойка южных рыцарей, самая распространенная среди аделиан. — Сплав металлов твоего меча — идеальный для отражения заклятий, — сказала хранительница. — Когда маг произносит заклинание, почувствуй, чем он его усиливает: гневом, презрением, местью или чем-то еще. Если тобой владеют похожие чувства — заклятие тебя настигнет. Потому следи за собой и отражай гнев хладнокровием, а презрение — уважением к врагу. Так гласит устав рыцарей юга. Хранительница подняла сосновую шишку, припасенную заранее. — Огненный шар гнева. Отражай! — Тихие воды, — прошептал Марк, направляя поток мыслей навстречу мнимому заклятию, прочитав подсказку на губах хранительницы. После состязаний по софрогонии отбить шишку ему ничего не стоило. — Все правильно, хорошо, — похвалила хранительница. — Но помни: ты отражаешь заклятие не словами, а своим внутренним состоянием. А это требует большого терпения и воли. Хранительница рассказывала долго и увлекательно, приводя в восторг Флою. Харис же почесывал затылок и постоянно замечал, что какой бы магией колдуны не владели — меч и щит лучше. Марк старался запомнить как можно больше. Знакомство с Яннесом и Амартой убеждало, что антимагия ему нужна не меньше, чем боевые навыки. Оставшись с хранительницей наедине, Марк осторожно спросил: — Ты хорошо рассказываешь о способах защиты от магии. А как насчет атаки? Она глянула на него со странным подозрением. — Почему ты решил, что я об этом что-то знаю? — Епископ Ортос наверняка рассказывал тебе. Знаешь, — Марк заговорил тише, — в схватке с керкопами я видел, как Ортос отпугнул одного из них, начертив в воздухе какой-то знак. — А, это, — хранительница облегченно вздохнула. — Ортос немного знает науку защитных знаков Ордена хранителей традиций. Пустяки. В настоящем бою они тебе не помогут. Нужно быть таким как Ортос, чтобы защитный знак подействовал хотя бы на керкопа. — Ты знаешь что-то более сильное? — Знаю. Но тебе не скажу. Пока не выучишь антимагию как следует. Марк криво усмехнулся. Он уже прекрасно понял, что для изучения антимагии на уровне «как следует», нужно тренироваться не меньше года. * * * Три долгих дня прошло, а епископ не возвращался. Марк встревожился и готов был отправиться на поиски. Тревогу умножил служитель Иалем, поведавший о тайне Лунного леса, огибающего Зеленую идиллию на северо-востоке. Местные жители не ходили в него глубже, чем на пятьсот шагов, опасаясь нечисти, которая хоть и редко, но нападала на крестьян, купцов и даже воинов. Но Марка испугало не это — он нередко слышал подобные россказни, — а известие Иалема, что в глубине Лунного леса находится поместье колдуньи Амарты! — Почему же воины Армии Свободы не разрушат его? — воскликнул Харис. — Никто не хочет начинать войну раньше времени, — объяснил Иалем. — Пока Армия Свободы не готова, никто не хочет злить врага. Узнав, что он живет неподалеку от своего смертельного врага, Марк тут же решил уйти и без епископа не возвращаться. Напрасно Харис его успокаивал, мол, отважный Ортос множество раз был на волосок от гибели в настоящих логовах зла — и чего ему опасаться в аделианском поселке, где полно патрулей Армии Свободы? Марк не унимался, и Харис дал слово разыскать епископа, где бы тот ни был. Ускакав утром на верном Скороноге, Харис вернулся поздно вечером, сообщив, что видел епископа и тот заверил, что задержится еще дня на три. Известие обрадовало Марка, но игла обиды, что епископ оставил его, не разъяснив пророчества, мучила его всю ночь. Последующие дни протекали веселее. Марк тренировался с хранительницей на мечах, учился антимагии. Вместе с Харисом побывал у реки Эридан, разделяющей Анфею и враждебные амархтонские земли до Южного моря. Такой чистой большой реки Марк не видел никогда. Харис наловил рыбы, прихватив давно не использованные удилища Иалема, и по вечерам друзья вместе ужинали под звездами печеной рыбой. Марк по дружески завидовал Харису, глядя, сколько всего тот умеет. Из речного тростника странствующий рыцарь вырезал свирель и часто играл на ней, выводя задушевные мелодии боевых походов. Флоя долго упрашивала научить ее, из-за чего Харису пришлось снова съездить к Эридану и вырезать еще одну свирель. И вот уже две мелодии, по утрам и вечерам, звучали у дома Иалема, который мало обращал внимания на увлечения молодых. Епископ Ортос появился поздно вечером на двенадцатый день после ухода. Уставший и небритый, сгорбленный, он будто постарел лет на десять. Обрадовавшись поначалу, Марк ощутил обиду: епископ отсутствовал ровно в четыре раза дольше, чем обещал — не слишком ли безответственно для проводника миротворцев? — Ортос! Епископ Ортос вернулся! — возрадовалась Флоя. — Рад, что ты счастлива меня видеть, — улыбнулся старик. — Только я уже не епископ. — Как так? — Ипокрит сдержал слово. Старейшины Храма призвания передали мне, что архиепископ отправился в Морфелон с донесением. Мы не покинули этот дом, ослушались его требования, теперь у него есть предлог требовать, чтобы меня лишили сана. И он своего добьется. — Силы небесные, какая подлость! — возмутился Харис. — Вы должны ехать в Морфелон и рассказать королю все как есть. — И бросить Маркоса и всех вас? Нет, Харис, это неразумно. Епископ пил чай большими глотками и ел все, что оставалось на столе от обеда и ужина. — Искал учителя Калигана, — объяснил он свое отсутствие измученным голосом. — Он обучит тебя владению мечом. Сейчас он в Диких горах, у варваров, по поручению королевы. А сама королева Сильвира будет не раньше чем через два месяца. Марк хотел сказать, что для него важнее разгадать пророчество, чем учиться с каким-то рубилой, но не хотелось язвить перед остальными. Харис и Флоя наперебой рассказывали епископу о достопримечательностях Зеленой идиллии, вызывая у Марка нетерпеливое раздражение. Он ждал от них одного — оставить его с Ортосом наедине. Если епископ отправится в постель раньше — придется провести еще одну ночь в ожидании. Опасения не подтвердились. Около полуночи Харис и Флоя, наконец, ушли, а перед ними — хозяин и хранительница. Облегченно вздохнув, Марк спросил со скрытым укором: — Вы ушли, не объяснив мне пророчества. — Пророчество, пророчество, — закивал головой епископ. — Какой смысл имеют мои толкования теперь? Все пошло наперекосяк. — То есть, о пророчестве можно забыть? — спросил Марк с раздражением. — Нет, забывать нельзя, — вздохнул епископ, выражая глубокую усталость. — Что ж, быть может, я слишком погорячился и все не так безнадежно. Ты выучил пророчество наизусть? — Я повторяю его каждый день. — Вот и славно. Напомни мне. — Я ж давал вам читать, — сказал Марк, но решил не спорить и рассказал все от и до. Епископ внимательно дослушал и постучал пальцами по столу. — Итак, Проклятие миротворцев существует. — Откуда оно возникло? Почему путь миротворца запятнан кровью? — Об этом тебе расскажет королева Сильвира, — ответил епископ, подозрительно насупившись. — Почему не вы? — Я не могу говорить. Обещал королеве. — Вот как? Ну ладно, — Марк почувствовал себя скверно от этой утайки. — В чем же заключается моя миссия? — Ты призван раскрыть тайну Проклятия, рожденного до тебя. Пророчество тебе кое-что подсказывает: «Лишь в сердце жестоком найдешь тот ответ, что сможет разрушить Проклятья завет», — епископ поморщил лоб, сосредоточенно думая. — Остается только гадать, кому принадлежит это «жестокое сердце»… хотя, мне кажется, я догадываюсь… — А что это за Башня мрака, о которой говорится в самом начале? — перебил его размышления Марк. — О, это великое строение Падшего города! До падения Амархтона это была Башня света. Она служила исполнению светлых желаний, если человек имел достаточно рвения, чтобы взойти на нее. Там люди получали ответы на свои искания. Но теперь многое изменилось, и мы не знаем, насколько Хадамарт извратил суть Башни. Однако же тебе все равно предстоит идти в Амархтон. Избранный должен дать сигнал с Башни мрака. И я думаю, именно с этого сигнала начнется освобождение Падшего города. — Думаете, что восход миротворца еще возможен? Епископ кивнул. — Думаю, что да. Марк поднял голову. Среди всех угнетающих вестей мысль о том, что он станет героем, возбудила в нем жгучее желание. Он дойдет до конца! До победы! Он совершит невозможное, и все вокруг будут изумлены его подвигом! — Как ты слышал, готовится война с Амархтоном, — продолжал епископ. — Башня мрака является высшей точкой дворца Аргоса — главной твердыни Хадамарта. Существует предание, и тысячи адельфов в него верят, что восхождение миротворца на Башню мрака станет новым началом для Падшего города. — Это правда? — настоял Марк. — Не в этом суть, Маркос, — епископ неожиданно нахмурился. — Ты отступил от своего пути, из-за чего Проклятие миротворцев вырвалось на свободу. «…Тогда берегись и готовься к борьбе» — в этих словах я чувствую хоть какую-то надежду победить зло из Белого забвения. Для того я и искал учителя Калигана, — епископ еще больше помрачнел. — Если, конечно, еще можно что-то изменить. — О чем вы? — О том, что, по правде говоря, я не знаю, как теперь все обернется. Когда миротворец предает свой путь, суть пророчества может перекрутиться как угодно. Вот Третьему миротворцу было предсказано принести мир в Амархтон… — А он погиб от огня черного дракона, так вы мне рассказывали? — выговорил Марк. — Всем нам дано призвание, но исполнять его или нет, мы выбираем сами. В болотах Белого забвения ты избрал иной путь, Маркос, — призвание тьмы, если угодно, и лишь по милости Спасителя избежал самой страшной участи. Но зло уже воплотилось. Прошлого не изменить. Отвернувшись с досадой от строгих епископских глаз, Марк почувствовал себя уязвленным. Да, он виноват, но что дальше? Что, теперь и жить незачем? Мысль о том, чтобы спросить об этом епископа, в его возбужденном сознании не задержалась. Марк почувствовал нарастающее раздражение. Над ним нависла беда, а епископ, мало того, что что-то недоговаривал, так еще и делал его виноватым. — Стало быть… — недовольно процедил Марк, — все кончено и мне остается только умереть? — Что ты, Маркос, конечно, нет! Нужно попытаться исправить свою ошибку в Белом забвении. Марк сильно сжал зубы, отгоняя воспоминания о страшном болоте. — Это же были всего лишь слова! — Это было решение. Твое решение, Маркос. Епископ по обыкновению постучал пальцами по столу и продолжил: — Мы не знаем природы того зла, что восстало в Белом забвении, но если есть хоть малейший шанс его победить, мы найдем способ. Поскольку это зло родилось вследствие твоего выбора, то и в дальнейшем твоя схватка с ним зависит от решений твоей воли. — Каких еще решений? — спросил Марк. — …Поступать в угоду своему греховному «я» или отвергать его. Если судьбу, уготованную тебе Проклятием, ты будешь отвергать раз за разом, то, возможно, раньше или позже она отступит от тебя. — Судьбу? Уготованную Проклятием? — не понял Марк. «Противиться ей никто не сумел, ответ здесь не в том, умен ты иль смел» — невольно пронеслось в мыслях. Епископ молча кивнул. — Нам остается найти учителя Калигана и ждать королеву Сильвиру. «Опять ждать! — кольнуло Марка. — Я уже ждал встречи с пророком, который мне ничего не открыл…» Внезапно он ощутил поднимающуюся в нем силу. «А почему я должен кого-то ждать? Разве мало я прошел испытаний, разве мало узнал для того, чтобы взять СВОЮ судьбу в СВОИ руки?! Сколько можно оставаться жалким и слабым, чтобы епископ помыкал мною, как маленьким! Не пора ли начать действовать по своей воле!» Всего на секунду Марк открылся прихлынувшей внутренней силе, как тут к его груди будто коснулось что-то холодное и склизкое. Марк решительно поднялся. Нет, он больше не будет беспомощным слепцом, нуждающимся в поводыре! Он сам найдет свою миссию и сам ее совершит! Епископ что-то почувствовал. — Что ты намерен делать? — спросил он с заметным беспокойством. — Я ухожу. — Куда? — В Каллирое есть и другие пророки. …И священники, которые действительно что-то знают, — произнес Марк, чувствуя удовольствие от своей решительной самостоятельности. — Ты что надумал? Что за безрассудство? Сядь немедленно и успокойся. Епископ оказался очень неосторожен. Перед ним был уже не тот Маркос-северянин, забитый и запуганный, хватающийся за своего проводника как за спасительную соломинку. Епископ еще не понимал, что творится в душе Седьмого миротворца. …А в ней поднималась уязвленная гордость. Спокойный и вместе с тем обличающий тон епископа только усиливал желание поступить по-своему. Было приятно чувствовать себя самостоятельным. — Я слишком долго слушался вас, брат Ортос, — отчеканил Марк с каким-то непонятным ему самому ожесточением. — Если в Белом забвении я совершил роковую ошибку, то почему вы не хотите разделить со мной вину? Кто меня вел? Кто уверял, что Проклятие миротворцев всего лишь надуманное поверье? С предыдущими миротворцами вы были так же искренни? Марк заметил, что задел старую рану. Епископ сник, съежился, ниже и ниже опуская голову. Но глаза его неуклонно смотрели на Марка со странным недоумением и даже страхом. — Что с тобой происходит, Седьмой миротворец? Я твой проводник, куда ты хочешь идти без меня? — тихо проговорил епископ. — Не делай то, о чем будешь потом жалеть. Остаться без епископа Марк не хотел, и, может быть, смягчил бы тон, если бы не расценил его слова как попытку контроля. Непримиримые слова помимо воли слетели с языка: — Я жалею только о том, что слишком долго слушался вас. Епископ отпрянул словно от болезненного удара. — Ты несправедлив ко мне, Маркос. — А вы? Вы были справедливы, помыкая мною как угодно? Справедливо было уходить и оставлять меня в неведении? Я мог бы сам искать объяснение пророчеству, если бы так слепо не доверял вам! — Марк зашагал по комнате. — Все, теперь я буду поступать так, как считаю нужным. Я сам найду и разгадку пророчества, и путь к исполнению своей миссии. Епископ поднялся с умоляющим взглядом. — Не делай еще одну ошибку… — Вы моя главная ошибка… — сквозь зубы процедил Марк. Он ринулся к двери, бросив на ходу фразу, сорвавшуюся так же невольно, как и все высказанное. Она вылетела четко, неотвратимо, направленно, словно магическая молния: — Вы мне больше не нужны! Хлопнув дверью, Марк вышел во двор. На небе горели звезды, в легкой туманной дымке плыли лесные кустарники. Ночная прохлада не остудила его гнева. Горькая обида на весь мир беспощадно сжимала сердце. — Я многого не замечал в тебе, Маркос, — услышал он за спиной голос епископа. — Прости, что я не научился понимать тебя. Постарайся же ты меня понять. — Зачем? Что это изменит? — сухо ответил Марк. Он был готов к примирению, но упрямая гордость требовала помедлить. — Маркос, я хочу открыть тебе одну истину… Марк с тоской смотрел в ночное небо: «А если я не хочу быть Седьмым миротворцем? Если прямо сейчас отрекусь от своего титула и уеду в Мелис к Меллине, а? Что вы все будете делать без Седьмого миротворца?» — Берегись! Епископ сбил его с ног, и словно получив удар в грудь, придавил его спиной к земле. У Марка потемнело в глазах. Он ударился затылком о землю и какое-то время лежал без движения, приходя в себя. Выбираясь из-под епископа, он ощутил тупую головную боль. — Брат Ортос, что с вами? Марк замер в глубоком шоке: из груди епископа торчала полуметровая стрела со знакомой черной ленточкой на конце. Из глубокой раны толчками выбивалась кровь. — Сюда! На помощь! — в страхе завопил Марк. Он вдруг очень ясно представил, что невидимый стрелок может целиться в него. …Но тут безумная ярость подбросила его на ноги. Подлый убийца не стоит того, чтоб от него прятались! — Где ты, гад? Выходи! Я найду тебя, урод, слышишь, найду! Марк сорвал с пояса книгу. «Слово-меч!» — даже не крикнул, а только подумал он. Ночь осветилась светом вспыхнувшего Логоса. — Выходи, тварь! Выйди ко мне лицом к лицу! Первой появилась хранительница, выпорхнув из дверей как тень. Марк оглянулся. Глаза Никты, будто из ярко-синего стекла безумно смотрели на лежащего в крови епископа — боль, умноженная на шок. Она сама словно встретилась со смертью. Громкий испуганный визг Флои, увидевшей епископа, привел ее в чувство. Глаза ее ожили. Вспыхнула яростная решимость. — Что ты стоишь?! Убери меч! — она ударила Марка по руке. — Харис, Иалем! Ортоса — в дом. Флоя, прекрати рыдать. Мигом в дом и приготовь все для перевязи. Подействовало. Харис вместе с насмерть перепуганным Иалемом подхватили неподвижного епископа под руки и поволокли в дом. Флоя утерла слезы и бросилась за ними. — Где он? — услышал Марк шепот хранительницы. Она припала к его уху, держа за плечи, будто пряталась за его спиной, но на самом деле — готовая в любой момент залечь с ним на землю. — Там, — ткнул он острием меча в сторону леса. Он рыскал глазами по лесной чаще, пытаясь уловить силуэт невидимки, и вдруг ему что-то померещилось. — Я найду тебя! — заорал Марк так, что привел в волнение спящий лес. Закружили разбуженные птицы, горланя на всю округу об опасности. Хранительница помешала ему рвануться в чащу, с дикой силой оттолкнув к дому. — Дурак! Быстро в дом! И не высовывайся! Выхватив метательный кинжал, она бесшумно как кошка помчалась к темным зарослям. В ее приказе было столько раненой ярости, что он не посмел ее ослушаться. Марк вернулся в дом. В гостиной уже горели четыре ярких свечи, Иалем суетился, зажигая дополнительные. Харис возился с раной уложенного на кровать епископа, пытаясь остановить кровь. Флоя таскала чистые тряпицы, марли и миски с водой. — Я позову на помощь, — с испуганным лицом прошептал Иалем и бросился из дому. Марк опустился на стул. Его разум словно восстанавливался после тяжелого гипноза. Голова болела уже не от удара о землю, а от шока: только что он стоял рядом с ним, говорил, а теперь… нет, он не умрет, этого не может быть! Епископ будет жить, надо верить, верить! Харис что-то беззвучно бормотал, и из обрывков фраз Марк слышал только слова «сердце» и… «смерть». Изнутри рвалось желание завопить «НЕТ! ОН НЕ УМРЕТ! ОН БУДЕТ ЖИТЬ!», но Марк был полностью обессилен. К счастью, его никто не трогал, все были заняты епископом, который неподвижно лежал на перепачканной кровью постели и не подавал признаков жизни. Глава одиннадцатая. Поединок миротворца и варвара — Он будет жить? — решился спросить Марк. Хранительница и странствующий рыцарь молчали. «Пожалуйста, пожалуйста, скажите да!» Харис вытер рукавом выступивший на лбу пот. После сложной перевязки его пальцы были перепачканы кровью. — Задето сердце… остается уповать на Всевышнего. — Это был не даймон. Стрелял человек, — уверенно сказала хранительница. — Я обшарила все вокруг, но он исчез. Маркос, почему он стрелял в него, а не в тебя? — Я… я не знаю… — догадки возникали стремительно, одна страшнее другой. Но высказывать их Марк не мог, боясь собственных слов. Со двора донесся стук копыт, и через минуту в гостиной стало тесно, как на мелисском базаре. Двое армейских лекарей в белых накидках поверх кольчуг, на которых красовались эмблемы Армии Свободы, склонились над епископом, деловито щуря глаза. Через толпу рыцарей и крестьян-соседей прорывался эмиссар Теламон. — Что все это значит? Объяснись, миротворец. Марк поднялся со стула, предчувствуя неприятную процедуру допроса. — Я не видел, кто стрелял. Наверное, стрела предназначалась мне. Мы стояли во дворе и беседовали… — О чем? — Теламон подошел вплотную, дыша в лицо. Из-под золоченой кольчуги торчал воротник белой рубашки, очевидно, королевский эмиссар одевался наспех. — Какая разница о чем? — с горьким раздражением бросил Марк. — Это мне решать, какая разница. Отвечай живо: о чем вы говорили? — Так, ни о чем. — Епископ Ортос не тот человек, чтобы говорить ни о чем, — проговорил Теламон с подозрением и кивнул головой маленькому писцу с пером и бумагой. — Записывай, все записывай. А ты, миротворец, показывай, где это случилось. Пришлось показать место их последнего разговора, рассказать, как вскрикнул епископ, как упал. Теламон внимательно слушал, изредка задавая коварные вопросы, а писец молча скрипел пером, умудряясь делать записи в своем свитке на весу. — Епископ стоял лицом к лесу? — Да, а я спиной… потом он сбил меня, я ударился головой о землю, чуть не потерял сознание. — Ты долго лежал? — Не знаю. Может, полминуты, а может, минуты две… не знаю. — Кто-то может подтвердить твои слова? — Нет, мы были вдвоем… Епископ Ортос подтвердит, когда поправится. — Если поправится! — безжалостно уточнил Теламон. Марк, понимая к чему сводится весь этот допрос, выпалил прямо: — Я под подозрением? — А ты догадлив, миротворец! — Как я мог в него выстрелить, стоя рядом с ним? — в отчаянии вскричал Марк, почувствовав, что ему готовят смертельную ловушку. — В отличие от лука самострел обладает той способностью, что может стрелять в упор, — осведомил его Теламон. — Да зачем, зачем мне покушаться на жизнь своего проводника? — Это мы выясним. — Спросите служителя Иалема, спросите моих друзей… — запаниковал Марк. — Мы всех спросим, не беспокойся, — Теламон обернулся к писцу. — Собери людей, нужно опросить всех в округе. Ночь лунная, кто-нибудь да видел убийцу. Теламон подошел к колеснице и, обернувшись к ошеломленному подозреваемому, добавил: — Изволь провести эту ночь в доме, миротворец. Никуда не выходи. Если выяснится, что с епископом Ортосом решил свести счеты ни кто иной, как ты… — Теламон помедлил. — Пожизненного Шарата тебе не избежать, я обещаю! Марк вернулся в дом и в полном изнеможении рухнул в плетеное кресло, чувствуя, что еще минута, и он сойдет с ума. Епископа перенесли в верхнюю комнату, оставив внизу одного сонного, зевающего воина с копьем. Сверху слышались приглушенные голоса лекарей, которым пытались помогать Харис, Никта и Флоя. Иалема нигде не было, вероятно, Теламон забрал его на допрос свидетелей. «Пусть ищет, — рассеянно думал Марк. — У него нет никаких доказательств. Да и сам Ортос подтвердит мою непричастность, когда придет в себя… не может же быть, чтобы он умер! Нет, он не умрет, это просто исключено!» Наступало утро, под которое Марк крепко уснул. Спал он недолго. — Вставай, Маркос! Сквозь разлипающиеся веки он увидел тормошащую его хранительницу. — Что с Ортосом? — холодея, спросил Марк, мгновенно сбросив с себя сонный дурман. — Он еще жив… — Что значит еще? — Он хочет что-то сказать тебе. Марк взлетел вверх, чуть не сбив стоящего в дверях лекаря. Неестественно бледное лицо епископа казалось парализованным, глаза устремлены в одну точку. Стрелу из него извлекли, но на груди через перевязь проступало кроваво-черное пятно. — Брат Ортос, как вы? Как вам помочь? — бросился к кровати Марк, но Харис предостерегающе остановил его. — Он не может говорить. Стрела была отравлена. Марк, недоумевая, переводил взгляд от него к епископу. — Но… Никта сказала… — Он шевелит пальцами, — сообщил Харис, дергая мышцами на лбу, словно от колючей боли. — Мы разговариваем с ним древним военным языком пальцев. — Он слышит нас? Брат Ортос, вы видели кто стрелял в вас? Кто это был? Пальцы епископа держались за ладонь Хариса, еле-еле настукивая какие-то позывные. — Что он говорит? — Марк замер, уставившись в мертвенное лицо епископа. — Он говорит: ты скоро… скоро встретишься с тем, кто стрелял. Мужайся… ищи небесной силы… ибо легко потерять все человеческое, когда встретишь его. — Кто он? — вскричал Марк. — Скажите кто, я не боюсь его! — Брат мой, — произнес Харис, переводя сигналы епископа. — Я больше не смогу… помогать тебе. Иди на южную гряду Диких гор… найди учителя Калигана… он научит тебя всему. — Мне никто не нужен! — громко ответил Марк, опасаясь, что епископ не услышит. — Мне нужны только вы! — Прости меня, Маркос, — передал Харис. — Я не знал, как с тобой говорить, какие слова подобрать… я часто не понимал тебя. Может быть, ты поймешь меня… я счастлив… я счастлив, что был твоим проводником. Радость жизни вернулась вместе с тобою, горечь утраты прошла. Храни свое сердце. Найди свое призвание. Продолжай идти путем миротворца. Невольно отвернувшись, Марк увидел, что по лицу хранительницы медленно тянется крупная слеза. «Неужели она смирилась с тем, что все кончено?» Флоя сидела на стуле, обхватив руками голову. Епископ с болью кашлянул, по лицу пробежала судорога: — …Найди Калигана, прошу тебя. Приведи его… он поможет и мне, — перевел Харис. Глаза епископа вдруг помутнели и начали закатываться. Он погружался в беспамятство. — Если так, я готов! — поспешил ответить Марк. — Где его искать? Брат Ортос, слышите, где мне найти его? Сделав огромное усилие, епископ вновь поднял глаза к Марку. — Тропа начинается… в Лунном лесу… сразу за домом. Она ведет к Песчаному утесу… — Харис что-то отсигналил епископу и произнес от себя. — Я знаю, где это. — Мы пойдем сейчас же! — решительно вызвался Марк. — Стой, стой, — зашептал Харис. — Он что-то говорит… берегитесь… берегитесь… не понимаю! Будьте… все… едины… будьте вместе… все, он потерял сознание! — Он сказал достаточно, — заключил Марк. — Я должен привести учителя Калигана, остальное неважно. Лицо епископа побелело еще сильнее. Медлить было преступно. — Никта, — Марк решительно глянул в ее невыспанные глаза. — Никта, ты же умеешь исцелять! — Я молилась всю ночь, — шепнула хранительница, и Марк уловил в ее голосе подавленность, словно она только что разочаровалась в жизни. — Передо мной какая-то стена. Что-то случилось здесь, с этим домом, со всеми нами. — О чем это ты? — Сюда пришло зло. Оно поселилось среди нас… — Не говори так. Какое зло? Просто мы все подавлены этой подлостью, — быстро проговорил Марк, но тут осекся. А вдруг епископ был прав? Вдруг он, Седьмой миротворец, породил некое чудовище? — Тебе нужно уходить, — к хранительнице вернулась прежняя решительность. — Теламон что-то замышляет против тебя. Он уже допрашивал нас всех по одиночке, выбирал из наших слов только то, что ему было выгодно. Они втроем спустились в гостиную, оставив с епископом неусыпного лекаря. Стражник с копьем, приставленный Теламоном, спал на стуле, уткнувшись головой в стол. Марк накинул вещевой мешок, бросил туда ломоть хлеба, флягу и плащ. — Я ухожу в горы. Кто со мной? — Я останусь с Ортосом, — сказала хранительница. Голос ее дрожал, казалось, она вот-вот расплачется. — Харис, иди с ним. И да хранит вас Спаситель. За спиной неприятно скрипнула дверь, и на пороге показался Теламон, бесцеремонно оттолкнув с дороги заплаканную Флою. — А как же приказ оставаться в доме? На лице его светилось ликование, как у полководца, увидевшего белый флаг над вражеской крепостью. За ним топтались на месте два рыцаря в тяжелых пластинчатых доспехах. Стражник с копьем, услышав голос начальства, вскочил на ноги, делая вид, что спать не собирался. — Мы что, до новой эпохи должны здесь сидеть? — резко ответил Марк. — Мы идем за помощью. — Никуда вы не идете! — властно заявил Теламон и гадко ухмыльнулся. — Что это значит? — Это значит, что ты оказался тем самым убийцей, который выпустил самострельную стрелу в епископа Ортоса. Не дав Марку опомниться, Теламон пригласил в дом двух пожилых крестьян, похоже, мужа и жену. — Это он? — Он, он! — оживился крестьянин одновременно с женой. — Да, только у того плащ был темный и какая-то штуковина за спиной… — В темноте все плащи темные, — победно проговорил Теламон. — А самострел где спрятал, миротворец? Не веря в происходящее, Марк буравил взглядом золоченую кольчугу. Флоя на цыпочках пробралась к друзьям и стала рядом. — Что ты несешь… — прошептал Марк, не пытаясь угасить возмущение. — Это полный бред! Я? Покушался на жизнь брата Ортоса? — Люди видели тебя, бежавшего с места преступления, — быстро проговорил Теламон. — Тебе почему-то не хватило ума уйти через лес. Ты побежал через поселок, где тебя видели около десяти человек, сделал круг и вернулся к дому Иалема с другой стороны. А что до мотивов… — Теламон, не переставая ухмыляться, кивнул в сторону Флои. — Эта девчушка многое мне поведала. И о том, как ты откровенно дерзил епископу Ортосу, когда он отговаривал тебя от участия в турнире Светлой арены с этим пройдохой Автоликом. О том, что ты был недоволен своим наставником и мечтал от него избавиться… — Ложь! — возразил Марк, оборачиваясь к Флое. Та сжалась в комок и мигала напуганными глазами. Все стало предельно ясно: она рассказала Теламону только правду, а он перекрутил ее на свой лад. — Ладно, о деталях поговорим в гарнизонной тюрьме. Взять его! — приказал Теламон, будто науськивал охотничьих псов. Два железных рыцаря направились к Марку. В руках одного из них звякнули цепи с кандалами для рук. Растерявшись, Марк в отчаянии обернулся к друзьям и тотчас уловил взгляд хранительницы, недвусмысленно указывающий на окно. На принятие решения ушло две секунды: Марк переглянулся с Никтой, Харисом… Рыцари уже протянули к нему огромные ручищи, когда хранительница молниеносно перевернула на них стол с остатками ужина. Марк влепил по нему ногой. Громыхая железными щитами, мечами и доспехами, рыцари свалились под ноги Теламону. Крестьяне в ужасе завизжали. Заспанный стражник схватился за копье, но Флоя ловко вылила ему за ворот кольчуги кувшин холодной колодезной воды. Копейщик дико заревел и принялся махать руками и ногами, словно отплясывал какой-то причудливый танец. Теламон, не ожидавший такого поворота событий, опомнился только тогда, когда Харис прыгнул в окно, вышибив его вместе с рамой. — Именем королевы, стоять! Подобно тигру королевский эмиссар бросился на Марка, но тот чуть-чуть его опередил, вылетев за Харисом в окно. Поймав пустоту, Теламон влетел в пустые ведра и горшки, со звоном разлетевшиеся по полу. Спустя час Марк и Харис перешли с бега на шаг. Шум погони не слышался, каменистая лесная тропа резко уходила в гору, куда не проехать всаднику. Сомнительно, чтобы обвешанные железом рыцари догнали их пешком. * * * Весь день и половину ночи друзья шли по каменистым тропам, преодолевая подножие Диких гор. Ближе к вершине горного хребта камни становились все больше, лес — все реже. Солнце палило немилосердно, счастье, что на камнях росли, прочно впиваясь корнями, хвойные кедры. Широко раскидывая ветви, кедры давали густую тень, спасая от палящего горного солнца. Толстые красноватые шишки росли кверху, подобно елочным свечам на блестящих ветвях кофейного цвета. Длинные иглы шевелились на ветру, будто что-то перебирали. Последние шаги к Песчаному утесу оказались самыми тяжелыми. Кедры кончились, каменистая тропа становилась все круче, а от палящего солнца закипали мозги. К полудню, когда друзья достигли вершины горного хребта, жара стала невыносимой. Остановившись на привал, Марк и Харис перекусили подсохшим хлебом и запили водичкой из фляги. Родников здесь не было, и будут они нескоро. Впереди, насколько видел глаз, путь лежал по скалистому горному хребту, где не видно ни кустика, ни деревца. Выжженный песок, голые скалы и огромные валуны по обе стороны хребта, — вот все, что лежало на пути к зеленому плато, которое едва-едва виднелось на горизонте. — Ты уверен, что нам туда? — спросил Марк, с явной неохотой плестись несколько часов под палящим солнцем. — А куда ж еще? Я слыхал, там ближайшее поселение поганусов, — отозвался Харис, назвав варваров нелестным прозвищем. Он страдал от бессонной ночи, но держался бодро. Угрюмая мрачность, поглотившая его после покушения на епископа, сменилась привычной неунывающей бравадой. — Не найдем Калигана там, пойдем дальше. — А сколько до этого? — Марк указал рукой к мерцающему вдалеке плато. — К закату дойдем. Если спать не будем, то еще раньше. — Спать? О чем ты, Харис, нужно спешить! Однако после двух часов беспрерывной ходьбы, Марк пожалел, о своем решении. Ноги подкашивались, разомлевшее от жары тело слушалось вяло, он почти спал на ходу. Глаза слипались, он шел, ориентируясь на спину Хариса. От яркого солнца перед глазами поплыли красные линии, голова закружилась. А в ушах вдруг вкрадчиво зашептал чей-то свистящий голос: — В цепях безликого, ты бессилен… бессилен… — Харис! — Марк схватился за книгу и в его руках тут же вспыхнул обоюдоострый меч. — Харис, ты слышал? — Где? Что? — странствующий рыцарь подумал, что Марк заметил врага и воинственно выхватил меч. Марк вытянул перед собой Логос, кружась, то в одну, то в другую сторону. Солнце больно ударило в глаза, вызвав потоки слез. Он упал на колени, не понимая, что происходит… в залитых слезами глазах потемнело. Он увидел темный лес, дом на лужайке. Пальцы непроизвольно вздрогнули, нажимая на спусковой крючок самострела. Черная стрела с ленточкой на конце рассекла воздух… — Не-е-т! — вскричал Марк, окатив эхом окрестные ущелья. — Маркос, ты что, очнись! Святой-Всемогущий! Протирая глаза и ожесточенно смахивая слезы на горячие камни, Марк приходил в себя, видя перед собой испуганное лицо Хариса, склонившегося над ним. — Что с тобой, Маркос? — Я видел это… я видел… — Марк не хотел говорить, чтобы не воссоздавать картину увиденного, но сказать было необходимо. — Мне показалось… что это я стрелял в епископа. Лицо Хариса застыло как окаменевшее, казалось, он перестал дышать. Такого изумления на его боевом, закаленном лице Марк не видел никогда. Спустя секунду Харис облегченно усмехнулся, и его лицо вновь приняло прежний неунывающий вид. — Тебе пригрезилось! Друг отважный, не верь в ту чушь, которую наговорил тебе Теламон. Ты? Стрелял в нашего брата Ортоса? Х-ха! К хаосу такие мысли! Поднимайся. Или нет, лучше отдохнуть. — Никакого отдыха! — твердо сказал Марк, поднимаясь и ругая себя за то, что допустил в свой разум чудовищную ложь. — Если мы не успеем… нет, мы успеем, успеем! Через полчаса быстрой ходьбы хребет сузился до тонкого перешейка, по обеим сторонам которого обрывались почти вертикальные утесы, покрытые сыпучим каменистым песка. Узкий перешеек, всего метра три-четыре шириной, вел к чудесному зеленому плато. Там виднелись деревья, кусты, чуть дальше пасся на лугу горный олень. Слева простиралось травянистое ущелье, за которым выступали острые заснеженные пики вершин, справа — торчали верхушки сосен Лунного леса, казавшихся отсюда такими маленькими, как декоративные кустарники в Мелисе. Подходя к узкому гребню, друзья наткнулись на поваленную табличку из отесанного камня. На ней виднелись закрученные знаки древнего языка. — Остановись и поклонись, — прочитал Харис. — Это на старокаллиройском, на нем не пишут уже давно. Чуть дальше перед началом гребня, у белого засыпанного песком камня, валялась еще одна табличка. — Остановись и поклонись, — снова прочитал Харис и поморщил лоб. — Что бы это значило? — Похоже, это какое-то предупреждение об опасности на Песчаном утесе. — Вот и славно. Давно руки чешутся с кем-то подраться. Они двинулись, не озираясь больше на озаренные солнцем красоты Диких гор. Взор привлекало зеленое плато. Молоденькие деревца заманчиво шумели листвой. Марку вдруг почудился легкий шелест. — Харис, что это шелестит? — Наверное, чьи-то крылья, — ответил странствующий рыцарь, и тут поняв, что сказал, остановился, чуть не клюнув носом в камни. — Харис! — Святой-Всемогущий! Длинная, кривая пасть крылатого существа, полная мелких зубов, щелкнула всего в метре от носа Марка. Громадная птица, напоминающая орла, с клювом как у древнего ящера-птеродактиля, вынырнула прямо перед их изумленными лицами. Размах крыльев достигал метров семи. Покрытое блестящими темно-коричневыми перьями тело выглядело как грозная броня. Невиданный орел гаркнул, раскрыв длинный, усеянный зубами клюв, и завис, махая крыльями, будто предупреждал, что непрошеным гостям здесь проход запрещен. — Что это? — прошептал Марк. — Не знаю, — шепнул Харис в ответ, натягивая шлем и выхватывая меч. — Животное. Просто животное. Марк и сам понял, что на нечисть это существо не похоже: в его глазах не прослеживается разум, оно не вызывает, от него не веет злобой. Но это вовсе не означает, что оно безобидно. Диковинный орел замахнулся клювом Марку в лицо — тот в последний миг успел отклонить голову. Харис запрыгал, пытаясь ударить мечом, но существо поднялось на безопасную для себя высоту. — Убирайся, животное! — выкрикнул Марк. — Пошел прочь, птицеящер, пошел отсюда, пошел! Птицеящер резко взмыл вверх и, гаркнув, обрушился сразу на обоих. Свет померк в очах Марка: он снова едва избежал страшного клюва, пригнув голову. Харис свалился с ног, сбитый исполинским крылом. — Бежим! Харис, бежим! — закричал Марк. До конца Песчаного утеса оставалось всего сотни две шагов. Друзья бросились со всей прыти, размахивая мечами и крича. Птицеящер кружил, делал петли и постоянно метил клювом в голову Хариса. Один раз он таки ударил по шлему странствующего рыцаря и вцепился когтями в его походный мешок. Рванувшись вверх, птицеящер чуть не унес Хариса в когтях. — Пусти, чучело! — заревел тот. Старый ремень мешка лопнул, оставив Хариса на твердой земле. Добежав до зеленого плато, они залегли у больших камней, намереваясь переждать угрозу. Ждать пришлось недолго. Покаркав, птицеящер сделал прощальные петли и улетел в сторону заснеженных пиков. — Хвала Спасителю, — прошептал Марк. — Мы едва не погибли. — Какой позор! — вспылил Харис. — Дать себя затравить глупому животному! Было бы у меня копье или лук… — Харис… Вначале послышалось невнятное бормотание, а потом из-за камней появились трое туземцев в грязных засаленных шкурах. Их вид был крайне неопрятен; руки, ноги и длинные волосы покрывала грязь, а лица — размалеванные углем и известью — не выражали ничего кроме первобытной дикости. — Вот и поганусы, — проговорил Харис, поднимаясь. — Эй, ты! — ткнул он пальцем в самого рослого туземца, с большим лбом и почти без шеи. — Где твое селение? Рослый туземец что-то пробормотал на своем языке низкорослому крепышу и указал на Хариса. Крепыш бросился ощупывать странствующего рыцаря, хватая преимущественно за челюсть и плечи, невнятно бормоча и наступая босыми ногами на его сапоги. — Славно, славно вы встречаете гостей, поганусы! — громко проговорил Харис, отпихивая нахального туземца. — Отойди от меня, дикарь! — Мы ищем ваше селение, понимаете, селение? — сказал Марк. — Они не понимают по-каллиройски. Они и свой язык едва знают, — заверил Харис, пренебрежительно постукав низкорослого туземца по голове. — А это ты понимаешь, тупица? Последние слова Хариса туземец таки понял. Засопев, как разъяренный бык, дикарь вцепился в кольчугу странствующего рыцаря и принялся бешенно трясти. Не потерпевший такого хамства, Харис увесистым ударом кулака свалил его с ног, но в тот же миг получил удар в живот головой от другого туземца. Третий дикарь, на которого Марк не обратил поначалу внимания, оказалось, был вооружен небольшой шишкастой дубинкой, и лихо огрел Хариса по голове. Кожаный шлем смягчил удар, но от неожиданности Харис выронил меч. — А ну стой! Назад! Брось дубину! — шагнув вперед, Марк упреждающе махнул Логосом, вспоминая, как его учила хранительница противостоять людям. Неуклюжий взмах дикарской дубинки, по случайности, оказался очень болезненным. Туземец попал по пальцам, сжимающим рукоять. Вскрикнув, Марк выпустил меч, который полетел за спину и, к великому несчастью, исчез за краем утеса. Зверея от обиды и боли, Марк бросился на туземца и, колотя его руками и ногами, завалил на спину. Тем временем поднялся здоровяк, пнув оглушенного Хариса, пытавшегося бороться на земле с низкорослым туземцем, и пошел на Марка. — Э-ле-ле-ле-ле! Э-ле! Э-ле! Э-ле-ле-хе-не! — угрожающе заревел дикарь. Рев его выражал совершенно дикие инстинкты. — Ты чего, чего? Марк отступал под толчками грязных широких ладоней, слабо отбиваясь кулаками, пока не оступился на краю утеса… Покатившись вниз по каменисто-песчаному склону, Марк инстинктивно начал хвататься за камни и удержался. Вылезти наверх оказалось не так просто — сыпучие пески и камни уплывали из-под ног, он рисковал уехать по крутому склону вниз — на отвесные сбросы. Выбравшись на четвереньках через четверть часа, Марк увидел далеко у леса трех туземцев: они победно волокли странствующего рыцаря, а низкорослый дикарь потешался его мечом. Харис отчаянно упирался, кричал какие-то ругательства на старокаллиройском, но туземцы успели опутать ему руки длинными лианами, сорванными там же у леса. «Не дергайся, Харис, не дергайся, — думал Марк, напряженно следя за удаляющимся другом. — Иначе снова дадут дубиной по голове». Первым порывом было броситься следом на помощь, но нерешительность остановила его в один миг: «Чем я помогу ему без меча? Мне нужен Логос. Нельзя оставлять его здесь». Пришлось снова лезть по сыпучему утесу и, рискуя жизнью, искать меч. Нашел он его нескоро — вернувшись назад к большим камням, Марк понял свою ошибку. Нужно было или сразу бежать за туземцами, или, по крайней мере, досмотреть, в какую сторону они пойдут. Теперь он потерял и след. Осмотрев ссадины, отряхнув пыль, Марк продолжил свой путь один, разбитый и разочарованный. До реденького зеленого леса он дошел без приключений. Здесь он утолил жажду из весело журчащего ручейка, подзакусил мелкими дикими яблочками и прилег под тенистыми деревцами. Он почувствовал себя легче, но на душе лежал холодный камень. Его обвиняли в покушении на жизнь епископа, а тот умирал наедине с армейскими лекарями. Хариса увели в плен дикие варвары, а невидимый ночной стрелок, возможно, сейчас идет по пятам. «Я найду его, найду! — твердил сам себе Марк. — Он ответит за все… Нет, нужно сосредоточиться на поисках учителя Калигана. Он поможет найти Хариса и вылечит Ортоса. Селение должно быть где-то рядом… искать недолго… я уже близко». Но ручеек журчал так приятно, птицы щебетали так радостно, что Марк, лишь подумав о том, что почти не спал две ночи, мигом закрыл глаза. Убаюкивающий и навевающий дрему ручеек, заливающиеся соловьи и нежное-нежное веяние прохладного ветерка, наиприятнейшего в мучительную жару, стремительно унесли его в мир снов. * * * Пробуждение пришло мгновенно, как только Марк увидел лучи убегающего за горы солнца. «Я проспал целый день!» — мелькнула ужасающая мысль. Сунув меч в железное кольцо на поясе, чтобы выхватить его в любой момент, Марк бросился на поиски. Обежав реденький молодой лесок, под тенью которого так хорошо спалось, он устремился вглубь плато, выискивая возвышенность для обзора. Бежать в гору оказалось нелегко, одышка сдавливала легкие, но Марк поставил перед собой упрямую цель — выжать из себя все, но не останавливаться, пока учитель не будет найден. Вскоре его усилия были вознаграждены — вдалеке, под скалистым утесом, он увидел высокие дымы костров. Селение! Люди! Хвала Всевышнему, он нашел Калигана! Только бы учитель был здесь! Маленькое селение горного народа выглядело диким: примитивные хижины, расставленные без всякого порядка, состояли преимущественно из шкур и сухой травы. Вокруг лагеря торчали острые колья, между ними росли могучие деревья с пышными кронами: туземцы использовали их в качестве смотровых башен. Все селение компактно размещалось под утесом, изрезанным крошащимися скалами. Выбор туземцев был довольно странным, учитывая опасность камнепадов. Неподалеку шумел молодой хвойный лесок — Марк подумал, что построить селение там было бы намного надежней. «Интересно, как приветствовать дикарей? — задумался Марк, подбегая к входу в лагерь, перегороженному длинным бревном. — Уж конечно, не „Хвала Всевышнему!“» Вопрос оказался ко времени. Из кустов неожиданно выскочили двое туземцев и, выставив копья, заставили остановиться. — Э-ле-ле-ле-ле-ле-ле-ле! — завопили они, бешено тряся остриями перед носом. Марк замер, затаил дыхание и плавно поднял руки, боясь сделать резкое движение. Облаченные всего лишь в набедренные повязки, смуглые, раскрашенные сажей дикари не выражали гостеприимства. Копья их были деревянными, с каменными наконечниками — слишком примитивное оружие для этого мира. Но у Марка не было ни малейшего желания драться. — Я ваш друг, я ничего плохого вам не сделаю, — попытался объясниться Марк, сомневаясь, что те поймут по-каллиройски. Дикари еще враждебней затрясли копьями и заулюлюкали. Скорее всего, Харис был прав: они и собственный язык едва знали. Оставалось молчать и стоять неподвижно, как перед коброй в боевой стойке. Спасение явилось в виде старого туземца в белой бараньей шкуре. Его седая неухоженная борода развевалась во все стороны, а под ней виднелось ожерелье из зубов какого-то крупного хищника. Хмурые густые брови почти полностью закрывали глаза, лицо его было раскрашенно белой краской. Старик дал знак рукой, что-то гикнул на местном наречии, и копья перестали угрожающе трястись перед носом Седьмого миротворца. — Чужестранец! — произнес старик низким, глухим голосом. — Зачем ты пришел в наши земли? Марк решился опустить руки, хотя каменные наконечники копий по-прежнему смотрели ему в грудь. — Я ищу учителя Калигана. Мне говорили, он в ваших краях. — Калигана? Так ты последователь того же учения, что и он? — вопрос прозвучал так агрессивно, что инстинкт самосохранения тут же посоветовал ответить «нет». — Я даже не знаю кто он. Но мне нужно с ним поговорить, — уклонился Марк. Туземцы-воины напряженно застыли, не сводя глаз с Седьмого миротворца. Если потряхивание копьями перед носом было предупреждением, то сейчас они пребывали в состоянии первой готовности к атаке. Марк поежился: каменные наконечники тоже опасны, когда на тебе нет ни шлема, ни кольчуги. Он уже прикинул, не дернуть ли наутек, но тут старик-туземец повернулся к нему спиной и произнес: — Иди за мной. Марк подчинился приказу и пошел, ощущая нацеленные ему в спину копья. Однако теперь дышалось свободней: если эти варвары не напали на него сразу, значит, не так уж агрессивны. Под конвоем Марк прошел к высокой просторной хижине. В наступающей темноте шастала любопытствующая туземская малышня, толпились женщины, старики, все как на одно лицо: шкуры, набедренные повязки, размалеванные лица, ожерелья из рогов и костей. Внутри хижины горел костер, вокруг него на шкурах сидели вожди племени, в основном старики. Главный вождь с бородой грязноватого цвета и венцом из сухих листьев восседал на ложе из сложенных вчетверо шкур, чем заметно возвышался над остальными. На шее вождя висели ожерелья из панцирей улиток и другие примитивные побрякушки. Поначалу нового гостя никто не заметил, чему Марк искренне обрадовался, но тут же понял, что заявить о себе придется — старик указал ему свободное место у огня. Стараясь никого не задеть, не толкнуть, Марк на цыпочках пробрался к костру и присел на шкуры, слепо надеясь, что на него не обратят внимания. Однако вождь, произносивший какую-то речь медленным и малоразборчивым голосом, смолк и недвусмысленно обратил взор на пришедшего гостя. — Мое имя Маркос-северянин из Морфелона, я Седьмой миротворец, — поспешил представиться Марк, не дожидаясь напряжения атмосферы. На титул никто не отреагировал, чего и следовало ожидать. Кто в глухих горах знает о миротворцах? Сомнительно, чтобы они о Морфелоне что-то слышали. — Садись, садись, миротворец, — сосед слева оказался единственным, кому слова Марка о чем-то говорили. Марк повернулся, будучи рад любому, кто знает его как миротворца. Рядом сидел, вернее, возлежал человек лет сорока пяти. Явно не здешний, судя по богато вышитой красной тунике и зачесанным назад жестким темным волосам. В маленьких сощуренных глазах прослеживались опытность и способность сохранять невозмутимое спокойствие в любых ситуациях. Закругленный нос и чуть натянутые в вечной полуулыбке губы выражали добродушие, но было в них и что-то самолюбиво-надменное. Словно он был добр к людям и при этом требовал почтения к себе за свою доброту. Впрочем, Марк решил не укореняться в своем мнении, он совсем не знал этого человека. К тому же рядом с незнакомцем лежал зачехленный меч, какой мог быть только у воина-аделианина. Если этот человек аделианин, это уже что-то значит! — Великий хаос! Опять безумец пришел учить нас, как нам жить, — проговорил вождь, оглядев Марка. Говорил он медленно, с отрывом, видно, тяжело давался ему каллиройский язык. — Простите, но я вовсе не безумец, — учтиво возразил Марк, однако вождь не дал ему продолжить. — Всякого чужеземца, учащего нас жизни, предки завещали карать смертью! — Но я же ничего не сделал! — чуть не возопил Марк. Сердце его забилось в тревоге: куда он попал? — Достаточно того, что ты существуешь… и существуешь на наших землях. — Кто вы? — опешил Марк. Вождь вроде как удивился такому вопросу. — Разве ты никогда не слышал о племени Мудрых орлов? — Нет, признаться, не приходилось… — Хаос великий! Твое невежество оскорбляет наши светлые умы! Но мы благородные мыслители! Мы окажем тебе почтение и выслушаем тебя. После того, как закончим с этим наглецом! — вождь гневно указал пальцем на соседа Марка. Тот лежал, подперев голову рукой, полуулыбаясь, полудремля, ничем не выказывая беспокойства. Марк заворочал мозгами, осознав, что ничего не понимает. То ему угрожают смертью, то, видите ли, оказывают почтение! Делать нечего, пришлось смириться и покорно слушать прерванную беседу. Вождь, довольный собою, что унизил очередного чужестранца, повернул гордый взгляд к незнакомцу в красной тунике и продолжил речь: — Вот, слушай, следопыт. Мы будем воевать с вами и вернем наши цветущие земли. Будем воевать долго и упорно, ради наших поколений, которые грядут. — Смысл вашей войны — сражаться ради будущих поколений? — спросил названный следопытом и непочтительно усмехнулся. — Но вам не хватит жизни, чтобы справиться со всеми аделианами. Какой же будет смысл у ваших поколений? — Сражаться ради поколений, которые придут за ними! — не моргнув глазом, ответил вождь. — И так без конца, пока в мире не утвердится полная справедливость и гармония. — Вы все погибнете, — сообщил следопыт. — Но наши имена останутся жить… в сердцах наших детей, внуков и правнуков… — вождь хотел что-то добавить, но понял, что глубокую мысль, ворочающуюся в разуме, извлечь не удастся. — Мы все равно победим. В этом веке или в будущем, — с торжеством победителя заключил он, видимо, довольный своей речью. Следопыт искренне посмотрел ему в глаза: — Послушай-ка, великий вождь, ты говоришь о справедливости, а сам готовишься убивать невинных. Туземцы возмущенно зашумели. Вождь неожиданно преобразился из почтенного мудреца в грозного дикаря-людоеда: — Хаос великий! Кто это говорит? Разве вы, аделиане, не проливали человеческой крови? И из-за чего? Из-за учения! Да, мы будем убивать за земли, за власть, за наше право быть хозяевами земель в долине. Но знай, следопыт: самые безжалостные убийцы это те, что убивают за идею — вы, аделиане! Туземцы издавали улюлюкающие звуки на местном диалекте. Понять его было невозможно, тем более что слов в языке туземцев, похоже, было не много, и в основном их заменяли звуковые сигналы. Смысл этих сигналов был ясен: смерть чужеземцам! Как бы в подтверждение угрозы в руках дикарей появились каменные топоры и ножи, которыми они потрясали в ярости. «Зачем, зачем ты ляпнул это? — мысленно отчитывал следопыта Марк. — Сейчас убьют тебя и меня за компанию. Убьют и съедят, а из косточек ожерелья сделают!» — Я… — начал было невозмутимый следопыт. — Молчи, безумец! — вождь встал и гневно запрыгал на месте, сопя широкими ноздрями, как разъяренный буйвол и вдруг зашелся в жестоком кашле. Кто-то из туземцев подал ему деревянную чашу с кислым молоком, и вождь принялся жадно пить, разливая по подбородку белые струи. Остальные туземцы принялись кричать прислуге, чтобы им тоже принесли напиться. «Это шанс исправить гибельное положение, — решил Марк. — Но сначала нужно узнать, здесь ли учитель Калиган». Он придвинулся к следопыту и зашептал: — Послушай, друг, мне не слишком интересно, что здесь происходит, я ищу учителя Калигана… — А вот мне очень даже интересно, — небрежно осек его следопыт, — чего это ты врываешься в момент важных переговоров с недружественным нам племенем? Марк вопросительно уставился на следопыта. По его всезнающему тону и немного саркастическому взгляду было видно, что Марка он ждал. — Где же тебя столько носило, миротворец? Твой приятель сказал, что вы расстались у Песчаного утеса, а от него до лагеря всего два полета стрелы из самого гнилого морфелонского лука… — Ты нашел Хариса?! — обрадовался Марк. — Еще бы, не найти! Весь лагерь взбаламутил своими воплями и требованиями справедливого суда над обидчиками. — Какими обидчиками? — Теми, которые отделали вас у Песчаного утеса. Если бы твой приятель сразу дал варвару в ухо, они бы не обиделись, скорее, признали бы за своего. А он подшутил над их интеллектом. Худшего оскорбления для них быть не может: эти умники считают себя самым мудрым народом во вселенной и готовы убить всякого, кто подвергнет их мудрость сомнению… — Где он? Где Харис? — В хижине, напротив… да ты куда, он спит. Марк кинулся вон, сбив с ног туземца-слугу, разносящего бурдюк с кислятиной. Отдернув дверную шкуру противоположной хижины, Марк увидел в свете луны знакомые очертания. Харис действительно спал мертвецки, сопя, как старый бегемот. Одежду его покрывала грязь, волосы, когда-то уложенные в благородную прическу, слиплись бесформенной массой. — Уф-ф, жив герой, — вздохнул Марк. И только теперь ощутил, что глубоко под сердцем весь день теплился огонек надежды: с другом ничего плохого не случится. Он вернулся к хижине вождей, наткнувшись на следопыта. Глянув на его крепкую, немного нескладную фигуру, хитровато-проницательное выражение сощуренных глаз и надменно-добродушную улыбку, Марк смутился от странной догадки. — Друг, а не ты ли учитель Калиган? — Нет, — небрежно обронил следопыт. — Я просто Калиган. Учителем меня зовут только в Южном оплоте. — Правда? — Марк вспыхнул от радости. — Епископ Ортос прислал меня… — Знаю, твой друг все рассказал. — Ты сможешь помочь Ортосу? — Помочь ему может только Всевышний. — В любом случае ты должен прийти к нему… — Не сейчас. Перемещению в пространстве меня никто не учил. — Дорога каждая минута, — возразил Марк. Радость встречи быстро таяла. — А мне дорого поручение королевы Сильвиры, которое я выполняю в этих краях, — невозмутимо парировал следопыт. — Какое поручение может быть важнее жизни епископа Ортоса? Учитель Калиган смерил его высокомерно-снисходительным взглядом, словно император крестьянина, дерзнувшего рассуждать об управлении империей. — Грядущая война, вот что важнее. Встанут или не встанут на сторону Хадамарта горные варвары зависит от меня. Уйду я сейчас — завтра придут посланники Хадамарта. С чего, думаешь, варвары, живущие с нами в мире со времен Четвертого миротворца, стали вдруг так враждебны? А очень просто. Черные маги напомнили им, что мы, аделиане, изгнали их некогда из восточных предгорий Диких гор. Колдуны пообещали им северную часть Анфеи, если те выступят против нас. Как ты думаешь, что бы сказал епископ Ортос, если б я бросил эти переговоры и пришел к нему, не в силах чем-либо помочь? — Сколько тебе нужно времени, чтобы убедить их отказаться от войны? — спросил Марк, смирившись, что в сию минуту следопыта не вытащить. — В дальних селениях все было проще, а тут я уже третий день гощу. Шаман у них толковый, не иначе как черные маги обработали. Но не беда, у нас вся ночь впереди, — следопыт повернулся к хижине вождей, откуда уже выглядывали туземцы, недовольные, что собеседник их покинул. — Нельзя ли быстрее? — упрямо спросил Марк, хотя чувствовал, что подгоняя следопыта, он ничего не добьется. — Можно, — неожиданно ответил Калиган. — Присоединяйся. Вместе будет легче остудить воинственный пыл этих смертников. — Почему смертников? — Потому что их каменные топоры и костяные копья — просто игрушки против железа и стали армии королевы Сильвиры. Мы перебьем их без потерь, но этого Хадамарт и добивается, потому что кровь этих несчастных будет на нас. Ловишь мою мысль? Не варвары эти нам страшны, а их кровь, пролитая нашими руками. Это будет кровавое раздолье для хаймаров и прочей нечисти, не говоря уже о кровных проклятиях, какие падут на многих аделиан юга. Марк понимающе закивал головой. Все ясно, Калиган так просто с ним не пойдет. Остается только помочь ему, чтобы переговоры закончились быстрее. — Чем я могу помочь? — Примири варваров с нами, — просто ответил следопыт, точно говорил о каком-то пятиминутном пустяке. — Ты же миротворец. Этот вызов Марк не мог не принять. Они вернулись в хижину, где туземцы и сам вождь нетерпеливо ждали продолжения переговоров. Похоже, эти беседы их увлекали и забавляли не меньше традиционных игрищ. Устроившись удобно и непринужденно на прежнем месте, Марк тихонько прошептал: — Слушай, следопыт, у тебя есть карта? — Диких гор? — Нет, общая карта Каллирои. — Самое время для путешествий, — хмыкнул Калиган, вытаскивая из походного мешка скрученный свиток. Развернув карту, Марк принялся жадно ее изучать. «Думай, думай, сейчас самое для этого время!» В голове рождались довольно неплохие идеи, но как их высказать, чтобы его правильно поняли? Как ему сейчас не хватало знаний о народах и территориях этой страны! — Говори, следопыт, мы ждем, что ты нам еще скажешь, — повелел вождь, но тут его взгляд упал на сидящего за картой Марка. — Или нет, пусть говорит твой соплеменник, его мы еще не слушали. Превозмогая слабое волнение, Марк отложил карту и поднял голову. — Итак, великий вождь, вы готовитесь к войне против аделиан ради земель Анфеи? Вождь кивнул, довольный, что чужеземец так точно уловил суть. — Нас некогда изгнали из земель Цветущей долины. Но мы вернемся и отвоюем все принадлежащее нам. Марк немного помедлил, решая, стоит ли начинать спор о справедливости или несправедливости оттеснения варваров в Дикие горы — об этой истории он ничего не слышал. «Эх, нужно было спросить у Калигана!» Молчание было Марку далеко не на руку. Толпу, притихшую в ожидании, начинала раздражать затянувшаяся пауза. Кто-то сгоряча швырнул в него надкушенным диким яблоком. «Переведи разговор в жизненное русло. Докажи им абсурдность захватнической войны», — пришли в голову новые мысли. — Насколько больше земли Диких гор земель Анфеи? — спросил он, разглядывая карту, где была изображена лишь небольшая часть горной гряды. Вождь смутился, явно не зная ответа. — Дикие горы тянутся на юго-запад за пределы королевства Амархтон на тридцать дневных переходов, — сообщил Калиган с видом человека, случайно вмешавшегося в разговор. — Таким образом, земли Диких гор больше Анфеи раза в четыре. — О чем это говорит, великий вождь? — подхватил Марк. — Не о том ли, что вы имеете гораздо больше земель, чем мы? — …А Дикие горы заселены меньше Анфеи примерно раз в двадцать, — добавил Калиган с тем же отстраненным видом. Этого вождь не ожидал. Он смутился, закашлялся, бросил опасливый взгляд на одного из своих подручных, другого. И тут, словно получив невидимую и неслышимую подсказку, справился со своим замешательством: — Земля Диких гор камениста и песчанна, а в Цветущей долине — плодородная почва и густые луга. Твои сравнения лукавы, чужеземец. «Пытается острить. Ничего, я только начал». Марк попытался вспомнить, что он видел, подходя к лагерю туземцев. Невдалеке паслось стадо домашних коз, значит, животноводство варварам знакомо. Но ни огородов, ни садов, ни мало-мальских посевов Марк не заметил. — Тогда скажи, великий вождь, в каком роде деятельности преуспело твое племя? Вы разводите коз, я видел их на ваших пастбищах, наверное, охотитесь… — Охотимся на горных баранов, оленей, зайцев, волков, козерогов, уток, куропаток и всякую птицу, ловим рыбу в притоках Большой реки, — принялся перечислять вождь, не чуя подвоха, — мастерим шкуры, обтесываем камень… К чему твой вопрос, чужеземец? — А к тому, что вы не занимаетесь земледелием, да и не нуждаетесь в нем. Ваш удел — охота и промысел. В Анфее же все держится на земледелии. — И там туго с камнями, — снова встрял в разговор Калиган, явно уразумев ход мыслей Марка. — Да и дичи гораздо меньше, чем в Диких горах. — Поселившись в Анфее, вам придется перенимать новые и чуждые для вас условия жизни, — продолжал Марк, наблюдая, как вождь снова впадает в замешательство. — Вам придется расстаться с охотой или же ходить охотиться далеко в горы. Камни вам тоже придется таскать из гор. Кто вас научит обрабатывать землю, если все жители Анфеи будут воспринимать вас как врагов? — Но мы тоже хотим есть плоды земли Цветущей долины! — воскликнул вождь. Марк внутренне улыбнулся. «Вождю не хватает доводов, продолжай!» — Вы можете приходить и торговать с нами, как ваши собратья из других племен, — Марк вспомнил, что на мелисском базаре не раз видел неместных варваров. — У нас ценятся шкуры горных животных, а на полученные за них деньги вы сможете купить овощи, фрукты и другие плоды земли. Какому племени ты доверил бы обрабатывать землю, великий вождь: тому, которое живет на ней всю жизнь, или тому, которое никогда не держало в руках крестьянских грабель? Подействовало. Вождь откинулся назад, глубокомысленно подняв неморгающие глаза вверх. — Мне нужно время подумать, — ответил он и махнул рукой, дав сигнал следующему туземцу. «Один готов. Интересно, что возразит другой?» — Марк оглядел нового соперника. Со шкуры перед ложем вождя поднялся маленький плотненький старикан, на которого Марк раньше не обращал внимания. Был он почти полностью лыс, немного седых волос сохранилось лишь на затылке. Но этот недостаток с лихвой возмещала длинная борода, бережно расчесанная и уложенная по всем правилам. Смуглое тело покрывали бесчисленные ожерелья, амулеты из разнообразных косточек, ракушек, листьев, сушеных червей и тому подобного. Эти атрибуты, вместе с горящими безумным огнем, словно в помешательстве, глазами, свидетельствовали, что в переговоры вступил ни кто иной, как шаман племени. Он шагнул в сторону Марка, вскинул руки и, вытянув вперед голову, как верблюд перед водопоем, убедительно трезвым голосом заговорил: — Проникая светлым разумом сквозь даль веков, созерцая далекое, но не забытое прошлое, я вижу изгнание наших предков из Цветущей долины. Как можем мы жить спокойно, когда наши обидчики пируют на исконно наших землях? Дикари встретили эти слова одобрительным урчанием, приглушенно восхищаясь своим мудрым учителем. Внимательно изучая их лица, Марк засомневался, что эти варвары помнят и понимают предысторию изгнания. Скорее всего, они вообще не понимали сути конфликта, но им это было и не нужно. Выслушав шамана, Марку снова пришлось помедлить. Не зная причин изгнания варваров, ему было трудно что-то возразить. Однако его новый знакомый не только наблюдал за происходящим: — Вас никто не изгонял, поймите же, наконец, Мудрые орлы! Вам предложили уйти в Дикие горы, так как над вами насмехались жители Анфеи, из-за чего и случались всякие стычки и ссоры. Благодаря вашему уходу все недоразумения прекратились. Между нами сохранился бы мир, если бы посланники Хадамарта не подзуживали вас к войне против нас. Но даже этот печальный период нашей истории закончился, когда человек, именуемый Четвертым миротворцем, примирил вас с жителями Анфеи. И вот снова вы жаждете войны. — Мы, Мудрые орлы — свободный народ, — продолжил шаман. — И никто не смеет указывать нам, что нам делать и где селиться. Восхищенный шепот туземцев перерос в шум. Вождь одним взглядом приказал туземцам соблюдать тишину. «Этот похитрее вождя. Верно, что маги здесь поработали». — Но если вы — свободный народ, то почему вы слушаетесь указаний посланников Хадамарта? — контратаковал Марк. Шаман и глазом не моргнул. — Мы слушаем советы, а не указания. Мы сами решили, что отвоевать принадлежащие нам земли Цветущей долины — это справедливая война. — Но ведь мы только что доказали великому вождю и всем вам, что захват земель в долине не принесет вам ничего, кроме трудностей: непривычного труда и новых врагов. Вы имеете гораздо больше земель, чем мы и гораздо больше просторов для своих способностей — охоты, промысла, камнеобработки. В глазах шамана блеснуло недовольство возвращением к выигранной Марком теме, но отступать он не собирался. — Мы, Мудрые орлы — гордый народ. Мы не станем больше терпеть давнюю обиду. Тех, что нас некогда изгнали, мы изгоним теперь. — Ах, вот как, — Марк незаметно улыбался, одними глазами. Шаман и не подозревал, чем обернется его атака. — Значит, вы возвращаетесь не столько ради плодородных земель, сколько для того, чтобы отомстить? Шаман мигал злобными огоньками глаз, чувствуя, что ему готовят ловушку, но не мог понять где. — Пусть так. Или мы не в праве ответить на обиду? — Ага, значит, вас ведет в бой все-таки идея? Шаман не отвечал. — Но не сам ли великий вождь говорил, что самые безжалостные убийцы — это те, что убивают за идею? Вот последний решающий удар! Шаман отпрянул, тяжело засопев. Он был повержен и смят. Калиган усмехался, глядя себе под нос. Озадаченные туземцы переглядывались, обсуждая взглядами и знаками слова Марка. — Ты прав, чужеземец, я это говорил, — неосознанно подыграл ему вождь. Марк почтенно кивнул головой: самое лучшее сейчас — не говорить больше ничего. Поверженный на какое-то время шаман собрался с мыслями и приготовил ответный удар, но тут вождь, которому что-то нашептал на ухо вбежавший туземец, воскликнул: — Все, все, все, переговоры окончены! Мы совсем забыли про ужин! Туземцы встретили эту новость радостными восклицаниями, но раздосадованный шаман, потеряв аппетит, гордо покинул хижину. С глубоким вздохом Марк придвинулся к Калигану. — Ловкий же ты, Седьмой миротворец, — отозвался следопыт. — Сразу видно, сам Автолик учил тебя софрогонии. Вот только словами играют на Светлой арене, а здесь — ведут переговоры, — закончил он поучительно. Марку совершенно не хотелось спорить. Смуглые туземки в соломенных одеяниях подали ужин, к которому учитель Калиган нетерпеливо приступил. Перед Марком поставили корзину с горой диких молодых огурцов, зеленого лука и всяких кореньев. Основной пищей стал жареный окорок горного барана. Мясо оказалось жестким и несоленым, но изголодавшийся Марк почти не заметил этих недостатков. Зато Калиган, порывшись в походной сумке, извлек деревянную солонку и перечницу, тщательно посолил, поперчил мясо и передал свою утварь Марку. — Эти мудрецы довольно щедры на угощение, да вот щепоткой соли у них не разживешься. Марк не без удовольствия приправил пищу, но даже в таком виде, ему не удалось осилить и половины тучного окорока. — Ну что, учитель, переговоры окончены, кажется, успешно, — произнес Марк, наевшись. — Пора и в путь. — Ночь — не лучшее время для путешествий по горам, — пояснительным тоном ответил Калиган. — Вспомни Песчаный утес и все поймешь. — Да не боюсь я этого птицеящера! — Марк выспался днем и был готов топать всю ночь напролет. — Х-ха-храбро сказано, — протянул следопыт, заедая мясо большим пучком зеленого лука. — Да будет тебе известно, юноша, что тот, кого ты назвал птицеящером, далеко не самый опасный обитатель Диких гор. Выйдем на рассвете. Марк закусил губу. Приходилось, скрипя зубами, подчиняться воле нового знакомого. Глава двенадцатая. В учении и в бою Рассвет окрасил вершины Диких гор золотистыми лучами солнца, взошедшего в безоблачном небе. Марк встал раньше всех, разбудил Хариса, и тот тут же побежал отмываться к ручью. Вернулся он быстро — мокрый до нитки, но чистый, с зачесанными назад волосами, снова облаченный в кольчугу и шлем. Странствующий рыцарь излучал боевую бодрость и готовность к встрече с любым врагом. — Как тебя угораздило устроить драку? — спросил Марк. — Откуда ж мне было знать, что эти дикари не терпят шуток! Святой-Всемогущий, что тут было, когда меня притащили в лагерь! Благо, учитель Калиган услышал и объяснил дикарям, что я вовсе не хотел их обидеть. Славный учитель! Кстати, где он? — Собирается, — сердито бросил Марк. Следопыт после каждого замечания Марка о том, что надо спешить, как назло собирался все медленней. Когда запас терпения был на исходе, Марк решительно вошел в хижину и вызывающе посмотрел на Калигана. Криво посмеиваясь, учитель договаривался с вождем о следующей встрече, чтобы продолжить переговоры: на сей раз о мирном сосуществовании и торговле. — Да, меня ждут, — снисходительно глянул на Марка Калиган. — Буду у вас месяца через два, днем раньше, днем позже. — Пусть ваш Творец хранит вас в дороге, — задумчиво проговорил вождь. Вооруженные туземцы провели трех аделиан до ворот лагеря и, прошептав какое-то прощальное напутствие на местном диалекте, оставили. Калиган снарядился как на недельный переход. Через плечо висел, изрядно наполненный, походный мешок с провиантом, сменной одеждой и бумажными свитками. На ногах были большие закрытые сандалии, обвязанные ремнями до колен. Поверх красной туники, вышитой письменами, какую носила молодая знать, на его плечах сидела длинная накидка. На широком кожаном поясе, опоясывающем крепкую фигуру учителя, болтался полупустой бурдюк и длинный кинжал в чехле, с рукоятью в форме хвоста рыбы. Ножны с мечом были закреплены за спиной. По дороге Калиган подробно расспрашивал Марка о той роковой ночи, когда невидимый наемник стрелял в епископа. Марк рассказывал отрывчато, сознательно упуская детали, такие, как содержание ссоры и его яростные крики в ночи. Он слишком мало знал Калигана, чтобы доверять ему нечто подобное. Да и вспоминать о том, как неугомонный епископ в один миг превратился в неподвижного паралитика, очень не хотелось. Но Калиган и не нуждался в подробностях. — Странно все это, — улыбчиво заявил он во время спуска по зеленому плато. — Зачем Амарте или ее помешанному Эребу нанимать убийцу для Ортоса, когда их целью до сих пор являлся ты? Не похоже на черных магов. — Почему? — Убивать ночью из самострела — это не их способ. Они убивают, глядя в глаза жертве и почти всегда — при помощи магии. А этот кто-то очень не хотел, чтобы его увидел именно ты. Стало быть, убийцу нужно искать среди тех, кого ты очень хорошо знаешь. — Что ты имеешь в виду? — насторожился Марк, прекрасно понимая намек. — Кто-то, кто все время был рядом с тобой, — безжалостно продолжил Калиган. — Харис говорил, вас было пятеро? Харис виновато глянул на Марка и выжидательно — на учителя. Марк вздрогнул в предчувствии того, какой сейчас клин войдет между ним и Харисом, Никтой и Флоей, если он допустит хоть тень подозрения на своих друзей. — Хватит об этом, — процедил он, чувствуя, как его щеки запылали гневом. Калиган благосклонно кивнул головой, осматривая ущелье. Скалистые склоны желтовато-ржавого цвета сливались с зелеными красками горных кустарников, растущих даже на отвесных скалах. Над пиками гор плыла едва заметная облачная дымка, где-то в ней раздавался крик коршуна или другого пернатого хищника. Горы эти редко встречали людей, и все же крутые склоны кое-где пересекали узкие тропы, проложенные, вероятно, местными горцами. А под ногами простирались ковры сочных трав, переливающихся цветов и пышных бугорков цветистого мха. Местами, где чередовались тоненькие деревца редкого леса, раздавались звонкие трели певчих птиц. — Эх, красота, — промолвил Харис, — да некогда любоваться. Красоты горных пейзажей и впрямь перехватывали дыхание. Когда же впереди показался Песчаный утес, Марк помрачнел, вспоминая вчерашние напасти с крылатым хищником. Харис заранее обнажил меч. — Слушай, следопыт, а другого пути нету? — обратился Марк к уверенно шагающему Калигану. — Чем тебя не устраивает Песчаный утес? — Да, знаешь ли, как-то не хочется встречаться с птицеящером. — Птицеящером? — усмехнулся учитель. — Ну, не хочешь, так спускайся в ущелье. Полдня спуск, день — подъем. Калиган нагнулся, подняв засыпанную песком и пылью треснувшую табличку с древними письменами. Марк вспомнил, что такая же валялась по ту сторону гребня. — Убери меч, Харис, он тебе не поможет, — сказал Калиган, бережно прикладывая табличку к большому камню и укрепляя ее маленькими камешками. — Остановись и поклонись! Если не умеете читать по-старокаллиройски, то могли бы и догадаться. Калиган опустился на колени и, не снимая рюкзака, пополз на коленях по гребню. Марк и Харис недоуменно переглянулись и медленно последовали за ним. Пронзительный, гаркающий крик настиг их на середине гребня. Резко спикировав, крылатый хищник раскрыл длинный, усеянный зубами клюв. — На колени! — прокричал Калиган. Марк с Харисом рухнули лицом в каменистый песок. Приподняв голову, Марк ужаснулся, увидев, как птицеящер завис над ними всего в двух метрах. Послышалось щелканье зубов. Страшный орел размахивал крыльями, поднимался, опускался, но достать когтями скрюченных на коленях людей не мог. И тут Марка осенило. Они в безопасности! Огромный размах крыльев не позволяет птицеящеру снизиться ниже полутора метра над землей: все, что он может, так это щелкать клювом и скрежетать зубами. Теперь главное не вставать во весь рост. Марк пополз за Калиганом, а тот подобно огромному жуку продвигался дальше. Впервые этот самоуверенный следопыт вызвал у Марка уважение. Достигнув конца гребня, друзья встали под защиту высоких валунов и острых обломков скал, где птицеящеру с его крыльями делать было нечего. Разочарованно гаркнув и сделав несколько кругов над улизнувшей добычей, крылатый охотник набрал высоту и исчез за скалистыми пиками. — Умение ползать на коленях — основа мастерства следопыта, — осведомил Калиган, отряхивая с колен песок. Марк взглянул на Хариса, и тот понимающе закивал головой. А потом его взгляд устремился на красоты горного пейзажа — и все обиды на Калигана забылись. Без него он бы не решился второй раз ступить на Песчаный утес. — Почему королева поручила тебе договариваться с этими поганусами, — спросил Харис учителя вечером у костра, — ты ж не эмиссар. — А кто пойдет, если не я? Теламон? Чтобы все Дикие горы поднялись против нас? — Калиган хмыкнул. — Я хорошо знаю горные народы, много ходил тропами Диких гор. Мне нравятся эти варвары. Они дики, но в них нет лукавства, а это, согласись, великая добродетель в наше лукавое время. К тому же, мне их очень жаль. Когда-то в древности они были действительно мудрым народом. Они заселяли предгорные земли вдоль Анфеи. Через созерцание окружающего творения им было даровано знание о Творце, благодаря чему они получили возможность соединить многовековую мудрость с божественной верой — стать уникальным народом. Но большая мудрость породила в них нездоровую гордость: они отбросили Творца, считая самих себя богами мудрости, погрязли в пустых рассуждениях о творении, творящем само себя. В конце концов, они разуверились во всех богах и теперь поклоняются хаосу. Из-за своей гордости они потеряли былую мудрость и попали в рабство своего поврежденного ума. Скоро их глупость стала очевидна для окружающего мира. Над ними смеялись, потешались, а они терпеть не могли насмешек. После нескольких стычек с жителями окрестных селений, местные власти оттеснили их вглубь Диких гор, где они окончательно одичали. * * * К Зеленой идиллии спустились на другой день вечером, когда солнце потихоньку уходило за горы, оставляя оранжевый след заката над Лунным лесом. Возле домика Иалема никого не было: это могло означать, что епископа перевезли в гарнизон. — Побудьте здесь, я проверю дом, — сказал Марк. Харис послушно кивнул головой, Калиган же начал шарить прищуренными глазами по земле, будто искал оброненную монету. Марк потянул ручку, и дверь отворилась с протяжным скрипом. Иалем стоял в гостиной, бессильно сложив руки. Неожиданное появление Седьмого миротворца, разыскиваемого королевским эмиссаром, не взволновало его; он не вздрогнул, не отпрянул, а безучастно обернулся к нему. Черная ряса, сжатые душевной болью глаза и глубокие морщины на лбу дыхнули шокирующей догадкой. — Что с Ортосом? — холодно спросил Марк. Хозяин стойко смотрел ему в глаза взглядом человека, у которого не осталось в жизни ничего. — Он мертв. Крепись, брат. Марку показалось, что его тряхнуло с огромной силой, но он стоял застывший на пороге, как статуя. В груди как будто что-то лопнуло, заливая внутренности нестерпимой горечью. Нет, в это невозможно поверить! — Когда это случилось? — спросил Марк, чтобы не молчать, намеренно избегая любых форм слова «смерть». Признать, что епископ мертв, означало похоронить надежду, пускай самую призрачную. — Он встретился с вечностью позавчера вечером. Сегодня утром мы погребли его на здешнем кладбище. Гонец с печальной вестью уже отъехал в Морфелон. «Почему, почему?» — сжимая зубы, Марк поднял глаза к небу. До последней минуты он был уверен, что епископ будет спасен. И только сейчас понял, как сильно обманывал сам себя. Епископ знал, что умрет — об этом говорили все его слова, передаваемые через Хариса. Знал, и тем не менее побеспокоился о том, чтобы Марк нашел себе нового учителя. — Мои соболезнования, миротворец, — раздался за спиной наигранно сочувствующий голос, выводящий из оцепенения в безумную ярость. Теламон, сопровождаемый двумя рыцарей в железных доспехах, неторопливо подходил сзади. — Вот и не стало того, кто бы мог подтвердить твои слова. Все доказательства против тебя, миротворец. Не будешь ли так любезен протянуть руки? Один из рыцарей в тяжелых доспехах звякнул ручными кандалами. Это был тот самый телохранитель Теламона, которого Марк не так давно поверг при помощи стола. В дверях неожиданно возникли еще трое воинов с эмблемами Армии Свободы, облаченные в легкие кольчуги. Бежать было некуда, но это не испугало Марка, а наоборот, придало ему дикой ненавидящей силы. Он потянулся к книге: «Нет, я не пойду в тюрьму за то, чего не совершал!» — Во имя Спасителя, назад! Слово-меч! В его руке вспыхнул Логос, указывая острием в отпрянувшего Теламона. В ответ двое рыцарей с лязгом выхватили свои мечи. Еще три клинка уставились в спину из дверей. — Ты хочешь применить освященное оружие против слуг Пути истины? Против аделиан? — спросил Теламон, и по губам его пробежала саркастическая усмешка. Пылая гневом, Марк все же понимал, что Теламон прав. Он не имеет права поднимать на этих людей меч, даже защищая себя от несправедливого обвинения. Перевел взгляд на Хариса — тот стоял с открытым ртом и изумленными глазами, не веря, что Седьмой миротворец готов драться с воинами-аделианами. Калиган, сложив руки на груди, наблюдал за происходящим с интересом исследователя экзотических животных, обнаружившего редкий вид. — Да делайте, что хотите! — демонстрируя полную апатию, Марк бросил меч под ноги Теламону. На руках Марка тотчас сомкнулись холодные кандалы, и двое рыцарей подхватили его под руки. — Этого тоже заберите, — указал Теламон на Хариса, ошеломленного теперь неожиданной капитуляцией Марка. — Мое почтение, учитель, — эмиссар не без удовольствия поприветствовал Калигана, хотя и здесь в его голосе чувствовался привкус надменности. — Лекарь рассказал нам, что епископ Ортос перед смертью послал миротворца за тобой. Мы рассчитали время возвращения и не ошиблись… — А зачем Ортосу было давать поручение своему убийце? — строя что-то вроде деловой улыбки, спросил Калиган. — Он был слишком добр — мог пожалеть своего ученика и не выдавать. Марку было наплевать на сумасбродные догадки королевского эмиссара. Жаль было Хариса. — А его за что? — поинтересовался учитель. — За то, что помог бежать миротворцу. — Значит, вы и девушек арестовали? — выглянул из-за плеч рыцарей Марк. Теламон легко и просто кивнул, словно подтверждал нечто само собой разумеющееся. — Где они? В тюрьме? — настоял Марк. — Нет, не в тюрьме, — скривив губы, ответил Теламон и с подозрением оглянулся на чащу Лунного леса. — К сожалению, твои подружки так и не дошли до гарнизона. — Что значит «не дошли»? — вскипел Марк, гремя скованными руками. — Это спроси у лесной нечисти. Твоих девчонок похитили вместе с моими людьми. Однако мы заговорились, а впереди у нас утомительный судебный процесс. Хариса, пожалуй, оставьте, я хочу с ним поговорить. А этого уведите в гарнизон. Марку захотелось упасть и уткнуться лицом в землю. Но такой роскоши ему не позволили — огромные ручищи здоровенных рыцарей крепко держали его под руки. * * * Гарнизонная тюрьма представляла собою сырой подвал обширного трехэтажного дома, занятого воинами Армии Свободы. Чуть не скатившись по ступеням от сильного толчка в спину, Марк оказался на полу, покрытом холодными досками. У стены стояла узкая койка, рядом с ней маленький столик. Условия более-менее как для камеры-одиночки. Марк сел на кровать со старым соломенным матрасом и попытался вселить в себя надежду на благополучный исход его злоключения. Это оказалось невозможно. Боль и тяжесть утраты епископа Ортоса, тревога за пропавших без вести Флою и Никту, слезная жалость к самому себе — все это вело его к опасному душевному состоянию, которое могло закончиться буйным помешательством. Мысли о том, что все это — страшный сон — не приходили; Марк давно отвык от них. Все происходящее реально, и спасения от ужасной реальности нет! Почему его обвиняют в убийстве? Откуда взялись свидетели, видевшие его бегущим с места преступления? Теламон говорил, их много. Не могут же они все врать? А если и врут, то от этого не легче — все равно свидетельства против него. Марк четко осознавал, что не мог быть убийцей: не принимать же всерьез недавнее видение ночной стрелы, выпущенной его руками в епископа. Можно было засомневаться в своей непричастности, будь у него провал в памяти, но он то помнил все! Может, и отключился на минуту-две, когда епископ сбил его на землю, но ведь это было после выстрела, а не до! Какая теперь разница? Его осудят и, возможно, сошлют в то горное ущелье, о котором рассказывал Харис. Шарат. Показания Хариса не помогут, он его соучастник. А Флоя и Никта пропали без вести, что с ними? По крайней мере, они живы, если трупов не обнаружили! Кто придет к ним на помощь? Уж конечно не эти обвешанные железом рыцари, неспособные догнать даже нерасторопных арпаков! Горестные мысли прервал усатый стражник, принесший узнику ломоть хлеба, кувшин воды и горшок с мутной похлебкой. К еде Марк не притронулся, есть не хотелось. Через толстую подвальную решетку в камеру проникал дневной свет, но скоро и он померк. За решеткой наступила ночь, в подвале похолодало. Наверное, под открытым небом было бы теплее. Марк всю ночь ежился на жестком матрасе, кутаясь в плащ. Порой отчаяние такой хваткой вцеплялось в горло, что он был готов броситься на дверь и колотить, колотить в нее, а потом накинуться на первого, кто ее откроет… Когда солнце снова осветило сквозь решетку унылую камеру, Марк заставил себя подкрепиться. Холодная похлебка оказалась не такой противной на вкус, как ожидалось, да и хлеб был хороший. Наступивший день не вселял надежды. Чего ему ждать? Что новый учитель его вызволит? Глупо и наивно. Надеяться, что его помилует королева Сильвира? Марк где-то слышал, что недовольный решением суда аделианин имеет право требовать суда сиятельной королевы. Но нет, королева сейчас далеко в Морфелоне и вернется нескоро. А если бы и была здесь, то как, глядя в ее строгие глаза, доказать свою правоту? Как смолчать о том оскорблении, которое он нанес епископу? «Вы мне больше не нужны!» — как он мог сказать такое самому близкому человеку в этом мире?! Марк уже открыто ненавидел себя — «Рассчитывать не на кого, я получил по заслугам!» «Там, где безнадежность, сеять надежду», — вспомнил он вдруг свое обещание в молитве-присяге на Совете епископов Морфелона. Какая ирония! Теперь он не может обнадежить самого себя! Миротворец! Взор его обратился к грязному осыпавшемуся потолку. Где-то там наверху сияли небеса. — Спаситель мой, мне не к кому больше прибегнуть. Ты единственный, кто меня понимает, — произнес Марк. — Я признаю, что часто поступал против совести. Прости меня. Ты столько раз меня спасал… я верю, Ты не забыл меня. Спаси меня, спаси Флою и Никту… Марк упал на колени, переполняясь искренним желанием разрыдаться, только бы быть услышанным… Час проходил за часом, сковывая его новыми и новыми узами одиночества и отверженности. Он старался ни о чем не думать, чтобы не впасть в безумное отчаяние и не сойти с ума: смотрел в пол, переводил взгляд от одного угла к другому, блуждал мыслями. Он долго сидел так, думая о смерти епископа, о попавших в беду девушках, о несправедливом обвинении Теламона и, наконец, о Меллине. «Моя Меллина, если бы ты знала, где я сейчас! Столько всего произошло…» Он вспомнил ее последний поцелуй, вспомнил ее выразительные глаза, иссиня-черные волосы, ее милую улыбку. Вспомнил все, что произошло с той минуты, как они познакомились, и ему стало невыносимо жаль себя. Ее нет рядом, она не знает где он. Его охватила тоска по ней, какой не испытывал прежде. Марк забылся и стал говорить про себя: «Я поеду к тебе, потому что люблю тебя. Поеду. Непременно поеду, как только все это закончится». Он не спал, однако так явственно видел ее, будто она явилась ему в видении. Вот, она веселится в своих диких маскарадных одеждах, осыпает гостей Светлой арены лепестками роз и втайне думает, что увидит его скоро, а может, и разыскивает его взглядом в толпе… Тут Марк очнулся, услышав шаги. Щелкнувший за дверью замок подарил хоть какую-то надежду: по крайней мере, допрос лучше убийственного одиночества. — Выходи! — угрюмо приказал усатый стражник, приносивший ему еду. При выходе Марку не надели кандалы, что вполне могло быть добрым знаком — его не считают опасным преступником, способным на побег из гарнизона. Рабочая комната Теламона была обвешана скрещенными мечами и копьями, медными щитами и флагами с эмблемами Армии Свободы. Мебели было немного: стол, за которым сидел сам королевский эмиссар с недовольно сдвинутыми бровями и два кресла, одно из которых занимал вечно полуулыбающийся учитель Калиган. Теламон нервно теребил гусиное перо, а мышцы на его лице подергивались. Щеки Калигана горели. Похоже, старые знакомые только что горячо спорили. Марку досталось единственное свободное кресло. — Приветствую, миротворец Маркос, — прозвучал печальный голос от стены. Обернувшись, Марк узнал вельможу высокого роста, в красной тунике с золотой каймой на вороте, рукавах и полах, поверх которой был накинут светло-красный плащ с вышитой эмблемой меча и раскрытого свитка. Это был принц Этеокл, старший советник королевы Сильвиры. — Скорбные вести я должен принести сиятельной королеве, — проговорил он с глубокой печалью. Его голос сильно отличался от того возвышенного, даже немного высокомерного тона, каким он говорил с ним в доме Автолика. — Два года сиятельная королева искала встречи с епископом Ортосом. Она рассчитывала увидеть его в Морфелоне или в Мелисе. Но вы разминулись. Этеокл взял со стола свиток пергамента и направился к двери, но на полдороги остановился. — Убийства и похищения людей в спокойном уголке Зеленой идиллии настораживают князей Южного оплота. Я буду ждать известий о каждом дне расследования, Теламон. Через три недели я вернусь и хочу, чтобы к тому времени преступники предстали перед судом. Проводив нетерпеливым взглядом принца, Теламон глянул на Марка. Тот тоже смотрел на уходящего Этеокла, мысленно прося: «Не уходи, не уходи». Присутствие знакомого человека, который являлся начальством коварного эмиссара, давало большую надежду. — Одно из двух, — мрачно проговорил Теламон. — Либо в ночь убийства епископа половина Зеленой идиллии упилась мандрагоровым вином, либо у тебя, миротворец, появился двойник. Марк недоуменно захлопал глазами. — Ты невиновен, Маркос, — подмигнул ему Калиган. Не веря в спасение, опасаясь, что это жалкая шутка, Марк вопросительно глянул на Теламона. — Ты свободен, миротворец. Можешь идти куда хочешь прямо сейчас, — отчеканил эмиссар. — Как? Почему? — вместо того, чтобы стремглав вылететь на свободу, Марк стал упираться. Совсем ошалел. — Епископ перед смертью сообщил, что ты стоял рядом с ним, когда убийца выстрелил из Лунного леса. — Почему вы только теперь мне сказали? — спросил Марк, осекшись: Теламон не король и не священник и совсем необязательно обращаться к нему на «вы». — Нужно было время, чтобы проверить его слова: осмотреть место, найти следы. Епископ мог и сознательно покрывать тебя. — Значит, я свободен, а ты по-прежнему подозреваешь меня? — удостоверившись, что тюрьмы он действительно избежал, Марк заметно осмелел. — Вовсе нет, миротворец, — ухмыльнулся Теламон, стараясь показать, что ничуть не жалеет, отпуская Марка. — Я внимательно выслушал о тебе мнение нашего друга Калигана, послушал о твоих подвигах из уст твоего приятеля Хариса и понял, что из тебя такой убийца, как из осла единорог. Ты и суслика убить не сможешь. То же самое следовало и из слов твоих подружек… — Вы нашли их? — впился в него взглядом Марк. — Тебе ж сказано было, они исчезли вместе с двумя моими людьми возле Лунного леса, вскоре после того, как ты удрал. Кстати, если бы не деликатность сложившихся обстоятельств, ты бы посидел у меня в подвале месяц за такую выходку… Куда ты собрался? — Разве я не свободен? — застыл Марк, поднявшись с кресла. — Согласно предсмертному завещанию епископа Ортоса твоим новым проводником назначен учитель Калиган. Поскольку он гражданин Южного оплота, то отныне ты — подданный сиятельной королевы Сильвиры. Мы уже отправили гонца с этой вестью в Морфелон. — Вообще-то я не гражданин Южного оплота, — мягко уточнил Калиган. — Я всего лишь воин объединенной Армии Свободы. — Не умничай, учитель, — дерзко вставил Теламон, но тут же умолк. По его глазам было заметно, что Калигана он остерегается и тому есть причины. — Я могу идти? — строгим тоном вопросил Марк. — Запомни, миротворец! — Теламон угрожающе сощурил глаза. — Никаких подвигов без моего ведома, если не хочешь просидеть в подвале до конца военной кампании. Можешь идти. Выходя, Марк услышал приглушенный говор Калигана. Его спор с королевским эмиссаром был еще не закончен. — Так ты пошлешь своих людей в Лунный лес? — Я тебе все сказал, Калиган. Нет доказательств — нет войск. Принеси доказательства, что они в ее доме, вот тогда и поговорим. Я не собираюсь начинать войну с местными магами только из-за твоих дурацких предположений… Во дворе Марк попал в крепкие объятия Хариса. — Прости, на допросе я… ну, рассказал все как было, я старался быть честным, — сбивчиво заговорил странствующий рыцарь. — Ладно, забудь, — Марк высвободился из его объятий. — Нужно искать Флою и Никту. Ты хоть что-то разузнал о них? — Говорят, на том месте, где они исчезли, следы каких-то тварей нашли, — мрачно известил Харис. — Я вот что думаю: надо по этим следам идти, они нас к логову и выведут. — А что воины гарнизона об этом думают? — А ничего! — возмутился Харис. — Трусы они и лентяи. Следопыты из них как из свиней ищейки. Из дверей гарнизона неспешно вышел Калиган, щурясь от вечернего солнца больше обычного. Марка моментально осенило: точно! Как он сразу о нем не подумал! — Калиган! — с доверчивой надеждой бросился к нему Марк. — Ты ведь следопыт, верно? — И что с того? — Ты сможешь найти по следам похитителей Флои и Никты? Калиган не ответил, думая о чем-то своем. Взбудораженного Марка это взорвало: — Слышишь меня? Если ты теперь мой новый проводник, то делай, что я говорю. Идем к лесу, быстро! Учитель обернулся к нему с выдержанным спокойствием. — На то я и проводник, чтобы оберегать тебя от неверных шагов. Вот только уже начинаю сомневаться, а стоило ли вытягивать тебя из гарнизонной тюрьмы? Там ты, по крайней мере, был бы в безопасности. — Ты меня вытащил? Внес за меня залог, что ли? — с иронией отреагировал Марк. — Можно и так сказать. Поручился за тебя своим именем. — Вот как? А если я сейчас пойду в таверну и устрою пьяный дебош? — Марк заметил, что стал подражать сарказму Калигана. — Что тогда будет с твоим именем? Учитель как-то странно посмотрел на него, не то с укоризной, не то шутя: — Что ж, таков нелегкий путь всех проводников миротворцев. Марк устало вздохнул. Как бы новый проводник и учитель его ни раздражал, просить о помощи больше некого. — Я иду в лес на поиски Флои и Никты. Надеюсь, это верный шаг? — Думаю, ты ошибаешься. — Был бы Ортос, он бы поддержал меня! — вспылил Марк. — Ортоса больше нет, Маркос, и с этим нужно считаться, — неожиданно ответил Калиган, и Марку показалось, что тот впервые не сопроводил фразу своей обыденной полуулыбкой. Лицо учителя-следопыта приобрело выражение суровой, мужественной сосредоточенности. Держа на душе тяжесть потери епископа и безумную тревогу за девушек, Марк не имел больше сил раздражаться и спорить. Состояние бессилия и беспомощности навалилось неодолимой массой. Неотрывно глядя в лицо следопыта, Марку оставалось только выжидающе молчать. — Я знал Ортоса больше лет, чем ты прожил, Маркос, — продолжил Калиган, не отводя взор. — Он приютил меня в храме, когда я был еще глупым юнцом, открыл глаза на то, для чего я родился, для чего пришел в этот мир. Не будучи воином, он сделал меня мастером боя на мечах. Не понимая ничего в следопытстве, он сделал из меня учителя-следопыта. А знаешь как? Он просто умел открывать людям истину. Истину, которая, соприкасаясь с твоими талантами, оттачивает их и возносит на необычайную высоту. Истину, которая не учит, а пробуждает. — Понимаю, — буркнул Марк, хотя слова Калигана все же оставили в нем светлый след. — Надеюсь, твой талант следопыта достаточно отточен, чтобы найти девушек? Калиган терпеливо посмотрел в разгоряченное лицо Марка и направился к дороге: — Ничего ты не понимаешь. Спасать других возможно, лишь умирая для себя — вот истина, которую умел показать Ортос. Ладно, оставим в покое умерших и подумаем о живых. Идем к дому Иалема, здесь нам никто не поможет. * * * — Кто же мог похитить их? Какая тварь могла справиться с хранительницей и двумя вооруженными воинами? — говорил Марк по дороге. — На месте, где исчезли люди Теламона и ваши девушки, я нашел следы крупных двулапых существ, — сохраняя беззаботное спокойствие, сказал Калиган. — Следы уходят вглубь Лунного леса, крови нет — следопыты Теламона не ошиблись. Существа утащили пленников в самую глушь. У Марка заколотилось сердце. Нет, такой утраты ему не перенести. Он пойдет на поиски куда угодно, хоть в иной мир. — Что это за существа? — Точно сказать не могу, но судя по почерку похищения, похоже на лесных сельвархов. — Мне это мало о чем говорит, — нахмурился Марк. — Тогда слушай, — сказал Калиган. — Я знаю о них со слов бывалых воинов Лесного воинства. Считают, что когда-то сельвархи были владыками леса, защитниками растительности, охранявшими природу от захватчиков. Но оскорбленные разорением лесов и уничижением своего культа людьми они перешли на сторону Хадамарта. Посему их природа не совсем ясна: одни считают их даймонами, другие — порождениями стихиариев, повелителей стихий. Возможно, сельвархи — и те, и другие. Но то, что их используют черные маги, это точно. — Черные маги! — встрепенулся Марк. — Амарта? — Очень может быть. Ее поместье находится как раз неподалеку — в Лунном лесу. — Чего ж мы ждем? — вскинул голову Харис. — Мечи к бою и вперед! Найдем и отобьем! — Действительно, Калиган? — вспыхнул Марк. — Давай созовем воинов, поднимем местных аделиан… — Не пытайся меня рассмешить, Маркос, — небрежно ответил Калиган. — Если бы я не слышал о твоих подвигах из уст Хариса, я бы подумал, что ты либо закаленный в битвах рубила, который думает мечом, а не головой, либо наивный поэт, мечтающий стать рыцарем. Теламон не пошлет людей на штурм поместья Амарты, если не получит доказательств, что за похищением стоит именно она. — Ему мало нападения Эреба на храм, чтобы пустить дымом это логово? — спросил Харис. Калиган устало вздохнул: он не любил растолковывать очевидное. — Эреб и Амарта хоть и отец и дочь, но разные подданные. Эреб — амархтонец, она — южанка… ладно, не буду объяснять все права и вольности граждан Южного оплота. Дом Амарты в Лунном лесу — все-таки ее родовое поместье. Если ударить по нему войсками — это может сорвать с цепи всю колдовскую свору, которая пока что сидит смирно. Раньше похода на Амархтон этого делать нельзя. А вы, почтенные, хотите развязать войну прямо сейчас! — Но мы и так в состоянии войны с ними, — неуверенно сказал Марк. — Сейчас длится неоглашенное перемирие. И не нам его нарушать. Марк совсем растерялся: — Так что же делать? — Первый умный вопрос, который ты задал за время нашего знакомства, — по-обыкновению съязвил Калиган. — Первым делом нужно поужинать и хорошо поспать. Завтра у нас денек нелегкий. — На поиски пойдем утром? — Нет, утром мы пойдем на поиски того, кто хоть что-то знает о сельвархах и зачем они похищают людей. Как знать, маги хоть и враги, но люди. А с людьми всегда можно договориться. Может, они на выкуп согласятся? А, кроме того, нам нужно с тобой поупражняться во владении мечом. Не для этого ли меня разыскивал Ортос? — Но я умею… — начал Марк. — Знаю. Видел во время твоего ареста. Пойдем ужинать. Делать нечего, Марк не мог в одиночку рваться в темную чащу Лунного леса. «Калиган прав, нужно все продумать. Нужно собрать доказательства и заставить Теламона послать войска», — думал он. То, что учитель рассуждает здраво, он не оспаривал. Но девушки… в плену? Что там с ними? Сколько дней прошло? — Найдем и отобьем, — не унимался Харис. Они вошли в дом, где усталый Иалем возился с ужином. Без Флои и Никты дом казался пустым и холодным. Харис отправился за водой и дровами — Иалем явно нуждался в помощи. — Странно то, что нет никаких вестей от похитителей, — проговорил Калиган, усаживаясь за стол. — За каждого похищенного черные маги обычно просят выкуп, или обменивают на узников из тюрем Южного оплота. Шестой день с дня похищения, а от них ни единого намека. — Что это? — насторожился Марк, увидев на столе тонкий меч в ножнах. — Это же… это же меч Никты! Откуда он? — Забрал у Теламона. — Люди Теламона обезоружили ее, — догадался Марк. — Она не смогла защищаться, когда на них с Флоей напали эти твари… — Сельвархи похитили их не вместе, а порознь, — сообщил Калиган, непринужденно усаживаясь за стол. — Почему ты так уверен? — Я расспросил людей Теламона. После твоего побега наш отважный эмиссар распорядился увести девушку по имени Флоя в гарнизон, а сам начал беседу с твоей хранительницей секретов. Как только один из перепуганных насмерть воинов вернулся, крича, что неведомые твари похитили двух его товарищей и арестантку, хранительница вырвалась из дома и помчалась прямиком в лес. Меч ее, разумеется, остался у Теламона. — Никта… — Марк похолодел. — В Лунный лес. Одна… безоружная. — Не совсем безоружная, — небрежно хмыкнул Калиган и бросил на стол кинжал с толстой рукояткой. — Это ее кинжал! — вскричал Марк. — Где ты его нашел? — Недалеко от того места, где произошло похищение. Сколько их у нее было? — Шесть, кажется… да, точно шесть. — Значит, остальные пять унесли в своих телах сельвархи. На месте схватки осталась зеленовато-черная кровь. Следов крови человеческой, хвала Спасителю, нигде нет. Стало быть, твоя хранительница жива. Примятая трава показывает, что и в сетях она отчаянно, но безуспешно боролась. У нее не случалось приступов безумия? — Нет, а что? — А то, что идти на сельвархов с метательными кинжалами все равно, что с иголкой на крокодила. * * * Проснулся Марк рано, рассвет только начинался. Ступив босыми ногами на траву, покрытую сверкающими в лучах восходящего солнца росинками, Марк посмотрел ввысь. В небе ни облачка, легкий ветерок приятно обдувал лицо, отчего становилось свежо и бодро. На сердце же было совсем не радостно. Лица Флои и Никты постоянно всплывали перед глазами, вызывая благородный порыв броситься в Лунный лес. Ждать было больно, но разум говорил ясно — идти в одиночку означает найти верную и бесполезную смерть. Он не умеет сражаться, его убьют при первой же стычке. — Разминаешься? — весело спросил Калиган, потянувшись у двери. — Да, — угрюмо буркнул Марк. — И размышляю. — Дельное занятие. Калиган поправил грубую белую рубаху, подтянул матерчатые штаны и вытянул из-под дома две длинные палки, выломанные накануне вечером. — Держи, миротворец! Марк поймал в воздухе деревянное оружие. — Я привык тренироваться с моим Логосом. — Логос — оружие, а оружие на тренировочных боях недопустимо. Об этом тебе скажет любой учитель. Калиган покрутил в руках палкой. — Как ты сам понимаешь, Маркос, твой Логос сам по себе не является каким-то особенным оружием, как и прочее освященное оружие аделиан. Знаешь, почему? — Нет, но… — с оговоркой признался Марк. — Потому что мы воюем не кусками наточенного железа, а силой Пути истины, соединенной с силой нашей личности, — пояснил Калиган, упершись на деревянный меч обеими руками. Тут он перекрутил в воздухе палку и занял боевую позицию. — Как бы ты защищался, если бы перед тобой возник фобор? — Кто-кто? — Ты и этого не знаешь? Фоборы — элементарные духи, слившиеся с даймонами — полуэлементалии-полудаймоны. Они обладают способностью менять свой облик в зависимости от того, к чему питает страх человек. Могут принимать облик совершенно невообразимых чудовищ, которых неспособна создать человеческая фантазия, но вполне передающих суть внутренних человеческих страхов. — Духи страха? — попытался понять Марк. — Да, если выражаться глуповатыми мирянскими словечками. Принимая образ человеческого страха, фоборы парализуют человека ужасом. Окутывая тьмой, увлекают в темницу; вливаются в души, захватывают человека изнутри, сводят с ума или сильно повреждают рассудок. Выжившие жертвы фоборов, бывает, начинают бояться всего, даже собственной тени. Ну, так как ты будешь противостоять такому противнику? — Ты думаешь, это пригодится мне в Лунном лесу? — Это пригодится в любой схватке. Защищайся! Учитель сделал несколько ловких наступательных выпадов, заставив Марка отступать и неуклюже отбивать удары. — Постой, постой, дай подумать! — запаниковал Марк. — А ты думаешь, фобор даст тебе много времени? Марк получил по пальцам, выронил палку и, не удержав равновесия, повалился в мокрую траву. Это оказалось не столь приятным, как хождение по ней босиком. — Больно? — без особого сожаления спросил Калиган. — Вставай, когда добивают — еще больнее. Превозмогая раздражение из-за намокших штанов и рубашки, Марк встал и снова поднял учебный меч. — Может, наконец, расскажешь, как воевать с этими тварями? — Что ж, слушай. Ты беззащитен перед фобором, как и перед простым даймоном, если собираешься противостоять ему одной лишь силой рук. Справиться с ним можно, лишь победив его в своем разуме… — А дальше? — Марку не терпелось услышать о том, как использовать меч. — Если ты победишь в своем разуме внутреннего врага, ты поймешь, как победить врага внешнего. Битва в нашем разуме определяет исход битвы с нашим врагом. Держись истины и… Калиган поднял на него взгляд, ожидая, когда Марк поймет и закончит его мысль, но так и не дождался. — …Верь! В истину нужно верить! Даже если она находится за пределами твоего понимания. Продолжим. Итак, кто такой фобор? Это порождение тьмы, умеющее обращать твой страх против тебя. То, чего больше всего боишься, в том обличье и увидишь фобора. Боишься змей — увидишь змею размером с человека, боишься пауков — гигантского паука, боишься предательства… еще что-то увидишь. — Значит, мы с тобою увидим в нем разных существ? — У фоборов есть общее обличие — смерть. По их убеждению, все люди боятся смерти. — Разве это не так? — чуть подумав, спросил Марк. — Эх, ну чему учил тебя Ортос! Запомни, Маркос: последний и главный секрет владения мечом — это достижение свободы от страха смерти. Спасать других способен только тот, кто избавился от страха перед смертью. Измени свое представление о смерти. Она нам не страшна… есть вещи куда страшнее… Ладно, я не для того покинул красоты Диких гор, чтобы учить тебя простым истинам, известным любому аделианскому ребенку. Защищайся! Побеждай страх! Учитель выпрямился, взмахнул палкой и напряженно посмотрел Марку в глаза. — …Злоба и мрак, ярость и тьма, вот уже взор помутнел у тебя, — проговорил он скороговоркой, низким басом. Он выхватил из появившегося невесть откуда мешочка горсть черного порошка, бросил в воздух и сделал несколько взмахов палкой. Марк вздрогнул. Перед ним не произошло ничего необычного — просто черная пыль, рассеивающаяся в воздухе… Неожиданно дневной свет померк в его глазах, голову будто сдавили стальные обручи. Марк почувствовал, как из глубин непознанного сердца поднимается холодная масса ужаса. «В цепях безликого ты бессилен, бессилен!» — мертвечий, загробный голос прозвучал в центре рассудка, пронзив мозг сотней ледяных игл. Леденящие цепи захлестнули ноги, обвиваясь вокруг тела выше и выше, как скользкая змея, и с каждым оборотом кольца страха сжимали тело. Перевернутое страхом сознание хаотично выбрасывало перед глазами ужасные картины из прошлого — реального или иллюзорного. Боль. Злоба. Тьма. «Нет!» — только и смог подумать Марк. Он очнулся на коленях в траве с трясущимися руками: — Я не могу, не могу. Оно… сильнее меня. Учитель стоял над ним, опершись на палку. — Не верь собственной лжи. Запомни: единственное, чего боится твой страх, так это встречи с тобою лицом к лицу. Марк сжал кулаки и зубы. Вот он, безликий! Вот, кто держит его в цепях! Вот, кто преследует его изо дня в день! Страх. Вот его главный враг! * * * После четырех часов напряженной тренировки, Калиган ушел в гарнизон узнать, нет ли каких вестей от похитителей. Марк быстро пообедал овощной похлебкой, приготовленной Иалемом, улегся под тенистыми яблонями и крепко уснул. Когда он проснулся, Калигана еще не было. Марк просидел под яблонями до вечера, раздумывая сперва о Калигане, который вот-вот придет с печальными или радостными вестями, а потом о Флое и Никте, попавших в беду. «Бедная Флоя, как она там? Что ей пришлось пережить, когда эти твари схватили ее! А Никта? Свободолюбивая лесная нимфа — ее волочили в сетях по лесу как дикую зверушку, а она рвалась и боролась. Я приду к тебе на помощь, Никта, приду. Ты бы точно пришла, будь на твоем месте я». Калиган вернулся, когда солнце клонилось к западу. — О, ты уже готов! Я все выяснил, так что можно смело двигаться в Лунный лес. Прямо сейчас, пока светло. Бродить ночью по Лунному лесу — все равно что ночевать в Белом забвении. У Марка дрогнули колени от такого сравнения, но в душе вспыхнула долгожданная радость отваги. Наконец-то какое-то действие! — Сельвархи когда-то уже похищали людей из Зеленой идиллии, — сообщил Калиган. — Зачем они похитили твоих подружек — неясно, но думаю, ответ мы найдем у колдуньи Амарты. Сельвархи союзничают с ней и, скорее всего, твои подружки — таки в ее доме. — Значит, они живы! В плену, но живы! — Марк возблагодарил Небеса. — Ты говорил Теламону? Его люди пойдут с нами? — Забудь… — процедил сквозь зубы Калиган. — У меня лично нет сомнений, что похитительница — Амарта, но Теламон упрям как тысяча ослов. Нет доказательств — нет войск. — Проклятье! Что же, теперь будем сидеть и ждать, пока Амарта объявит свои условия? Девушки уже седьмой день в плену! — Можно попробовать проникнуть в ее дом и убедиться воочию, есть ли там твои девушки, — неспешно предложил Калиган. — Ты серьезно? — оживился Марк. Это известие пришлось ему по душе. — Ты знаешь, как проникнуть в ее дом? Ты поможешь мне? — Проникновение через любые магические препятствия к желанной цели — искусство, которому я учу следопытов не один год. — У меня нет времени учиться. По дороге научишь меня как проникнуть в дом Амарты. — Мне не обучить тебя этому и за год, — усмехнулся учитель. — Ты же великий мастер! Научи, я быстро схватываю науку. — Быстро? — переспросил учитель, вроде как сильно удивившись. — Что ж, у меня есть один способ быстро обучить тебя проникновению. Но он тебе не понравится. — Мне понравится все, что поможет спасти подруг. Идем! Стараясь не думать о грядущих испытаниях, Марк кинулся собираться. Надев на грязную, вымазанную травой и землей рубаху рыцарский плащ, он с трепетной надеждой уложил в чехол на поясе боевую книгу. Встретивший его Харис был чисто выбрит, вымыт, а его светлые волосы уложены в благородную прическу потомственного рыцаря. — Молодец Харис, в бой надо идти красивым! — подбодрил его Марк. — Найдем и отобьем, — весь день сегодня повторял странствующий рыцарь. — Лунный лес станет могильным венком для сельвархов! Калиган вытряс из своего походного мешка какую-то мелкую кольчугу, свалившуюся на пол как рыбацкая сеть, затем напялил ее на себя. Кроме того, он обмотал себя с ног до головы походным темно-зеленым плащом. Вид у него был совершенно не встревоженный, словно они собирались на прогулку в мандрагоровые сады. — Есть ли у тебя шлем, миротворец? Нет? И у меня нет. Будем верить, что не понадобится. Иалем, грустно улыбаясь, обнял всех троих, словно видел в последний раз. — Если мы не вернемся, — сказал ему Калиган, вызвав у Марка неприятный холодок в груди, — знай, что мы пошли Змеиной тропой к родовому поместью Амарты. Надеюсь, наше исчезновение таки заставит Теламона прислать войска. Марк, Харис и Калиган вступили в дремучую чащу Лунного леса, когда последний луч уходящего солнца скрылся за вершинами Диких гор. Вскоре стало понятно, почему местные жители дальше, чем на пятьсот шагов, в лес не заходят. Между древними дубами и соснами лежал сплошной, непроходимый бурелом, поросший влажными мхами и вьющимися лозами. Густые и размашистые ветви деревьев то и дело преграждали путь. Тропа постоянно извивалась и кружила, возможно, поэтому ее и назвали Змеиной. Давно нехоженая, покрытая несколькими слоями перегнивших листьев, эта тропа легко затерялась бы, если б по сторонам не возвышалась неприступный бурелом естественных лесных оград. — Не нравится мне эта тропа, — прямо признался Марк. — Можешь свернуть, — непринужденно отозвался Калиган и со смешком спросил. — Что, миротворец, страшно? — Жутковато… — И правильно. Ведь это таинственный Лунный лес, хранящий в глухих дебрях смертельную тишину! Тишина и впрямь была неприятной: ни звериного писка, ни птичьего пенья, ни даже скрипа старых стволов. — Калиган, ты уверен, что мы найдем здесь следы сельвархов? — громко вопросил Харис, озираясь на окружавшую их чащу. — Уверен, но если ты не будешь говорить тише, сельвархи найдут нас раньше. — Поганые даймоны! — пробурчал Харис. — Сельвархи не просто даймоны, скорее, архидаймоны, владыки леса, — уточнил Калиган. Марк нахмурился, вспоминая, что уже однажды встречался с архидаймоном — изолитом. Если сельвархи что-то подобное, то встречи с ними лучше избегать. Спустя час в лесу еще больше помрачнело. Змеиная тропа вывела друзей к дикой лесной поляне, вокруг которой росли молодые сосенки и какие-то странные деревца с вьющимися ветвями, поросшие зеленым мхом. Поляну покрывала высокая редкая трава, а по земле стелился мягкий ковер мха. Калиган опустился на колени и принялся тщательно изучать этот покров. — Так-так, вот и наши доказательства. — Что там? — насторожился Марк. — Глянь-ка сюда. Следопыт бережно раздвинул примятую траву. На влажном мху виднелся большой след. Ступня существа была в полтора раза длинней человеческой и в два раза шире — по всей видимости, когтистая. — Сельвархи? — уточнил Марк. — Причем около десятка. А рядом с ними — следы женских сапог. По размеренному следу точно могу сказать, что женщина ходила здесь не по ягоды. Она отдавала приказы сельвархам. — Амарта? — приглушенно спросил Марк. — Ты поразительно догадлив, миротворец. Потоптавшись у ног Марка и Хариса, следопыт ползком перебрался к противоположному краю, осмотрелся там, прополз к центру поляны и застыл в позе пса-ищейки, принюхивающегося к следу. Марк и Харис, подойдя, склонились над ним. — Что дальше? — осведомился Марк, глядя ему в затылок. — Куда ушли сельвархи? Следопыт морщил лоб и смотрел в землю. — Не понимаю… они шли перед нами… потом развернулись навстречу… потом пересекли поляну… — Попрятались, твари, — Харис отважно окинул взглядом чащу, выискивая врагов. — Но трава примята так, словно они были здесь только что… — продолжил свои следопытские размышления Калиган. — Ага, теперь понимаю! — он обернулся к Марку и Харису с кисловатой улыбкой, которая не предвещала ничего хорошего. — У меня для вас две новости… вернее даже одна. Мы в западне! Калиган резво вскочил и сорвал с пояса меч: чуть изогнутый, односторонний, с двуручной рукоятью, удобный как для одной, так и для двух рук. Вслед за ним лязгнул короткий меч Хариса, а Марк едва схватился за книгу, как она вспыхнула Логосом. Три встревоженных взора устремились к краю леса, где дрогнули ветви. Между молодыми деревцами поползли темные тени. — Прочь, всякий страх, прочь… — беззвучно зашептал Марк, пытаясь победить свою боязнь. Смелости это самовнушение не прибавило, от головы до пят тело затрясла мелкая дрожь. Тихо, медленно, будто в туманном сне от лесной чащи отделились четыре рослые фигуры. Буро-зеленые существа, почти однотонные с лесом двигались бесшумно. «Сельвархи!» — с ужасом понял Марк. Страшные владыки леса не поддавались никакому сравнению с известными Марку существами, они могли быть похожими разве что на мифических леших из древних легенд. Самый низкий из них был на две головы выше Марка, а крупный вожак — достигал трех метров. Их покрывала жесткая щетина, настолько плотная, что могла сойти за приличную броню. Вздыбленная шерсть на горбу и загривке, маленький череп, выходящий без шеи из туловища и клыкастая пасть — придавали им звериный облик. Но в мелких горящих злобным огнем глазах светился разум. Это были разумные существа, что делало их опаснее в десятки раз. Еще одним признаком разума были шишкастые дубины в здоровенных лапах. Вслед за четырьмя сельвархами вынырнули еще два. Потом еще три. Калиган медленно поднимал меч на вытянутой руке. — Не двигайтесь. Действуйте только по моему сигналу. Холодея с застывшей молитвой на губах, Марк в страхе наблюдал, как девять владык леса, пригибаясь к траве, неизбежно приближаются на расстояние удара. Недавняя стычка с арпаками у стен Храма призвания казалась теперь безобидной потасовкой. Видно и неопытным глазом: сельвархи искусны в бою, сильны, проворны. Недаром местные жители боятся Лунного леса. Это не тупоголовые арпаки Эреба и даже не песчаные керкопы. — Калиган… — Марк тяжело дышал и глотал слова. — Калиган, мы не справимся с ними… — Молчи. Не показывай врагу свою слабость, — шикнул учитель, не отворачиваясь от приближающихся врагов. — Но это… это… — Молчи, я сказал! Трое друзей, выставив мечи, ждали, не шевелясь. Буро-зеленые чудища двигались осторожно, медленно переставляя массивные лапы, и как бы оценивали противников, пытаясь отгадать их первый ход. — Калиган… — не отворачиваясь от лешеподобных тварей, спросил Марк. — Что делать? — Не знаю… — почти беззвучно ответил учитель к его ужасу. — Может… бежим? — Марк видел единственное решение. — Они разнесут тебе башку прежде, чем ты обернешься к ним спиной. — Плечом к плечу! Будем драться! — не то дерзко, не то обреченно заключил Харис, закрываясь своим круглым щитом. В глазах странствующего рыцаря блеснул как будто предсмертно-восторженный огонь. Он словно всю жизнь мечтал встретиться с сельвархами в открытом бою. — Таки нужно было одолжить у Теламона парочку шлемов, — произнес Калиган сквозь зубы, — и метательные копья бы не помешали. Сельвархи, приглушенно храпя, как разъяренные вепри, двигались на расстоянии двух-трех метров один от другого. Остановившись перед храброй тройкой аделиан в полусогнутой позе, чудища, похоже, выжидали подходящий момент для атаки. Злобные красные зрачки буравили трех воинов, разгадывая их тактику, ища слабые места. Калиган выглядел спокойным, ему неплохо удавалось сохранять хладнокровие: меч в руке, чуть согнутой в локте, смотрел точно в пузо скалящего клыки чудища. Левая рука была чуть приподнята, словно обращена к небу. Харис с видом рыцаря-смертника держал меч поверх щита. — Калиган, что делать? — снова зашептал Марк, не в силах сдержать дрожь. — Сломай свой страх. Ничего не бойся, вселенная на нашей стороне. И помни: последний секрет владения мечом — это освобождение от страха смерти. Враги почему-то медлили, но и Калиган упорно выжидал. Напряженная тишина до боли сдавливала голову, и она тяжелела, наливаясь кровью. Марк понял: еще минута и он просто свалится в обморок. Не этого ли ждут сельвархи?! Не выдержав мучительной пытки ожидания, Марк собрал в кулак рассредоточенные капли смелости и выпалил: — Убирайтесь в Гадес, порождения тьмы! Но это был крик паники, а не веры. Девять клыкастых пастей обнажились в ужасающем реве. Марк зажмурил глаза, его обдало зловонием из этих пастей. Тело стало ватным, неподвижным и только колотящийся в висках пульс и нагретая рукоятью правая рука помогали разуму держать контроль над телом. «Держись! — приказал он себе. — Флоя и Никта ждут тебя». Сельвархи согнулись перед прыжком, но Калиган опередил их, стремительно шагнув вперед и четко вонзив острие меча в слабо защищенное пузо ближайшего сельварха. Быстро отступив назад, учитель обернулся к покрытому испариной Марку: — Отступай назад и руби деревья! — Что? — Руби деревья, я сказал! Свежий и уверенный приказ вернул его к жизни. Отпрыгнув назад к лесу, Марк почувствовал за спиной порыв ветра от просвистевшей дубины. Логос заработал: как по маслу пошло горячее лезвие. Тонкие стволы молодых деревьев рушились с первого удара, падая и падая на увязавшегося за Марком сельварха. Руки работали независимо от глаз. Внимание концентрировалось на мелькающих в смертельной схватке друзьях. Калиган необычайно проворно вертелся между рассекающими воздух дубинами и когтями чудищ. Но ни свист дубин, ни кабаний храп, ни брызгающая в лицо слюна не нарушала его бойцовского ритма. Раненый сельварх получил еще три дырки в животе, но, даже истекая густой зеленовато-черной кровью, продолжал гонять Калигана убойными взмахами дубины. Владыки леса оказались не только сильны и проворны, но и невероятно живучи. Нехитрый маневр Калигана удался: направив Марка и Хариса в разные концы поляны, он рассредоточил врагов по полю боя. Марка преследовали два сельварха, спотыкаясь и путаясь в падающих под мечом деревцах. Отбивая дубиной или лапой срезанные стволы, они злились, меняя цвет с буро-зеленого на красно-коричневый. Харису было хуже: в своих доспехах он не успел добежать до спасительных деревьев. Ему пришлось принять бой со здоровущим сельвархом, отбивая могучие удары щитом и отступая к лесу. Остальные шестеро врагов сосредоточились вокруг Калигана. Кроме содранного лоскута одежд с плеча, ранений он не имел, но положение было критическим. Петляя и прыгая между проворными тварями, он не мог держаться долго. Скоро силы иссякнут и тогда… Исколотый сельварх грузно рухнул на одно колено и меч Калигана как стрела пронзил насквозь его маленький череп. Выдергивая оружие из пораженного врага, учитель потерял всего долю секунды, но от этой доли зависело все. Трехметровый вожак вскользь задел его дубиной по боку и Калиган покатился по траве. Владыки леса победно заревели. «Сейчас они все на него набросятся!» — мелькнула в голове Марка мысль. Прилив ответственности, вызванный падением учителя, который за последние минуты стал заветным другом, бросил его в бой. — Именем Спасителя, прочь! — закричал Марк в морды врагам. Громкий боевой возглас Седьмого миротворца заставил пятерых врагов обернуться. На миг чудища были ошеломлены, и Марк воспользовался этим как нельзя лучше. Налетев на ближайшего сельварха, сжимая рукоять Логоса обеими руками, Марк срубил его дубину у основания и, наступая, принялся рубить и кромсать. Изо всех сил. Шаг за шагом. Страх отступал с каждым ударом, Марк уже думал только о том, как победить. Семь или восемь раз обоюдоострый меч прошелся по телу сельварха, рассекая его грубую щетину как бумагу. Сельварх, завертевшись, упал в измятую траву, хрипло ревя… Обернуться к остальным врагам Марк не успел: мощный удар дубиной под зад подбросил его в воздух, а затем он сотрясся от тяжелого падения, ощутив ломящую боль в легких от удара об землю. Едва дыша, Марк утомленно осознал, что для него битва окончена. Подняться и отдышаться он не успеет и за минуту, а тут идет счет на секунды! К счастью, враги сочли его мертвым или умирающим и всем скопом бросились на Калигана. Тот уже успел подобрать меч и занять выгодную позицию на поваленных деревцах. Битва перенеслась метров на двадцать от Марка, чему тот был безмерно рад. Где Харис? О, неунывающий рыцарь шел вперед, ритмично ударяя то щитом, то мечом, поражая и поражая своего врага колющими выпадами. Сельварх ревел, размахивал когтями, потеряв дубину, но остановить наступление Хариса не мог. — Калиган! Держись, я с тобою! — закричал Марк, пылая желанием хоть как-то помочь. Секундой позже он понял, что сделал смертельную ошибку. От разъяренной толпы отделился вожак и огромными прыжками понесся к нему. «Спаситель!!!» — завопил в мыслях Марк. Разум помутился, тупая боль в затылке напомнила, что голова тоже пострадала при падении. Он приложил огромное усилие, пытаясь встать, и это ему почти удалось. Но в лапе вожака-сельварха невесть откуда появилась мелкая зеленая сеть. «У них приказ взять меня живым», — заключил Марк, понимая теперь, почему сельварх ударил его под зад, а не размозжил голову. Клейкая сеть накрыла его с головой. Что за запах? Чем она пропитана? Марк вдохнул воздух и… Он понял, что должен бороться, рваться, дергать руками и ногами, ибо только так он справится с усыпляющим дурманом сельварховой сети. Но мысль эта пришла с большим опозданием. Почему-то пропал слух. Погружаясь во тьму и даже как-то успокаиваясь от перехода в иной мир, ничего не слыша, помутненными глазами Марк досмотрел картину: вот лапа сельварха швыряет на него еще одну зеленую сеть, вот эту лапу пронзает стрела, потом еще одна прошивает его клыкастую пенящуюся пасть. И вот, прыгающий по заваленным деревцам Калиган бросается на остальных чудищ. Вслед за слухом исчезло зрение. Ничего не видя, не слыша и не ощущая, Марк провалился в глубокий беспробудный сон. Глава тринадцатая. Хайма Катара Медленно, неохотно приходя в себя, Марк пошевелил ступнями. Ноги работают, руки тоже, значит, кости целы. Уже хорошо. На небе ярко горели звезды, рядом потрескивал костер. У костра сидели и приглушенно беседовали три человека, среди которых Марк различил голоса Калигана и Хариса. Хвала Небесам, они тоже живы! Марк не успел задуматься, кто же был с ними еще, как в разговор вступил третий голос — знакомая скороговорная речь старого друга Автолика. Откуда он здесь? Марк приподнял голову. В руке главы Ордена вольных стрелков был зажат высокий красивый лук, тот самый, которым тот хвалился в день первого знакомства с Марком. Не подавая признаков своего возвращения в реальность, Марк с интересом слушал впечатления друзей и наслаждался отдыхом. Картина завершительной фазы поединка с сельвархами вскоре стала ясна. Автолик сегодня днем тайно прибыл в Зеленую идиллию. Услышав о смерти епископа и о том, что Седьмой миротворец отправился на поиски пленниц сельвархов, Автолик попросил Иалема показать ему Змеиную тропу. И подоспел вовремя — это было совпадение, граничащее с необъяснимым чудом! Стрела Автолика пронзила лапу вожака сельвархов, когда тот набросил клейкую сеть на Марка, намереваясь утащить в лес. Получив еще несколько стрел, вожак с ревом бросился в чащу, увлекая за собой остальных владык леса. «Хвала Спасителю», — обратил взор к звездному небу Марк. Он только успел привстать, как Автолик прыжком подлетел к нему и заключил в крепкие объятья. — Ты цел, искатель? Рад тебя видеть! — А как я рад тебя видеть, вольный стрелок! На нем была толстая опоясанная туника с многочисленными узелками для стрел и кинжалов, а поверх нее — длинный темно-зеленый плащ, идеальный для маскировки в лесу. Автолик отвел его к костру, насыпав ему в горсть своих любимых фисташковых орешков. Марк был приятно удивлен, что чувствует себя вполне здоровым, если не считать боли пониже спины, где, наверное, набух огромный синяк. Сидеть какое-то время придется на коленях. Но сейчас сидеть некогда. — Калиган, нам надо спешить к дому Амарты, — сказал он, страшась собственных слов. — Теперь мы точно знаем, что это она… — Это верно. Остается только проверить, держит ли она пленниц в своем доме, — задорным голосом ответил учитель. — Вам действительно надо спешить. — Что значит вам? — Марк насторожился в предчувствии неприятного известия. Калиган пожал плечами и, тяжело поднявшись, отвел Марка в сторону. Говорил он шепотом. — Я возвращаюсь в поселок. Ты с Харисом пойдешь дальше и узнаешь, есть ли твои девушки в доме Амарты. — А ты? — В бою я получил сильный удар по боку, кажется, два ребра сломано. С такими повреждениями я вам не помощник. Сжимая зубы при ходьбе, Калиган отвел Марка еще дальше от костра и заговорил чуть громче: — Не поддавайся отчаянью. Оно чуть не погубило нас всех. Неважно, сколько было сельвархов — они сильны только за счет нашей слабости… — Послушай Калиган, я не могу сам… я не воин, — прервал его Марк. После известия учителя на него обрушилось давнее чувство бессилия перед могуществом зла. Теперь поход в родовое поместье выглядел почти что безумием. — Ты больше, чем воин. Ты миротворец, — ответил учитель и в голосе его послышалась неподдельная попытка ободрить. — Я не умею сражаться. В каждом бою меня ведет не стремление к победе, а желание выжить. Я устал выживать. Мы воюем с даймонами, архидаймонами, колдунами, собственными мыслями и… мне кажется, что мы один на один с ними. Но ведь где-то рядом должен быть Всемогущий Бог… — Не где-то, а везде. И если ты не видишь этого, то только потому, что не хочешь смотреть на мир глазами веры. — У меня ничего не получается. Я испугался… меня чуть не уволокли в сетях… — Хватит болтать! — резко оборвал его учитель. — Я никогда не смогу сделать из тебя рыцаря, пока в твоей груди бьется сердце раба. Хочешь знать, почему твой страх сильнее тебя? Потому что твой страх порожден ненавистью. Ненавистью к себе — потому что ты слаб, и ненавистью к врагам — потому что они сильнее. Разве Ортос не учил тебя, что нашими врагами являются не те, кто ненавидит нас, а те, кого ненавидим мы? И серые, и черные, и вообще все маги будут сильнее тебя, пока ты их тайно ненавидишь. Амарта — не враг, враг — твоя ненависть к ней. Считай, что это говорю тебе не я, а Ортос. Это его учение. …Хотя кое в чем я с ним не согласен, — буркнул учитель вполголоса. — Зато я согласен с ним во всем, — мгновенно возразил Марк и почувствовал себя чуть-чуть смелее. — И все-таки нам было несдобровать, если бы Автолик не подоспел вовремя. Он спас нас… — О да, без него бы не справились! — фыркнул Калиган. — Если человек мастер на всякие игрища, то это не значит, что он хороший воин. Я уже было проткнул глотку вожака сельвархов, когда ты начал орать. Справились бы и без него. Ладно, пора идти, пока вся нечисть на наш огонек не сбежалась. Я рассказал Харису, как дойти до поместья Амарты. — Автолик пойдет с нами? — неуверенно спросил Марк. — Спроси его. Но на твоем месте я бы не слишком полагался на этого проходимца. — Почему? Калиган не ответил, снова пренебрежительно фыркнув. Марк не стал спорить, нужно было еще поговорить с Автоликом. Времени не было, потому он спросил вольного стрелка прямо: — Мы с Харисом идем спасать Флою и Никту из темницы Амарты. Ты пойдешь с нами? — Поймай меня смерть! Звучит заманчиво! — отчеканил Автолик. — Вообще-то, я приехал в Зеленую идиллию не с магами воевать. — Какая теперь разница? Ты здесь, ты нужен нам. Времени нет, ты идешь с нами? — Марк начинал нервничать. — Ну, если так, то, пожалуй, я бы сказал… я согласен! — отрывками проговорил Автолик, озарившись на последнем слове озорной улыбкой. Но даже в глазах этого авантюрного смельчака промелькнуло что-то неспокойное, что-то предупреждающее о бездумности этого ночного похода в самое логово черных магов. — Вот и славно! Спасибо, ты настоящий друг, — Марк снова и снова усиленно отгонял мысли о том, как они проникнут в колдовской дом. — На то и друзья. Я увлек тебя на Светлую арену, а ты увлекаешь меня на драку с магами и лесной нечистью. — Верно, — отозвался Марк, до стука в висках концентрируясь на одной цели — поместье Амарты! * * * Поначалу ночь выдалась необычайно светлой. Яркая луна и искристое звездное небо идеально освещали путь Марка, Хариса и Автолика, пролегающий через глухие дебри мистического леса. Но вскоре звездное небо помрачнело. Появились тучи, поднялся ветер. — Погода портится как по заказу, — заметил Автолик. — Нам это весьма на руку. Чем глубже уходила Змеиная тропа, тем причудливей выглядели деревья и кусты, напоминающие в темноте многоруких чудовищ. Белые высокие папоротники выглядели как скелеты, восставшие из мертвых, колыхающиеся на ветру. Вскоре тропа оборвалась, приведя друзей к огромному яру, заросшему мелкими кустиками. — Пришли! — глухо вымолвил Харис. — Силы небесные, вот так домик! В яру, на небольшом взгорке возвышался мрачный трехэтажный дом, похожий на замок, с шестью высокими остроконечными башнями, сплошь поросший плющом и диким виноградом. Форму дома понять было сложно: не то ромб, не то какой-то многоугольник. В некоторых окнах горел свет, явно магический, отчего поместье навевало суеверный страх. Глядя на эту призрачную, озаренную лунным светом обитель тьмы, Марк невольно поежился: дойти они дошли, но что делать дальше? У подножия взгорка виднелись черные норы, возле которых копошились массивные силуэты сельвархов. У железной арки горели два факела, освещающие подступы к дому. Пройти незамеченными к воротам могут только невидимки. — О чем задумался, Маркос? — почуяв что-то неладное с Седьмым миротворцем, спросил Харис. — О том, как нам узнать, держат они девушек в доме или где-то в лесу. — Постучаться в двери, мол, простите за беспокойство в столь поздний час, не у вас ли содержатся в заточении две аделианские девушки? — легковесно проговорил Автолик. — Не смешно, — отрезал Марк. — Мне кажется, лезть на главный вход бессмысленно. Там сельвархи. — Тогда будет разумней проникнуть сверху, — подсказал Автолик. — Это как? По воздуху? — Зачем? Зайдем с другой стороны, залезем по винограду на крышу, а оттуда — через чердак в гости к Амарте! — А ты находчив, вольный стрелок! — усмехнулся Марк, хотя ему совсем не улыбалось карабкаться на двадцатиметровую высоту с риском свернуть себе шею. Но более легкого пути не предвиделось. К поместью спускались осторожно, стараясь не наступать на сухие ветки и не задевать листву. Марк, несмотря на прилив храбрости от нагретой рукояти меча, все меньше верил в то, что им удастся найти Флою и Никту, или хотя бы вернуться живыми. Вся эта затея с разведкой впервые так ясно показалась ему безумной выходкой, граничащей с самоубийством. «Можно только представить, сколько там нечисти!» — подумал он, уже пожалев, что так опрометчиво решился на это безумие. Теперь Калиган преспокойно дрыхнет в домике Иалема, а он, миротворец, идет в поместье черной колдуньи. «А ведь и впрямь, меня сдуру сюда понесло. Мы нашли доказательства, что сельвархи служат Амарте, вот и следовало вернуться к Теламону за помощью. Пусть бы его люди и вели тогда переговоры. Может быть, Амарта согласится отпустить Флою и Никту взамен на черных магов, сидящих в тюрьме Армии Свободы? Если, конечно, там есть таковые. И если они нужны Амарте. И если рыцари согласятся на такой обмен. И если вообще эти доказательства покажутся Теламону вескими, что весьма сомнительно». Но все эти «если» Марка нисколько не смущали, любой вариант был уместен и реален по сравнению с тем, что сейчас делали трое храбрецов. Хотя, с другой стороны, сколько можно ждать? Каково там девушкам — неделя в плену! Марк с ужасом представил, как бы он поступил, придя сюда в одиночку. Скорее всего, вернулся бы назад ни с чем. Но следом шел Харис, странствующий рыцарь, чье бесстрашие часто граничило с безрассудством, веселый Автолик, вызвавшийся им помогать с такой легкостью, словно ему предложили сыграть в софрогонию. С этими двумя Марк чувствовал себя храбрее, во всяком случае, искушение отступить его не беспокоило. Друзья остановились перед высокой решетчатой оградой, защищающей по кругу обширное поместье с домом, садом, конюшней и всякими мелкими строениями. Между решеток, изогнутых в форме извивающихся змей, переплелись колючие диковинные лианы с шипами размером с палец. — Дальше дороги нет, — признал Марк, указывая на ограду. — Шипы, наверное, ядовиты. Надо придумать, как перебраться через забор. — Чего тут думать? — лихо взмахнул мечом Харис. Глухой звон вырвался из-под его меча при соприкосновении с решеткой. Отброшенный неведомой силой, Харис приземлился спиной в колючие кусты. Ограда не пострадала. — Охранная магия! — прищурив правый глаз, определил Автолик. — Ни меч, ни копье, ни булава не пробьет эту ограду. Харис возвращался, упрямо размахивая мечом. — Вот ведь наколдовали, негодяи! Ну, погодите! Давайте-ка, навалимся все вместе! Марк внимательно рассматривал змееподобные решетки и обвивающие их лианы, будто пытался найти в них разгадку. — Нет, Харис, это ничего не даст. Давайте обойдем ограду и поищем вход. При обходе Марк с опаской поглядывал на мрачные окна дома. Даже если им удастся прорваться сквозь заколдованную ограду, попасть внутрь будет значительно сложнее. Харис с нетерпением выискивал слабые места и примерял меч, но чувствуя всю тщетность металла против магии, больше не рубил. Автолик высматривал окрестные деревья, очевидно, думая использовать какое-либо из них как мост через ограду. Но высокие и крепкие деревья росли в отдалении — владельцы поместья предусмотрели такой способ вторжения. Наконец с тыльной стороны дома искатели обнаружили небольшую замаскированную дверь. Дверью ее можно было назвать только из-за наличия замочной скважины, а в остальном она ничем не отличалась от ограды. Дверные петли и щели отсутствовали, либо были хорошо скрыты. — Она тоже заколдована, — сказал Марк, потрогав змеевидные прутья. — До первого удара моего меча, — глухо проговорил Харис, делая большой размах. …Теперь его перекрутило в воздухе и шмякнуло еще дальше, чем в прошлый раз. Магическая ограда была не просто защищена: чем сильнее по ней наносили удар, тем жестче срабатывала охранная магия. Из поломанных кустов странствующий рыцарь вернулся слегка прихрамывая. — Срубим дерево и вышибим проклятые двери как тараном! — вытирая лоб и гневно сопя, заявил он. — Шуму будет много. Хорошо хоть ветер поднялся, иначе нас бы давно услышали, — возразил Автолик. — Лучше прислонить срубленное дерево к ограде, вылезти по нему и перепрыгнуть на ту сторону. — Да бросьте вы, — Марк махнул рукой. — Тот, кто строил эту ограду, продумал все. Нужно найти что-то такое, чего он не мог предусмотреть. Марк присел на землю, положил меч и уставился на заколдованную дверь. Рубить ее бесполезно, перелазить тоже. Но ведь можно ее как-то открыть без помощи магии? «Где искать ключ?» — Марк поднял глаза к ночному небу. Безусловно, нужна вера и что-то еще. Был бы Калиган, он бы точно что-то придумал. «Этот освященный меч — сплав металлов неизвестного происхождения. Он может разрубать любые цепи, открывать любые ворота, но есть один секрет», — вспомнился рассказ Никты о Логосе. В чем заключается этот секрет Марк вспомнить не мог. Кажется, она что-то говорила о внутреннем желании… Вдруг ему показалось, что отгадку он знает. Она плавает на поверхности его водоворота мыслей, но всякий раз ускользает, как стремительная форель. И чем настойчивей пытался он поймать неуловимую отгадку, тем очевидней для него становился факт, что ключ к магической двери находится именно в его голове. Неожиданно Марк вспомнил слова королевы Сильвиры, четко и явственно, несмотря на свои попытки забыть все, что произошло в Белом забвении: «Если человек горит всей жизнью найти близких, если он тверд в вере и чист в сердце, — вся вселенная, по приказу Всевышнего, придет в движение, чтобы помочь его поискам». «Думай, думай». Автолик и Харис продолжали спор о методах преодоления преграды, увлеченно выдавая все новые и новые идеи. Харис настаивал на силовом решении вопроса и рассуждал на редкость здраво — в нем пробуждался стратег. Лидер команды по софрогонии доказывал, что непробиваемую ограду нужно обойти хитростью и его предложения тоже выглядели убедительно. «Чист ли я в сердце? — спросил себя Марк. — Что ведет меня? Героическая бравада? Жажда подвигов? Желание доказать самому себе, что я на что-то способен?» И тут, стоило ему лишь задуматься о силе, повлекшей его в Лунный лес, и постоянно ускользающая догадка затрепетала в его руке. Он поймал ее! …Ему не пройти через ограду, пока им движет самоуверенный героизм! Он не спасает подруг из плена. Он спасает себя от стыда и самоунижения, пытаясь доказать своему «я», что способен на подвиг. Не видя перед собою ничего кроме лиан магической ограды, усеянных шипами, Марк с трепетом ощутил во всем теле присутствие чужих, отдаленных и малопонятных чувств. Прошла минута, прежде чем он, затаив не только дыхание, но, как показалось, и сердце, понял, что сопереживает чувствам Флои и Никты. Это было странно, необъяснимо, хотя бы потому, что это были совершенно разные личности, разные характеры, но он чувствовал обе неспокойные души. Боль, отчаяние, безнадежность, крушение надежд — все смешалось в единый клубок, закруживший по всему телу. Эти чувства не принадлежали ему, но ощущал он их удивительно ясно. Марк встал и с влажными от слез глазами приблизился к несокрушимой двери. Автолик и Харис деловито посмотрели на него. — Ты что-то придумал? — Меч… — прошептал Марк. — Мой меч, Логос. Это ключ. А сила ключа — наши намерения. Запомни Автолик, запомни Харис. Мы идем спасать Флою и Никту не потому, что так надо, а потому что они дороги нам. Друзья по-прежнему недоумевали: что он хочет сказать? Марк не отвлекался на их непонимание — перед ним стояла жизненная твердыня, которую ему предстояло сломать за один миг. Мотивация. Намерение. О, как, оказывается, нелегко вытеснить стремление к подвигам! Как непросто поставить своей целью жизни других людей! Он никогда не знал, как это — жертвовать своим «эго» ради других. «Почувствуй их. Ощути их сильнее жизни». Разливающаяся по венам энергия сильнейшего эмоционального напряжения, наполняла Марка могущественным приливом сил. «Да, отныне я всегда буду приходить на помощь другу… или даже незнакомцу. Или, если нужно — врагу». Марк словно рукой отбросил прежнее геройское безрассудство, влекшее его к подвигам. Подвиги совершают не ради подвигов! Переизбыток чувств исходил вместе со слезами, но Марк их не стеснялся. Медленно подняв меч, он кончиком острия прикоснулся к замочной скважине. — Откройся! Дверь тихо скрипнула и отворилась, открыв путь к таинственному дому. Ничего другого Марк не ожидал. Автолик и Харис, открыв рты, изумленно глянули на открытую дверь, будто не верили, что это не мираж. Автолик, однако, быстро сообразил в чем суть, Харис же недоумевал: — Как у тебя вышло? — Он просто заглянул в свое сердце, — улыбнулся Автолик. * * * Взбираться по буйным виноградным лозам на двадцатиметровую высоту оказалось непросто. Руки быстро устали, пальцы затекли и почти не разгибались. Марк, сжимая зубы, заставлял себя забыть обо всем, кроме резких рывков, поднимающих его метр за метром вверх. Автолик лез первым, причем, бесшумно. Он имел при себе кожаные перчатки, оказавшиеся здесь очень кстати. Позади карабкался Харис, пыхтя, как перегруженный осел на подъеме. Из-под его сапог срывались раздавленные гроздья винограда и сломанные сухие ветки. Шуму от него было как от медведя, вздумавшего залезть на крышу, но Марк не решался крикнуть ему быть потише. Набежали тучи, поднялся ветер, листва зашумела, приглушая шум от харисовых сапог, но услышать их могли в любой момент, едва кто-то из хозяев высунется в окно. Однако на всех этажах окна оказались закрыты. Пришлось лезть по густым виноградным лозам до самых башен. Немало намучившись за эти несколько минут напряженного лазанья, Автолик, Марк и Харис добрались до узенького чердачного окошка на ближайшей башенке без стекла и решеток. Рухнув на сырой, пропитанный гнилью чердачный пол, друзья учащенно задышали, отходя после тяжелого подъема. Марк разминал затекшие пальцы. — Свечу никто не захватил? — прозвучал в темноте голос Автолика. — Или факел… — с иронией добавил Марк. Он еле различал в темноте силуэты Автолика и Хариса, освещаемые лишь смутным лунным светом, проникающим через узкое окошко. Без нормального освещения здесь было делать нечего. Вспоминая секреты Шестого миротворца, которым учила его хранительница, Марк вытянул Логос. — Свет во тьме светит! — четко произнес он и как можно уверенней. Меч вспыхнул в его руке ярким золотым светом. — Ух ты! — восхитился Харис. И тут же над головами зашелестели крылья мелких существ, которые замелькали, закружили… — Прочь тревога, это всего лишь летучие мыши! — проговорил Автолик. Летучки быстро исчезли, то ли вылетев наружу, то ли спрятавшись под куполом башенки. Вокруг вновь воцарилась тишина. Сделав несколько шагов, Марк провел мечом, освещая чердак. О, ужас! От древних столов и полок дыхнуло смертью! То, что содержалось здесь, приводило в дрожь: чучела мелких уродливых горгулий, изогнутые ножи из клыков неизвестного хищника, костяные амулеты с зелеными кошачьими глазами, чаши и сосуды с отвратительным зельем. Но в шок приводило не это, а последствия жертвоприношений или каких-то жестоких экспериментов над людьми: отрубленные руки, голые кости и покрытые высохшей кожей, изувеченные черепа, мертвый младенец, плавающий в наполненном зеленой жидкостью сосуде. Отовсюду с кожаных полотнищ смотрели искаженные невообразимой болью лица, срисованные, несомненно, с живых людей — ужасающе натуралистично. Казалось, эти лица живы и сейчас, и каждый нерв у них дергается, вопя от адской боли. На стене, как медвежья шкура в доме охотника, висела растянутая во весь рост человеческая кожа… — Какая мерзость… — только и смог вымолвить Марк. — Да разверзнется земля под этими извергами, — скрипнул зубами Харис. Весь чердак был усеян глубокой пылью, по углам висела толстая паутина. Жуткой лабораторией не пользовались давно, возможно, дела перенесли в другую башню, их в доме еще пять. Марк вытер лоб от выступившей испарины. Это была неприкрытая черная магия в ее истинном людоненавистническом облике. Все зло, увиденное Марком в Каллирое, по сравнению с ЭТИМ казалось простительной шалостью. — Показать бы это наивным мелисским юнцам, мечтающим о черно-магических способностях, — сказал Автолик без особого впечатления. — Вижу, здесь не обошлось без некромантии. — Сожжем это логово! — решительно высказался Харис, и глаза его загорелись таким гневом, что Марк испугался, не натворил бы тот чего-то раньше времени. — Сначала найдем Флою и Никту, — сказал Марк, стараясь держать себя хладнокровно. — Верно! — яростно прошипел Харис. Массивная дверь противно заскрипела, открывая путь вниз. Марку со светящимся мечом предстояло спускаться первым. За спиной шел Автолик, натянув лук. Кривой лестничный ход, всего в метр шириной, наглухо оброс древней паутиной. Давно никто не поднимался этой лестницей. Ступени жутко заскрипели под ногами, сдавливая сердце холодными обручами неизвестности. Страх господствовал везде, Марку казалось, что он вдыхает его вместе с затхлым воздухом башни. Каждый поворот таил в себе что-то смертельное, толщина паутины росла с каждым шагом. — Давненько здесь никто не поднимался, — тихо протянул Автолик. Наряженно преодолевая каждую ступень, Марк, наконец, достиг двери в жилые комнаты дома. Она оказалась заперта. Марк осторожно вставил острие меча в дверную щель и надавил. Замок поддался. Дубовая дверь отворилась с громким протяжным скрипом. «Ну теперь держись, сейчас вся нечисть сбежится!» — подумал Марк, входя в мрачные апартаменты черных магов. За углом послышался топот. Встав в боевую стойку и оглянувшись на Автолика, Марк приготовился разрубить морду первому сунувшемуся монстру и облегченно вздохнул, когда перед ним возник низенький пузатый карлик в сером дурацком колпаке. — Стоять! Ты кто такой? — направил на него меч Марк. — Э-э, не убивайте меня, почтенные рыцари, — жалобно пропищал карлик, и его испуганные глаза забегали. — Я всего лишь повар хозяйки… Марк растерялся от такой капитуляции первого противника и смущенно открыл рот. Он собирался воевать, а не вести переговоры. — Дай-ка я его придушу! — посторонил Харис Марка. — Не надо, не надо, я все сделаю для вас, почтенные рыцари! — запищал карлик, попятившись. Глаза его испуганно смотрели то на острие стрелы Автолика, то на большие кулаки Хариса. — Не убивайте жалкого слугу хозяйки… Автолик оказался более дипломатичен: — В этом доме две девушки, аделианки. Где вы их держите? — Все пленники в темнице под гостиной хозяйки, — ответил карлик. — Веди нас к ним, — приказал Харис. — Нет, постой! Он сорвал со стены один из факелов и ринулся обратно в чердачную башенку. — Ты куда собрался? — бросил ему вслед Марк. — Пущу дымом дом Амарты, — отмахнулся странствующий рыцарь. Через минуту он вернулся, сопровождаемый запахом едкой гари. — Зря ты это сделал, — покачал головой Автолик. — Да пусть оно сгорит дотла! — разъяренно выкрикнул Харис и дал легкого пинка карлику. — Веди, если хочешь жить! Карлик послушно повел суровых гостей вниз, минуя расписные двери, мраморные статуи каких-то древних колдунов и каменных горгулий. Обстановка была как в богатом княжеском замке. Сердце у Марка взволнованно колотилось: почему все происходит так легко? И это таинственная обитель черных магов? Но нет, ведь нужно будет еще выбраться из дома. Как? Тем же путем через крышу? Звучит слишком просто. Перед лестничным проемом, ведущим на первый этаж, Автолик остановился, вынув из-под полы плаща какое-то хитромудрое сплетение из мотков лески. Разложив его на две части, вольный стрелок сильно дунул, и сплетение распрямилось в две маленькие сеточки — круглые и клейкие как паутина. — Что это? — спросил Марк. — Гостинец для черных магов, — шепотом ответил тот. Автолик закрепил сеточки на двух противоположных стенах проема, и они мгновенно слились с общим фоном. Затем аккуратно протянул от одной к другой стене невидимую леску, перекрыв, таким образом, лестницу. — Хорошая штука. А главное — почти не поддается магическому распознанию, — пояснил шепотом Автолик. — Ее называют «паутинкой следопыта». Если кто-то за нами крадется, мы это скоро услышим. — Ловко, — Марк всмотрелся в стену, но ничего не увидел. «Паутинка» была еще менее заметна, чем паутинка настоящая. — Калигановское изобретение, — с улыбкой шепнул Автолик. — Ждите здесь. — Ты куда? — встревожился Марк. — Хочу тем же способом обезопасить остальные пути на нижний этаж. Он бесшумно убежал в дальний коридор, но всего через минуту вернулся и подтолкнул пленного карлика. — Ну, веди дальше. Идти оставалось совсем мало: всего десяток-другой ступеней вниз. — Вот, почтенные рыцари, — достигнув первого этажа, карлик указал на решетчатые железные двери в другом конце огромного зала. Они спустились по устеленным ковровой дорожкой ступеням… Полутемный зал вдруг вспыхнул тысячью огней. Длинные гирлянды свечей на стенах и круглые люстры под потолком, зажженные, как по мановению волшебной палочки, осветили зал. Вдоль стен стояли стеллажи из отдающего коричневатым блеском дерева, заполненные книгами, причудливыми сосудами и странными переливающимися магическими сферами. У каждой из четырех стен стоял роскошный стол с посудой. Громадные окна были завешены черными занавесями, шевелящимися, несмотря на отсутствие малейшего сквозняка. — Мы в западне! — нервно шепнул Автолик, и Марк услышал, что он натягивает тетиву. В другом конце зала, рядом с темничной решеткой, раздался тихий шорох. В стене открылась потайная дверь. Вот и хозяйка! — Приветствую, Седьмой миротворец! Амарта засмеялась со злым радушием. Черная искристая мантия покрывала изящную фигуру в цепочках и амулетах, надетых поверх темной облегающей ткани. В ее правой руке светился полуметровый колдовской жезл с наконечником в виде летучей мыши. Карлик-проводник тотчас съежился, сгорбился и, ехидно ухмыляясь, подбежал к ногам хозяйки. — Хвалю, слуга, ты все сделал верно! Ее яркие зеленые глаза выражали ликование, сверкая магическим блеском. Обольстительная улыбка, слегка искривленная презрением, светилась, черные волосы, усеянные магическими блестками, ниспадали на плечи, плавно огибали выразительные скулы и нежные щеки. Миловидная красота колдуньи никак не сочеталась с теми последствиями ужасных преступлений, что творились когда-то на чердачной башне. — Признаться, не ожидала твоего визита, миротворец. Когда ты избежал рук лесных стражей, я подумала, что ты вернешься к самоуверенному ослу Теламону клянчить помощь. Ведь разумней было бы заручиться поддержкой сотни рыцарей, чтобы штурмовать мой дом. Но ты оказался настолько глуп, что пришел ко мне в компании бродячего искателя приключений и любителя софрогонии. Еще тогда, в окрестностях Мелиса, когда я наняла пьяных разбойников, чтобы показать старому Ортосу чего стоит его новое детище, я поняла, что твои боги не одарили тебя особым умом. Марк украдкой глянул по сторонам: Автолик, прищурившись, смотрел через натянутую тетиву, а Харис, нахмурившись, выставил перед собой щит и меч. — Но скажи, как тебе удалось пройти через мою ограду? — продолжала Амарта. — Воспользовался какой-то хитроумной отмычкой клоуна Калигана? Или лесная нимфа одарила тебя лесной магией? Однако, тебе следовало быть осторожней и не будить моих маленьких разведчиков, — Амарта взмахнула мантией, и на какой-то миг Марк увидел на ней изображение силуэта летучей мыши. — Ты угодил в ловушку, глупый мальчик, несчастный приемыш сердобольного святоши Ортоса… — Ты ответишь за его смерть, — вскинув меч, проговорил Марк. Его охватил предбоевой гнев. — Ты ответишь за тех, кого замучила в своих пыточных башнях. Ответишь. Перед земным судом… или перед Небесным. — Как ты глуп, Седьмой миротворец, как глуп! — красуясь ослепительной, завораживающей улыбкой, проговорила Амарта. — Ты еще глупее Шестого миротворца, а уж его ум был не больше верблюжьего. Башня жертвоприношений устарела. Черные маги, подобные мне, давно не пользуются всякими кровавыми глупостями. Но у нас будет много приятных часов для разговора. Сдашься сам или помочь? — она подняла взгляд к потолку, где сгущалась неестественная тьма. — Где девушки? Где ты их держишь? — Марк говорил решительно, чувствуя, как колотится сердце. Это была внутренняя борьба между решительностью и страхом, длившаяся с переменным успехом. — Отпусти их, и я сложу оружие. — Ты чего, сдурел? — хрипло прошептал Харис. Амарта вдруг сильно изменилась в лице. Напускные ирония и радушие исчезли. Брови сдвинулись, губы дрогнули, глаза вспыхнули гневным негодованием. — Ты что же думаешь, лицемер? Что я воспользуюсь твоими девчонками, чтобы заставить тебя сдаться? Ты, жалкий циник, думаешь, что я такая же, как твои аделиане, которые пытали мою мать, чтобы поймать отца? — Не мы начали эту войну, Амарта, — негромко произнес Автолик. — Твоя злоба обернулась на того, кто не причинил тебе зла. Лицо колдуньи исказила яростная усмешка. — А кто сжигал дома черных магов? Кто проклинал черных ведьм, чтобы зачатый плод умирал в их утробах? Кто бросал в гниль темниц семьи наших легионеров? Кто отбирал детей у сдавшихся на вашу милость магов Тростниковой ложбины, чтобы приобщить к вашей вере? Кто поджигал с четырех концов селения лесных чародеев? Не такие же аделиане, как вы? Будь честным, вольный стрелок, бейся насмерть и не пытайся разжалобить меня этой дешевой фальшью, — Амарта снизила голос, унимая гнев. — Ваши девушки здесь, в подвале. Забирайте их, если сможете. Она вскинула руку и шепнула какое-то заклинание, похожее на призывающий свист. Огонь сотен свечей стал тускнеть. В зале заметно потемнело. И словно отзываясь на призыв колдуньи, в зал ворвался обдавший холодом свист. Вокруг Амарты открылись шесть круглых люков. Из них потянуло мертвой жутью, а затем — появились темные призрачные существа. Привидения? Нет, у них были тела, покрытые черной многослойной ветошью. В отличие от изолитов, своих лиц существа не скрывали: из голых безносых черепов смотрели пустые глаза смерти и призрачные как у маски рты. Черепа были покрыты черными капюшонами. При движении через эти одеяния были видны костлявые как скелеты фигуры. От них исходила преисподняя тьма. Существ собралось не меньше двух десятков. Надвигаясь и заражая душу холодным страхом, подобные смертям существа сомкнулись возле трех воинов зловещим полукругом. Обдающий холодом свист повторился. Харис поморщился, скрипнув зубами. Марк едва не выпустил меч. И только Автолик стоял, деловито присматриваясь. Из одежд существ вынырнули костлявые руки, сжимающие по длинному кривому кинжалу, напоминающему лезвие косы. Полукруг сжимался. — Подать тебе чашу напитка храбрости, миротворец? — предложила Амарта. К ней снова вернулась злая насмешливость. Марк сделал вдох и шагнул вперед, пытаясь осилить чары страха. — Мягче ступай, миротворец, — промолвила Амарта, теперь с презрением. — Ты топчешься по дому моей матери. — Не бойся, — шепнул на ухо Автолик. — Это фоборы, элементалии страха. Они чувствуют, когда их боятся. Фоборы. Не о них ли рассказывал Калиган? Учитель словно предвидел то, с чем придется столкнуться. Осознавая, что исход битвы теперь зависит от сражения в собственном разуме, Марк сделал еще шаг и шепотом приказал страху уйти. Амарта, не меняя изогнутой улыбки, сверкнула глазами, отчего по ее ресницам пробежал кристальный отблеск. — В цепях безликого ты бессилен… — Нет! — Марк подался вперед, опережая прилив собственного страха. «Я отвергаю страх!» «Сколько раз ты терпел поражение, тщетно пытаясь разорвать цепи безликого!» — пришла убийственная мысль. В глазах Амарты блеснуло нечто, говорящее: «я знаю все о твоей трусливой душе!» — Хватит разговоров, ведьма! — твердо проговорил Харис, почти не разжимая зубов. — Покончим с этим! Не меняясь в лице, Амарта властно подала знак рукой. Порождения страха нанесли удар первыми. Марк встретил их с дрожащими руками. Восстановить полный контроль над боязливым телом, трясущимся от панических импульсов страха, было невозможно. Марк сделал взмах, второй, третий: меч угрожающе засвистел, готовясь встретить врага, но из-за дрожи лезвие только рассекло воздух. — Прочь, прочь, прочь… — шептал Марк, сжимая рукоять до боли в суставе. Ближайший к нему фобор свистящим взмахом кинжала прижал меч Марка к каменному полу. В разум ударила мощная вспышка воспоминаний. Тьма. Живая бесформенная тьма, пугающая его в темной комнате с детства, вырвалась из подсознания. Она, именно она стояла перед ним, прижав его оружие. Аура холодного страха, исходящая от существа, пробирала до костей, не считаясь ни с верой в Бога, ни с силой воли. Кривой кинжал взметнулся, нацеленный острием в руку — Марк, парализованный ужасом, представил, как он вскрикнет сейчас от боли в пронзенном запястье… Просвистевшая за ухом стрела Автолика пронзила мертвое лицо фобора. Тот отхлынул назад, испуская из пробитого черепа клубы черного густого пара, приняв свой прежний облик. — Маркос, сюда! Автолик потянул его назад к ступеням, которые уже оборонял от надвигающейся стены стражей страха Харис. В узком лестничном проеме держать оборону было легче. Марк яростно замахал мечом, стараясь не подпускать фоборов на расстояние удара. Ему бы это не удалось, если бы не стоящий за спиной Автолик: стрелы главы Ордена вольных стрелков пронзали незащищенные черепа полудухов одного за другим. «Хвала Спасителю, что его руки не трясутся, как мои!» — подумал Марк. Сзади раздался шум возни и неразборчивые ругательства. Молодой маг попался в «паутинку» Автолика и барахтался, как муха. Второй маг, похожий на него как близнец, завидев бегущего к нему Хариса, взмахнул заискрившимся посохом, но крикнуть заклинание не успел. Его молния только ударила рыцаря по руке, выбив меч. Повторять заклинание было поздно — Харис толкнул его щитом с такой силой, что молодой маг сбил своего запутавшегося в «паутинке» брата и вместе они полетели по полу верхнего коридора. Увидев, что происходит в коридоре, Харис рванулся назад и подхватил меч, пригнув голову, спасая ее от летящего сгустка огня, посланного кем-то из магов. — Там семь или восемь колдунов! Назад нам не пройти! — Я не уйду без тех, за кем пришел! — огрызнулся в ответ Марк, почему-то расценив слова Хариса как призыв к бегству. И вдруг в груди загорелся долгожданный огонь. Произнесенные слова зажгли в нем свежую отвагу: он вспомнил зачем он здесь! Собственная жизнь обесценилась. Смирившись с судьбой, тело перестало трястись от страха. Раз смерть не страшна, то чего уж бояться! Воспользовавшись секундным смятением фоборов, когда им под ноги упал сраженный стрелой сородич, Марк рванулся в зал. В сердце и во всей груди заклокотал огненный гейзер, зажигая разум восторженной смелостью. Последние ледышки страха испарились, глаза запылали непривычной решимостью. Что с ним случилось? Сейчас это не важно! Острый кинжал-коса в костлявой руке и горящие глаза выросли перед ним, как только он вырвался в зал. Всего на миг Марк ощутил ауру леденящего страха, но этого хватило: детство, темная комната, тьма! Разум ослепило. Юность, страх неудачи, боязнь ошибки, неуверенность, тьма! …Острие кинжала ударило чуть ниже правой ключицы. Спасла мгновенная реакция: Марк отдернулся назад, не дав лезвию войти глубже… «Я победил страх! Я свободен!» Ломая ужасные, абсолютно дикие преграды из живой слизи и колючек в своем сознании, Марк прорвался через многолетние структуры своего страха, а затем в броске пронзил фобора сквозь многослойную ветошь. Полудух беззвучно прошипел и, упав спиной вниз, испустил из раны черный пар: подобно изолитам эти существа не имели даймонской крови. Взгляд Марка упал на Амарту, наблюдавшую за боем. Возможно, она была удивлена такой прытью трех аделиан, но никак не выдавала удивления. «Не на тех напали!» — сказал Марк в мыслях. Бесшабашный Харис редко испытывал страх, Автолик отвык от страха за годы боевых походов и состязаний на Светлой арене, а Марк… впервые в жизни горел неугасимой отвагой. Атаковавший его фобор снова возродил жуткие воспоминания, но Марк его опередил, опять вырвавшись из страхов своего сознания. Логос срезал кинжал-косу, едва Марк взмахнул рукой, а после — полоснул фобора и поджег его ветошь. Лезвие меча было раскалено. Половина стражей страха уже отползали к узким люкам в полу, то превращаясь в бесформенную массу, то снова принимая прежний облик смерти. Большинство их были поражены стрелами Автолика. Однако, с лестницы осторожно спускались шестеро магов, выставив посохи, очевидно, нащупывая ловушки Автолика. Внизу готовился к бою Харис, уже раненый, потерявший накидку, в изодранной и намокшей от крови и пота рубахе. Перспектива схватиться через секунду с шестерыми противниками-магами его нисколько не пугала. Он крепко сжимал свой круглый щит, тлеющий от нескольких попаданий огненных молний. — Пожар! — истерически завопил прорвавшийся через магов худой бледный прислужник в шутовском колпаке. — Хозяйка, горит башня жертвоприношений! — Так туши ее, ничтожество! — презрительно ответила Амарта и подняла взгляд к магам, уже с почтением. — Помогите им, я справлюсь сама. Пока маги на лестнице застыли в нерешительности, не зная, можно ли оставлять хозяйку одну, Харис бросился к стеллажам с сосудами. С ревом вырвал одну из полок и швырнул ее в лестничный проход под ноги колдунам. Отгадав его идею, Автолик запустил туда сорванной со стены свечой, и зелье из разбитых сосудов вспыхнуло бордовым огнем. Вмиг проход оказался прегражден стеной пламени. Маги бросились назад: двое — на тушение подожженной Харисом башни, четверо других — в обход. Помимо этого лестничного прохода, в зал выходили еще три. — Харис, подожги остальные проходы! — крикнул Автолик, а сам отбросил ненужный в ближнем бою лук и выхватил тонкий, сверкнувший в свете огней обоюдоострый меч. Им он владел с той же изящностью, что и луком. Если Харис бил чем посильнее и поразмашистей, то Автолик выигрывал стремительностью, ловкостью. Он проворно обошел плывших на него трех фоборов и так же проворно нанес изворотливые полосующие удары там, где враги ожидали их меньше всего. Марк посмотрел на носящегося, не хуже чем на Светлой арене, Автолика — вольный стрелок справится с фоборами и сам. Повернувшись к Амарте, Марк вскинул меч, встретив новых противников. Из потайной двери, откуда вышла Амарта, выбежали четверо легионеров в черных латах с эмблемами крылатых змей и шлемах в форме змеиной головы. Люди. Легионеры тьмы. Как воевать с людьми? Как его учила хранительница? На размышления времени не было. Черный легионер ринулся на него, раскручивая цепную булаву. Сила покорных! Принцип защита из древнего учения Таинства жизни. Марк зажмурил на короткий миг глаза, расслабляя все внутренние барьеры, чтобы дать волю неподвластной осознанию силе. Она жила в нем давно, может быть, даже с рождения. Он не мог ее ни понять, ни почувствовать — только отпустить. «Я мертв. Я покорен Тебе, Владыка Жизни». Он открыл глаза, рассекая мечом воздух. — Тот, кто со мной, сильнее смерти. Назад! Он досмотрел, как поток силы от его меча подбрасывает черного воина в воздух, тот летит мимо и с треском падает на стол с кувшинами и чашами. Выпущенная из рук булава гулко ударила в стену. — Ловко, — улыбнулась Амарта, знаком остановив трех других легионеров. — А как насчет лесных стражей? Она указала рукой на огромные ворота, ведущие во двор, шепнула заклинание, и створки поползли в разные стороны. — Закройтесь! — указал на них мечом Марк, помня свой недавний успех с магической оградой, но эффекта не последовало. Зато Харис, разбежавшись, проехался по скользкому полу на животе и наглухо засадил свой меч под медленно раздвигающиеся створки. Раздался невыносимый скрежет, механизм заклинило, ворота застыли, оставив лишь узкую щель, через которую виднелись ночные деревья Лунного леса и рыкающие морды сельвархов. — Так, ну а теперь открывай темницу! — угрожающе приказал Харис Амарте, подняв свой ободранный, обгоревший щит так, словно собирался им драться. Вид странствующего рыцаря был ужасен. Светлые волосы, некогда уложенные в благородную прическу, беспорядочно торчали во все стороны, плащ был разорван в клочья, сквозь изодранную рубаху проступали кровавые пятна. Автолик молниеносным взмахом рассек череп последнему фобору и, усмехнувшись, обернулся к Амарте. Он не пострадал, только обливался потом, а длинные черные волосы слиплись и висели поникшей травой. Стоя впереди трех своих легионеров, колдунья не собиралась бежать, напротив, презрительно усмехалась. — Аделиане! Неужели вы поднимите руку на беззащитную женщину? — Не сомневайся! — резко выкрикнул Харис. — Открывай темницу или… Вооруженный щитом и кулаком, он шагнул вперед, но жезл в руке Амарты вдруг вспыхнул. — Ди-и-инами-и-ис пне-е-евма! — уловил Марк в голосе колдуньи знакомое заклинание. Однако оно предназначалось не ему. Полупрозрачный магический сгусток, вылетевший из воспылавшего жезла, ударил в щит Хариса с силой несущегося всадника. «Динамис пневма» черной колдуньи оказалось многократно сильнее, чем у Яннеса. Отброшенный на несколько метров, Харис влетел спиной в книжный шкаф, дробя витражные стекла. — Так вот кто обучил этой дряни серых магов! — с отвращением сказал Автолик. — Угадал, стрелок! — усмехнулась Амарта. — Ну что, сыграем в настоящую софрогонию? Астре-е-оме-е-елас! Из ее жезла вылетела черная молния. — Щит Небес! — негромко крикнул Автолик и молния скользнула по его мечу, уходя в сторону. — А ты мне нравишься, вольный стрелок, — Амарта улыбнулась, так, словно преподносила ему венок после триумфа на Светлой арене. На короткий миг ее глаза оказались полностью поглощенными тьмой. — Астре-е-оме-е-елас! Астре-е-оме-е-елас! Спасаясь, Автолик с трудом отразил две черные молнии, бросился в сторону. Из уст Амарты вылетел едва уловимый шепот — жезл указал на стену. И тут со стены сорвались развешенные декоративные цепи и с огромной силой захлестнули вольного стрелка. Подлетев вверх ногами, Автолик упал, обвитый тоненькими цепями по рукам и ногам. Предчувствуя свою очередь, Марк сжался в комок и выставил перед собой Логос — последнюю надежду, накрепко сжимая его обеими руками. — Я владею и смертельными заклинаниями, миротворец, — сообщила Амарта. Ее лицо сияло. Она знала свою сверхъестественную силу и упивалась поражением аделиан, ставших в один миг такими беспомощными. — Если бросишь меч, обещаю, что будет не так больно. «Зачем ей это, зачем? — снова погружаясь в пучину страха, думал Марк. — Она же и так может обезоружить меня!» Зеленые мистические глаза Амарты глянули в его глаза, пронзая его хлипкую волевую защиту, охватили сознание: «Брось меч, брось меч, брось меч! — зашептал в его разуме нежный, вкрадчивый, но в то же время властный голос. — Брось меч, и все это кончится!» Что-то невидимое ломало волю, захватывало часть за частью душевное естество. Искушение сдаться становилось невыносимым, голова поплыла в тумане, мысли беспорядочно растеклись как в наркотическом сне. Очень хочется оставаться безвольным. Просто плыть и плыть под управлением чужой руки, уйти из постылой реальности, где нужно бороться, принимать решения, нести ответственность… — Маркос, закрой разум! Свет истины! — ворвался в ухо голос Автолика. — Свет истины, — решительно повторил Марк, внутренними силами блокируя вторжение взгляда Амарты. — Я не сдамся. Не дождетесь! Именем Спасителя, исторгнись, чужая воля! Он мысленно направил поток света в надвигающуюся тьму воли Амарты. Трезвость вернулась с новой силой, обострив многие чувства. Краем глаза Марк увидел скорченного на коленях Хариса: шлем слетел, он сжимал разбитую голову. Автолик рвал и терзал на себе тоненькие, но прочные цепи. — Вспомни софрогонию! — крикнул он отчаянно. — Да-да, вспомни, — передразнивая, поддакнула Амарта и направила жезл в лицо Марка. В ее голосе ясно проскользнуло раздражение из-за неудачной попытки захватить его разум. Марк почувствовал, что его губы что-то непроизвольно шепчут. Он прекрасно понял, что хотел сказать Автолик, но легче от этого не стало. Найти не просто нужное слово, а Слово! И не просто найти, а поверить в него, поверить, что оно может остановить заклинание Амарты. Эта софрогония смерти не имела ничего общего с состязаниями на Светлой арене. Осознание того, что между ним и могущественной колдуньей нет никого, кто мог бы помочь, пугало со страшной силой. Вспоминая занятия по антимагии, Марк занял боевую стойку, держа Логос острием вниз на уровне глаз. «Сконцентрируйся! — приказал он своим мыслям. — Поверь истине!» — Ди-и-инами-и-ис пне-е-евма! — Святой щит! — завопил Марк, вскидывая Логос. Он высвободил из глубины души все, что мог. Оживший в руках меч изогнулся, отбив полупрозрачный сгусток вверх. Сильный рывок дернул меч в сторону, Марк еле удержал рукоять. Заклятие разнесло одну из шикарных люстр, осыпав пол кучей поломанных свечей. — Решил поиграть? — Амарта сжала губы в узкой ненавидящей улыбке. — Посмотрим, как ты защитишь себя от владыки огня! Те-е-ефрозо-о-о! «Огненный шар гнева!» — пронеслось в голове. Марк почувствовал, как волна ярости ударяет в голову, но вовремя погасил ее, ослабив силу заклятия. — Тихие воды, — прошептал он, точь-в-точь как на уроках с хранительницей. Спасение — в спокойствии. …И снова заклятие чуть не вырвало меч из его рук. Логос отразил пылающий огнем шар в огромный книжный шкаф, который вспыхнул стремительным пламенем. Посыпались горящие колдовские книги, из них повалил зеленоватый дым. Начался новый пожар, но зал и так наполнялся дымом, забивая легкие и ухудшая видимость. В одном из лестничных проемов забарахтался еще один маг, угодивший в ловушку предусмотрительного Автолика. Другие маги вместе с несколькими прислужниками тушили на всех четырех лестницах подожженную Харисом мебель. Однако огонь от магических зелий был стойким. — Те-е-ефрозо-о-о! — Тихие воды, — снова произнес Марк, дивясь, как он до сих пор на ногах. Огненный шар отбился от меча, влетел в подвесные полки, наполненные разнообразными склянками, и все это жалобно зазвенело, загремело на пол. — Не жалко громить собственное имущество? Марк кричал без злобы и издевки, просто чтобы не потерять психического равновесия. Несмотря на троекратный успех, он шатался от перенапряжения, чувствуя каждую мышцу, одурманенный удушливым дымом. Амарта, не теряя уверенности в своих силах, вскинула жезл, как тут в ее зеленых чарующих глазах мелькнуло что-то живое, естественное, что-то ставящее ее в одну черту с простой смертной женщиной. Выражая презрение к ее гипнотической магии, Марк в упор глянул в ее глаза. …То естественное, что светилось в них, оказалось жгучей ненавистью. Не той родовой ненавистью извечно враждующих рас, которую излучали на него глаза даймонов, а горькой, человеческой. Боль. Обида. Жажда возмездия. Взгляд ненависти несчастной женщины, устремленный на жестокого врага, исковеркавшего ее жизнь. — Я проклинаю тебя, Седьмой миротворец! Ха-а-айма К-а-а-ата-а-ара! Марк мгновенно почувствовал, что это означает. Он вдруг с ошеломляющей ясностью понял, что только он один услышал слова этого заклинания, как и в тот раз, когда Амарта наслала на него смертельное заклятие у мелисской таверны. Тогда его прикрыл жуткий незнакомец. Сейчас его спасти было некому. Но тут спасительная мысль, парадоксально подсказанная самой Амартой, вспыхнула в голове Марка одновременно с наконечником колдовского жезла. — Я прощаю тебя, Амарта! Миг летящего заклятия показался вечностью. Время будто остановилось, застыло по приказу некой могущественной силы, пребывающей над схваткой. Вдохновляющая мысль наполнила разум дивной чистотой. Он простил врагу свою смерть. Всего одно мгновение он смотрел на Амарту не через ее внешность, характер, или злодеяния. Всего на один миг он поднялся на неподвластную разуму высоту. Но в этот миг, с этой высоты он видел не черную колдунью, а женщину. Просто женщину с ее вечной непостижимой тайной. …Заклятие ударило по мечу, но на этот раз не вырывало его из рук. Соскользнув с лезвия, темное облачко ушло высоко вверх, описало дугу и со стремительной скоростью понеслось обратно к Амарте. Блеснули изумленные, широко раскрытые глаза. Сбив ее с ног, заклятие швырнуло колдунью через зал и впечатало спиной в стену. Амарту спасла настенная толстая шкура какого-то некогда могучего животного. — Да будет проклят… — поднимаясь с пола, прошептала Амарта, но оставила фразу незаконченной. Ноги ее подкосились, она снова упала. Легионеры, ошеломленные падением госпожи, бросились к ней. — А ну стой, ведьма! — заревел Харис и двинулся на нее с угрожающе поднятыми руками. Лицо его застилала кровь, он уже не владел собой. «Харис, остановись. Не делай этого!» — хотел закричать Марк, побуждаемый каким-то необъяснимым наитием. Но миг секундного просветления быстро прошел. На Марка обрушилась долгая и жестокая реальность. И она уже побуждала кричать совсем иное: «Убей ее, Харис! Она ответит за Ортоса!» Автолик освободился наконец от цепей и громко крикнул: — Харис, погоди! Пусть откроет темницу! Но странствующий рыцарь уже прыгнул как голодный барс на добычу. Прыгнул и сцепился с легионером, пришедшим на помощь своей хозяйке. Сшибившись лбами, они откатились к дверям, терзая друг друга. Медленно, тяжело ступая, словно ноги были отлиты из бронзы, Марк пошел вперед, выставив меч. Противодействие черной магии пожрало все силы, отняло способность трезво рассуждать и чувствовать. В голове стучал ритмичным молотом долг: «Я должен заставить ее открыть темницу. Я должен…» Амарта поднялась. Черные волосы были растрепаны, щеки горели. Она была не готова произносить заклинания, и вовсе не по причине отсутствия жезла. В ее прекрасных зеленых глазах не было ни мистического блеска, ни тьмы, предшествующей черно-магическим заклятиям. Лишенные всякой магической окраски, они слезились раненой ненавистью. Боль. Обида. — Ты мечен кровью. Твой меч в крови, — слетело с ее уст. — Ты, ты безжалостный убийца, ты исчадие зла! Все равно твое Проклятие найдет тебя, оно никого не щадит, никого! Как она ни старалась удержать яростные слезы, они брызнули из ее глаз. Она зарыдала. Взор Марка потемнел. Он погрузился в глубокую-глубокую тьму. Он увидел каменный дом в лесу, увидел какую-то алхимическую комнату со всякими магическими предметами и сосудами. Он стоял там, в тошнотворном дыму, а вокруг вспыхивал огонь, лопались склянки. Он опустил глаза. На полу сидела в порванном платьице черноволосая девочка, прижимая руки к груди. Детские ярко-зеленые глаза глядели на него со смертельным испугом. Марк почувствовал себя до тошноты мерзко. Кто он? Почему он так пугает этого ребенка? …И его взгляд упал на выставленный перед собою меч. По лезвию медленно стекала кровь. Настоящая человеческая кровь. Кровь! Марк мотнул головой, сбрасывая наваждение, навеянное невесть чем. Никаких чар он не чувствовал. Видение могло быть чем угодно, но не действием магии. Колдунью прикрыли двое легионеров с длинными зазубренными кинжалами наголо. В этих лицах Марк прочитал готовность биться насмерть за свою хозяйку — наваждение странным образом восстановило в нем способность рассуждать и чувствовать. Но сдвинуться с места он не мог. У дверей все еще шла драка. Харис сжимал и сжимал одной рукой горло хрипящего легионера, а другой едва удерживал руку противника. Легионер впился пятерней ему в лицо и двумя пальцами выдавливал глаза. — Довольно! Короткий и чувствительный удар ноги Автолика отбросил легионера от Хариса. Стальной наконечник стрелы из натянутого лука уставился на Амарту. Двое легионеров вскинули кинжалы для броска. — Бой окончен, Амарта. Никто не выиграл, никто не проиграл, — сухо проговорил Автолик. Видимо, колдунья была в оцепенении, подобно Марку, но легионеры рассуждали здраво. Ими владело чувство спасти госпожу, а не выиграть драку. Прикрывая Амарту своими телами, они спешно увели ее в потайную дверь. Вслед за третьим легионером, потрепанным Харисом, и четвертым, поднявшимся с обломков стола, каменная дверь сомкнулась. Автолик бешенно затряс Марка за плечи, выводя из шокового состояния. — Что стоишь? Круши темницу, пока не поздно! — А? Да, да! — закричал Марк и ринулся на решетчатые двери. Решетка рухнула при первом ударе меча, зазвенев вниз по лестнице. Марк даже не подумал, что она могла быть заколдована. Но магической защиты то ли не было, то ли что-то разрушило ее при ударе. Сырые каменные ступени вели в кромешную глухую тьму. — Свет во тьме светит! — шепнул Марк, и Логос вспыхнул ярким огнем. — Автолик, ждите меня… ждите нас! Он побежал вниз, перескакивая через три ступени, рискуя свернуть себе шею. Казалось, уходящим по спирали ступеням не будет конца, но вскоре на большой глубине подземелья Марк уткнулся в толстые дубовые двери. Они оказались прочней предыдущих: сырое дерево поддавалось слабо, Марк, как взбесившийся дровосек, рубил и рубил, с каждым ударом прорубая узкие щели. Дверь рухнула. Свет от меча озарил горстку перепуганных узников, сидящих на полу голой камеры, оборванных, грязных. Перепачканные лица Флои и Никты Марк узнал сразу, сердце дико заколотилось. Мечта последних дней сбылась! — Маркос! Флоя стремглав подскочила и повисла на его плече. Хранительница легко обняла Марка правой рукой и шепнула с нескрываемой радостью: — Хвала Спасителю, ты здесь! Опьяняющий прилив счастья окатил его приятной теплой волной, сердце заиграло веселую, радостную мелодию. Да, ради таких моментов стоит жить и мучиться! Марк тряхнул головой: только не расслабляться! — За мной! — скомандовал он. Остальные узники, а это были пятеро мужчин, доверчиво поспешили за Седьмым миротворцем. Вылетев обратно в зал, Марк оказался в густом удушливом дыму, в котором едва просматривался силуэт Автолика, отражавшего заклятия. Магические молнии летели то с одной, то с другой лестницы, но их посылали маги низшего уровня, не чета Амарте. — Автолик, мы здесь! — прокричал Марк, задыхаясь от дыма. — Куда бежать? — В лес, через главные ворота! — Совсем рехнулся? Там полно сельвархов! Автолик оглянулся к нему и Марку показалось, что он видит сквозь пелену дыма горящую воинственным азартом улыбку. — Доверься мне! Огонь в лестничных проходах почти погас, открывая путь скопившимся на лестницах магам и прислужникам. Но они тоже выдохлись от постоянного использования магии. Автолик рванулся к выходу и проворно протиснулся в приоткрытые ворота. — Поймай меня смерть! — огласил он ночь веселым криком. Снаружи раздался раскатистый рев чудовищ. Подбежав к створкам ворот, Марк увидел в темноте бегущего к лесу Автолика. За ним неслось штук десять-пятнадцать сельвархов; один из них дико ревел, пытаясь вырвать из своей морды свежую стрелу. — Теперь мы: вперед! Харис утер кровь с лица и остался прикрывать беглецов, размахивая погнутым, покореженным мечом, который он каким-то образом вытащил из-под заклинившихся ворот. Марк помчался к лесу, выставив перед собой меч-светильник, ежесекундно оглядываясь, не отстал ли кто. Горящий меч послужил отличным маяком для бегущих за ним узников, но и облегчал погоню врагам. Харис вырвался из дома последним, успев получить в спину слабое заклятие и громко крякнуть. Из ворот ему вслед полетели молнии магов, но сил у тех почти не осталось. Звезд и луны уже не было, Марк поначалу не понял, почему ночь стала такой темной. Небо заволокли тучи, загрохотал гром, потрясши мертвую тишину Лунного леса. Ночное пространство рассекли грозовые молнии, на беглецов хлынули потоки ливня. Но что-то вокруг было не так. Свет Логоса осветил движущееся, бесформенное облако тьмы, царившее вокруг дома Амарты. Бежать в гору стало невозможно. На каждый шаг уходили огромные силы. Облако тьмы, напущенное не иначе как минуту назад, создавало огромное препятствие. — Быстрее, не отставать! — подгонял сзади Харис. Оглянувшись, Марк, измученный и промокший до нитки, бросил прощальный взгляд на окутанный тьмою дом. В этот момент сверкнула грозовая молния, осветив темную фигуру на уступе одной из башен. Без сомнения, это стояла Амарта: очаровывающий, подавляющий волю взгляд ее прекрасных и яростных глаз ударил в голову, нервы вздрогнули как натянутые струны. «Показалось», — заверил себя Марк. Не мог же он с такого расстояния увидеть ее глаза! — Не останавливайся! — прокричал во тьме Харис. — Вперед, вперед! «Погоня! Наверняка маги нас преследуют, — устало подумал Марк. — Их не много, человек пять-шесть, но что мы можем против них без Автолика?» Марк рванулся дальше, заставляя обессилевшее тело двигаться, молясь, чтобы пришел конец этому кошмару, готовый пообещать что угодно, только бы все это кончилось. Горящий Логос рассеивал магическую тьму, но Марк чувствовал, что приходит конец силам: и душевным и физическим. Обессиленность стала настоящей мукой, ночной подъем под штормовой грозой — дорогой скорби. В какой-то миг ему захотелось, чтобы вражеская стрела сразила его наповал, подарив покой и безмятежность. Он шел и шел, прорываясь сквозь магическое облако, не пытаясь понять, почему ноги до сих пор не подкосились, не отказали. Позади были спасенные Флоя и Никта, может быть, это придавало сил? Или героический поступок Автолика, уводившего сельвархов подальше от отряда? Марк отказался думать, решив, что размышления отбирают силы. Преследователи, вероятно, отстали. Не слышалось ударов магических молний. Гроза, показавшаяся Марку скорбным бедствием, оказалась спасительным прикрытием, заглушая шум и снижая видимость, благодаря чему горящий меч был виден не дальше чем на двадцать шагов. Когда подъем кончился и на Змеиной тропе Марк увидел с десяток легковооруженных воинов Армии Свободы, он подумал, что грезит. Здесь же стоял, полуулыбаясь, Калиган, пряча голову под капюшоном плаща. Его вечно прищуренные глаза деловито смотрели на умирающего от усталости Марка. — Ты делаешь успехи, ученик, — сказал он, одобрительно кивнув головой. Говорить было тяжело. Обливаемый потоками дождя Марк пытался отдышаться и сквозь жадное дыхание едва сумел выговорить: — Так это… с тобой все в порядке? Ты мог идти с нами… и не пошел? Калиган улыбнулся шире, довольный недоумением ученика. — Ты же сам просил научить тебя проникать в магические дома и спасать пленных, — невозмутимо ответил он, словно, весь этот поход в Лунный лес был безобидной тренировкой. — Вспомни, ты просил научить немедленно! Единственный быстрый способ научить человека преодолевать трудности — оставить его с трудностями наедине. Заметь, ты проходил испытание не один — с тобой были двое храбрых, хоть и не слишком сообразительных, друзей. Сил злиться на учителя не было, Марк лишь прошептал: — Это же была не учеба. Мы могли погибнуть. — О чем ты? Ты здесь, ты вернулся с освобожденными подругами, значит, ты научился моему мастерству. — Оставь, Маркос. Спорить с учителем бесполезно. Спишем это на своеобразное чувство юмора почтенного Калигана. Это был голос Автолика, задыхающегося после длительной пробежки. — Что-то быстро вы, я сам только что примчал, — пробормотал он. — А сельвархи? — спросил Марк. — Они отстали, едва я нырнул в лес. На открытой местности из них бегуны хорошие, но в буреломах они просто толпа неуклюжих болванов. — Спасибо, Автолик, ты нас выручил… Марк стоял, опираясь на меч, и жадно втягивал воздух. Освобожденные узники валялись в мокрой траве под приутихшим дождем и упивались свободой. Флоя плакала, хранительница обнимала ее, что-то шепча. — Ну как, почтенные, нужны еще доказательства? — Калиган обвел воинов вопрошающим взглядом. — Я сообщу эмиссару сиятельной королевы, — сказал десятник, боязно косясь то на озаряемый молниями дом, то на освобожденных пленников. — Скажи Теламону, пусть пришлет сотни две пехоты, — сурово произнес Харис. — Пустим дымом поместье Амарты. А потом и лес очистим. Автолик заметно встрепенулся: — Так это люди Теламона? Хм, я, пожалуй, исчезну… на время, — он легонько хлопнул Марка по плечу. — Скажу по секрету, я направляюсь к Падшему городу — хочу разузнать о планах Хадамарта. Встретимся вскоре, держись! Марк проследил, как исчезает в темноте спина Автолика, не в силах вымолвить даже слово. Куда он исчезнет, уставший, мокрый, возможно, раненый? Но на переживание за вольного стрелка сил тоже не было. — Идемте, пока все сельвархи Лунного леса не сбежались, — небрежно бросил Калиган. * * * После такого похода сон должен был прийти богатырский. Но ужасы пережитого преследовали Марка и во сне. Он вздрагивал, ворочался, боролся с какими-то жуткими чудовищами, просыпался, чувствуя себя растерзанным. Засыпал опять: его близкие друзья становились смертельными врагами, превращались в страшных существ, и каждый раз на пике ужаса, звучал голос Амарты: «Ты мечен кровью, твой меч в крови…» Когда эмиссар Теламон грубо разбудил его, чтобы допросить, Марк чуть не ударил его, приняв за врага. В гостиной, где он спал, было полно народу, как в ночь после убийства епископа Ортоса. Толпились лучники, меченосцы, писцы скрипели перьями, записывая слова Калигана, Хариса, а также Никты и других освобожденных узников. Марка допрашивал лично Теламон, как всегда в своей обвиняющей манере. Но Марка он больше не страшил, а потому добился немногого. Эмиссар не узнал ничего ни об Автолике, ни о словах Амарты, ни о видении Марком горящей комнаты. Теламон менял тактику: оставлял Марка, бросаясь с хищными расспросами к кому-нибудь другому, а потом снова его тормошил, спрашивая все заново. В конце концов, так и не удовлетворившись ответами, Теламон прикрикнул на своих помощников и, скривив губы, объявил: — Сомнений больше нет. В доме покойной чародейки Местры снова собралось гадючье логово. Пора с этим покончить! Мигом в гарнизон за конным отрядом, — приказал он своему низенькому писцу. — Факела пусть возьмут, смеси горючей. И зеркальные щиты — а то вдруг этим черным крысам повоевать захочется. Всех, кого поймаете — ко мне! «Вот и все, очередь за армией, а я свое дело сделал», — сонно подумал Марк. Но едва он закрыл глаза, как перед ним снова вспыхнул горящий дом. Огонь. Лопающиеся сосуды с зельями. Маленькая девочка на полу. Черные растрепанные волосы. Яркие зеленые глаза, преисполненные немыслимого страха. Меч со стекающей кровью. Обрывки этих картин перемешались и слились на миг в одно видение, а потом рассыпались, как осколки тусклого зеркала. Он открыл глаза и почувствовал, что уже не сможет заснуть. Теламон шел к двери, ведя за собой всех своих подручных. Марку до боли, до глубины всех чувств захотелось крикнуть ему: «Стой! Не делай этого!», но холодная склизкая апатия, откуда ни возьмись, приглушила в нем этот порыв. Какое-то время Марк просто лежал, наслаждаясь покоем. И вдруг в разум ворвался леденящий голос, впившийся тысячами игл в тело от головы до пяток. Как он ненавидел этот голос! «В цепях безликого ты бессилен, бессилен…» «Нет! — мысленно вскричал Марк. — Я свободен от твоих цепей! Я не боюсь тебя!» «Бессилен, бессилен…» «Больше нет! Я готов к поединку. Где ты, выходи, я хочу встретиться с тобою лицом к лицу!» Словно издеваясь над беспомощностью Марка, невидимый голос ускользал и прятался, кружил, напоминая, что он рядом, что вечно будет за его спиной, пока не сведет в могилу. Марк терпел. «Я не сдамся. Я буду подниматься против тебя десять раз, сто, тысячу, пока ты не уйдешь, не исчезнешь навеки!» В конце концов, страх отступил, и Марк ушел в мир снов со счастливой улыбкой. Сейчас он победил страх. Цепи его отпустили. Беспощадный преследователь оставил его. Но даже во сне, даже среди бесподобной красоты снившихся ему Диких гор, Марк чувствовал и знал, что эта уступка временна и вскоре ему неизбежно придется встретиться со своим злейшим врагом. * * * Местное кладбище было чистым и ухоженным. На могилах росли белые, синие, красные и желтые цветы, а зеленые кустики, аккуратно подстриженные умелым садовником, красовались стройными рядами, отделяя одни могилы от других. Старый сгорбленный сторож указал Марку свежую могилу епископа Ортоса. Над ней возвышался его посох с поперечной табличкой, где указывались имя и сан. Под этим необычным могильным знаком лежали многочисленные букеты и венки, органично сочетающие полевые и домашние цветы, возложенные жителями Зеленой идиллии. «Что за злой рок? Почему я остался без самого близкого человека в этом мире?» Именно здесь, у заваленной цветами могилы, смерть епископа стала для Марка реальным, законченным фактом. Если до этого момента епископ жил в его смутных надеждах, то теперь от них не осталось ничего. Человек, посвятивший себя служению миротворцам, был мертв. Марк вспомнил свою первую встречу с епископом в Морфелоне, вспомнил, как они вместе противостояли пьяным головорезам в окрестностях Мелиса, как дрались с керкопами в Желтых песках, как потерялись в болотах Белого забвения; все эти события казались далекими, будто произошли много лет назад. Жизнь словно разделилась на «до» и «после» епископа Ортоса. И новая жизнь уже не будет прежней. — Как бы я хотел начать все сначала, — устало произнес Марк. — Снова там, в развалинах, среди густой крапивы… Харис и Калиган стояли рядом. — Такое бывает только раз в жизни, — ответил Харис. — Однажды я тоже очнулся там. — Правда? — безучастно спросил Марк. — Жизнь скатилась в пропасть отчаяния. Я искал подвигов, но меня не брали ни в ордена, ни в королевскую армию. Меня считали несдержанным смутьяном, хотя я был воспитан как благородный рыцарь-адельф. Поиски странствий и приключений едва не привели меня в банду кочевых разбойников. Хвала Всевышнему за мою мать. Она молилась за меня каждый день, и Всевышний услышал ее. Получив в драке дубинкой по голове, я очнулся в развалинах Башни разбитых надежд. Я осознал, что все мои мечты разбиты и заросли крапивой, как те обломки. Я встал с ощущением того, что все потеряно, и надо начинать жизнь заново… Поодаль стоял епископ Ортос. Он сказал: «Я видел тебя в своем сне, Харис», — так тихо, с такой добротой… не передать. И жизнь, правда, началась сначала. — Тогда не будем больше жалеть себя, оплакивая человека, который обрел Вечную Жизнь, — заключил Калиган вроде как печально, но не теряя веселого блеска в глазах. — Он изменил жизнь каждого из нас не для того, чтобы мы скорбели. Марк молча кивнул в знак согласия и вдруг почувствовал, как от огромного камня, лежавшего на плечах, отваливаются кусочки. Подошла Никта в темных одеждах, с ниспадающими на грудь чистыми прядями волос. — Как Флоя? — спросил Марк. — Еще спит. Темница ее вымотала. — Амарта хоть что-то вам говорила? Хранительница покачала головой. — Мы даже не видели ее ни разу. С нами вообще никто не разговаривал. Просто держали взаперти и все. — Значит, Амарте действительно был нужен только я, — сказал Марк, подняв взгляд к маленькой зеленоватой птичке, усевшейся на посох епископа. — Я чувствую, что не только ей, — тихо заметила хранительница. — И теперь мы точно знаем, что убийца целился не в тебя, а именно в Ортоса. Марк обернулся к ней, вспоминая, что хранительница была последней, не считая армейских лекарей, кто оставался с епископом. Чуть касаясь руки Никты, он отвел ее в сторону, оставив Хариса и Калигана самих. — Ортос что-то успел сказать об убийце? Хранительница показала ему листок бумаги. На нем виднелся броско изображенный овал человеческого лица, левая половина которого была заштрихована, а один глаз — темнее другого. — Это все, что я смогла понять с его слов. — Человек с половиной лица? — спросил Марк, недобро глядя на странный рисунок. — Это что, маска? — Не знаю. Ортос ничего не смог объяснить. Но в его глазах была такая тревога за нас, что я думаю, этот человек… это существо — нечто более страшное, чем просто хладнокровный убийца. Марк вздрогнул. «…Твое Проклятие найдет тебя, оно никого не щадит, никого!» — отчаянный крик Амарты прозвучал в ушах, будто где-то рядом. — Проклятие миротворцев, — произнесла хранительница, будто услышала тот же крик. — Ты знаешь, что это? — Почти ничего. Ортос что-то знал, но не успел рассказать. Но я думаю… — Марк прислушался к странному чувству, скрытому где-то очень глубоко, под пластами сомнений и тревог. Кажется, где-то там осело то странное видение горящего дома и черноволосой девочки, глядящей на окровавленное лезвие меча. — …Думаю, что оно родилось тогда, когда один из миротворцев предал свое призвание. Пошел по пути зла. И с тех пор, если кто-то из миротворцев отступает от своего призвания, история повторяется. Отступивший миротворец становится на проклятый путь… Так рождается зло. «Ты отступил от своего пути, из-за чего Проклятие миротворцев вырвалось на свободу… — вспомнились слова епископа Ортоса. — В болотах Белого забвения ты избрал иной путь, Маркос, — призвание тьмы… Зло уже воплотилось. Прошлого не изменить». Они остановились среди старых могил, покрытых коврами необычайно красивых цветов, ярко-красного будоражащего цвета. — Думаешь, что и ты стал на проклятый путь? — спросила хранительница. Марк кивнул со вздохом. — В Белом забвении я допустил страшную ошибку. Ортос понял это, едва я открыл ему пророчество. Поначалу я не поверил ему, но теперь… теперь вижу, что он был прав. — Это Проклятие можно победить? «…Тогда берегись и готовься к борьбе: судьба хуже смерти готова тебе». — Не знаю. Стихи пророчества говорят, что Проклятие уготовило мне свою судьбу. Я не вижу, как ее избежать, пророчество не указывает выхода. Но Ортос говорил, что какая-то надежда все же есть. Они вернулись к стоящим поодаль Харису и Калигану. Странствующий рыцарь, казалось, был погружен в воспоминания, а учитель, напротив, поглядывал вдаль, как бы размышляя о будущем. Марку вдруг показалось, что жестокий урок Калигана, бросившего его в Лунном лесу, был на самом деле провидением свыше. Будто чей-то идеальный замысел провел Марка через все опасности и испытания ночной вылазки, чтобы изменить его и возвысить. И он, правда, чувствовал, что от прежнего Марка, убегающего от любых решений, кроме решений собственных страхов, почти ничего не осталось. Потому на учителя не было обиды: мучительное испытание пронеслось и затерялось где-то позади. Остался только звучащий в ушах голос Амарты и видение маленькой девочки в горящем доме. Но эти чувства указывали скорее в будущее, чем в прошлое. Перед ним простиралась какая-то новая жизнь. — Что ты собираешься делать? — спросила хранительница. — У меня есть пророчество, — Марк попытался улыбнуться с бодростью. — Оно зовет меня в Амархтон. — В Амархтон? В Падший город? Славно! — Харис подхватил идею с нескрываемым воодушевлением. — Ходят слухи, там скоро война начнется за освобождение королевства от хадамартской нечисти. Уж мы-то не останемся в стороне, а, Калиган? «Там Избранный верным сигнал даст к войне, и стяги свободы взовьются во тьме», — произнес Марк в мыслях и ощутил прилив необычного душевного подъема. — Если путь миротворца ведет в Амархтон, то и нам туда же, — ответил учитель и поглядел на странствующего рыцаря, как на юнца, никогда не видавшего ужасов настоящего боя. — Только я бы не слишком этому радовался. Если королева Сильвира решится на штурм Падшего города, то начнется не просто схватка людей и нелюдей, а кровавая жатва смерти… Но об этом рано думать, — Калиган оглянулся вокруг, о чем-то вспоминая. — У нас еще много нерешенных дел. Марк невольно вспомнил о Меллине и сердце его учащенно забилось. Да, перед новым походом ему еще предстоит кое-что решить. — Я не Ортос, и искать разгадки запутанных тайн и проклятий не мое дело, — продолжил учитель. — Но то, для чего он меня искал, я сделаю. Готовься стать рыцарем, Маркос. — Прежде ему нужно встретиться с королевой Сильвирой, — напомнила хранительница о поручении Ортоса. Марк обернулся к ней, неожиданно осознав, насколько тяжело бы ему пришлось без Никты. — Ты со мной? Девушка улыбнулась. — А как иначе? Наши дороги переплетены, Маркос. Сквозь мутное утреннее небо неожиданно пробился игривый солнечный лучик, осветив посреди бутонов цветов фигуры странствующего рыцаря, учителя-следопыта, миротворца и хранительницы. Конец Книги первой